Застрянет в горле ржавый крик

Граница между серым прошлым и ослепительно ярким будущим прошла извилистой трещиной сквозь сознание. Остановить её не представлялось возможным — от процесса ощутимо веяло разрушительной мощью и угнетающей необратимостью. Я всегда считал себя довольно стойким человеком. Я просыпался и засыпал во всеоружии: несокрушимые аргументы и факты, сложные умозаключения, строптивые мысли, наработанные реакции, оглушительный водопад пережитых событий и чувств, — большую часть времени я находился в полной безопасности от сторонних раздражителей, и никто не мог нанести мне по-настоящему непоправимый вред — кроме, разве что, меня самого. С ног до головы закован в толстую боевую броню из рационализаций, проекций и замещений — удивительно, как не звенел в аэропортах при прохождении через металлоискатели. В таких прочных доспехах не страшно предстать перед внешним миром — меткие копья чужих суждений если и попадали в щели на стыках пластин, до жизненно важных органов всё же не доставали — лишь вырезали на коже и мышцах широкие алые полосы, которым в будущем суждено было зарубцеваться в бесконечные правила и ограничения, защищающие хрупкую бессмертную душу от безжалостных ударов общественного мнения. В этой многослойной защите и заключалось моё единственное оружие, моё единственное спасение от невыносимой тяжести бытия. Но я не учёл, что человечность обезоруживает лучше всего. Кто бы меня научил, что счастье бывает таким же пугающим, непредсказуемым и внезапным, как и боль? Кто бы мне подсказал, что от счастья тоже нужно уметь защищаться? И кто бы вовремя поведал о том, что счастье всегда неразрывно связано с болью — последующей болью от неизбежной утраты того, что делало тебя счастливым? Всем необходимым жизненным урокам рано или поздно обучит окрепшая сила опыта — выкует окончательные глубокие убеждения, подчинит незыблемым законам мироздания, разложит на молекулы каждое событие прошлого и обнажит невидимые прежде причинно-следственные связи. А до тех пор, пока мой внутренний стержень не закостенел и не превратился во второй позвоночник — твёрдый, несгибаемый, ригидный, — оставалось опираться на те знания, что я успел накопить за свою недолгую, но весьма болезненную жизнь. И знания эти гласили, что счастье скоротечно и не эквивалентно мучениям, которые придут следом. Поэтому я до дрожи в горле боялся почувствовать себя счастливым, и чем сильнее пьянило счастье, тем глубже проникала в сердце холодная игла страха. Однако противостоять этому состоянию я не умел — возможно, потому, что жизнь моя содержала не так много радостных и счастливых моментов, чтобы набраться драгоценного воинского опыта и научиться справляться с собой. Если бы счастье встречалось на этом пути так же часто, как боль, если бы оно сопровождало меня на каждом шагу, как верный, преданный пёс, то со временем я приобрёл бы необходимые навыки смирения, отчуждения и борьбы. Я научился бы глушить это чувство, игнорировать его присутствие, абстрагироваться от него, отщеплять своё нежное и хрупкое изначальное я от неприглядного, остро чувствующего, зависимого и страдающего себя — так же, как делал это всегда, когда становилось невыносимо больно. Я умел бороться с собой болезненным — пусть не идеально, но хоть сколько-нибудь, — однако понятия не имел, как бороться с собой счастливым. Я представал перед этим чувством совершенно голым, беззащитным, беспомощным, потому оно могло без всяких усилий уничтожить меня, распотрошить, сжечь дотла и рассеять по ветру. Но это всё произойдёт позже, когда канут в вечность воодушевление, неистовый подъём сил и странная лёгкость, свойственная сновидениям. Тогда за кратковременным счастьем неизменно последует его логическое продолжение — невыносимое чувство утраты. Тогда я окаменею от боли, вновь потеряю человеческий облик, разобьюсь на сотни тысяч осколков, чтобы когда-нибудь собраться обратно — ведь с болью, пусть и не в столь чудовищном проявлении, я умею справляться. Какой бы сильной и страшной ни оказалась эта неминуемая боль, я смогу оправиться от её ударов. Я способен переродиться даже после пришествия боли — и только после пришествия боли я способен переродиться. Ведь без боли ничего не рождается. А до тех пор оставалось плыть вперёд по неторопливому течению судьбы и томиться пугающим, но