Фрактал: сапфировые вероятности

Маркус лениво посмотрел на часы и вздохнул. Он откровенно скучал на очередном бессмысленном обсуждении взаимоотношений между вампирами. Хотя формально необходимость дышать вампиров не беспокоила, старые привычки давали о себе знать: практически каждый вампир чувствовал себя лучше, повторяя мимику и движения человеческих собратьев. Несмотря на демонстративные заявления о том, что вампиры – новый вид, улучшенная версия человека и тому подобные громкие фразы, вампиры все еще не знали, что делать и как себя вести, если отбросить в сторону привычное по старой жизни поведение. Старые рамки более не подходили обращенным, а новых еще не было. Если же учесть склонность вампиров к некоторой театральности, то человеческие привычки, эмоциональность и взрывной темперамент становились обязательными к применению. Маркус считал подобное поведение глупым, но допускал мысль, что его личные способности к пониманию и анализу эмоциональной сферы были ограничены. Лидер их фракции, Андрэ, конечно, являл собой пример вампира, не беспокоящегося более об имитации человеческого поведения, но своей нарочитой безэмоциональностью и высокопарной речью с намеками и полунамеками, двойным смыслом и многозначительным молчанием, по мнению Маркуса, только доказывал свою собственную любовь к театральности. Маркус, разумеется, был ничуть не лучше. Для него истинным удовольствием было отыгрывать маску философа, затерявшегося в толкованиях и вероятностях. Временами он действительно забывал, что только играет, и искренне верил в свои собственные слова, в свои метафоры, иносказания, скрытый смысл. Кого-то другого это могло бы обеспокоить, но Маркус научился жить на перепутье вероятностей, не веря ни одной из них и веря каждой одновременно. Это было забавно, а забавное помогало выжить и сохранить рассудок. Здравый смысл их Дома всегда имел свои особенности. В конце концов, если ты не сошел с ума, бегая голышом по кладбищу или начав охоту на собратьев, то ты вполне нормален для Голгофа. Хотя в прогулках голышом тоже нет ничего особенно странного, если подумать… Все они учились справляться с видениями – кому-то это удавалось лучше, многие застряли в подвешенном состоянии, ни здесь, ни там, окруженные тенями и шепотом бесконечных возможностей. Все они наивно пытались заглушить видения всеми возможными способами, начиная от наркотиков и заканчивая попытками самоубийства. Кто, как не Голгофа, выяснили, что окончательная смерть вампира ожидает, если ударить в сердце или отрубить голову. Все остальное, к большому сожалению исследователей, не работало. Все они терпели поражение в борьбе с самими собой. Цеплялись за привычки человеческого сознания, искусственно создавали яркие моменты, намеренно рисковали оборвать текущее существование – лишь бы зацепиться за настоящее. Только бы не затеряться в вероятностях. Лишь бы не жить, забыв, кто ты, где ты, реально ли то, что перед тобой… И Маркус был ничуть не лучше. Он любил кормить пришлых кошек в своем магазине особенных вещей – потому что в кошках было что-то мистическое и их глаза светились в темноте. Странная причина, сказал бы кто-то. Если кормить кошек, значит, они вам нравятся, значит, вы о них хотите заботиться. Маркус только улыбнулся бы в ответ, зная, что это неправда. Он кормил кошек, потому что они не нуждались в заботе и уходили от него каждый вечер. Маркус не хотел бы, чтобы их выживание зависело от него. И еще, сидя вечерами в темноте, окруженный десятком светящихся глаз разного цвета, он чувствовал, как реальность и вероятности сливаются в одно целое. Шагать в темноте среди звезд было забавно. Сидеть рядом с кошками – тоже. Он не гладил кошек по шерсти, потому что не любил прикосновения. Кошки не возражали. Маркус предпочитал не создавать новых привычек. Вчера он мог выпить кровь человека за соседним столиком, а сегодня заказывал бутылку из особого бара. Вчера он убил преступника и спас невинную жизнь. Сегодня он прошел мимо. Вчера ему казалось, что реальность тяжело давит на плечи, пригибая его к земле, что все его действия бессмысленны и жалки. Зачем пытаться что-то изменить, шептали голоса. Сдайся, будь очевидным, будь логичным, против чего ты сражаешься? Сегодня он радостно издевался над знакомыми, запутывая их двойным смыслом и красиво-философскими фразами. Сегодня он горел энтузиазмом, он наслаждался абсурдом и своим сумасшествием. Он чувствовал себя почти живым. И старался не думать, что будет завтра. Город жил и дышал, в своем особом ритме переплетая и меняя судьбы мотыльков, кружащихся в его огнях. Город позволял им сгорать и с интересом наблюдал, как некоторые возрождаются еще более яркими, сами становясь убийственно клеймящим огнем. Город укутывал сумраком убийц и отчаявшихся, дрогнувший от сострадания клинок и медленно разъедающий душу яд известности, скрывал тенями чужие пороки и чужие радости. Город давал каждому шанс выжить и умереть – следуя собственноручно избранному пути. Маркус был ничуть не лучше.