Пожалуйста, спаси меня

Первые дни после битвы были самыми невыносимыми для всех Уизли. Когда они, уставшие, вернулись в Нору, уже поднималось солнце, ярко освещавшее покосившийся дом. Ни у кого не осталось сил даже на слезы, они смогли только добраться до своих постелей и рухнуть на них, подкошенные многими часами почти беспрерывных боев. Рон помог Гермионе, ничего не видевшей вокруг себя, подняться в его комнату. Он прижимал ее к себе, пока она билась в рыданиях — казалось, она никогда не умолкнет. Это все, что ему оставалось, — держать ее так крепко, как он только мог. Рон был ее самым лучшим, самым близким другом, и только он мог хотя бы на мгновение облегчить ее боль, ту невыносимую боль, которую она испытывала. Фред Уизли был мертв. И эта мысль сжигала ее сильнее, чем адское пламя сжигало сегодня его тело. Наконец, Гермиона отключилась — Рон не был уверен даже, что она спит. Скорее это напоминало забытье. Он укрыл ее одеялом и сидел рядом еще некоторое время, пока не убедился наверняка, что она не скоро очнется. Потом заглянул к Гарри и Джинни — те спали в обнимку на кровати Джинни, слегка расширенной магией. У Рона уже давно болела голова, а страшная усталость мешала даже передвигать ноги, но он все-таки нашел в себе силы подняться еще и к Джорджу. Брат сидел на кровати, тупо пялясь в стену, и, казалось, так и не сдвинулся с того момента, как вновь оказался в их с Фредом комнате. Теперь уже только его комнате. — Тебе нужно поспать, Джордж, — тихо сказал Рон, не решаясь зайти внутрь. Джордж никак не отреагировал, лишь продолжил смотреть перед собой. Но у Рона уже не было никаких сил. Он вернулся к себе, еще раз посмотрел на Гермиону, лежащую в его кровати, лег на пол и вырубился почти мгновенно. Над Норой стояло солнце. *** — Гермиона! Гермиона! — она тут же обернулась, услышав крик позади себя. Это был Фред, он оказался рядом, обхватил ее и поднял немного над полом. Они увиделись впервые почти за целый год — и она смогла лишь молча уткнуться ему в грудь, забыв на мгновение, как дышать. Вокруг них был настоящий хаос, но они были вместе и это были самые драгоценные минуты ее жизни. Он внимательно смотрел на нее. — Нам с Гарри и Роном нужно закончить дело, которое поручил нам Дамблдор, — сказала она, — и нам нужно выиграть время. — Время у вас будет, — она никогда не видела Фреда Уизли таким серьезным, — мы будем защищать замок до самого конца. Они смотрели друг на друга, пытаясь запомнить каждую черту лица, глаза, сосредоточенно сжатые губы, растрепанные волосы. Гермиона крепко сжала его руку. — Будь осторожен. — Береги себя, — шепнул он, вновь крепко обнимая ее. — Мы справимся, Гермиона. Обещаю тебе. Обманщик. Больше она его не видела. Видела она лишь Джорджа, на коленях стоявшего перед остатками Выручай-комнаты, в адском огне которой заживо сгорел Фред. *** Гермиона резко проснулась и тут же подскочила на кровати, едва не свалившись с нее. Она не смогла привычным движением найти палочку под подушкой и это напугало ее еще больше. Но затем ее взгляд скользнул по знакомой комнате — комнате Рона, — а потом и по самому Рону, сжавшемуся на полу у кровати. Бедняга так и не нашел в себе сил что-то трансфигурировать в постель. Гермиона не знала, сколько прошло времени, но солнце светило ярко, и Гермиона рискнула разбудить друга. Рон сразу проснулся от ее легкого касания — и тоже испуганно уселся, вращая глазами. — Гермиона? Он мгновенно оказался рядом с ней и крепко обнял. Где-то в глубине сознания Гермиона вспомнила его объятия — тогда, ранним утром, когда они только вернулись в Нору, и она рыдала. Рыдала по Фреду. Гермиона почувствовала, как глаза вновь застлали слезы, и уткнулась в плечо Рону. Тот бережно гладил ее по спине, шепча что-то. Она чувствовала себя невыносимо уставшей, пусть даже и проспала несколько часов, поэтому и слезы быстро кончились, оставляя после себя лишь какую-то бесконечную пустоту. Подняв глаза, Гермиона внимательно посмотрела на Рона: тот тоже выглядел совсем неотдохнувшим и потрепанным — после битвы ни у кого не было сил даже смыть с себя грязь. — Схожу в душ, — тихо сказала она и быстро, не давая ему и слова сказать, выскользнула из комнаты. Рону оставалось только сесть обратно на кровать и уткнуться в свои ладони. Его голова так и не прошла; не прошло и беспокойство — он не представлял, что будет с ними дальше. Но в конце концов он нашел в себе силы подняться и спуститься на кухню, подумав, что им с Гермионой сейчас не помешало бы подкрепиться. Гермиона чувствовала себя в Норе почти как дома. Она гостила у Уизли едва ли не каждое лето и уже совершенно не стеснялась находиться здесь. Привычные перила у слегка покосившейся лестницы — Гермиона ласково пробежалась по ним пальцами. В ванной она сразу включила