оттого не менее притягательным вопросом: куда же в конечном итоге меня приведёт этот путь? Я плыл и томился, как и положено выдрессированному, образцовому ученику, но не был бы собой, если бы не вставлял судьбе палки в колёса, вынуждая её постоянно менять направление. В этот раз снова не остался в стороне и взял бразды правления в свои руки — страх упустить возможность подгонял вперёд не хуже упрямой решительности. Под сокрушительной силой этого страха покорно рушились даже самые стойкие и большие преграды, которые только мог придумать изощрённый на выдумки мозг — в том числе и препятствие номер один: собственные родители. Отношения между мной и моей мамой правильнее всего характеризовались двумя словами: «гиперопека» и «гиперконтроль» — возможно, именно поэтому её ребёнок стал гиперненормальным. Если и существовала в этом мире сила столь же могущественная, как моя внутренняя боль, способная так же пристально отслеживать каждый шаг и незримо сопровождать на всех разветвлениях жизненного пути, то этой силой была собственная мать. Не выпускать за пределы двора до четырнадцати лет? Отлично, самое то. Контролировать каждый шаг и загонять домой незадолго до захода солнца? Тут мы первые. Старательно следить за личным фронтом, количеством и качеством друзей? Почему бы и да. Неудивительно, что к шестнадцати годам я превратился в превосходного вруна и научился всем изощрениям обмана. Запретный плод сладок, а когда ложь — единственный способ вырвать себе лакомый кусочек, тут долго выбирать не приходится. Неудивительно, что мама поверила в мой живописный обман — или, скорее, искажённую истину, ведь перекроил я только детали, а сюжет в целом оставался недалёк от правды. Удивительно, что она без видимого сопротивления согласилась, торжественно объявив, что это будет моим вознаграждением за успешное окончание средней школы. Я тоже не стал сопротивляться и прикусил язык, когда в шальную голову ударило возмущение от обыденной, но всё ещё непривычной и упорно отторгаемой несправедливости. Невысказанным негодованием повис на кончике языка вопрос, почему младшему брату за хорошие оценки каждый год вручали невообразимо дорогие подарки, а о моих стабильных пятёрочных вкраплениях вспомнили впервые за девять лет, — повис, постучался о стиснутые зубы и, не найдя выхода, смылся потоком слюны обратно в глотку. В конце концов, ни один дорогой подарок не сравнится с возможностью встретить кумира. Прошло столько лет с момента моего знакомства с его творчеством, но я до сих пор безнадёжно бился в поисках ответа, как правильно наречь свои чувства к нему. Влюблённость? Очень похоже на предыдущий опыт, но отдаёт неизведанными могущественными нотками. Фанатизм? Тоже знакомое состояние — в данном случае всё куда плачевнее и серьёзнее. Я предпочитал называть его музой. В эмоциональной палитре на фоне блеклых красок отчётливо выделялось единственное чувство, неоспоримое, настоящее, правильное — бессовестная, беспредельная, безответная любовь. Вперемешку с немым отчаянием. Если бы бог существовал, он бы давно уже сошёл с ума от моих многочисленных молитв о спасении. А может, и правда сошёл? Иначе как так вышло, что заветная мечта сбывалась прямо на глазах? Нет. Не стоит тешить себя ложными надеждами раньше времени. Я упустил уже две возможности встретиться с ним. Вдруг всё накроется, вдруг я снова облажаюсь, вдруг… Нельзя довериться очередному робкому шансу. Денис Красильников: Всё, супер! До встречи :))) Пиши, если что! Денис Красильников подал заявку в друзья. Или можно? Заявка принята.

***

Цементобетонные учебные будни — такие серые, унылые и монотонные, что возникает искреннее недоумение: неужели кто-то в современном мире действительно имеет наглость сомневаться в реальности подростковых проблем? Как же тут не слететь с катушек, когда каждый новый день — зеркальное отражение предыдущего? Первые три месяца московская школа приводила меня в неописуемый восторг своими поразительными отличиями от учёбы в маленьком захолустном городке. Всё здесь казалось качественно другим — ученики и учителя, обстановка и атмосфера, учебный процесс и образовательные стандарты, предметная нагрузка и график каникул. Но вскоре новые люди перестали быть чужими и интересными, хорошо отремонтированное здание и красиво обставленные помещения уже не вызывали