***
— О-оно горит! Горит! Горит, прямо передо мной! — чуть ли не рыдал он, повиснув у детектива на шее. — Ну-ну, приятель, не надо плакать. Все хорошо, — ласково погладил его по спине Дик, сочувствующе улыбаясь. — Д-да, все хорошо! Потому что вы со мной, детектив Гамшу! Я так рад, что вы рядом! Я люблю вас! — Ну же, успокойся, Май- — Что тут происходит? — поинтересовался Эджворт, подходя к двум мужчинам. Майк Микинс практически ревел Гамшу в плечо, уродуя итак изрядно попорченное пальто. Майлз с отвращением отметил мокрое пятно на зеленой ткани — хотя, вечная накидка Дика определенно повидала вещи похуже соплей плаксы-офицера. А Майлз повидал множество вещей похуже, чем этот сеанс психотерапии у входа в полицейский участок, поэтому данная картина не должна была вызвать у него сильные эмоции. Но вызвала. Завидев эти чересчур эмоциональные со стороны Микинса объятия, Майлз ощутил нестерпимое желание кого-нибудь ударить, сопровождаемое крайне неприятным жаром в груди. Предпочитаемой жертвой ревностного удара был, конечно же, офицер Микинс. — Ох, мистер Эджворт! Добрый день! — но улыбка Гамшу сровняла гнев Эджворта с землей. Дик оглянулся, вновь похлопал рыдающего Майка по спине и прошептал голосом, которым можно было передать сотни секретов: — Привет, Майлз. Эджворт не понимал, почему обращение к нему по имени на работе так радовало детектива — в конце концов, их отношения уже как год не были ни для кого секретом. Конечно, на службе профессионализм был очень важен, но никто бы не удивился, если бы Дик раз-другой заменил свое привычное «мистер Эджворт» на «Майлз». Но если это делало его таким счастливым, прокурор был готов подыграть. — И вам доброго дня, детектив Гамшу, — сказал он, а затем понизил голос до бархатного шепота. — Здравствуй, Ричард. И произошло нечто волшебное — улыбка Дика стала еще ярче. — Сэ-э-эр! Простите за нюни, сэр! — решил подать голос Микинс, все еще очевидно захлебываясь слезами. — Такого больше не повторится! Я клянусь, сэр! — Я ничего не говорил, офицер Микинс, — изогнул бровь Эджворт. — В любом случае, прежде чем извиняться, объясните, что вообще произошло. — Видите ли, мистер Эджворт, Майк украшал Синего Барсука гирляндой, и… Майлз заранее закатил глаза. — И вышло так красиво, что он расчувствовался. Что? — Д-да, сэр! Только взгляните! Синий Барсук, символ справедливости и правосудия, теперь сияет еще ярче в свете рождественской гирлянды! Эджворт перевел взгляд на фигуру неизменного голубого цвета, неизменно танцующую у входа в участок под неизменную музыку. Лишь одной вещи там никогда раньше не было — кучи мигающих огоньков, блуждающих по всему Барсуку. Они блестели на его больших круглых глазах, руках, без устали повторяющих одни и те же движения; сверкали на груди и даже стекали разноцветным водопадом к его ногам. Маскот полиции в таком обличии выглядел… Мило. Мир, наверное, сходил с ума — Эджворт никогда бы не назвал эту странную дергающуюся постройку с огромными головой милой. —…Хорошая работа, офицер. Вы придали этой… Штуке… Весьма… Достойный вид, — и никогда не назовет ее таковой вслух. Ни за что. — С-спасибо, сэр! Я старался, сэр! — Я заметил. А теперь вытрите слезы и возвращайтесь к работе. Есть дела поважнее, чем пускать ручьи из глаз. — П-понял, сэр! Есть, сэр! Долговязый полицейский отдал честь так, что мог разбить себе лоб ладонью, если бы не был осторожен. Затем, все еще выкрикивая слова благодарности и повиновения, он замаршировал прочь, оставив Гамшу и Эджворта одних. — Он полон энтузиазма. Но, к сожалению, это все, что у него есть, — вздохнул Эджворт. Он много что хотел выразить, помимо вздохов. — Ричард, на минуту, пожалуйста. — Да хоть на час, мистер Эджворт! — отсалютовал детектив и последовал за прокурором. — Я и сам хотел предложить