Кровь, Слезы и Золото

      Войдя утром в Большой зал, я с ужасом увидел, что стены увиты пышными ядовито-розовыми цветами, с бледно-голубого потолка сыпались конфетти в форме сердечек. Я аж сбился с шага, а Рон, засмотревшись на пухленького купидончика, больше похожего на пикси, врезался в меня сзади. Большинство учеников сидели с таким видом, будто их тошнило, но некоторые влюбленные парочки светились восторгом. Правда, большинство из них скорее были увлечены друг другом, нежели окружающим абсурдом.       — Мерлин, что это? — прошептал я, садясь за стол.       — День святого Валентина, — мрачно ответил Симус.       Я покосился на «праздничный» завтрак: на столе стояли тарелки с тостами в виде сердечек, традиционную овсяную кашу украшала ярко-розовая россыпь конфет-дражже.       — Как я мог об этом забыть…       — Как вам? — к нам подсела Джиневра.       — Очень заводит, — ответил Рон и потянулся к кружке с тыквенным соком, из которой торчала золотисто-розовая трубочка, скрученная в сердечко.       — Какое странное у тебя чувство юмора сегодня, но суть я поняла. Не идете сегодня в Хогсмид?       — А надо? — спросил я, выковыривая из каши сердечки.       — По мне, лучше уж прогуляться, чем целый день провести в замке.       — Ты пойдешь не одна? — Рон повернулся к ней.       — Конечно, нет, — резко ответила она. — Сам знаешь, с кем я иду. И, да, я все еще с ним встречаюсь!       — А вы не…       — Рон! Заткнись! — оборвала она его. — Без тебя знаю.       — Да, пожалуй, мы сходим, — вмешался я, пока она не вцепилась Рону в волосы, — надо проветриться.       — Здорово, — ярко улыбнулась Джинни, — может, пересечемся где-нибудь. Все говорят, что в кафе мадам Паддифут будет здорово!       — Это куда ходят парочками? — уточнил Рон.       — Именно, — кивнула она, — вы ведь она и есть.       Именно, она и есть. Такого Дня всех влюбленных у меня еще не было.       Я посмотрел на Грейнджер, она сидела почти у самого края стола и чинно пила кофе, так, словно вся эта мишура совсем ее не смущала. Я искоса глянул на слизеринский стол: Малфой читал ярко-розовую открытку с рюшами, на лице у него застыл немой ужас. Хм… Последнюю неделю я очень внимательно наблюдал за этой парочкой. Ничего необычного не было — они не контактировали друг с другом, держались холодно и обособленно. И это, как раз, вызывало подозрение. Очень большие. Когда хочешь что-то скрыть, не обязательно так равнодушно себя вести, достаточно просто не открывать рот.       Сегодня было воскресенье. Погода стояла теплая, несмотря на серые тучи, которые нависли над замком. Я честно, в полном молчании выстоял очередь к Филчу, он как обычно проверял всех Детектором. Но Рон на него так зыркнул, что завхоз пропустил нас, не проверяя.       — Ты сегодня слишком напряжен, — сказал я, когда мы вышли из главных дверей.— На это есть причины?       — Малфой, Гермиона, ты… Поттер, какая тебе нравится, выбирай? — выдохнул он.       — Я?       — Я зол на тебя.       Я вздохнул. Снег приятно хрустел под ногами, морозный воздух облачком пара вырывался изо рта.       — А Поттер?       — А о себе не хочешь поговорить?       — Нет. Нечего говорить. Я жду, когда все кончится, когда тебе надоест и когда твои мозги вправятся.       — Долго ждать придется.       Я едва не зарычал.       — Так Поттер тебе чем не угодил?       — Несколько дней назад я попытался с ним поговорить, но он прошел мимо, проигнорировав меня, как будто я был никем. Никогда я не был так зол на него. Это был почти вылитый ты, я думал, он еще снимет с меня баллы за то, что я загораживаю проход.       — У него должны быть причины не убивать Лорда… Он тянет.       — Может, что-то должно случиться? И он выжидает.       — Выжидает, — я кивнул. — Да, выжидает.       Мы вышли на главную улицу, толпа полоумных, перевозбужденных школьников подхватила нас и понесла за собой. Кто-то глазел в чудовищно украшенные к празднику витрины, кто-то оживленно болтал, хохоча на всю улицу, кто-то целовался прямо на тротуаре.       — Не хочешь выпить кофе? — спросил Рон.       — Мне бы что покрепче, — отозвался я, — но только не в то кафе, про которое говорила Джиневра.       — Тогда в «Три метлы».       Мы зашли в паб, и я тут же пожалел, что вообще решил покинуть Хогвартс. Не знаю, что случилось с Розмертой, скорее всего, ее настигла женская сентиментальность. Некогда уютный паб сейчас вызывал разве что чувство брезгливости. Под потолком парили объемные красные сердца, на барной стойке расположились несколько гномов. Они размахивали тонкими жезлами с сердечками, которые выдували большие розовые пузыри. То тут, то там над головами посетителей расцветали розы, лепестки которых, как я понял, опадали, как только пара целовалась.       — Пойдем, — Рон решительно взял меня за руку и потащил через толпу, протискиваясь к самому дальнему столику у окна.       — Может, домой?       — Нет.       Мы сели, к нам тут же подплыла, виляя бедрами, белокурая официантка. Ее костюм представлял собой смесь наряда Амбридж и Слизнорта на том самом памятном рождественском балу в Министерстве.       — Что закажете? — с улыбкой спросила она.       — Виски есть? — спросил я.       — Есть, но ты несовершеннолетний, — четко отчеканила она, не переставая мило улыбаться.       — Два сливочных пива, — сказал Рон.       — Заказ принят. — И ушла, также виляя бедрами.       — А Малфой? — продолжил я копаться в душевных переживаниях Рона.       — Я следил за ним. — Я поднял бровь, он усмехнулся. — Иду по твоим стопам. Мне кажется, он знает о тебе.       — Грейнджер вряд ли бы рассказала, — покачал я головой. — А вот самому догадаться, если напряжет мозги, несложно. Но я так не думаю.       — Почему?       Тут вернулась официантка, поставила пред нами два больших стакана с пивом, пена которого была подозрительно розового оттенка.       — Это что, новый сорт? — спросил я, тыкая пальцем в стакан.       — Да, с клубникой. Приятного вечера.       — Так почему?       — Потому, что он себя так спокойно бы не вел. Если бы знал, давно бы уже выдал себя.       — Невилл знал, но молчал.       — Невилл меня не знает. Но Малфой — другое дело, это было бы для него шоком.       Рон ничего не ответил, лишь отпил немного пива, от которого над его верхней губой остались розовые усы.       — Это все, что тебя волнует? — спросил я, сдерживая улыбку, и тоже отпил пиво. На вкус оно было сладкое, как клубничный сироп.       — Я хочу тебя, — просто сказал он, и тут я чуть не подавился.       — Да? — ошарашено спросил я, вытирая рот рукавом рубашки.       — Да, — кивнул он.       — Что мешает?       — Боюсь, что я сорвусь.        Хм, Уизли, не думаю, что ты сможешь сделать со мной что-то, чего не делал Блэк.       — Если хочешь, — низким голосом сказал я, — можешь делать со мной все, что захочешь. Я люблю такое, не забывай.       Он шумно выдохнул, заерзал на стуле. Зрачки вмиг расширились.       — Я иногда думаю, есть ли у тебя дно? — тихо прошептал он.       — Наверное… где-то очень глубоко.       Я отвернулся, посмотрел в зал. Веселая музыка, казалось, звучала прямо из стен, с громкими хлопками лопались красные шарики в виде сердец, осыпая всех тонной конфетти. Грохот тяжелых кружек пива о деревянные столы, заливистый смех, откровенный гогот и чмокающие звуки поцелуев — все смешивалось в жуткую какофонию, от которой начинала болеть голова. На расстоянии полутора дюймов от нас сидела, держась за руки, влюбленная парочка. Они так светились теплом и любовью, что я едва не ослеп. Чуть дальше, возле стены, сидел Кут с Белл, не думал, что между ними что-то есть, однако выглядели они очень увлеченными друг другом. Краем глаза в толпе я увидел знакомую макушку Ромильды, после рождественского бала она как-то отстала от меня. Видимо, до нее дошел слух или фото о наших с Роном отношениях. Но, так или иначе, она больше не лезла и не подмигивала мне.       — Северус, — Рон позвал только шевелением губ. Я посмотрел на него, а он вдруг наклонился через стол и поцеловал меня. Сладкие губы коснулись моих, язык со вкусом клубники скользнул мне в рот. Поцелуй вышел приторный, но очень глубокий. Слева мелькнула вспышка — я поморщился. Опять этот Криви со своей колдокамерой. Мы посидели еще немного, а потом вышли из паба.       — Свернем с главной улицы, — предложил я.       Мы дошли до трактира «Кабанья голова». На ржавой скобе над дверью висела скрипящая даже в безветренную погоду облезлая деревянная вывеска с изображением отрубленной головы кабана, с которой текла кровь на белую скатерть. Рон непонимающе посмотрел на меня, а я, улыбнувшись уголками губ, решительно взялся за ржавую насквозь дверную ручку, потянул на себя. Мы зашли внутрь. В трактире царил полумрак — окна покрывал такой слой сальной копоти, что дневной свет едва просачивался в помещение. Все вокруг было грязным и убогим, воздух насквозь был пропитан запахом, который обычно исходит от стада козлов, бредущих по летней жаре. Порадовало лишь то, что посетителей было мало — не нужно, чтобы видели, как мы снимаем номер. Кто-то смачно чихнул за дальним столом, пьяно пробурчал и замолк. На грубых обшарпанных деревянных столах стояли огарки свечей, опилки под ногами мягко проседали и скользили, погребая под собой каменный пол.       — Ничего тут не трогай, — прошептал я, — не хватало, чтобы ты тут подхватил Драконью оспу.       Рон сморщил нос, натягивая повыше шарф. Я подошел к стойке, за которой стоял Аберфорт, меланхолично натирая грязной тряпкой грязные стаканы. Он не поднял головы, полностью проигнорировав нас, но я знал, что он все видит и слышит. Дураком он не был, а был просто желчным старикашкой. Не самая худшая версия Альбуса Дамблдора.       — Нам нужна комната. — Я положил на липкую стойку два галеона. Аберфорт замер, поднял седую голову, посмотрел из-под густых бровей.       — По лестнице направо, — прокряхтел он и забрал деньги, которые тут же исчезли в кармане его фартука.       Я схватил Рона за руку и потянул за собой. Удобно, когда тебе не задают лишних вопросов.       — А ключ? — тихо спросил он.       Я покачал головой. Ключ? О чем ты? Я надеюсь, там хоть матрас будет…       Под нашими ногами протяжно скрипели ступени лестницы, взяться за поручень — и речи не могло быть. На втором этаже находились кишащие клопами сдаваемые меблированные номера. Дверь справа от лестницы едва держалась на петлях. Я толкнул ее рукой. Комната была маленькой, с одной кроватью посередине и одним шатким стулом в углу. Воняло сыростью.       — М-да, — сказал Рон, стоя в дверях.       Я прошел к окну, оно выходило на пустырь, чуть вдалеке виднелась «Визжащая хижина».       — Что ты там хотел сделать? — Я задернул шторы и развернулся к Уизли.       — Не уверен, что хочу это делать здесь, — кивнул он на кровать.       Я скинул капюшон, расстегнул куртку, бросил все на стул. Рон смотрел на меня, молчал и не двигался. Я потянул за свитер, стаскивая его с себя, дальше футболка — Рон все еще стоял возле двери. Вжикнула молния на джинсах, я стянул их вместе с бельем, выпрямился. Рон сбросил куртку и разматывал шарф, затем стянул теплую рубашку, его глаза ни на секунду не отрывались от моего тела. Я поднял голову, оперся голой задницей на подоконник, сложив руки на груди.       Возбуждение уже подкатывало волнами, меня будоражила неизвестность. Осмелится ли он сделать то, о чем говорил? Я не знал, чего я хотел больше: чтобы он действительно ударил меня, пролил мою кровь, заставил почувствовать ее на языке, или же наоборот, не опускался до этого. Я мог представить, как Рон кулаком разбивает мое лицо, как дергает за волосы, как бьет меня. Блэк показал мне, что боль может быть сладкой. Я был отравлен им, он сделал из меня мазохиста.       Рон подошел ко мне, вытаскивая из петель джинсов кожаный ремень. В моей груди замерло что-то в предвкушении.       — Вытяни руки, — приказал он, я послушно подставил ему запястья, которые он стянул ремнем.       — А бить? — невинно спросил я.       — Молчи.       Как скажешь, как скажешь.       Он потянул меня, толкнул в грудь, заставляя опуститься на кровать, которая протяжно застонала. Матрас подо мной был жесткий как доска. Я покорно лег, заводя руки за голову. Рон сел между моих ног, он был все еще одет. Мне хотелось разозлить его, сказать какую-нибудь гадость, вывести его из себя. Но я молчал, и он молчал. Смотрел на меня голубыми глазищами, рыжие кудри растрепались и в тусклом свете грязного окна отливали медью. Я прикусил щеку изнутри, потому что в моей голове мелькнул совсем другой образ — ее образ… Большого труда стоило не встать, не оттолкнуть его, не убежать, потому что это не то, что я хотел вспоминать.       