The diary of one weird guy

15.09.1952       Пришло письмо из дома, и честно, лучше бы они вообще не писали. Отец наставлял и просил не делать глупостей ("не позорь нашу фамилию, сын" – и от этих слов мне хотелось порвать бумагу к чертям, но через силу я продолжил читать), пару слов от матери о каких-то незначительных новостях, на которые мне, стыдно признаться, было абсолютно наплевать, и одна короткая фраза от брата. Полностью уверен, что даже это короткое предложение его заставили написать предки "для приличия". Ни одного вопроса ни о моём самочувствии, ни хотя бы о том, как у меня идут дела. Хотя, чего ещё можно было от них ожидать? И вроде бы с одной стороны приятно, что про меня не забывают, но с другой, наверное, было бы лучше, если б меня просто не вспоминали и не писали бы мне. После этого письма весь день ходил с каким-то неприятным осадком на душе. И по всей видимости, спектр моих не самых хороших эмоций отразился на моём лице, ибо Фрэнк сразу же спросил об этом, как только мы встретились у аудитории, где должен был проходить урок физики.       - Получил письмо из дома. — пробубнил я, не желая акцентировать на этом большое внимание, но видя заинтересованность в глазах приятеля, кратко добавил: — Не люблю, когда они пишут. Остаётся после этого какое-то неприятное чувство опустошённости. — он чуть кивнул.       - Понимаю. Прости. — тихо проговорил он, и я было хотел сказать, что всё нормально, но внезапный звон колокола оповестил о начале урока, и мы поспешили зайти в класс и занять места, пока нам не сделали замечания.       Я не мог в полной мере сконцентрироваться на уроке. Отчасти это было из-за письма, уж очень ярко я реагирую на такие, казалось бы, мелочи. Но знаешь, когда собственная семья постоянно указывает (хоть и завуалировано) на то, каким ты должен быть, абсолютно игнорируя твои мысли и чувства, начинаешь порой думать, что это с тобой что-то не так. А быть может так и есть? Но разве должен я извиняться за то, какой я есть и менять себя, лишь бы подстроиться под стандарты людей, с которыми нас связывает всего только одна кровь? Это ведь так нечестно! Но не только это меня беспокоило почти весь урок. Стало вдруг интересно, отчего же Айеро-младшему знакомо это чувство? Он ведь сказал, что понимает не просто так? Ведь это понимание было не только на словах, оно отразилось во взгляде его ореховых глаз. Может, у него похожая ситуация? Конечно, у многих в наше время есть подобные проблемы в своих семьях, но почему-то вообще не укладывалось, чтобы у Фрэнка были натянутые отношения с его родителями. Я, конечно, далеко не психолог и я не умею видеть людей насквозь, но мне казалось, что у такого человека, как он просто не может быть проблем подобного рода хотя бы потому, что внешний вид юноши кое о чём говорил. Здесь я имею в виду его татуировку, ведь далеко не каждый родитель разрешит подобное своему чаду. Но судить об этом только из-за внешности, так глупо, да? Кажется, я слишком много рассуждаю по пустякам. Да и к тому же, кто я такой, чтобы утверждать на сто процентов? Мы даже не друзья толком. Вернее, вроде бы как мы доверяем друг другу, но, чувствую, не совсем до конца. Можно сказать, что сейчас мы скорее на уровне "мы весело проводим время, я знаю некоторые детали о нём, но не знаю всего достаточно". В общем, ещё один аспект, о котором мне хочется узнать побольше. Но нужно время. Пусть для начала он начнёт считать меня другом. 19.09.1952       Мы пропустили ужин с Фрэнком, вместо него мы снова курили на чердаке–кладовке. Я стремительно начинаю подсаживаться на сигареты. Скорее всего, да что уж там, уверен, ни к чему хорошему для меня и моих лёгких это не приведёт, но сейчас так плевать на это. Так плевать, пока есть возможность вдыхать отравляющий дым, ощущать как он словно окутывает внутренности, и выпускать наружу, чувствуя некое умиротворение. Будто все проблемы растворяются в воздухе вместе с сигаретным дымом. Видимо, в этом и есть суть столь вредного табака. Есть здесь какая-то особая романтика: прожигать время в старом, пыльном чердаке пансиона вместе со своим одноклассником, слушая мерное дыхание друг друга. Никто из нас не вымолвил и слова, но это было и не надо. Тишина явилась тем, что нам было нужно в тот момент. Было темно, что я еле как мог отличить свои руки от пространства вокруг. Темнеет уже раньше, а этот день так вообще выдался облачным и пасмурным. Сентябрь скоро кончится. Как и пачка сигарет Фрэнка, которую мы и так делили на двоих достаточно долго, считай, больше полумесяца. Там осталось всего лишь на ещё пару наших чердачных посиделок. Но это неважно. Совсем сейчас неважно. 