На краю киви лэнда

— Кто, черт побери, сказал тебе эту чушь? — трясет его за плечи Кенсей. Хирако только приподнимает верхнюю губу, неприятно скалится и отворачивается.  — Кто сказал тебе эту хрень? — продолжает Мугурума, но после вздыхает и трет переносицу. — Ты же понимаешь, что это все — не твоя вина? Шинджи невнятно что-то бормочет, скрючивается на кресле и отворачивается.  — Ему успешно разбил сердце напыщенный мудак. Что ты от него хочешь?! — рявкает Хиери и злобно стучит ногой. — Да я бы… Что бы он ни сделал, я убью за это!  — Шинджи-кун, может, ты хочешь выговориться? — мягко гладит его по волосам Роуз.  — Или нам стоит просто отвалить от него, — бросает Лав, на которого тут же накидывается Лиза. — Пошел нахер отсюда, если тебе все равно. Лав корчит рожу, но остается. Хирако трет лицо и отчаянно старается нацепить на себя улыбку, но та все сползает вниз, никак не хочет надеваться и казаться естественной.  — Чаю? — мягко подает ему чашку Хачи. Шинджи принимает ее, отхлебывает немного, обжигает губы и отставляет на столик. Тогда на него сверху залазит Маширо, зажимая в своих убийственных объятьях.  — Шинджи-Шинджи-кун! — тянет она, тормошит за щеки и снова пытается задушить в обнимашках. Это немного приводит Хирако в чувство. Хотя, скорее, просто заставляет взять себя в руки.  — Айзен… — голос ломается, но он сглатывает и продолжает со вздохом. — Ни в чем он не виноват передо мной. Я просто успешно накачал его алкашкой и травой, а потом мы потрахались. Конечно, наутро он возненавидил меня.  — Ты хочешь нам сказать, что сам херишь свою жизнь? — подводит итог Сурагаки.  — Да, — четко отвечает ей Шинджи, а потом давится вскриком. Тапочек Хиери по-прежнему очень больно бьет.  — Ты вообще собираешься мой сборник читать? — недовольно бурчит Гин. Ему не нравится, что Хирако опять пришел и занял всю кровать. Шинджи знает об этом, потому что как-то уже Ичимару замечал, что для такого длинного и узкого человека он занимает слишком большое пространство.  — Ги-и-ин, — протягивает Хирако с вселенской усталостью. — Я прочту его обязательно, но сначала разберусь с проблемами.  — Ну ладно, Хирако-сан, — все-таки жалеет его Ичимару и возвращается к клацанью на ноутбуке. — А что ты планируешь делать? Шинджи застревает с ответом, не знает, что сказать, и в итоге кисло молчит, подавляя рваный вздох.  — Если хочешь, можешь не говорить, — добавляет Гин. Это расслабляет, а потому Хирако прикрывает глаза и пробует подремать. У него не получается, так что он просто лежит и слушает, как Ичимару стучит по клавиатуре.  — Чисто гипотетически, если бы я позвал тебя на свидание, ты бы пошел со мной? — внезапно задает вопрос Шинджи. Гин никак не реагирует, хотя Хирако надеялся, что он упадет с кресла от неожиданности.  — Хирако-сан, не будь я замужем, я бы подумал об этом, но… — Ичимару делает драматическую паузу. Шинджи уверен, что он просто на полпути забывает, что хотел сказать.  — …Вы не настолько в моем вкусе. Мне нравится ваша внешность лишь с эстетической точки зрения, а еще…вы мне как отец. Это как-то стремно.  — Понял-принял, — отзывается Хирако, а потом думает, что нихера для себя не извлек. Гин снова поворачивается к нему. Наверняка, тоже чувствует, что у Шинджи опять в голове пусто.  — Все вокруг него фальшивка, Хирако-сан, — начинает Ичимару, снова с придыханием драматично излагая свои мысли. — Полагайтесь только на себя. Взгляните в зеркало. Шинджи хочет спросить: «Какое нахуй зеркало?», но вместо этого напускает на себя такой же важный вид и кивает. Все ради эстетики, блять. Звонить Киске стремно. В трубке тишина, медленно идут гудки, Хирако стоит на балконе и смотрит, как маленькие машинки носятся туда-сюда по бесконечным дорогам Гонконга.  — Хирако-сан, — раздается утвердительный голос Урахары. — Чего работу пропускаете? Я же не выплачу.  — Слушай, Киске, — начинает Шинджи и неловко запрыгивает на балконный карниз. Отклонись сильнее — и его уже не собрать. В трубке заинтересованное мычание.  — Я увольняюсь.  — Хирако-сан, ты уверен? — Урахара не дает повиснуть молчанию. Шинджи настаивает на то, что полностью готов к этому, и спрашивает, когда они смогут подтвердить это официально. Киске назначает ему дату, и у него слишком веселый голос. Ему очень жаль, и он благодарен Урахаре за то, что он не винит и не оскорбляет его. Хирако не ожидал от него этого, но всегда готовился к худшему. Шинджи как попрошайка, таланта в его карманах ни на грош, бедняга. Грустно, что он не какой-нибудь крутой ниндзя, который бы преодолел все преграды и вернулся. Следующее в его списке разрушения собственной жизни…ничего. Да у него и нет этого самого списка. Он просто спонтанно бросает все. Хирако знает это. Все в его жизни сплошное безрассудство. Он понимает это, когда у него не хватает налички, чтоб оплатить обычную бутылку воды в супермаркете. Он, кстати, дорогущий, с кучей пафосных подростков, ходящих в своих готичных нарядах, вдохновленных пинтерестом, с мраморными полами и длинным аквариумом, где плещутся рыбы. Шинджи подозревает, что жизнь их лучше, чем его собственная. Он как раз завистливо на них пялится, идя вдоль, когда случайно влетает в кого-то высокого. Хирако даже не старается удержать равновесие и больно падает задницей на жесткий пол. Он надеется, что злой пользователь пинтереста пройдет мимо и проигнорирует его.  — Я чувствовал, что мы встретимся, — знакомый глубокий голос не принадлежит какому-то подростку, а потому Шинджи мгновенно вскидывается. — У меня сегодня утром ныла поясница. Сразу понял, что увижу вас. Перед ним стоит его Король и Бог Гонконга, в деловом костюме и с зализанными назад волосами, с высокомерным взглядом и сдержанно ухмыляющимися блядскими губами. Хирако готов поспорить, что видит, как какие-то девочки фотографируют его сзади. У него просто сразу возникает ненормальное желание встать и прикрыть его ото всех, громко и злобно крича: «Мое!».  — Айзен, — в итоге нелепо констатирует это Шинджи. Соуске с некоторым непониманием смотрит на него.  — Ты — Айзен, — повторяет он, и тот начинает тереть переносицу.  — У вас шок?  — Немного. Но сейчас он пройдет, и я накинусь на тебя. Может, изобью. Айзен, кажется, пугается и даже отшатывается, когда Хирако встает. Но он просто отряхивает свои шорты и смотрит на Соуске очень устало. Красивый мужчина этот мистер бизнесмен. Идеальные черты лица, густые мягкие волосы, крепкое подтянутое телосложение, вдобавок шикарные шмотки и мешок денег. И Шинджи в его измятой нестиранной футболке, дешевых хлопковых шортах и вьетнамках. Интересно, этот позор когда-нибудь закончится? Немного лучше становится, когда Айзен сажает его в свой крутой черный автомобиль. Хирако не знает марки, но он выглядит блестящим и дорогим, так что это уже многое говорит об этом.  — Что, везешь меня в полицию, чтоб катать заяву? — Шинджи улыбается. Так хреново.  — Вы все-таки глупее меня. Я не собираюсь ничего против вас делать. Скорее, мне нужно просто поговорить с вами, но у меня остаются некоторые дела, — объясняет ему Соуске, стараясь выглядеть таким серьезным и занятым.  — А ты уверен, что хочешь вообще говорить со мной? У меня, знаешь ли, не очень хорошая репутация, — Хирако играет бровями и все ждет, что его выкинут посреди дороги.  — Если бы меня это настолько волновало, я бы не садил вас посреди улицы, полной народу, к себе в машину, — качает головой Айзен, но все же добавляет. — Мы не будем светиться. Шинджи прыскает, но ничего не говорит. Действительно, как мило. Он бы сам вышел из автомобиля, да водителя жалко. Ему же потом по-любому отвечать, а не Соуске, раз уж этот не светится нигде лишний раз. Если Айзен его выбесит снова, Хирако отдавит ему ногу. Будь здесь Гин, он бы его поддержал. Не то чтобы полагаться на мнение Ичимару хорошее решение, но он его злая подружка, и злые подружки советуют только хорошее против тупых мудаков. Соуске просит подождать его до