***
Стоял летний полдень, солнечные лучи ярко освещали помещение, прятались по углам и в складках одежд, пели птицы, а ароматы цветов наполняли воздух. С тренировочного поля слышался звон мечей, где-то вдали переговаривались слуги... Цзян Чэн проснулся от жуткой боли в спине, оторвал щёку от затёкших рук и приоткрыл глаза. — Зараза! Надо было идти к себе, — он размял шею, подвигал плечами и только теперь обратил внимание, что постель перед ним пуста, — чтоб его! Хуже А-Лина! — пробурчал Ваньинь, прокручивая в голове всевозможные варианты развития событий, и поднялся на ноги. Он поспешил к двери, раздвинул створки и на полной скорости налетел на главу Лань, который, как ни в чём не бывало, возвращался к себе. Цзян Чэн отскочил назад, ощутив себя суетливым неуклюжим юнцом, потому что Сичэнь, несмотря на весь свой болезненный вид, оказался на редкость устойчив и даже слегка придержал его, избавив от падения. — Где вы были? — сразу напал Ваньинь, решив, что лучшая защита от собственных эмоций, это нападение. — Гулял, — спокойно ответил глава Лань, и вдруг, неожиданно даже для самого себя, выдал. — Я обязан докладывать? Цзян Чэн изо всех сил постарался не закатить глаза и не фыркнуть. — Вы мой гость, — с нажимом проговорил он, — и да, представьте себе, должны. Хотя бы потому, что ещё ночью вы едва держались на ногах. Прогулки в одиночестве опасны. Сичэнь мягко улыбнулся. — Боитесь за своих людей? Простите, вы правы, я не взял это в расчет. — Мои люди не при чём, — слова слетели с уст Ваньиня раньше, чем он успел подумать. — Я беспокоюсь не о них, а о… — он, наконец, понял, что только что сказал, поэтому, в попытке скрыть смущение, перевёл тему, — так значит, вы чувствуете себя лучше? Лицо главы Лань изменилось, он нахмурился, будто вспомнив о чём-то важном. — Я в порядке... а вы зачем остались? Почему не ушли к себе? Цзян Чэну не нужно было напоминать, как именно это выглядело — оставаться на ночь в комнате чужого человека, как минимум, неприлично. — Простите, это было неучтиво с моей стороны, но я предположил, что вам потребуется помощь и, если честно, просто не заметил, как уснул. Сичэнь взмахнул рукавом и прошёл в комнату, заставив главу Цзян срочно уступить дорогу. На середине он остановился, аккурат в луче света, падающего сквозь резные ставни, оттого стал похож на величественную нефритовую статую. — Не извиняйтесь, пожалуйста. Не было нужды оставаться, тем более, вы сами только что сказали, я опасен даже для себя. Ваньинь смотрел на него, не отдавая себе отчёта в том, что пристально следит за каждым движением: как мягко изгибаются складки его одежды, как легко покачиваются в волосах две светлые полосы налобной ленты, и как длинные пальцы скользят по прекрасной флейте на поясе. Глава Лань, не услышав ответа, обернулся, и только тогда Цзян Чэн опомнился, запоздало уловив суть сказанных слов. Это внесло разлад в его душу, и настроение испортилось ещё больше. — Думаете, я недостаточно силён, чтобы справиться с вами, глава Лань? — Нет. Я не это хотел... — Не лгите ни мне, ни себе! Именно это вы и имели в виду. Вместо нотаций о том, как мне следовало поступить, лучше скажите, что с вами происходит? — Вы уверены, что хотите это знать? — вежливо уточнил Сичэнь. — Тогда ответьте сначала на мой вопрос. Почему вы помогаете мне? Ваньинь чувствовал, как волна гнева снова разливается в сердце и захватывает сознание. Всё-таки он ошибался, этот человек бесил его и в личном разговоре. — Я не альтруист, так что, да, если хотите, у меня есть причина, глава Лань. — И какая? — Я… — Цзян Чэн вспомнил, что сказал ему ночью, внутренне вздрогнул, и на ходу придумал ответ, — виноват перед вами, — впрочем, он не солгал. — Вы? — Лань Хуань действительно выглядел удивлённым. — Мы с вами едва ли перекинулись парой личных фраз за последние три-четыре года. «Парой личных фраз». Глава Цзян был совершенно не согласен с этим. Может, фраз там, и правда, была всего пара, но зато каких. — Я был слишком резок в последнем письме и на встрече с учителем