Рон наклонился ко мне, коснулся моих губ легким поцелуем. Я просто лежал бревном — возбуждение ушло. Он наклонился ниже, скользя волосами по коже, обветренные губы коснулись шеи, холодные и шершавые от мозолей руки исследовали тело. Я закрыл глаза, отдаваясь ощущениям. Его губы порхали как бабочки по моей коже, каждое прикосновение было похоже на щекотку. Мое сердце, сбившееся с ритма несколько секунд назад, замерло. Жадный язык скользнул по моему члену, облизал. От горячего дыхания тут же пересохли губы. Рон подтянул меня повыше, чтобы было удобней, а потом его язык опустился ниже…       — Стой! Ты что?! — закричал я, хватая его за волосы, потому что он делал то, что никто никогда для меня не делал. Но Рон не слушал, не останавливался, наоборот…       — Ты с ума сошел, — шептал я, запуская пальцы в мягкие пряди.       Он сжал мой член рукой, медленно лаская, его язык все еще был во мне… Черт! Я кончил от нескольких движений, крепко сжимая его волосы в своих пальцах.       — Отпусти, — прошептал я обессилено.       Рон выпрямился, на лице у него горел красный румянец. Я видел, ему было немного стыдно за то, что он сделал.       — И чего ты хотел добиться?       — Ничего, — тихо ответил он.       Я не знал, злиться на него или целовать. Мы оба были немного растеряны и смущены. Похоже, он просто хотел доказать, что он не хуже.       — Иди ко мне, — позвал я его, подталкивая пяткой. Он несмело улыбнулся, будто понимая, что я простил его. Было бы за что прощать… Идиотизм или желание показать себя? Я потянул с него джинсы, он стянул футболку, лег на меня, придавливая своим весом. Я обнял его ногами за бедра.       — Тебе не противно? — прошептал он.       Я повернулся к нему, взял его за голову, фиксируя, и поцеловал. Он дернулся, пытаясь увернуться и не давая мне проникнуть ему в рот. Но я безжалостно прикусил губу, рукой нашел его член, сжал, и он застонал. Мой язык ворвался, огладил кромку зубов и едва не залез ему в глотку.       — Все нормально. И если это тебя успокоит, то с первого раза сдал экзамен, — сказал я, отпуская его. — Просто помни о дне.       — Хотелось бы мне знать, что там.       — Нет. Не хотелось бы, — резко ответил я.       Кровать под нами скрипела так, что я испугался, как бы сюда не ворвался Аберфорт с палочкой наперевес. Мне стало смешно, я решил в этот скрип внести и свою лепту. Как же я орал и стонал… Я старался, чтобы меня было слышно на весь Хогсмид. А Рон ржал, сжимая меня в своих объятьях и насаживая на свой член.       Не знаю, что между нами происходило? Кто кому что хотел доказать? Но от того, как он сжимал меня, как целовал, мне становилось немного грустно. Словно тебе пообещали что-то, но ты знаешь, что никогда это не получишь…       Я стоял возле окна, растирая запястья, на коже наливались красные следы от ремня. Я осмотрел на кровать — Рон лежал на спине, тихо посапывая. Силуэт его тела едва можно было различить в темноте комнаты. Все это словно затягивало удавку на шее…       Отвернулся к окну. На улице сгустились сумерки, пора было возвращаться в замок. Я сразу их приметил: две черные укутанные в плащи фигуры четко выделялись на фоне белого снега. В руках она держала сахарную вату из Зонко в виде сердца. Я не слышал, но прекрасно видел, как она смеялась. Он шел рядом, белые волосы, которые торчали из-под капюшона, трепал ветер. Он что-то оживленно рассказывал, размахивая руками. Странные они. Едва ли не обреченные… Грейнджер и Малфой.       