пройтись. — Готовитесь к празднику? — спросил Майлз, шагая по пока еще чистой земле. Если верить в рождественское чудо и прогноз погоды, перед самым праздником должен был пойти снег, засыпая заснувшие улицы белыми хлопьями. Счастье для детей и ужас для дворников. — Чем раньше, тем лучше, — ответил Гамшу. — Никто не хочет бегать с украшениями вперемешку с документами двадцать пятого числа. — И то верно. Они немного помолчали. — Мы… Мне не нравится Майк, Майлз. И я уж точно его не люблю. — Чт- Это еще к чему? — повернулся к Дику Эджворт, со стыдом чувствуя, что он хотел это услышать. — Ну… Ты, похоже, ревнуешь меня к нему, — он пытался произнести это серьезно, но уголок его губ дразняще поднимался вверх. — Я не ревную тебя к офицеру Микинсу, — соврал Майлз. Одновременно он раздумывал, не будет ли подозрительно, если зарплата Майка резко понизится. Лишь бы это сработало. Гамшу очень хорошо читал его эмоции. — Хм. Наверное, ты не поэтому так расстроен. Гамшу слишком хорошо читал его эмоции. — Я… — вздохнул Майлз. — Я не то чтобы расстроен… Наверное, у меня просто все еще не появилось новогоднее настроение. — Майлз, — секунда, и детектив оказался ближе. — Ты не умеешь врать. Особенно мне. Эджворту не оставалось ничего иного, кроме как опустить взгляд и снова вздохнуть. — Я… Майлз, я не хочу, чтобы тебе было грустно. И я знаю, что это звучит ужасно тупо, но я правда этого не хочу, — прокурор не поднимал головы, но был уверен, что детектив смотрел на него своими фирменными печальными щенячьими глазами. Мысль об этом заставила его приулыбнуться. — И я знаю, что тебе не очень нравится Рождество, потому что в прошлом году с тобой тогда случилась куча плохих вещей, но… Секунда — и детектив оказался еще ближе. Гамшу взял руку Эджворта в свою. — Но я хочу сделать это Рождество особенным для тебя. Н-не в плохом смысле! Просто… Это ведь праздник! Во время праздников люди должны быть счастливы! И ты тоже заслуживаешь счастья. А не того, чтобы тебя всю ночь мучали кошмары и гадкие воспоминания. — Ричард… — Эджворт вновь почувствовал тепло, что заполняло его каждый раз, когда он произносил это имя. Каждый раз, когда он слышал его голос. Каждый раз, когда он смотрел в его глаза. Каждый раз, когда он был рядом. — И поэтому я, детектив Дик Гамшу, — он ударил кулаком в грудь в клятвенном жесте, — обещаю устроить тебе самое лучшее Рождество в мире! — Жду не дождусь, детектив, — Майлз поднял на него взгляд и сам приподнялся на носках. Только так он мог избавится от разницы в росте — и, если честно, со временем это перестало быть постыдным действием. Ведь это делало небольшие поцелуи в щеку такими удобными… Прямо как сейчас. — Очень надеюсь, что вы проявите лучшие результаты. Иначе мне придется рассмотреть вашу следующую зарплату… — О, нет, сэр! — воскликнул в наигранном отчаянии Дик. Он притянул прокурора к себе за талию. — Неужели я никак не могу повлиять на ваше решение? Хм… Вы берете взятки? — Что вы, детектив, обижаете. Я порядочный прокурор, действующий чисто в интересах справедливости и правосудия, и меня нельзя подкупить деньгами. В любом случае, есть одна маленькая вещь, которая может помочь вашему безнадежному положению. Наклонитесь, и я подробно расскажу вам, что надо сделать. Нет, разница в росте — это просто чудо. Будь Гамшу с ним одного роста, Эджворт бы не чувствовал эту игру покалывающей взволнованности в груди, когда смотрел, как лицо детектива медленно приближалось к его собственному. Его губы не расплывались бы в хитрой улыбке, встречаясь с чужими; он бы не хотел полностью раствориться в моменте, легком, как облака, и теплом, как солнечный свет… — Мистер Эджворт! И, видимо, прерванном, как суд с Райтом на месте адвоката. — Д-да? — отозвался он, отсраняясь от детектива Гамшу и направляя