Лань. — Ах, это, — Сичэнь махнул рукой, — вы сказали правду, я ответил вам тем же. Вина в большей степени лежит на мне, ведь правила вашего клана не запрещают проявлять такого рода эмоции, а правила моего - вполне. — Правила? Вы говорите о правилах, будто они единственная непреложная истина, хотя адепты вашего клана беспрестанно их нарушают и, между прочим, берут пример со старших. Да, и ещё бы, ведь у вас целых четыре тысячи пунктов, нужно быть нефритовой статуей, чтобы не нарушить ни одного… — Цзян Чэн посмотрел куда-то в сторону и тихо добавил. — Хотя и нефритовым статуям это каким-то образом удаётся. — Что? — переспросил глава Лань. Глава Цзян хмыкнул и ответил чуть громче. — Я говорю, что первым перешёл личные границы в письме, и это мои действия стали причиной вашего ответа, тем более, что вы отплатили правдой за правду. — Прекрасно. Значит, мы высказали друг другу всё, что думали, и теперь между нами нет ничего, что могло бы внести разногласия во взаимоотношения кланов Цзян и Лань. Эта формулировка прозвучала несколько странно. За последние четверть часа Ваньинь уже успел почувствовать себя неопытным адептом, слабым противником, неспособным противостоять сломленному человеку, а теперь, в добавок ко всему, оказался ещё и в положении отвергнутого друга. Он ненавидел эти ощущения, но никак иначе описать их не мог, что злило ещё больше и, казалось, срыв уже недалеко. Нужно было уходить и уходить немедленно. — Весьма практично с вашей стороны заметить это! — бросил Цзян Чэн, напоследок добавив несколько слов. — Обед подадут в павильоне у озера, настоятельно рекомендую вам прийти. Лань Хуань посмотрел ему вслед, а потом долго не отводил взгляда от того места, где тот стоял, и думал, что глава Цзян первый посторонний человек, кто в этой новой жизни — жизни без братьев — обратился к нему с такой неожиданной заботой. Это казалось странным ещё и потому, что Саньду Шэншоу вообще не славился ни состраданием, ни жалостью к кому бы то ни было, но едва ли хоть один глава клана мог похвастаться таким же приёмом в Пристани Лотоса, который получил глава Лань... Почему же именно он? С чего такая благосклонность к нему? Только ли чувство вины за брошенные в письме и на семейной встрече слова сподвигли Цзян Чэна на подобные действия? Сичэнь очень сомневался, что это действительно так. Он несколько раз прошёл из стороны в сторону: его тревожило ночное происшествие, ему следовало быть осторожнее, следовало не подпускать к себе людей, и пусть лучше его сочтут излишне грубым и бессердечным теперь — после всего — чем сблизятся, привыкнут, возможно, полюбят и пострадают. Больше никто не должен страдать из-за него, никто не заслуживает такой участи. Лань Хуань вздохнул. Как бы ласково и заботливо ни относились к нему, он будет держаться в стороне, особенно от главы Цзян… Да, Цзян Чэн разрушил очередной ночной кошмар, но именно поэтому, особенно поэтому подобное не должно повториться вновь. Никогда. Сичэнь должен покинуть Пристань Лотоса сегодня же, иначе быть беде.***
Сам Цзян Чэн поведения главы Лань не понимал. Он немало удивился, что, при всей своей сдержанности, этот человек умудрился проявить такие эмоции в разговоре, даже повысить голос, и, в конце концов, сделал вывод, что они бесят друг друга взаимно. Иначе с чего бы ещё Сичэнь стал так ему отвечать? Ваньинь вошёл в большой зал, придирчиво осмотрелся и остановил первого попавшегося слугу. — Почему ещё ничего не готово? — Но… господин... — юноша, которого остановили, испугался и почти потерял способность говорить, — ещё есть время. Мы подаём обед позже. Цзян Чэн просверлил его взглядом и, словно намеренно, выдержал паузу, прежде чем сказать. — Хорошо. Пусть всё будет вовремя и ни минутой позже! — Да, господин, — слуга поклонился и, выдохнув, поспешил по своим делам. Обед действительно начался минута в минуту. Ели молча, по всем традициям клана Лань, несмотря на то, что Гусу был за пределами досягаемости. Когда же пришло время чая, глава Лань поднял взгляд и произнёс. — Глава