***
Не дав ему договорить, я притянул его к себе и заткнул поцелуем. Перехватив инициативу, он оседлал мои бёдра и повалил меня на кровать. Отстранившись, он медленно начал стягивать с меня рубашку, покрывая обнажённое тело поцелуями. – Знаешь, никогда не понимал, почему люди считают тебя мерзким, ведь у тебя такие сладкие губы, – томно прошептал Пушкин. – Каждый миллиметр твоего тела, каждая частичка твоей прекрасной душы сводят меня с ума, и я готов любить тебя вечно. Он сказал это таким будничным тоном, словно речь шла о погоде, но я испытал такое чувство, будто бы он уже успел меня выебать. Иначе я не мог найти другого объяснения для трепещущего от возбуждения собственного тела и сбившегося дыхания. Меня любят. Впервые в моей жизни нашёлся человек, способный любить во мне абсолютно всё, и даже то, за что я так отчаянно себя ненавидел. В этот момент осознания я был готов расплакаться от счастья, и, почувствовав тепло его губ на своём теле, я потерял контроль над собой. Всё, что происходило дальше, было словно в тумане. Я грубо толкался в его податливый рот и таял от его похабных стонов. Это было чертовски грязно и неправильно, но каждое движение его бархатного языка заставляло меня дрожать от удовольствия. Я знал, что долго не продержусь. Его сильные руки прижали мои бёдра к кровати, и мне оставалось лишь подчиниться накатившей волне экстаза. Он проглотил всё до последней капли и, облизнув губы, прошептал осипшим голосом: – Я люблю тебя. – Тогда позволь мне отблагодарить тебя за твою любовь, – ответил я и, притянув Пушкина к себе, рывком вошёл в его узкую дырочку. С его уст сорвался хриплый стон. Всё было так, как он любил: жёстко и без подготовки. Он насаживался на мой член до упора и царапал мою грудь, оставляя на ней красные следы. А мне было плевать на боль, ведь в нём было так тепло, так узко и так чертовски хорошо. Приподнявшись, я облокотился на стенку кровати, притянул его к себе за волосы и прошептал: – Чувствуешь биение моего сердца? Я хочу, чтобы ты знал, что оно бьётся ради тебя. В ответ он лишь мечтательно улыбнулся и застонал. Я почувствовал, как его мышцы сжались от возбуждения, и от этого мне сорвало крышу окончательно. Повалив его на кровать, я приказал: – Считай мой пульс вслух. Он повиновался и обхватил мою шею правой рукой. – Раз, – прошептал Пушкин и содрогнулся, почувствовав, как я вошёл в него на всю длину. – Два, – прохрипел он и прогнулся в пояснице от удовольствия последовавшего за этим грубого толчка. От накатившей эйфории мы потеряли контроль над происходящим. Закинув его ноги себе на плечи, я втрахивал его в кровать под ритм собственного пульса, а он нежно сжимал мою шею. Видеть его в столь уязвимом положении было чем-то по-особенному прекрасным для меня, и мне хотелось остаться в этом моменте навсегда. С ним и внутри него. Я оставлял на его бледной шее багровые засосы, желая присвоить его себе полностью, без остатка. Было потрясающе видеть, как его тело принимало меня, содрогаясь от удовольствия. Его рука всё сильнее сжимала мою шею, из-за чего дышать становилось всё труднее, но я продолжал толкаться в него, одновременно рукой массируя его член. – О, Боже, пожалуйста, – прошептал он, тяжело дыша, и крепче сжал простынь. – Прости, что ты сказал? – спросил я. – Пожалуйста, дай мне кончить, – проскулил он, отбросив самообладание. Его сбившееся дыхание, тихие стоны и слезы, выступающие в уголках его глаз – все, что было нужно, чтобы знать, что он на пределе. Сделав еще один толчок, я кончил внутри него и почувствовал, как его тёплое семя сочится между моих пальцев. Обессиленный, я рухнул на кровать и, притянув Пушкина к себе, провалился в глубокий сон.***
– Карета ехала, колёса тёрлися. И вы не ждали нас, а мы припёрлися, – послышалась песня откуда-то со стороны. Голос казался мне почему-то знакомым, похожим на мой собственный. Такой же саркастичный и неприятный. Распахнув глаза, я увидел перед собой широкоплечего мужчину среднего роста. Белокурые кудри обрамляли его смазливую физиономию, а карие глаза смотрели с издёвкой. Дополняли образ рога на лбу, которые делали его похожим на быка. Оглянувшись вокруг, я заметил, что в комнате больше никого не было. – Так это был… сон? - в неверии пробормотал я. – Судя по мокрому пятну на простыне, да. – ответил незнакомец. Я внезапно ощутил прилипшую к своему телу мокрую ткань и опустил глаза. Вопросов с каждой секундой становилось всё больше. – Где я? – В аду. – Как я здесь оказался? – Тебя столкнули с небес. При падении ты знатно ударился головой, и мне пришлось тащить твою жирную задницу в травмпункт. Кстати говоря, я бы советовал тебе перестать так много жрать, ибо я чуть грыжу себе не заработал пока тебя нёс. – Тебе обязательно отвечать на каждый вопрос с сарказмом? Ведёшь себя как я, меня это бесит. – Весь в тебя… папочка, – он словно пропел конец фразы. У меня от удивления усы встали дыбом. Неужели Пушкин на самом деле женщина? Это многое бы объясняло, как минимум его маникюр, длинные волосы и возникновение широко известной поговорки «не осуждайте женщину за хуй». Я не понял, что я понял, но сделал вид, что понял. Не выдержав неловкой паузы тот закричал: – ГРИГОРИЙ ПЕЧОРИН Я, ЁБТВОЮМАТЬ, – проорал он и для усиления эффекта пизданул со всей силы ногой по стоящей рядом табуретке. Однако табуретка была не из робкого десятка, поэтому сумела дать обидчику отпор, из-за чего тот заревел, словно искорёженный трактор, и схватился за стопу. – Вот это у тебя голова конечно, – задумчиво пробормотал я. – Туда бы мозги, цены б ей не было. Лучше расскажи мне, зачем меня сюда прислали. – Ну во-первых, тебя не прислали, а послали. А во-вторых, послали не с какой-то важной миссией, а просто нахуй, – выпалил он на одном дыхании, всё ещё потирая ушибленное место. – Так что быстро собрал яйца в кулак и попиздовал. – Куда? – В жопу труда. Проведу тебе экскурсию по нашим территориям, посмотришь все круги ада: жэк, гос больницы, налоговая и паспортный стол. В общем, увидишь места, где ты проведёшь большую часть своей бесконечной жизни, стоя в очередях и ругаясь с пенсионерами. Звучит жутко, не правда ли? Не вижу повода не внедрить это на Земле в скором времени, – хихикнул он. – Больной ублюдок, – пробормотал я, натягивая одежду. – Без тебя пойду. – Но там же темно? – удивлённо спросил Печорин. – Ничего, я постараюсь никого не напугать, – ответил я и вышел на улицу, громко хлопнув дверью. Жопа требовала новых приключений, и я отправился на их поиски.