изначального восхищения, а высокое качество образования, о котором я всегда мечтал, и совершенно иной подход к обучению стали нормой. Возможно, мои друзья, оставленные в родном городе, в ответ на мои мысли заявили бы, что я зажрался, но, к сожалению или к счастью, они мне больше не друзья. Расстояние расставило всё по своим местам — люди, без которых нормальная жизнь раньше не представлялась возможной, оказались вполне заменимыми. В своё оправдание скажу, что они утратили ко мне интерес ещё быстрее, чем я к ним — перестали писать первыми, скупо отвечали на сообщения и не спешили откладывать свои дела, чтобы встретиться со мной, когда я ненадолго возвращался на родину. С парочкой подруг мы так больше и не увиделись: из доступных для встречи тридцати дней они не смогли выделить даже часа. Одну из них я встретил на улице во время прогулки — прошёл мимо, не здороваясь, как и она. Нет времени, значит? А может, желания нет? Может, я не в приоритете? Так почему бы не сказать прямо? Зачем кормить завтраками и пустыми обещаниями, обмениваться фальшивыми любезностями, выдавливать из себя притворную симпатию, которой уже нет? Скажи, как есть, и не клепай тайн. Кого ты пытаешься обмануть, себя? Себя не обманешь, как ни старайся. Я не зажрался. Вспоминая, каково мне было раньше — в провинциальном городке с одинаковыми, одноцветными людьми и нулевыми перспективами на будущее, — я каждый раз благодарил судьбу за то, что родители решились переехать в столицу и этим вытянуть меня за уши из вязкой липофрении. Не представляю, какое дно бездны отчаяния и безысходности я мог бы пробить, если бы остался там — наедине с рвущимися наружу желаниями жить лучше, красивее и интереснее. Москва всегда манила меня больше, чем любой другой город России. Как говорила одна моя подруга, люди делятся на два типа: те, кто любит Москву, и те, кто любит Питер. На личном опыте убедился: последних во много раз больше, чем первых. Большинство моих знакомых, в том числе родители, искренне не понимали моего яростного рвения в столицу. Я и сам не всегда его понимал. Просто хотел, мечтал, жаждал как глотка воздуха — вот и всё. Словно что-то внутри меня тихонько подсказывало: именно там ты найдёшь своё место и обретёшь долгожданный покой. На зимних каникулах моего восьмого класса родители устроили разведывательную поездку в Москву — и любовь к этому городу наполнила до краёв доселе нетронутые клеточки тела. Я и думать не смел о том, что когда-нибудь наша семья переедет в место, где мне комфортно, хорошо и тепло. Но судьба оказалась ко мне благосклонна. Чрезвычайно жаль, что новые столичные друзья и подруги разделяли мой восторг от жизни в столице не больше, чем старые. Москвичам подавай Санкт-Петербург или Европу — это для меня путешествие в Москву равнозначно полёту за границу. Порой мне казалось, что я один такой ненормальный, кто всеми фибрами души любит Москву. Но мой кумир тоже жил в этом городе, не считаясь с большинством блогеров, что обосновались в Санкт-Петербурге. Впрочем, здесь обитали его друзья — возможно, он был бы и рад сменить обстановку, да не мог из-за брошенного в Москве «якоря». С момента переезда я стал думать о моей музе в два раза больше и чаще, чем это бывало раньше. Иногда я даже ненавидел его за это. Иногда закрывал лицо согнутой в локте рукой и сдавленно плакал в ночной темноте — от понимания, что я никто, пустое множество, мне никогда не удастся приобщиться к человеку, которого я люблю сильнее всего на свете — сильнее почти всего на свете. Иногда дрожал от переизбытка чувств к нему, прятал трясущиеся коленки под столом или одеялом и долго не мог заставить себя встать на ноги. Всегда нелепо улыбался, когда на телефоне отображалось уведомление о новом видеоролике или публикации в социальных сетях. Всегда покрывался колкими мурашками, когда находил в его словах или действиях что-то откровенно родное, вдохновляющее и злободневное. Всегда мечтал о личной встрече с ним и безумно её боялся. Дважды судьба обвела меня вокруг пальца и не позволила самому страшному, самому сильному и самому важному желанию переродиться в оглушительную реальность. Но теперь… Что теперь? «Не рановато ли радоваться?» — такой вопрос я задавал себе ежедневно на протяжении уже третьей недели. Вдруг всё накроется? Вдруг ничего не получится? Вдруг, вдруг, вдруг… Я