Игра в слова

- Ты не заслужил такого отношения! Слезы мигом впитывались в одежду, а молодой паренек крепче сжимал кулаки на спине опешившего мужчины. - Ты достоин любви, они не могли к тебе так относиться! Мужчина мягко прикоснулся к взъерошенным волосам шатена, выравнивая их. Тот будто бы поддался и прижался к нему еще крепче. Гаара трудно вздохнул, слушая проницательные возгласы приемного сына. Он сам бы заплакал, но еще давно он пообещал себе, что его сын не увидит его слез, которые с каждым годом становилось скрывать все трудней и невыносимей. - Ненавижу! Я их всех ненавижу! Они не знают, через сколько боли тебе пришлось пройти, чтобы преодолеть трудности! Казекаге мягко приподнял его голову и тыльной стороной огрубевшей ладони стер его слезы с щек. Глаза мальчика немного покраснели, он опустил голову, шмыгнул носом. - Я вырасту, я стану сильнее и тогда буду защищать тебя! Никто не посмеет сказать про тебя что-то плохое! Тогда Гаара лишь улыбался, кивал головой, осознавая, что это практически невозможно. Вскоре забудутся все детские клятвы и обещания, он не стал воспринимать их всерьез, потому что Шинки еще слишком мал, чтобы что-то обещать, хоть и слишком взрослый, чтобы понимать Гаару и любить его не хуже взрослого человека. Шинки знал, что его отец не верил в его слова, считая их пустым местом. Он относился к ним так, будто он маленький ребенок и сказал что-то ужасно милое. Это мальчику не нравилось больше всего. - Я никогда не брошу тебя, никогда не подведу тебя,- Шинки судорожно хватал его ладонь и покрывал поцелуями, на что Гаара только грустно опускал глаза под ноги и молчал,- я всегда буду рядом, я всегда буду тебя любить, я всегда буду стараться стать лучше ради тебя. Шинки вкладывал в лепет обещаний все свои чувства, готов был снова разрыдаться, упасть отцу в ноги и молить, если Гаара не примет его на клочье разрывающееся сердце. Он уже достаточно взрослый и сам понимал, что поступает не правильно, не такие чувства испытывают к своим родителям другие их дети. Но Шинки не мог потерять его из-за собственной слабости, ровно так же, как не мог ходить на поводу перед неправильными эмоциями. А еще он не мог самостоятельно восстановить свое сердце от разрыва. Гаара считал себя дураком, идиотом, толкая мораль Шинки о чувствах между членами семьи и следуя ей. Казекаге и сам прекрасно понимал, что между ними были противоречивые отношения как нормального общества, так и семьи в целом. Гаара, как никогда, недооценил глубину своего заблуждения. Шинки было больно, когда он обещал отцу свое полное поклонение, вечную любовь, незабываемо теплые объятья и нежную улыбку в конце каждого рабочего дня, а Гаара только печально улыбался. И говорил, и говорил, и говорил... И говорил: "Да, конечно, да." Настал час для Гаары расплаты со своими заблуждениями и глубинным невежеством. Шинки ведь, как и говорил, вырос и стал даже выше Гаары. Они так глупо выглядят вместе... Он все еще клялся отцу в верности, совсем не осознавая, что эту верность нес сквозь года, приподнося ему. Сабакуно часами рыдал от безвыходности, когда Шинки тем временем все еще свято верил в его более, чем тривиальные и платонические чувства. Шинки считал проявления любви в этих духах милосердием. А Гаара терзался: "Где здесь милосердие? Это же ложь, тщательно прикрытая ложь!". Отныне это его сердце разрывалось на части, а необходимую ему самому любовь мог без возмездия отдать любимый сердцу сын, но он не мог в ответ дать ему ту любовь, которую от него требовал Шинки. Это было слишком сложно, они такие разные, друг друга так сложно понять. И все, что они делают с душами друг друга - терзают их и заставляют играть в игру слов из пустых обещаний любви, клятв верности и пустых, безжизненных улыбок. Где-то вдали ветер себе панихиду поет.