24.09.1952       Урок физкультуры, который внезапно поставили первым прямо с утра, прошёл насыщенно. В плохом смысле. После разминки в виде 5 кругов вокруг кампуса опять играли в этот дурацкий мяч. В чём вообще смысл этой игры, если правил как таковых нет – можешь хоть пинать, хоть руками этот мяч кидать?¹ Абсолютно тупо и бессмысленно, как по мне. Ну и разумеется, кто-то посчитал, что будет очень весело, если толкнуть этого "странного парня", то бишь меня, во время игры, от чего я неуклюже свалился на землю. Я заметил, как эти ребята из команды по регби гаденько хихикали, смотря на мой провал, уверен, это кто-то из них. Благо, пробегавший мимо Рэй помог мне подняться. Я решил незаметно слинять пока учитель отвлёкся и не видел. Не хотелось ни играть, ни даже просто наблюдать за процессом.       Идти на чердак без Айеро мне как-то не захотелось. Он по каким-то причинам не явился на первый урок, чего никто даже не заметил. Пожалуй, преподаватель физкультуры был самым беспечным из педагогического состава раз не удосужился даже провести перекличку студентов перед занятием. Я бы мог ещё посидеть под большим дубом в остаток урока, но на него открывался вид с поля, где играли все, и мне бы не хотелось быть пойманным. Ещё бы не хватало получить наказание за прогул. На самом деле, я заметил, что стал более смелым, что ли. Похоже, на меня очень сильно начал влиять один темноволосый юноша с ореховыми глазами, что я без угрызений совести уже могу просто уйти с урока. Хотя, это ведь всего лишь физкультура, но для меня даже с неё уйти без разрешения – целый подвиг. Но если нас до сих пор не поймали за курением, значит и остальное не так страшно. Так, что-то мои мысли опять повернули не в то русло, мне ведь сейчас нужно найти место, где я бы смог переждать урок. И на ум пришла одна неплохая идея, поэтому, пройдя через один из крайних входов в здание, переодевшись в свою форму и забрав сумку с вещами, сейчас я поднимался по мраморно-белым ступеням на третий этаж. Повернув направо, а затем за угол, я оказался у дверей музыкального класса. Уроки в нём проходили всего раз в неделю (что немного печалило, ибо я действительно люблю музыку как предмет), и сегодня был не тот день. А ещё его никогда не закрывали, что связано с историей, произошедшей в позапрошлом году, когда то ли уборщик, то ли сам педагог потерял от него ключи, а новые так и не сделали. Впрочем, там не находилось что-то важное и ценное, поэтому никто из учителей или директор не волновались по этому поводу. Я вошёл, тихо закрывая за собой резную дверь. Ближайшая аудитория на этаже хоть и находилась в другом коридоре, всё равно осторожность никогда не помешает. Мало ли. В классе было очень тихо и светло, лучи солнца проникали сквозь окна комнаты, ложась на немногочисленные парты и небольшую возвышенность в глубине кабинета, на которой расположились разные музыкальные инструменты – от большого, чёрного пианино фирмы Yamaha до струнных инструментов. Положив сумку на одну из парт, я сел за пианино. Не то, чтобы я хорошо играл, но мягкие звуки клавиш очень успокаивали, даря чувство беззаботности. Я играл какую-то тихую, незамысловатую мелодию, надеясь, что меня не услышат посторонние уши, было бы тогда много вопросов ко мне. Прикрыв глаза, я ощущал, как растворяюсь в музыке, и чувство полного покоя приятно разливалось внутри, где-то в районе желудка. Закончив играть, я услышал, как из другого конца класса кто-то сказал: "Здорово!", от чего чуть было не свалился на пол. Но повернув взгляд на источник звука, я на какое-то время выдохнул с облегчением – это оказался всего лишь Фрэнк. А ведь даже не услышал, как он вошёл.       - Фрэнк, — выдохнул я. — напугал. — он лучезарно улыбнулся, от чего стало как-то тепло на душе, и мои губы расплылись в такой же улыбке.       - Прости. — виновато проговорил он, садясь на одну из парт. — Но это было правда очень неплохо. Что за мелодия?       - Оу, спасибо. — сказал я, смущённо отводя взгляд. Было так приятно, что он так отозвался о моей игре. Даже слишком приятно. — Сам не знаю, если честно. — ответил на вопрос по поводу музыки я, пожимая плечами. — Услышал, как бродячие музыканты исполняли её на улице, это было ещё в августе, вот как-то запомнилась. Кстати, где ты был? — перескачив на другую тему, спросил я.       - На чердаке. Читал конспект по философии и наблюдал, как вы играете на улице. Кстати, те парни, что сбили тебя с ног, просто придурки. Потом увидел, как ты слинял по-тихому, — он чуть усмехнулся, а мне стало немного неловко от того, что он видел и моё феерическое падение, и мой побег. — решил найти тебя и, проходя здесь, услышал звуки пианино, потому решил посмотреть. — сказал он, обводя аудиторию взглядом. В этот момент он выглядел словно маленький мальчик, попавший впервые на выставку или в музей, в общем, его вид выражал восхищение, а глаза загорелись озорным блеском. — Знаешь, что я скажу? — я неопределённо кивнул в знак своей заинтересованности. — Этот кабинет больше всего мне нравится из всех остальных. Здесь такая атмосфера, понимаешь...       - Вдохновляющая. Так и хочется творить, оказываясь здесь. Да, понимаю. — закончил вместо него я, а он согласно кивнул.       - Ещё много времени до следующего урока, может, побудем здесь ещё? — спросил он, глядя на меня. А я не мог отказать этому его взгляду маленького ребёнка, просящего у матери конфету.       - Да, конечно. Ты умеешь играть? — задал вопрос я, вставая из-за фортепиано и садясь на парту рядом с Айеро. Он слегка отвёл взгляд в сторону, как бы говоря: "Ну, вроде того". — На чём?       - Немного на гитаре, но получается не очень хорошо.— проговорил он, почесывая затылок.       - Сыграешь? Пожалуйста. — я с предвкушением посмотрел на него, а он, немного поломавшись, всё же подошёл к одной стойке с гитарой и взял её, садясь прямо на пол, начиная перебирать струны, пробуя играть аккорды. Через минуту он уже начал играть какую-то песню, тихо-тихо напевая слова, но я всё равно прекрасно его слышал. Он выглядел достаточно сосредоточенным, но при этом таким расслабленным, худые пальцы умело перестраивали аккорды, а струны с каждым куплетом издавали всё более громкий звук, а его голос звучал более уверенно. Фрэнк очень принижал свои умения, ибо играл он очень хорошо, а голос...Он так мелодичен, и я даже не знаю, какой эпитет лучше всего бы описал, насколько по-своему необычайно дивным был голос Айеро. Это было действительно завораживающее зрелище, и я поймал себя на мысли, что мне срочно нужно зарисовать юношу, поэтому я немедленно достал из сумки дневник с карандашом и принялся делать набросок. Когда его пальцы ударили о струны в последний раз, он поднял на меня глаза, а я переводил взгляд с него на наспех нарисованный набросок, проверяя сходство.       - Не двигайся! — сказал я, когда он было хотел встать. Поглядывая исподлобья на него, я продолжал наносить штрихи карандашом, а он с интересом наблюдал, как я рисую, от чего мне, честно сказать, было очень немного неловко. И вот последний штрих нанесен, и я довольно заявил: — Готово! И ты прекрасно поешь и играешь, Фрэнк, серьёзно! — я видел, как он пытался сдерживать улыбку во все тридцать два, что у него с треском проваливалось, а щёки приобрели чуть румяный оттенок.       - Спасибо. Можно посмотреть? — спросил он, и я, утвердительно кивнув, передал ему блокнот. — Ого, Джи, это так круто! Действительно очень похоже. — он проговорил это так восхищёно, а у меня кровь прилила к щекам не только от его похвалы, но и от того, как он назвал меня. Это восторженное "Джи", вылетевшее из уст Айеро, немного вывело меня из колеи, но я вовсе не против, чтобы он меня так называл. Нет, совсем не против.       - Спасибо. — тихо и смущённо проговорил я, в то время, как в моей голове стреляли маленькие салютики радости. 01.10.1952       Начало октября выдалось очень сырым и прохладным, поэтому я старался побольше оттянуть рукава тёмно-бежевого свитера, на который заменил привычный школьный пиджак. Идя по фактически безлюдному холлу, я направлялся на урок географии, до которого, между прочим, оставалось меньше десяти минут, поэтому мне надо было торопиться, и слышал, как крупные капли дождя бьют по оконному стеклу. Тоскливо взглянув на эту картину, я поторопился дальше. Нет, я правда люблю дождливую погоду всей душой, но просто уже несколько дней не доводилось увидеть солнца, небо почти как неделю полностью покрывали серые тучи. Похоже, что осень окончательно вступила в свои права. В этом году, я бы даже сказал, она выдалась необычайно тёплой, ибо больше дождливых дней стало появляться только к октябрю, когда обычно для Англии это характерно уже примерно с середины сентября.       Зайдя в класс, я, не раздумывая, сел рядом со своим приятелем, который усердно повторял что-то из своих конспектов.       - Привет, Джи! — задумчиво поздоровался Айеро, даже не поднимая на меня взгляд.       - Здравствуй, Фрэнк! — сказал я, глядя в его тетрадь. — Что повторяешь?       - Последние темы, — проговорил он всё так же сосредоточено, водя глазами по строчкам, написанным им неаккуратным почерком. — Сегодня же вроде должен быть тест. — пояснил свои действия он, а я удивлённо глянул на него, хмуря брови.       - Разве не на следующем уроке? Мисс Дэвидсон вроде говорила, что осталась ещё одна непройденная тема. — он с недоверием и скептицизмом взглянул на меня, а я утвердительно кивнул в подтверждение своих слов. Юноша откинулся на спинку стула, потирая глаза и издавая вымученный стон, из-за чего двое одноклассников, сидевших перед нами, удивлённо покосились на нас.       - Боже, и зачем я до поздней ночи заучивал все отрасли Мирового хозяйства в таком случае?! — тихо, но яростно воскликнул он, от чего я не смог сдержать тихого смешка.       - Бывает. — только и проговорил я перед тем, как звон колокола оповестил о начале урока.       Этот день не был полон событий, единственное, сегодня писали первый тест по литературе, однако он оказался очень лёгким, и я без проблем решил все задания. Под конец дня чувствовал какую-то апатию и усталость, ничего вообще не хотелось делать. Сидя в библиотеке, я делал уроки (ибо побоялся, что в спальне я завалюсь на кровать и засну, так и не сделав домашней работы), но буквы перед глазами словно скакали, а мозг не желал интерпретировать их в членораздельные предложения. Тем не менее, кое как я всё-таки смог доделать задания и отправится спать. К этому времени уже был глубокий вечер, и в библиотеке были лишь только я и мисс Цукенберг, которая в нервном ожидании иногда поглядывала на меня. Скоро должны были погасить лампы, но я успел до закрытия и, бросив напоследок библиотекарше извиняющуюся улыбку, ушёл. 03.10.1952       - Какой твой любимый запах? — с этого вопроса начался мой завтрак, когда ко мне за столом подсел Фрэнк. Я немного удивлённо глянул на него.       - С чего вдруг такие вопросы? — вскинув бровь, спросил я в ответ. Да, вопросом на вопрос отвечать, конечно, неэтично, но с Айеро-младшим я мог опустить такие мелочи. Чувствую и замечаю, как мы становимся всё ближе с каждым днём, узнавая друг о друге всё больше. По крайней мере, я могу похвастаться тем, что знаю не только имени юноши, но и его предпочтения в литературе, музыке, искусстве (он всей душой обожает труды Сэлинджера и Брэдбери, слушает в основном блюз и восхищается картинами Эдварда Мунка), то, что он прекрасно поёт и играет на гитаре, и то, что разбирается в астрономии и механике, но при этом очень не любит физику. Но всё равно, мы ещё находимся на уровне приятелей, хоть и очень хороших.       - Просто интересно узнать. Хоть и мелочь. — пожал плечами он, поднимаясь уплетать вафли с джемом. Я чуть улыбнулся такой детской искренности.       - Ну, это сложный вопрос, хотя казалось бы...Каждый запах по-своему хорош. — сказал я, отводя взгляд куда-то в потолок, на котором красовалась большая хрустальная люстра.       - А ты назови тот, который нравится больше всего. — продолжал Фрэнк, кладя в рот очередной кусочек вафли, добротно политой джемом. Если честно, я с небольшой долей зависти посмотрел на завтрак приятеля, ибо сам предпочёл овсяную кашу вместо наверняка очень вкусной, свежей выпечки. Не сказать, что я был очень критичен к себе, не позволяя есть что-либо, но не мог со спокойной душой поедать что-то мучное или жирное. Потом странное чувство вины преследовало меня с ощущением чрезмерной тяжести, поэтому я старался избегать такой пищи. — Хэй, Джерард! — он заглянул мне прямо в глаза, а я, моргнув пару раз, понял, что слишком ушёл в свои мысли, и виновато взглянул на него.       - Прости. — проговорил я, а он снисходительно посмотрел на меня и лёгко улыбнулся. — Ну, если говорить про самые любимые, — вернулся к теме я. — таких много. Я люблю запах старинных книг в нашей библиотеке, петрикор², люблю период цветения сирени за её аромат, а ещё, как бы это странно не звучало, мне нравится запах костра и угольков, остающихся от него.       - Мммм, — понятливо промычал он, всё ещё жуя. — А у меня это запах спелых яблок и свежескошенной, мокрой травы. — сказав это, он устремил взгляд в окно напротив. — И всё-таки, осень такая странная и противоречивая. — я в немом вопросе уставился на него, а он, даже не поворачиваясь ко мне, продолжил: — С виду она прекрасна, все эти оранжево‐золотые одеяния деревьев, дожди и туманы, что она с собой приносит, это всё необычайно красиво и вдохновляюще, но при этом по её прошествию всё, по своей сути, умирает. Она при всей своей красоте отбирает жизнь. — я продолжал смотреть на него, его вид выражал глубокую заинтересованность и задумчивость.       - Это так, — ответил я. — но ведь, если бы не осень, то всё оставалось таким, какое и есть, не развиваясь дальше. Природа циклична, за смертью всегда стоит жизнь и наоборот. Так же и с нами. Мы рождаемся, развиваемся и умираем, и может быть, в момент твоей смерти где-то на земном шаре рождается новый человек. Круговорот людей. Или, как учит нас физика, энергия никуда не исчезает, а лишь переходит в другую форму.       - Ты веришь в перерождение? — спросил он, наконец повернувшись в мою сторону.       -Никто не может с точностью об этом утверждать. Ни один человек не скажет, что нас ждёт после конца, поэтому существует множество вопросов по этому поводу, ответ на которые дать с точностью невозможно. Я не в праве утверждать, но думаю, что наши души, если они вообще существуют, не могут раствориться просто так. — говорил я, мысленно удивляюсь тому, как темы нашего разговора быстро смеялись друг друга. Серьёзно, вроде начали с мелочи про запахи, а теперь рассуждаем на темы жизни и смерти, словно мы с ним какие-то философы, а не обычные студенты обычного пансиона. С Фрэнком действительно очень интересно общаться как раз-таки потому, что никогда не знаешь, к чему всё-таки может привести разговор.       - Разумно. — согласился он. — Но представь, если нас в конце всё же ждёт просто темнота. Что вот твои мысли, чувства и так далее, все они просто растворились во мгле, а тело осталось гнить под землёй в деревянном ящике. — он поморщился от своих рассуждений, да и я слегка вздрогнул, представив себе, что его слова правда. — Я бы не сказал, что боюсь смерти как таковой, ведь это всего лишь погибает оболочка, но мысль того, что моё сознание тоже может исчезнуть без следа, без единого намёка на существование действительно вселяет ужас. Но с другой стороны, смерть всё равно неизбежна для всех. Как там говорилось в той пословице? А точно, смерть безучастно поражает любого. — я чуть усмехнулся.       - Aequo pulsat pede. — проговорил я, а он в удивлении уставился на меня. — Так звучит в оригинале на латыни.       - Ты знаешь латынь? — поражённо спросил юноша, продолжая круглыми глазами глядеть на меня, а я чуть кивнул в подтверждение.       - Родители всю жизнь твердили, что нужно изучать мёртвые языки, якобы мне это понадобиться. — пожимая плечами, ответил. — Видимо, лелеят надежду, что я стану каким-нибудь врачом или фармацевтом. Но а меня спросить никто, разумеется, не удосужился! — яростно я взмахнул руками, а он, поджав губы, кротко кивнул.       - А сам ты кем хочешь стать? — его вопрос загнал меня в тупик, потому что весь сентябрь я даже не задумывался об этой теме вновь. Что я могу? Кем стать? Куда пойти? Вновь вернулось неприятное ощущение неопределённости, что царапало своими когтями внутренности, а сердце учащённо забилось. Из-за этого я не заметил, как Айеро встал со своего места и протянул мне руку. Я непонимающе исподлобья взглянул на него. — Пойдём может? Здесь слишком шумно. — приняв его помощь, я поднялся, и мы вместе вышли из большого зала.       - На чердак? — тихо спросил я, а он одним своим озорным взглядом как бы ответил: "Разумеется".       Это, пожалуй, единственное место, что из раза в раз никогда не меняется, в воздухе витает всё та же пыль, а барахло, оставленное здесь, так и остаётся лежать без дела и, скорее всего, останется до конца времён. Войдя, мы заняли излюбленный подоконник.       - До урока разве успеем? — спросил я, глядя, как Фрэнк приоткрывает окно.       - Должны. — беззаботно ответил он. — Можешь выговориться, я внимательно слушаю. — поймав мой непонимающий взгляд, он пояснил: — Ну, то есть я видел, как ты растерялся после вопроса о том, кем ты хочешь быть, поэтому я пришёл к логическому выводу, что тебя загоняет в ступор этот вопрос, и тебе нужно выговориться.       - Ого. — в изумлении промямлил я, поражаясь проницательности юноши. Но он был абсолютно прав, мне необходимо было поговорить с кем-нибудь об этом.       Вздохнув, я принялся рассказывать ему обо всём: и о постоянных спорах с родителями на эту тему, и о моём страхе неопределённости, и об абсолютном незнании, что делать дальше. Почему-то вообще не возникало мысли, что зачем ему всё это знать, вообще нет. Он внимательно меня слушал, не перебивая, и я не мог не заметить, как легче мне становилось с каждым словом, будто проблемы потихоньку ослабевали свои узлы в моей голове. Под конец своего монолога я взглянул ему прямо в глаза, и в его взгляде отразилось столько понимания и сочувствия, будто он всё это проживал вместе со мной.       - Знаешь, — начал он. — это нормально, что ты боишься. Страх – это абсолютно здоровая реакция, когда начинаешь думать о своём будущем, и появляются мысли, что а вдруг ты не сможешь стать таким, а вдруг у тебя ничего не выйдет, и ты умрёшь в одиночестве. Просто надо твёрдо решить для себя, чего именно ты хочешь добиться и уже, невзирая ни на страх, ни на то, что там думают твои родственники, идти до конца.       - Но если я сам не понимаю, чего хочу от жизни? — грустно усмехнулся я, а он покачал головой.       ‐ Потому что ты слишком много думаешь и ищешь ответы здесь. — он поднес палец к моему лбу. — Когда они ждут тебя здесь. — теперь его ладонь уткнулась прямо мне в грудь, а мои щёки непроизвольно порозовели от такой близости.       - Это звучит так напыщенно, по-книжному, знаешь. — насмешливо произнёс я, а он чуть посмеялся.       - Знаю, но согласись, ведь со смыслом.— проговорил он, продолжая смеяться, я же согласно кивнул, тоже с улыбкой на лице.       - Да. Спасибо тебе, Фрэнк. — он с теплотой взглянул на меня и в ответ лишь сказал:       - Всегда пожалуйста. Тебе я всегда рад помочь. — он подмигнул мне с хитрой ухмылкой, и в следующее мгновение небольшая комнатка наполнилась негромким смехом двоих парней.       Уходя от туда вместе с Айеро, который продолжал что-то бурно рассказывать мне, пока мы шли по коридору, я понял одну вещь, от которой становилось на душе чуть радостнее и теплее. Теперь я могу доверять Фрэнку уже больше, нежели раньше. И теперь у меня был человек, на которого я могу положиться.