Мы вернулись в замок довольно поздно. Филч бухтя что-то себе под нос, пропустил нас. Во всем замке стояло хаотичное оживление, под потолком летали пикси-херувимчики, посылали из луков в каждого прохожего тонкие стрелы, которые больно жалили. На каменному полу расцветали красные розы, которые превращались в огромные колючие кусты. По типу дьявольских силков они опутывали и царапали случайно забредших в них учеников. Так еще и Пивз летал и осыпал всех конфетти и мармеладками, которые липли к плащу и сумке, к волосам они приставали намертво. Писклявый, противный хохот приведения эхом разносился по каменным коридорам. Мы зашли в гостиную, тут стоял веселый смех, все оживленно разговаривали.       — А вот и наша парочка! — громко крикнула на всю гостиную Ромильда Вейн.       Я обернулся к ней. Вейн стояла посреди комнаты, сложив руки на груди, и в упор смотрела на нас. Взгляд ее не предвещал ничего хорошего. Я криво усмехнулся — сейчас будет шоу.       — А ты нас ждала? — спросил я, подходя к ней ближе.       — Ты мне противен, Поттер, — презрительно сказала она. Тишина в комнате стала буквально осязаемой, никто ничего не говорил — все слушали.       — Послушай, девочка, я тебе что, галлеон, чтобы нравиться? — мой голос едва звучал, но она все равно дернулась, как от удара. — Думаешь, ты такая красавица? Тебе сколько лет? А уже решила себе место под солнцем пробить… Меня тошнит от тебя.       — Уизли тебе, видно, все мозги выебал! — заорала она, бледнея.       — А ты хотела быть на его месте? Подрасти чуток…       — Ты! Ты! — задыхалась она, не зная, что мне ответить. — Думаешь, ты самый умный, Поттер?!       — Да. — Я видел, как ее трясло от гнева.       — Все будут тебя ненавидеть! Избранный — гей! Вот новость! Затрахаешь Сам-Знаешь-Кого до смерти? Чтоб он Аваду промеж глаз тебе пустил!       — Да Он сам кого хочешь затрахает и тебя в том числе, — мягко ответил я. Ее лицо побледнело еще сильнее.       — Уроды, больные, извращенцы, гниль, — яростно шипела она. — Вы вызываете только рвотные позывы…       — Полегче, Вейн, — внезапно раздался голос справа — ко мне подошла Браун, которая ничуть не уступала Ромильде в возмущении. — Не ты ли заказывала любовный напиток, чтобы подсунуть его Гарри? Всем в спальне уши прожужжала.       — Не лезь не в свое дело… — повернулась к ней Вейн. — Насколько я помню, ты таскалась за Уизли.       — Я с ним целовалась даже, — гордо заявила Лаванда.       Пришла помощь, откуда не ждали…       — Любительница геев. Попроси, может они тебя возьмут в свою компанию! — кричала Вейн, брызжа слюной.       — А может, это ты хочешь с нами? — протянул я, оглядывая ее сверху донизу, она отступила.       — Ты конченый извращенец, Поттер!!!       — Ты даже не представляешь насколько, — я сделал шаг к ней.       И тут между нами вырос Дин Томас.       — Полегче, Поттер, — сказал он, упираясь ладонью мне в грудь.       — Вау! — я откровенно смеялся. Это ситуация становилась все интереснее и интереснее. — А ты тут каким боком, Томас? Хочешь присоединиться четвертым?       Дин нахмурил брови, стиснул губы, сжал руки в кулаки. Ну давай… Резкий рывок отдернул меня назад — на мое место встал Рон, а я оказался у него за спиной. И теперь Уизли стоял и смотрел в глаза Томасу, сжимая кулаки.       Меня распирал восторг. В моей жизни такого еще не было…       — Отвали, Томас, — резко и зло сказал Рон.       — Решил заступиться за свою принцессу, Уизли? — спросил Томас, нагло задирая подбородок, чтобы казаться выше.       — Какого хрена тебе надо? — не поддался на провокацию Рон.       — Просто хочу поставить одного зарвавшегося урода на место.       — М-да? И кто тебе позволит? — Я почувствовал, как Рон сконцентрировался. Он явно собирался драться.       Вмешаться или нет? Снейп, за тебя тут драка начинается… Может, и пусть?       — Дин, — раздался голос за моей спиной, — не надо.       Я обернулся и увидел бледного Финнигана. Если тут еще и Симус будет… Рон только-только успокоился.       — Закрой рот! — крикнул Томас, сверкая темными глазами. — Не разговаривай со мной! Устроили тут клуб гомоебли и ходите радуетесь, сверкаете своими задницами и членами! — зашипел Дин в лицо Рону. — Думаешь, это нормально? Сидели бы себе, не высовывались, так нет же! Всем хотите заявить о том, какие вы извращенцы. Так и других втягиваете в это.       — Сочувствую, если твоя задница пострадала, Дин, — протянул Рон, нагло ухмыляясь.       