не хотел излишне часто грезить о долгожданном событии, чтобы в случае чего не разочароваться в жизни окончательно. Но моего решительного настроя оказалось мало. Воображение рисовало цветастые варианты далёкого будущего, пускало по венам и артериям кровь вперемешку с детским наивным счастьем. Теперь я дрожал от переизбытка чувств не время от времени, а с поразительной регулярностью: каждый вечер перед сном, когда снова и снова просматривал его аккаунты в соцсетях или включал очередной ролик, который видел уже тысячу раз, и мечтал, мечтал, мечтал о том, что наступит день, когда он окажется рядом — живой, осязаемый, тёплый, дышащий со мной одним воздухом… Когда-нибудь я увижу возле себя не движущуюся картинку с экрана, а настоящего человека. Если это «когда-нибудь» не случится — как не случалось уже дважды, — я не знаю, что буду делать. Просто не представляю. Я хочу этого до безумия, до зуда под кожей и скрипа зубов. Я боюсь этого до состояния паники, до дрожи в ледяных пальцах и в кровь искусанных губ. Мама учила меня никогда не увлекаться алкоголем, не принимать у друзей сигареты и ни в коем случае не приближаться к наркотикам — всё это вызывает зависимость, от которой очень трудно излечиться. Зависимость от человека ничем не лучше. Особенно в случае, когда этот человек даже не знает о том, что ты существуешь. И понимание этого медленно вытягивает из тебя последние силы, как голодный вампир-скиталец, наконец наткнувшийся на слабую, беззащитную жертву. Больше всего в сложившемся положении расстраивало колоссальное влияние этого человека на моё творчество. С регулярной периодичностью он из источника неописуемого вдохновения превращался в объект невыносимой зависти, и на основании испытываемых чувств я либо с энтузиазмом врывался в свои тексты, острыми чёрными буквами выжигая на белоснежном листе изобилие гудящих в голове мыслей, либо безвольно опускал руки и не мог заставить себя даже открыть текстовый документ — с головой укутывался в удушливое осознание напрасности своей деятельности и не имел ни силы, ни возможности убедить себя в необходимости продолжать эти жалкие потуги. Моё скромное творчество оставалось безымянным и бессмысленным в масштабах целого общества, а кроме творчества я ни на что не годился, значит, и сам я — без имени и без смысла. Никто никогда не влиял на меня так сильно — никому прежде не удавалось встать несокрушимой преградой между мной и писательством, подчинить себе все мои чувства и мысли, сдвинуть с первого места в сердце собственные идеи и поставить на пьедестал нечто живое и осязаемое, не подконтрольное силе воображения и желаний. Такая абсолютная власть над моим самочувствием не внушала доверия, не дарила покоя, не позволяла размеренно шагать по избранному пути. С его появлением в привычном течении жизни что-то сломалось, и я больше не мог контролировать свои чувства, мысли и настроения — теперь они властвовали надо мной, безжалостно свергали взращенные кровью и потом принципы, которые ранее позволяли мне справляться с собой и с хаосом, происходящим вокруг, и диктовали новые правила. Отныне я не был способен изгнать из сердца и памяти его сияющий образ, отказаться от потребности безмолвно наблюдать за каждой доступной взору крупицей его жизни, абстрагироваться от урагана противоречивых эмоций, что неизменно вспыхивали внутри от каждого соприкосновения с ним — таким далёким и недоступным, близким и драгоценным. От его слов и действий напрямую зависели моё настроение, творчество и спокойствие. Для этого ему не требовалось играть на нервах и провоцировать на эмоции — он выбивал меня из равновесия одним своим существованием. И такое воздействие пугало, давило, совершенно не нравилось. Всю свою сознательную жизнь я отчаянно боролся за независимость от чужого влияния, а он без всякого напряжения, без малейших усилий разрушил бетонные стены, что я так старательно возводил. Я сдался. Перестал бороться с зависимостью. Позволил течению нести меня дальше. Иногда сам барахтался и грёб воду натруженными ладонями, чтобы поскорее добраться до финиша. Не знал и не мог представить, что ожидает в конце, но верил, что найду там успокоение. Возможно, результат этого пути меня совсем не порадует, но я буду знать, что воспользовался всеми возможностями и приложил все свои усилия, чтобы