взгляд на тех, кто окончил его недолгое мгновение удовольствия. Юные Майя Фэй и Мэгги Берд стояли рядом, и если бы они были одинаково одеты, Майлз счел бы невозможным отличить их друг от друга. Две девушки правда были похожи — большие глаза, невысокий рост, звонкий голос. Единственным отличием, кроме одежды и пары аксессуаров, являлось выражение их лица. Фэй вся горела озорством и весельем — вполне возможно, от увиденной ею сцены. А Берд, хоть и старалась этого не делать, выдавала свое смущение красными щеками — предположительно, по той же причине. — М-мистер Эджворт! Детектив Гамшу, сэр! — выкрикнула последняя, чуть запинаясь. — М-мы прибыли, чтобы… Ну, вы ведь знаете, для чего мы прибыли, не правда ли, детектив Гамшу? Если я сообщу причину нашего появления мистеру Эджворту, разве это не разрушит весь ваш план? Или я могу ему об этом рассказать, сэр? Майлз вопросительно изогнул бровь, поворачиваясь к Гамшу. Тот стал краснеть и запинаться в тысячу раз сильнее, чем Берд. — М-м-мэгги! Я не… Ты не… Аргх… — Благодарю, мисс Берд, но все в порядке. Выполните то, что должны, не посвящая меня в детали. А то детектив Гамшу, похоже, крайне беспокоится по этому поводу, — сказал Эджворт, и хитрая улыбка вновь вернулась на его лицо. — Еще ка-ак, — кивнула Майя с почти что таким же выражением. — Странно как-то. Вы бы видели, мистер Эджворт, как уверенно он рассказывал нам о том, как на- — Прия-я-ятель! Х-хватит! — Эджворту сложно было поверить, что этот залитый краской и заикающийся мужчина минуту назад без тени смущения флиртовал с ним. — О-он наверное уже все понял… Ох… Майлз не мог даже представить, насколько умным его считал детектив — он бы не удивился, если его умственные способности в представлении Гамшу выходили за грани возможного. В любом случае, он пока что не понял смысла всего этого маленького спектакля… Но он определенно был очень, очень интригующим. — Сохраняйте спокойствие, детектив Гамшу, — произнес прокурор, поправляя его галстук. — Если, конечно, вы намерены выполнить свой «план». Разве гордый агент полиции позволил бы себе так нервничать по чрезвычайно важному поводу? — Я-я… — Дик сделал глубокий вдох. — Хорошо, сэр. Хотя вы, наверное… — Я не догадался, что у вас, — он окинул взглядом всех трех присутствующих, — на уме, вопреки вашим предположениям. Слишком уж мало зацепок. Честно. — Но вы угадали, что я хотел сказать, — усмехнулся Гамшу и подался вперед, чтобы оставить быстрый поцелуй на лбу прокурора. — Ладно, сэр! Мэгги, Майя… Он постарался многозначительно на них посмотреть, но им пришлось расшифровывать непонятное выражение глаз, укрытых по-странному изогнутыми бровями. К счастью, девушки быстро сориентировались — возможно, у них был какой-то заранее подготовленный сценарий… Нет-нет, Эджворт решил не строить никаких теорий. А то еще испортит веселье и себе, и другим. Дик вдруг зашагал прочь, перед этим игриво подмигнув Майлзу, и оставил его наедине со своими загадочными помощницами. — Итак, мистер Эджворт, мы- — Майя! Мэгги прервала Фэй, выглядя при этом крайне обеспокоенно. — Мы, кажется, забыли… — То? — То самое! Ты же не… — Да я бы никогда! — Ладно, прости, тогда… — Могу я узнать, о чем идет речь? — вмешался в разговор Эджворт. — Какие-то проблемы? — Нет, мистер Эджворт, что вы! Никаких проблем! — ответила Берд, выдавая своим нервным смехом обратное. — Просто… Не могли бы вы подождать минуточку… Мы с Майей быстро сбегаем обратно и заберем кое-что для кое-чего, чтобы кое-что вам показать и кое-что рассказать… — Конечно, — прервал девушку Майлз, прежде чем хотя бы еще одно «кое-что» вырвалось из ее рта. — Идите, я буду вас ждать. — Спасибо, сэр! — отсалютовала Мэгги (Майя в панике сделала то же самое). — Мы пулей, сэр! А-а что вам не было скучно, вот, извините… Берд