Все произошло за какую-то долю секунды: Томас стремительно замахнулся и ударил, но Рон блокировал, схватив за запястье, вывернул руку, заставляя Дина опуститься на колено.       — Полегче, я ведь могу, — очень спокойно сказал Рон, сжимая запястья за спиной.       — Пошел ты! — рычал сквозь стиснутые зубы Дин.       — Рон! — крикнул Симус, подбегая к ним.       Я оглянулся: Вейн стояла возле камина, зажимая рот руками, глаза ее были полны ужаса. Лаванда стояла чуть в стороне, на ее лице читался восторг — ей определенно нравилось происходящее. Невилл сидел в кресле, подпирая голову рукой. Непонятно, что он чувствовал — лицо его было лишено каких-либо эмоций. Зато Кут и Пикс делали ставки с Маклаггеном, и, как я понял, Маклагген ставил не на Рона.       — Ладно, — сказал я, — пора заканчивать. Я устал.       Я обошел Симуса, подошел к Томасу. Тот поднял на меня злые глаза, оскалился, показывая ряд ровных зубов.       — Давай договоримся, — начал я, а потом обернулся к Ромильде, — ты тоже слушай. Ты не будешь лезть к нам или к кому-либо, кто, как ты сказал, «высовывается и светит задницами и членами», а я не буду обращать внимания на твое жалкое присутствие в общей спальне. Если тебе так противно… — я развел руками, — могу посоветовать поменять школу. Но предупреждаю, ни в Дурмстранге, где очень увлекаются темными искусствами, ни Шармбаттоне, где очень терпимы к гомоебле, не будут тебе рады. Так что, как мы поступим? Выбирай.       Рон отпустил Томаса, встал рядом со мной. Дин медленно поднялся, не спуская с нас глаз. Никто в гостиной не спускал с нас глаз.       Если он скажет что-то типа «пошел к черту, Поттер», я ткну ему палочкой в глаз и натравлю на него Пивза — я знаю, как можно подкупить этого полтергейста. Но Томас молчал, я смотрел, как в его голове взвешивались все варианты, и наконец он принял решение.       — Идет, — резко сказал он, едва не плюя мне в лицо.       — Правильное решение, — кивнул я, а потом повернулся к Вейн. — А ты, с тобой я даже разбираться не хочу. Неужели такая малявка думала, что мне интересно ее мнение? Ты себя кем вообще возомнила? Не открывай свой рот никогда, а если что удумаешь, хочу напомнить тебе, что я один из лучших по ЗОТИ.       — Это угроза?! — провизжала она.       — Нет, что ты, — улыбнулся я. — Зная тебя и твою мелкую душонку, не стоит ожидать от тебя адекватных действий.       — Ты не можешь мне указывать… — не сдавалась она.       Будь она чуточку поумнее, уже бы просто заткнулась.       — Могу. Я тебе сказал, — мой голос потяжелел, я чуть надавил на ее разум, — только попробуй.       Она моргнула, а затем медленно кивнула.       Отлично.       — Ты что-то с ней сделал? — очень тихо спросил Рон, когда мы легли в постель. Долгопупс только вернулся, раздевался и готовился ко сну. Симуса и Томаса не было.       — Ничего особенного, — ответил я.       — Удивительно, как ты ее не размазал, — подал голос Невилл.       — Долгопупс, — я повернулся к нему, — для меня это такие мелочи, что даже голову не хочется поворачивать. Ты себе не представляешь, что должно случиться, чтобы меня действительно вывести из себя.       Невилл замер с растянутой пижамной рубашкой в руках.       — Хорошо, что там не было Джинни, иначе она бы всех размазала, — сказал Рон.       — Да уж, повезло…       Страшно представить, что было бы. Такое чувство, что эта девочка вообще никого не боится.       — Я потом с ним поговорю.       — С кем? — не понял я.       — С Томасом.       — Зачем?       — Чтобы не возникал. Я его знаю, он так просто не успокоится.       — Сделай это без свидетелей.       — Знаю.       Рыжий огонь от печки освещал Рона, я видел отражение огня в его глазах.       — Кто тебя учил драться? — спросил я неожиданно для самого себя.       — Ты забыл? Я младший в семье, — улыбнулся он. — Приходилось защищаться, но я больше получал, чем отвечал.       — Это было очень неплохо. Очень. — Я лег на подушку, повернулся к нему лицом.       — Я смогу тебя защитить.       — А надо? Когда ты уже поймешь, то, что ты видишь, и то, что внутри, разные вещи.       — Какой же ты упрямый, — вздохнул Рон.