вечера у себя дома. Хирако не знает, что его раздражает сильнее — то, что он один в доме Айзена без Айзена, или что за ним попросили следить очередного бугая. Интересно, где он только их находит — с однотипными рожами и литыми мышцами. А хата у Соуске роскошная, но слишком уж чистая и белая. Шинджи тут слегка некомфортно, но он в наглую растягивается на его кровати и тяжело дышит. В его комнате тоже душно, а еще с простыни пахнет самим Айзеном — наверное, их не успели поменять. Он не дрочит на них только потому, что если тут есть камеры, то это ну, будет не очень. Вот надел бы он топик и джинсы, то тогда ладно, а в шмотках с рынка все-таки стыдно. Шинджи смешно с самого себя. Он действительно успевает заснуть, но его будят чужие руки, перебирающие ему волосы. Первое, что думает Хирако, так это то, что если его трогает тот мужик-охранник, то он ему сейчас втащит. Второе, что он решает более миролюбиво, — если это Айзен, то он подставится под прикосновения. Он тюленем перекатывается, утыкается носом в знакомое мягкое бедро, и ему даже не нужно дальше угадывать.  — Нравятся, Соуске?  — Нравятся, — не спорит он и снова заплетает его волосы. Хирако терпит это, но когда его второй раз не очень нежно тянут за пряди, все-таки садится и зевает. — Который час?  — Полвосьмого вечера. Еще рано. Шинджи спрашивает, где ванная, торчит там пару минут, долго плескает холодной водой на жирное от пота лицо. Вытираясь пушистым рандомным полотенцем, он выходит обратно в комнату, крутит головой по сторонам в поисках Соуске, бредет вперед и в итоге застает его на веранде. — Ого, меня ждет серьезный разговор? — натянуто хохочет Хирако. Айзен сидит в своем плетенном кресле с видом победителя и важно кивает, совершенно не обращая внимания на нервозность Шинджи.  — Что вы хотите от всей этой ситуации, Хирако-сан? Он не умеет говорить прямо, кривится, опирается длинной ногой о стену и качается на стуле.  — Да Шинджи меня просто называй, — в итоге ляпает, чтоб заполнить тишину.  — Хорошо, Шинджи, что ты хочешь от всего этого? Хирако не знает. Все мысли из головы выметаются мгновенно. Да их и не было никогда там. Все время делает, сам не понимая смысла. Он хочет так ответить, вывалить на Соуске свои проблемы, разрыдаться и, может, сброситься с этой многоэтажки, посмотреть, поймает ли его Гонконг или разобьет, как Япония. Но смотрит на Айзена и понимает, что пропадает. Хочет до безумия, до потребности, а не от обычного желания. Просто нуждается, что больно становится где-то внутри.  — Тебя хочу. Всего, — честно говорит Шинджи и прикрывает лицо ладонью. Он складывает длинные ноги на столике, откидывается головой на спинку и знает, что опять весь трескается по кусочкам, не собирается, не ведет себя, как должен.  — Ты понимаешь, чего ты просишь? — спокойно спрашивает Соуске без какого-либо шока. — Когда я иду по улице, люди повторяют мое имя как молитву. А ты просто порноактер из многочисленных нелегальных студий Гонконга.  — Ага, — голос опять совершенно пустой. Хирако Шинджи — пустой. Он свалил из Японии, потому что думал, что другое место все изменит, но сюжет повторялся, крутился по кругу и неизменно сливал концовку. Он уедет из Гонконга в Сан-Паулу или Стокгольм, потом в Америку или Индонезию, и, в конце концов, утопится где-нибудь в Амстердаме. Или так и будет сидеть в комнате и бесконечно тратить время, пока не поседеет. Это же легче, и никуда выходить не надо.  — Что будешь делать, если я скажу «нет»? — убивает его Айзен. Хирако лжет ради кайфа.  — Отсниму гэнгбэнг с Киске. Соуске называет его опять сумасшедшим и весь каменеет.  — А если я соглашусь?  — Ну, мое безумие неостановимо, так что ты сразу знай, на что подписываешься, — усмехается Шинджи и серьезнеет. — Даже если ты вонзишь мне нож в спину, я приму это. Айзен с шоком смотрит на него — Хирако слабо улыбается. Дует свежий ветер, он подставляет под него взмокший затылок, наслаждается прохладой и чувствует полное блаженство. Особенно, когда Соуске говорит ему «да».  — Ты выиграл эту жизнь? — спрашивает у него Гин.  — Если бы не тыкал в меня через каждый час, заставляя читать твой сборник, то да, я бы выиграл эту жизнь, — выносит вердикт Шинджи и косится на свои часы. Они у него серебряные, безумно дорогие и купленные Соуске. Лиза язвит про богатого папика, Кенсей думает, где бы раздобыть такие же для мальчишки Хисаги, Хиери предлагает продать и починить на эти деньги протекающую крышу.  — Перестань нервничать в моем доме, иначе я выкину тебя. Никакого волнения в лисьей норе, — бурчит Ичимару и спихивает его с дивана. Хирако валится на пол, и это хорошее доказательство тому, что Гин в первую очередь змея и только во вторую — гадкий лис. Внезапно телефон начинает трещать от битов и вибрировать. В трубке голос Айзена, который говорит выходить и заваливаться в очередную черную тачилу.  — Так, я погнал на траходром с Соуске, — счастливо подскакивает Хирако.  — Откуси ему член, — напутствует Гин и вяло машет ему ручкой. На квартире у Айзена ему нравится. Он тут совсем обжился: раскидал повсюду свои вещи, сменил занавески на уродские инфантильные с какой-то египетской тематикой и перевернул парочку вещей на кухне из принципа. Соуске бесился, старался их поставить обратно, но Шинджи приходил и неизменно ронял парочку вещей, так что пришлось смириться с бесконечным хаосом и анархией. Еще теперь у него неизменно пачка презервативов, смазка и всякие игрушки в разных местах. Соуске-бо любит хоть и грубо, но не слишком экзотично. А у Хирако много всего, пусть и забирать свои побрякушки от Урахары было как-то уж очень неловко и странно. Но это того стоило. Для начала Шинджи нравится вжимать его в стенку, ставя руки по бокам от головы, и жестко врываться в чувственный рот. От полных губ Айзена у него продолжает сносить крышу, особенно, когда они сжимаются вокруг его члена до красноты и припухлости. Если им повезет, то от стенки они все-таки отлипают. Если удача и вовсе на их стороне, то они доходят и до кровати, а там уже можно экспериментировать во всю. Хирако несложно — он раскованный и идущий на контакт, а вот Айзена надо одобрять, гладить и раззадоривать.  — Хорошо смотришься, Соуске-бо, — конечно, больше он его дразнит. — Думал, как я тебя оттрахаю, пока сидел среди тех душных мужиков?  — Пошел ты, — шипит тот сквозь зубы. Пожалуй, их взаимоотношения похожи на любовь. Шинджи не очень нравится так думать, но все говорят, что он выглядит много лучше, когда виснет на Айзене целыми днями. Все, лишь бы остальных устраивало. Даже если такой красивый, румяный и открытый перед ним Соуске разобьет ему сердце вновь, он ничего не скажет. Хирако любит зарываться в его взлохмаченные волосы, заставлять его открывать горло и оставлять болезненные укусы, которые он прячет за рубашками с высоким воротом. Ему нравится перекатывать горошины сосков в пальцах, тереть до боли и проходить по ним языком с прохладным шариком. Вообще, брать всего Айзена, когда он лежит прямо на блюдечке перед ним, то еще удовольствие. Еще лучше, когда тот упирается и пихается, и Шинджи нависает над ним с полубезумным взглядом и держит за запястья. Это попахивает чем-то ненормальным, но их отношения с самого начала складывались не так, как у адекватных людей. Он разводит ноги Соуске и устраивается между них, обхватывает его под коленкой и наклоняется ниже, ловит взгляд Айзена и высовывает край языка. Ветер треплет безвкусные занавески, кондиционер жужжит в соседней комнате, в спальне прохлада, от которой бегают мурашки. Хирако мажет языком по члену, из которого сочится смазка, обхватывает головку и щекочет прикосновениями уретру. Проводит по всей длине и двигает в такт рукой. Спускается к колечку мышц, которое царапает шариком, обводит по кругу и тщательно вылизывает, пока Айзен в его руках крупно вздрагивает и стискивает простыню в руках. Неважно, парень вы или девушка, мой язык отправит вас в Гонконг.