пошарилась во внутреннем кармане своей жилетки, служившей ей утеплением в прохладные декабрьские дни. Через минуту она вытащила газету, скрученную в рулон, и протянула ее Эджворту. — Новый выпуск! — Спасибо, мисс Берд, — поблагодарил он ее. — Но, думаю, я смогу потерпеть пару минут без какого-либо развлечения. Тем более, без развлечения такого рода… Газеты никогда не представляли для Эджворта особого интереса — его, скорее, даже отталкивало их содержание. Кроме рекламы сомнительных магазинов и имеющихся в них товаров, там было еще кое-что, от чего Майлз успел порядком подустать. Сплетни. Конечно, большинству населения очень даже нравилось читать о свежих слухах, что до этого своевольно блуждали по улицам и наконец попали на бумагу — для некоторых это было главным хобби, для других — вообще источником заработка. Но Майлз Эджворт, «Дьявольский прокурор», каковым его окрестила пресса, знал настоящую, разрушительную силу ярких заголовков и сенсационных историй. Если бы он выигрывал дело каждый раз, когда в журналах появлялась статья о «безжалостной стороне обвинения», делающей что-то крайне подозрительное… Возможно, он сумел бы обогнать рекорд побед Фон Кармы. В чем его только не обвиняли! В подделывании улик, в шантаже стороны защиты, прочих нелегальных деяниях. Конечно, было и множество других слухов немного иного характера… Не самого приятного для обсуждения и не самого правдивого. Впрочем, таким испытаниям подвергалась любая хоть как-то известная личность. Мэгги и Майя уже ушли. Майлз какое-то время стоял в тишине, наблюдая за прохожими. Некоторыми из них были полицейскими, спешащими на работу, некоторые — обычными жителями города, идущими по собственным делам. Мэгги и Майя все не возвращались. Газета в его руке была теплой — наверняка от ее предыдущего места хранения — и издавала весьма приятный и контрастирующий с острой прохладой воздуха запах типографской краски. Мэгги и Майя все не возвращались. Он сжал газету в руке, и до его ушей долетел легкий хруст бумаги. Хм… А что это была за газета? Широкополосная, с кучей дебатов насчет политики, которые все равно оканчиваются несогласием обеих сторон? Таблоид, полный грязи и компромата на знаменитостей? Майлз не хотел читать ничего из этого, но… Иногда полезно быть в курсе происходящего в мире, не так ли? То есть, быстрый взгляд на содержание ему никак не навредит, правда? Тем более, там вполне могут быть новости о предстоящем фильме Стального Самурая… Мэгги и Майя все не возвращались. Эджворт прислушался к своему внутреннему маленькому фанату, поддался глупому любопытству. Сверток мгновенно превратился в немного помятые листы, и глаза прокурора скользнули по броским названиям новостей, совершенно не предназначенных для глаз прокуроров. Возможно, Эджворту и вовсе не стоило разворачивать эту газету. Природа меняется постепенно — ко всем, казалось бы, внезапным преображениям ведет множество незаметных приготовлений. Осенний бал огненно-рыжих крон начинается с первой пары пожелтевших гостей-листочков. Зимний тихий час под снежным одеялом, затягивающийся на три месяца, предвещают ниточки снежинок, спускающиеся с неба. А весеннее пробуждение происходит после нескольких крупинок снега, решивших превратиться в капли воды. В общем, в мире никогда не бывает слишком резких изменений. И в этом замечательном мире живут не менее замечательные люди — люди, которые являются его полной противоположностью. Их гнев за долю секунды может смениться милостью; их ненависть за пару ударов сердца может разлиться по телу любовью; их радость с легкостью может разбиться об обломки печали. И Майлза Эджворта это явление не обошло стороной — он ведь, вопреки мнению многих, был самым настоящим человеком. Человеком, чей пульс мог пугающе участиться; человеком, чей взгляд