Цзян, я благодарю вас за гостеприимство и помощь, но я вынужден сегодня же отправиться в Ланьлин. — Простите? — не понял Ваньинь. Ему точно было известно, что никаких писем или посланий не было ни сегодня, ни двое суток до этого. С чего бы такая срочность? — Я отправляюсь в Ланьлин к брату, — уверенно сообщил Сичэнь. Вот так. Без вопроса, без просьбы, просто констатация факта. Цзян Чэн несколько раз кивнул своим мыслям и сделал глоток чая. — Нет, — таким же уверенным тоном ответил он. — Курс лекарств, рекомендованных лекарем, не окончен, а то, что сейчас вам стало лучше, абсолютно ничего не значит. Мы отправимся на церемонию в запланированное время. Сичэнь резко поднялся на ноги. — Тогда я улечу на мече. Мне не нужно вашего позволения, я не ваш подчинённый! — голос его звучал максимально вежливо, но в нём чувствовалось упорство и некоторое раздражение. В отличии от Ванцзи, Первый Нефрит не мог контролировать свои эмоции настолько... — Я не спрашиваю у вас разрешения, я сообщаю своё намерение покинуть... Ваньинь не дал ему договорить, стукнув кулаком по столику так, что посуда подпрыгнула и слетела на пол. Он тоже встал, и этот жест, несмотря на их разницу в возрасте и небольшую в росте, оказался более внушительным, чем у главы Лань. — Я сказал, нет. Пока я несу за вас ответственность, вы должны и будете мне подчиняться! — Ошибаетесь. Вам не стоит беспокоиться обо мне так сильно, я не ребёнок, — Сичэнь не кричал, но тихий нравоучительный тон был хуже крика. Он поправил налобную ленту, хотя она и так лежала идеально, и пошёл в сторону выхода. Цзян Чэн сжал кулаки, собрался с мыслями и крикнул ему вслед. — Желаете погибнуть? Если полетите, можете быть уверены, что это случится сегодня! Лань Хуань остановился и резко обернулся. На этот раз взгляд его метал молнии, но выдержка, выработанная за годы медитаций, не позволила ему ответить откровенным возмущением. — Может, я этого и добиваюсь, вы не подумали, глава Цзян? Какой смысл спасать человека, который не желает быть спасённым? — О… — Ваньинь внезапно успокоился и совершенно серьёзно произнёс, — отлично. Будете заказывать гроб, закажите и для меня один. Мне пригодится. — Что? — глава Лань решил, что ослышался. — Что слышали. Если с вами что-то случится, ваш брат убьёт меня и, возможно, не один раз, потому что его муж однозначно сможет достать меня откуда угодно, даже с того света. В глазах Сичэня мелькнула растерянность, он не понимал, шутка это или нет, из-за чего никак не мог найти слов для ответа. Между ними наступила тишина настолько незыблемая, что, казалось, можно услышать само течение времени, но не прошло и пары секунд, как она снова была нарушена. Лань Хуань не сдержал улыбки и, в конце концов, тихо рассмеялся, прикрывшись рукавом. — Вы шутите, глава Цзян? — спросил он, когда немного успокоился. Тот хмыкнул — строгость его неулыбающегося лица при этом вызвала новую вспышку смеха — и сказал. — Смешно вам, да, глава Лань? А мне вот ничуть. Вэй Усянь и Ханьгуан-Цзюнь оставили вас под мою ответственность и, если что-то случится, боюсь, я не отделаюсь простым выговором. Поэтому, прошу вас, давайте не будем торопиться. Они замерли друг напротив друга в одинаковых позах… лотос и лилия, молния и лёд… Если бы сейчас кто-то взглянул на них со стороны, то непременно решил бы, что между ними есть духовная связь, а может, и нечто большее. Глава Лань перестал смеяться, смело встречая взгляд его глаз. — Вы не понимаете, мне нельзя оставаться, это опасно для нас обоих и для окружающих. Я не желаю никому навредить… — Кроме себя, да? — Глава Цзян! Почему вы постоянно перебиваете? — А почему вы ведёте себя как ребёнок? Сичэнь улыбнулся себе под нос и склонил голову, скрывая эту эмоцию. — Хорошо. Давайте пойдём на компромисс. Я обещаю, что не полечу на мече в Ланьлин, а вы пообещаете, что мы отправимся туда через два дня? Цзян Чэн долго молчал, но, всё-таки, принял решение, помялся и тяжело вздохнул. — Ладно, пусть будет так, как вы сказали… А пока постарайтесь не ходить в одиночку.