себя спасти. Да и, в конце концов, выбора уже не осталось — течение слишком сильное, чтобы сопротивляться, а я слишком зациклен на своей цели, чтобы остановиться. Сегодняшний вечер радовал теплом, светом и спокойствием. Укутанный в мягкое пуховое одеяло, с чашкой горячего чая в руках, я забился в угол дивана с ноутбуком на коленях, уставившись на полуисписанный лист текстового документа. Я гляжу на него, он глядит на меня — искра, буря, что-такое-буквы. С глубоким вздохом обречённости и разочарования закрыл вкладку, переключил внимание на рекомендации «Ютуба». На канале Сайлента планировался стрим через несколько минут — я решительно нажал на видео и добавился в число ждущих, попутно потягивая чай. — Дарова, девканы и пацанессы. Ля-я, нифига вас понабежало, я шо, популярный? Теперь буду говорить Рипперу, что у меня больше, чем у него. Он относительно недавно покрасил волосы в светло-розовый и сейчас самодовольно приглаживал их пальцами. Я всмотрелся в изображение: аккуратно нарисованные тёмные брови, бело-розовые тени на веках. Ну хоть белоснежные ресницы не тронул, хотя их было практически не видно из-за косметики. С одной стороны, мне нравилось, когда Август красился для стримов — я импонировал мятежным мужчинам, что не брезговали косметикой и не боялись добавлять в свой образ феминные нотки — они бросали обществу вызов, и эта непокорность, исходящая из нежелания соответствовать чьим-то гендерным представлениям, подкупала. С другой стороны, однажды он сказал, что из-за травм детства иногда чувствует себя некомфортно, представая перед людьми совсем без «маскировки» — его альбинизм привлекал куда больше взглядов и суждений, чем крашеные глаза и волосы. Никогда не знаешь, почему он использовал косметику: из-за желания разрушать гендерные стереотипы или из очередного приступа нелюбви к своей внешности. — Короче, рассказываю, как я делал маникюр. Вот этот вот маникюр, смотрите, какой прелестный, это просто ля-я. — Он ткнул в объектив кистью руки и постучал в воздухе чёрными ногтями. — Блин, что за чёрт? Это кошачий глаз типа. Камера цвет меняет, дрянь такая. — Поднёс пальцы к лицу, любуясь маникюром с маниакальностью влюблённого. — Ля, это чистый секс. Я бы себе с такими ноготками дал. Так, ладно. Короче, как я сходил на гель-лак. Я с собой Дена брал, чтобы не страшно было. Ха-ха, да шучу, я ничё не боюсь, вы ж меня знаете. Я просто топографический кретин, блуждаю постоянно, если надо чё-то найти, а Ден там всегда делает маник… короче, заходим мы, значит, в этот салончик, и маникюрщица такая у Дена спрашивает: «О, это твой парень?» Ля-я-я… Ну и мы как давай там ржать в голосину. Она подумала, что лоханулась, и такая говорит Дену: «Ой, прости, я думала, что ты гей». А я подумал, что она мне говорит, и такой: «Я вообще-то не гей, я панцушот-гендер». Ден минут десять ржал, а я ржал с того, что он ржёт, потому что нехуй так смешно ржать, потом мы маникюрщице пояснили, что Ден реально пидор, а я типа нет, и она с нами давай ржать. Вот так вот, — он развёл руки в стороны, — совершенно левые люди втягиваются в шипперство. В следующий раз притащу с собой Риппера — чисто по фану посмотреть, чё будет. Стримы Августа — самые смешные, расслабляющие и успокаивающие. Этот человек совмещал в себе индивидуальный сарказм, вечное желание веселиться от Дена и умение вкинуть философский вброс от Риппера. Жаль, что святую троицу редко можно было увидеть в полном составе — эффект они вызывали бомбический. — У меня сегодня муд провести разговорный стримчик, так что можете в донатах задавать свои вопросы. И давайте сегодня без ссылок на всякие ваши паблики, ролики, рисуночки и всё такое прочее. Устроим разговорный стрим. Вот просто посидеть, поболтать о жизни. В груди расползалось стойкое подозрение, что Август сегодня какой-то грустненький. Он довольно часто проводил стримы, в отличие от одного небезызвестного ютубера, и не скрывал своё настроение от зрителей. Возможно, он надеялся с помощью аудитории изменить самочувствие, но не всегда это оборачивалось лучшим исходом. Чёрт, а ведь я могу с ним встретиться, если… Если ничего не накроется. Не буду думать об этом, чтобы не сглазить. Август ненадолго замолчал, вчитываясь в чат, и вскоре расхохотался: — Кстати, все видели эту новую тему в «Твиттере»? Я так орал, просто