мог наполниться хрусталем тревоги; человеком, чьи пальцы могли напрячься и мертвой хваткой вцепиться в нежную бумагу газеты; человеком, чье тепло могло вмиг застыть ледяной глыбой. И все это произошло с ним, когда он прочитал — нет, этот заголовок сам прозвучал диким криком у него в голове. «Фон Карма возвращается?!». Это должно было быть какой-то глупой шуткой, Майлз был в этом уверен. В конце концов, разве не в этом суть всех подобных газет? Вводить читателей в заблуждение, манипулируя их эмоциями с помощью искусно подобранных выражений, никак не совпадающих с действительностью? Поэтому он перечитывал это предложение снова и снова. Фон Карма возвращается. Фон Карма возвращается. Фон Карма возвращается. Его смысл совсем не поменялся. Даже наоборот — он навис над Эджвортом, как молот над стекляным шаром. Тяжелый, разрушающий, до чертиков пугающий смысл, который мог в любой момент обрушиться на него мощным ударом и разбить на сотни жалких осколков. Если только Эджворт не взорвался бы сам от напряжения. Он не мог себе этого позволить. Он не мог позволить себе ничего такого. Ни потерять драгоценное спокойствие, ни повестись на дешевый трюк из второсортных и лживых изданий. В конце концов, что он всегда говорил в суде? Единственное, что имело значение — это доказательство всех утверждений. Без улик даже самая лучшая теория может развалиться и пасть к его ногам. Или… Надежный свидетель тоже сошел бы. Он вновь свернул газету в рулон с кратким и дрожащим вдохом, а затем огляделся в поисках того самого «свидетеля». Кого-то, кому он мог доверять в этом вопросе. Кого-то, кто был честен, уверен, а также заинтересован в вещах подобного рода… Ох. Пара офицеров, бодро шагающих к началу рабочего дня — чем не прекрасный выбор? — Простите… — обратился Эджворт к ним. Он вспомнил, что видел их раньше, и что их возможно зовут Боб и Джим. — Офицеры..? — Боб Джимс, сэр! — И Джим Бобс, сэр! Что же. Не прогадал. — Мистер Бобс, мистер Джимс, — сказал Эджворт, складывая руки в замок на груди. — Я хотел бы узнать у вас кое-что, не совсем связанное с вашей службой. Могу я? Джим пожал плечами и кивнул. Боб сделал то же самое. — В общем… Интересуетесь ли вы различными слухами из мира политики, киноиндустрии и прочих сфер деятельности? Щеки полицейских вспыхнули краской. — Что вы, сэр! Мы бы никогда… — Не стали бы верить подлым сплетням из всяких недостоверных журналов и газет, ведь это… — Низко и неподобающе для офицера полиции! Мы только за правду, и ничего кроме правды! — Ах, понятно, — притворно вздохнул Эджворт. — А то я слышал, что у Уилла Пауэрса родился сын… — Не у Пауэрса, а у Хаммера, — возразил Джимс. — И не сын, а дочь. — И не родилась, а умерла… — добавил Бобс, потупив взгляд. — Мы мельком увидели отчет о вскрытии, когда несли его начальнику, так что это не просто слух. Пауза. — Ой, — опомнились оба. — Не волнуйтесь, офицеры, я не осуждаю. И не расскажу о вашем маленьком увлечении вашему начальству, — заверил их Эджворт. — Только вот мне как раз нужна информация по одной из статей, опубликованных в этой газете… Он показал им сверток, усыпанный разноцветными линиями и обрывками текста. Глаза полицейских засверкали. — Наверняка по делу Манфреда фон Кармы, да?! Манфред. Конечно. Не Франциска же. — Видите ли, все очень запутанно, сэр! Никто не может сказать, точно ли это был он… Но описание очень похожего человека поступило в редакцию прошлым вечером! Он был одет в старомодное пальто, и у него на груди была огромная брошь голубого цвета. И в общем выглядел очень аристократично. А еще грубо гаркал на всех и твердил что-то про совершенство! — Это… Действительно на него похоже, — Эджворт проклинал мурашки, что поползли у него на спине. — Откуда прибыла эта информация? — Из отеля Гейтвотер, сэр! Он