жесть. Ща-ща, наверняка же не все в курсе… — Он открыл вкладку с нужной соцсетью и зашёл на аккаунт Риппера. Моё сердце пропустило удар. — Вот это вот. Я обещал не материться, но тут просто нельзя не сматериться, потому что это просто пиздец. Ля, — он проникновенно уставился в камеру, откидываясь на спинку стула, — я теряю веру в человечество после этого. Кто-то вбросил такую тупорылую инфу, а люди, сука, ведутся. Типа Риппер и Ден притворяются парой, чтобы разводить своих фанаток и потом их насиловать. Просто. Что? — Он не выдержал и рассмеялся сквозь прижатую ко рту ладонь. — Простите, это вообще не смешно, но меня выносит. Истерический смех уже. Просто. Ка-ак? Как, как можно было до такого додуматься? Он продолжал рассуждать об абсурдности ситуации, а я смотрел на экран (в левом верхнем углу — изображение с Августом, в центре — ретвит Риппера со словами «Денис, нас раскусили, валим из страны!») и думал, что моя мама посчитала бы точно так же. Два парня делают каминг-аут и периодически пересекаются с фанатками — какие ещё нужны аргументы, чтобы заклеймить их педофилами и насильниками? Я хотел верить этим ребятам. Нет, я точно знал, что они вместе, но привык проверять людей, прежде чем отдавать им на растерзание своё сердце. Ой, да кого ты обманываешь? Ты давно уже это сделал. Я верил им. Я чувствовал их искренность и дружелюбие, видел их амбиции, невероятный ум и креативность. Я мечтал о таких людях рядом с собой. Я грезил стать для них не пустым множеством, а другом. Я и сам, наверное, был таким же, как они, хоть и отказывался признавать это вслух из-за низкой самооценки. Пока Август вещал на камеру о потерянной вере в человечество, я бездумно кликал по разным сайтам: проверял обновления на «Фикбуке» и «Ваттпаде», листал вниз ленту в «Твиттере», пару раз открыл «ВКонтакте» и даже заглянул в «Инстаграм» с компьютера, как делали разве что динозавры и Август. Вполуха слушая рассуждения виновника стрима о всяком-разном, я всеми силами пытался вытянуть себя из накатывающей прокрастинации и навязчивых мыслей. А если всё-таки удастся познакомиться с ними, что будет со мной дальше? Нет никаких гарантий, что мы подружимся. Нет даже никаких гарантий, что они вообще будут со мной общаться, как, в принципе, и с остальными своими подписчиками. Потому не стоило забираться на вершину своих ожиданий — чем сильнее надежды, тем больнее будет упасть. — Кстати, я сейчас такую вещь скажу, за которую меня Рипсоки грохнут, но я слегонца выпил перед стримом, так что мне как-то пихуй. И нет, я не пью и вам не советую. Я вообще никогда не пил. Да… да не вру я! Что такое алкоголь? Я это слово слышал, но не употреблял. Никогда. Вообще. Ни-ни-ни. Так, что я хотел сказать, спрашиваете. Этот ваш Краси-ильников… — Август забавно растянул гласные в фамилии, и я прыснул в пустую кружку. — Он снова создал чёртов шедевр, и вы его увидите, э-э-э, уже завтра? Я как бы видел процесс создания, и это просто ля-я-я. Бисексуальный краш. Вот знаете, мальчики! Мальчики, которые смотрят этот стрим! Если вы считаете, что вы гетеронатуралы, то сначала посмотрите на Дениса Красильникова. От него гетеронатуралом ещё никто не возвращался, это я вам точно говорю. Я сам видел. Отключив ноутбук от зарядки, я с ним на руках, с наушниками на голове, поплёлся в кухню, налил себе кофе, не отрываясь от экрана, и вернулся в комнату — всё это под насмешливый взгляд бати. Ну, а что он хотел, я важный птыц. — Что ж, дорогие, солнышки, котики мои, булочки сладкие… — Август поводил руками за кадром — микрофон передал звук льющейся жидкости — и вернулся в камеру с наполненной кружкой. — Давайте раз и навсегда обсудим такого персонажа, как Денис Красильников. Вот что такое Денис Красильников? Какие у вас варианты? Я вам так скажу. Денис Красильников — это просто отвал всего, что у вас есть и может быть. Это самый охуевший в мире человек. Я вот иногда думаю, пытаюсь понять, но я нахрен не по-ни-ма-ю, как можно быть настолько пиздатым. Ну нереально. Я не понимаю, зачем его родили? Чтобы я с утра до вечера руку из штанов не выпускал? Денис Красильников, если ты когда-нибудь посмотришь этот стрим, знаешь, что я тебе скажу? Ты охуел. Ты просто реально нереально охуел. И за это ты забанен на моём стриме, ясно? Иди-ка ты нахуй, пожалуйста. И учти, я вежливо попросил. — Будто только сейчас вспомнив о кружке в руке, он сделал пару глотков и с громким стуком поставил её на стол. — Вот вы сможете перечислить хотя бы десять плюсов Дениса Красильникова? Давайте я вам перечислю. — Август открыл его страницу в «ВКонтакте» и принялся листать фотографии. — Вот это. И это. И это. И это. И это. И вот это. И это. И это. Понимаете, о чём я?.. Я уже второй год пытаюсь разгадать самую таинственную тайну мира: что такое Денис Красильников? Если однажды у вас в голове что-то замкнёт и вы тоже начнёте об этом думать, то я вам так скажу: Денис Красильников — это пёрфект. Вот, зырьте, — он снова стал листать фотки. — На, на, на. Убедились? Подавитесь. Нет, вы только не подумайте, что он мне нравится, вовсе нет. И я совсем не дрочу на него по ночам по тридцать шесть минут. Но вы всё-таки посмотрите на это, ля-я-я. Вы тоже бьётесь в конвульсиях? — Август устало выдохнул, поднёс ко рту кружку и сделал очередной глоток. — А его шутки, вы его слышали? Я так же шутил, когда в подгузнике под стол ходил. Петросян хренов. Я от его шуток по два года в коме лежу. А я от твоих. Правда, не в коме, а на диване, ещё и ногами дёргаю от восторга. Бедный диван и бедные соседи. Заглянувшая в комнату мама недоуменно смотрела на меня некоторое время, затем, словно смирившись, покачала головой и ушла восвояси. — Короче, Денис… ик! извините. Хм, Денисик. Денисик Красильников, почему он такой дикий вообще? Вот знаете, я когда с ним только начал общаться, думал: что за дитя малое? А потом ты к нему присматриваешься и понимаешь, что это ёбаный ходячий секс. И вот уже приходит точка невозврата твоей гетеронатуральности. И ты больше не можешь нормально смотреть на его руки, ноги, лицо, задницу, чё там ещё у него есть, за что мне Риппер леща не пропишет… Хотя наверняка пропишет, но я пьян… не пью и вам не советую, а ещё мне пихуй. Как можно уметь всё, за что бы ты не брался, и делать это на высшем уровне? Да никак, блять! Кто-нибудь, объясните это Красильникову… И как только вы посмотрите на то, как этот говнюк танцует, говорит, ходит, дышит, моргает — и всё, пути назад нет. Вы увидите и поймёте, что он охуел. Что ж, вы спрашиваете, что такое Денис Красильников? Это самый охуевший человек, какой только может быть. А ещё он пейринговая шлюха. Он себя уже со всеми перетрахал. Ну, или все его перетрахали… со всеми… ну, не его самого, а его лицо. В смысле… Ля, вы поняли, короче. Денис Красильников, вот скажи, как ты вообще посмел родиться на одной планете со мной? Ещё и в одно время? Дышать со мной одним воздухом? Я терпеть тебя не могу до ужаса, хули ты такой шикарный, а? А? А? От смеха я пару раз стукнулся затылком о стену и чуть не сполз с дивана, запутавшись в одеяле. Август шикарен. — Помните, как я всегда говорю? Если вы меня понимаете, то вы меня понимаете. Если вы меня не понимаете, то вы меня не понимаете. — Под эпичную паузу он принялся активнее поглощать содержимое кружки. Спустя несколько секунд ему пришёл донат со словами: «Ты в первый раз такое сказал». — Ой, да чё вы такие? Вам так принципиально, что ли? Отстаньте от бухого человека. — Он отвлёкся на новый донат, гласивший: «Ух, Риппер тебя поимеет за это всё». — Чё?! Риппер? Меня?! Да ну не смешите меня. Он же пассив. Я ему сам в межбулочное отверстие засажу… — Мне кажется, тебе уже хватит пить. От неожиданно отгремевшего голоса я подавился воздухом. Он что… всё это слушал? И даже ничего не сказал? — Ну дядь, ну. — Август с собачьей тоской наблюдал за тем, как изящные длинные пальцы забирают с края стола стеклянную бутылку, но не сопротивлялся — покорный какой. — Вы, татарины, все такие злые? — А ты что, нацист? — Нет, я онанист. Слушай, можешь меня выручить? Мне вот очень надо отлучиться по одному важному делу. Поговорить с лососем. — А, ну раз с лососем, то конечно. — Спасибо, котик, солнышко… — Иди уже, онанист. Август стремительно покинул кадр, и на освободившийся стул опустился Риппер собственной персоной. Я снова подавился воздухом. Сердцебиение опасно замедлилось. Кровь билась со звоном молота, пульсировала к сердцу и обратно. Понадобилось время, чтобы заново научиться дышать и переключить внимание с раскалённых добела внутренних ощущений на события внешнего мира. — Так, сразу говорю, что по-быдлански, как Август, я не умею, так что уж извините. Блин, как