пытался забронировать там номер, но ему что-то не понравилось, поэтому он рассердился и ушел. — Но как вы можете быть уверены, что работники отеля не просто хотят завлечь посетителей? Осужденный убийца, выскочивший из-за решетки и желающий остановиться в их отеле — разве не прекрасная история для привлечения клиентов? — Да, но… — Джим почесал затылок. — Знаете того посыльного, который иногда в участке бывает, чай кому-то носит? Мы с Бобом с ним столкнулись и спросили об этом. Он сказал, что лично виделся с Фон Кармой, и что это точно был он, и никто больше. Даже фотку с камеры наблюдения показал — оказывается, какая-то охранница ее распечатала, перепутав его с популярным актером. — Он и сам своего рода знаменитость… — вздохнул Майлз в попытке вывести тревогу из груди. — Находится ли это фото в вашем владении сейчас? — Не-е, — махнул рукой Джимс. — Куда там, сэр. Посыльный отказался его отдавать, даже когда мы ему законом пригрозили. — Ясное дело… — вздохнул Эджворт еще раз. Тревога не уходила. Лишь, наоборот, росла ледяными кристаллами. — Спасибо, офицеры. Это все, что мне было нужно. — Но все же, сэр, — почему-то продолжил говорить Боб. — Разве вам не кажется, что это просто возмутительно?! То есть, его только год назад посадили, а он взял и с помощью своих деньжищ откупился и вышел. Ходит-бродит по улицам нашего мирного города без присмотра! Правосудие, называется! А что бы сказал мистер Эджворт, тот паренёк, которого Фон Карма обвинял тогда?! Он бы- — Боб! — в панике шикнул на приятеля Джим. — Это и есть мистер Эджворт, идиот! — Мистер Эджворт сказал бы, — его голос отскакивал от льда волнения в его горле и выходил наружу с дрожью. — Что так сильно верить настолько глупым и нелепым сплетням, да еще и рассказывать их тому, кто старше вас по званию — непростительно. Считайте, что ваши зарплаты уже урезаны. — Н-но вы же не наш босс..? — слабо попытался защититься Джим. — Значит, я поговорю с вашим боссом и приведу массу причин, по которым ваша зарплата должна быть урезана, — дрожь в его голосе превращалась в раздражение. — Свободны. Полицейские отдали честь и быстро зашагали прочь. Майлз снова остался один. Он поступил подло. Сам же спросил, и сам же потом их отчитал. Грубый. Несправедливый. Совсем ничему не учится. Он поступил как трус. Слабый. Беспомощный. Дрожащий от одного упоминания своего наставника, которого, казалось бы, помог засадить за решетку отбывать заслуженное наказание. Он поступил как полный придурок. И чем он был лучше дуралеев из редакции газеты, верящих каждому слову и разводящих панику вокруг любой мелочи? Чем он был лучше этих двух оболтусов, прохлаждающихся вместо выполнения обязанностей, и обсуждающих бессмысленные сплетни? Чем он был лучше Манфреда фон Кармы, жестокого, эгоистичного, ужасного преступника..? …Работа. Ему нужно было работать. Погрузиться в дело, чтобы забыть об этой откровенно глупой болтовне про газеты, статьи, отели и их загадочного клиента. Как правило, усердный труд помогал ему отвлечься от остальных сует. Сложно тревожиться о пугающих слухах, когда чрезвычайно важный документ на твоем столе тревожит тебя еще больше. Да. Работа определенно была для него лучшим вариантом сейчас. Он выбросил газету в мусорный бак и направился в свой офис.***