эти ваши Ютубы работают… «Что за лосось?» У него в туалете плитка с дельфином. Дельфина зовут Лосось. «Ты в курсе, что тут вообще было?» Э, нет, я в другой комнате сидел, а этот тут разорался, я и зашёл посмотреть, что происходит. А что, тут что-то серьёзное было?.. «Он рассказывал о своих влажных фантазиях про Дена». Хм, ну это типично, хотя, может, и ненормально. «Как тебя занесло к Августу?» Блин, честно, меня тут не должно было быть. И этого стрима не должно было быть, но Август выпил целую бутылку сока яблочного и решил запустить стрим. «Лосось — кодовое имя х…» Кхм. Ну, в квартире только Миша-а-а… ага. — Риппер повернул голову в сторону. — Так вот с каким «лососем» ты встретился? — С каким? — С мишиным. — Ой, не, с ним у меня свиданки по четвергам. А сегодня пятница. Сегодня у меня день рипсоков. Тоже ничё так рыбки. — Какой ужас. — Кстати, расскажи им, как ты с Мишей жил. Они у меня постоянно спрашивают, когда ты расскажешь. — Ой, точно. Ладно. Блин, ребят, это была жесть. Представьте, вы просыпаетесь посреди ночи от ощущения, что на вас кто-то смотрит пристально так, а этот придурок стоит возле кровати и просто пялит на вас, такая темная, бля, тень над вами. Я первые раза три чуть в штаны не наложил. Его ещё прогоняешь, и он уходит только тогда, а потом мы его днём спрашивали, нахрен он так делает, он хихикал и убегал. Август показался в кадре, скорчил смешную рожицу и остался стоять полусогнутым возле Риппера, невинно моргая в камеру. — А теперь о моей жизни с Мишей. Вот представьте, вы утром просыпаетесь, болеете, вам очень плохо — и первое, что вы слышите, это церковную музыку и какую-то вибрацию. Этот придурок знаете что сделал? Он включил животворную молитву. Животворную молитву, блять! Я, короче, глаза открываю, а этот уебан, вот иначе не назову, прыгает по моей кровати и орёт: «Изыди, демон! Изыди!» И я сижу в полном ахуе. И думаю, с каким же кретином я живу. И после этого, после этого вот всего вы ещё смеете нас шипперить? Да мы вообще несовместимы. Даже по гороскопу. — Риппер покашлял в кулачок, скрывая смех, и Август пихнул его в плечо. — Чё ты лыбу давишь, ты со своим мужиком тоже не очень-то совместим! Вот и живи теперь с этим! — О, боги, как тебя ещё Земля носит? Словно в завершение происходящего абсурда на заднем плане послышался ненатренированный в пении голос Миши: — Я татарин, я татарин, человек простой. С виду я обычный парень, а в душе пустой… — Это что, гимн Риппера? — оживился Август. — Я сваливаю, — сообщил Риппер и попытался встать с кресла, но Август вдавил его обратно. — Сиди, мне нужна твоя гейская внешность для привлечения аудитории! Риппер устремил нечитаемый взгляд на украшенное косметикой лицо Августа, посмотрел на тёмные ногти, обдумал что-то для себя, мотнул головой и решительно поднялся на ноги. — Извини, дел полон рот. — Рот полон Ден. Полон Дена. Рот. Фу, кринж. Я надеялся, что Риппер этого уже не слышал, потому что его всегда смущали пошлые шуточки Августа — зачастую даже становилось жаль. Его за неловкость или Августа за неоцененный юмор — это ещё предстояло выяснить. Изо рта вырвался облегчённый выдох. Не знаю даже, почему я так напрягся. Сто раз видел Риппера, сто раз смотрел видео Риппера, сто раз слушал голос Риппера… Так почему сейчас так отреагировал? Подумаешь, совершенно неожиданно появился, заставил сердце сжаться до размеров молекулы и чуть ли не затрещать по швам от безумного счастья и глухой тоски… Ненавижу. Люблю. Как же я устал. Когда это закончится? Меня не хватает. Меня категорически не хватает для того, чтобы вместить в себя все эти эмоции. Они рвут душу по нарастающей день ото дня, и от этого непрекращающегося болезненного треска жизнь легче не становится. Будь моя воля — вернулся бы в прошлое, дал себе пару крепких затрещин и мудрых советов. Глядишь, уберёг бы своё сердце от прорастания бомбы замедленного действия, грозящей размазать по стенам не только бренное тело, но и всю душу мою бессмертную. Никогда не влюбляйся в человека, который даже не знает о твоём существовании. Никогда не впадай в зависимость. Никогда не питайся иллюзиями и мечтами о счастливом будущем, чтобы не разочароваться в дальнейшем. Если ничего не обломится, через три месяца я познакомлюсь со своим кумиром. Судя по осколкам разбитого сердца, терять мне особо нечего.