— Ми… Мистер Эджворт! — запыханная Мэгги остановилась и попыталась отдышаться. — В… Вот оно! То самое… Которое мы… А, ладно! Сейчас прочитаю! Берд достала сложенную напополам бумажку и развернула ее, пока не менее уставшая Майя наконец догнала девушку. — «До… Дорогой»… — Мэгги сделала последний, глубокий вдох и восстановила дыхание. — «Дорогой Майлз! Это, если что, написал я, Дик, а читает Мэгги. Или Майя. Как получится. Начнем с того, что я тебя люблю. Может, такое надо говорить в конце письма, поэтому я еще раз напишу это потом. Каждый хороший день начинается с хорошего приема пищи! Нельзя быть бодрым и веселым, если ты не поел. Так же и у нас путь к лучшему Рождеству начнется с чудесного перекуса! Та-да! (Вот тут надо показать ланчбокс)». Ой! Это не надо было читать… Майя вытянула вперед цветную коробочку с двумя отсеками — один был заполнен слипшимся рисом, а второй хранил несчетное количество маленьких сосисок. На верхушке непризнанного кулинарного шедевра красовалась петрушка. — «Как ты уже наверняка понял, тот красный пиджак был просто моим хитроумным ходом, чтобы отвлечь тебя от моего настоящего подарка, который ты получишь уже в ночь Рождества!» — Мэгги… — «Надеюсь, ты не узнаешь заранее, чем он будет. Прости, что запутал! О, и все, что есть в ланчбоксе, я приготовил сам. Помнишь, когда я еще сказал, что пытаюсь сделать корм Ракете? А еще ты только что зашел в комнату и спросил, что я делаю. Я сказал, что пишу открытку маме. Извини, что наврал». — Мэгги! — «Ты позвал меня ужинать, поэтому я заканчиваю письмо! Майлз… Я тебя очень, очень люблю. Пока!». — Мэ-э-эгги, — устало простонала Фэй. — Нет его тут. — Что? Берд оглянулась — абсолютная пустота улицы словно пожала плечами и продолжила тихо существовать. Прокурора и след простыл. — Он, наверное, пошел обратно в офис, — решила Мэгги. — Надо отнести подарок туда! Не дожидаясь ответа Майи, Берд взяла из ее рук драгоценный ланчбокс и двинулась в сторону здания, в котором Эджворт работал. Только у камня возле ее ног были другие планы. «А-а!» — закричала Мэгги, спотыкаясь и выпуская ланчбокс из рук. «А-а!» — закричала Майя, кинувшись спасать девушку и, если повезет, еду. «А-а!» — закричали бы рис и сосиски, если бы умели кричать. Ведь все они в мгновение ока оказались на холодной и безжалостной земле. — О, не-е-ет! — воскликнула Мэгги, предпринимая необдуманные попытки собрать рассыпанный обед руками. — Что же делать?! — М-может просто отнести мистеру Эджворту письмо? Оно же тоже милое… — А подарок? Самое главное — это же подарок! — Мэгги в отчаянии уткнулась носом в землю. — А если мы приготовим обед сами — это будет нечестно. Остается только надеяться, что остальные подарки, про которые говорил детектив Гамшу, будут еще лучше… Все из-за моей неудачливости! Повисла печальная тишина — две девушки сидели на земле, молча скорбя об утраченной еде. —…Будешь сосиску? — предложила Майя, подбирая ланчбокс. — Тут как раз две остались. Мэгги приняла утешительный дар Майи, грустно бормоча что-то об источнике всех проблем… Себе. — Ой, — заметила Майя. — На дне отсека, где был рис, лежали два луковых кольца. А в чем смысл, если надо съесть весь рис, чтобы до них добраться? Высказав свое меткое замечание, Майя закинула последнюю сосиску в рот.***
Огонь! Огонь! Огонь! Потолок! Эджворт распахнул глаза с резким вдохом. Он снова видел его. Фон Карму. Ого. Видимо, он так испугался, что даже расплакался во сне. Его ладоней коснулась влага, когда он потянулся потереть глаза. Слабак. Майлз повернулся набок и увидел Гамшу, крепко спящего — возможно, даже ураган не разбудил бы его сейчас. И Эджворт не стал бы. В конце концов, он уже не маленький мальчишка, пугающийся кошмаров и дурных снов. Не маленький мальчишка, нуждающийся в успокоении каждый раз, когда ему снится что-то плохое. Он взрослый и гордый человек, который… Который… Который обнял детектива, придвигаясь ближе, и прислушался к биению его сердца. Бояться было нечего. Особенно рядом с ним. Ведь где-то там, в комоде, его ждал предсказуемый подарок в виде красного пиджака; ведь слухи о возвращении были глупым трюком для захвата внимания публики; ведь его кошмар оставался всего лишь дурацким сном, неважно, насколько реальным. Вот только засыпающий Эджворт не знал, что все это было совсем не так.