воду и смыла с себя всю грязь — дышать стало немного легче. Потом взмахом палочки очистила одежду и почувствовала себя лучше, когда переоделась. По крайней мере, физически — о моральном состоянии она заставила себя не думать. Она подумает об этом потом. Спустившись на кухню, Гермиона обнаружила там Рона. Он разливал горячий чай — чашек почему-то было три — и тоже выглядел немного лучше, чем несколько минут назад. Кажется, и Рон вспомнил очищающее заклинание. — Как ты? — тихо спросил он, внимательно глядя на Гермиону. Та лишь покачала головой: глупый вопрос. Входная дверь открылась, и Гермиона сразу поняла, кому предназначалась еще одна чашка: на пороге стоял Джордж. Выглядел он совсем не важно, видимо, так и не смог уснуть. Он молча и как-то удивленно посмотрел на Грейнджер, а потом нахмурился и, быстро взяв чашку, поднялся наверх, так и не проронив ни слова. — Он курил, — хрипло сказал Рон, когда они вдвоем сели друг напротив друга. — Не знал, что он курит. — Я тоже, — откликнулась Гермиона, а потом вдруг закрыла голову руками. Черт побери, Джордж. Гермиона не смогла бы точно сказать, сколько они просидели так. Она была опустошена: сломанная кукла — и больше ничего. Но хотя бы Рон был рядом. И пока он был рядом, она не чувствовала себя одинокой. Рон молча наблюдал за ней: побледневшая, она упрямо смотрела перед собой, и в ее глазах он видел ту упертость, которая всегда была свойственна Фреду. Рон вспомнил вдруг ссоры Гермионы и Фреда: когда те кричали друг на друга, оба пылали от возмущения и яростно размахивали руками. Кричали до сорванных голосов, где-то уже в процессе начиная получать странное мазохистское удовольствие от происходящего. Рон знал всегда: только выпуская пар, они чувствовали себя живыми. И Гермиона, и Фред не могли спокойно жить без риска, без эмоций — если повода для чувств не было, они его придумывали, только чтобы не потонуть навсегда в скучной повседневности. Сам Рон был другой — эмоциональность была ему не близка, а ссоры всегда выводили из равновесия, а вовсе не вдохновляли на развитие отношений, как это было у Гермионы и Фреда. Поэтому, наверное, он долгое время совершенно не мог понять, как его брат и его лучшая подруга могут терпеть друг друга так долго. И каждый раз после их ссор он стремился вправить Фреду мозги — чтобы не смел так разговаривать с Гермионой — но каждый раз Гермиона начинала смеяться и говорила, что ее все устраивает. Рон определенно не мог этого понять, но в конце концов смирился. И только однажды он застал ее в слезах после ссоры с Фредом и навсегда запомнил этот случай. После очередной заваленной контрольной у Снейпа Рон вконец разозлился и потратил несколько часов в библиотеке на подготовку эссе для этой летучей мыши. Тот бы все равно никогда не поставил ему даже Выше ожидаемого, но Рон мстительно подумал, что Снейп должен хотя бы немного испытать муки совести, когда на почти идеально написанное эссе поставит всего лишь Удовлетворительно. Возвращался Рон в гостиную перед самым отбоем и вдруг, неподалеку от портрета Полной дамы, услышал чьи-то рыдания. Плакал явно кто-то из гриффиндорцев — и Рон, как староста, просто не мог пройти мимо. — Кто здесь? Что у тебя произошло? Я смогу помочь? Звук прекратился, а через секунду из темноты показалась Гермиона и тут же бросилась к Рону на шею. Обниматься Гермиона не любила, а плакала так и совсем редко — так что он здорово испугался сначала. Потом растерянно обнял ее в ответ. — Что случилось? Она молча покачала головой, продолжая плакать, а потом за руку потянула его в гостиную. Там они уселись где-то в углу, и Гермиона крепко прижалась к Рону, продолжая всхлипывать. — Мы с Фредом поругались. Этому Рон уже совершенно не удивился: у старших братьев был выпускной курс, и близнецы постоянно где-то пропадали (хотя, как полагал Рон, вряд ли они готовились к экзаменам), да и секретов у них стало побольше. Вечно шушукались о чем-то в углу и с друзьями ничем не делились. К тому же, у самой Гермионы в этом году были СОВы, да и подготовка к занятиям с Отрядом Дамблдора отнимала много сил. Они с Фредом почти не виделись, и Рон подумал, что не было ничего удивительного в том, что они ругались чаще, чем обычно. Но Гермиона никогда раньше не плакала из-за Фреда. Что же такого сделал этот рыжий черт, что довел несгибаемую Грейнджер до слез? — Они собираются бросить Хогвартс, — выдавила та, наконец, из себя. — Что? Рон потрясенно посмотрел на нее. Фред и Джордж хотят бросить Хогвартс? Сейчас?.. Рон, конечно, знал, что не все доучивались в Хогвартсе, потому что не могли сдать выпускные экзамены, и что сдачи СОВов было достаточно для того, чтобы по достижении совершеннолетия считаться полноценными волшебниками — однако недостаточно, чтобы получить полноценную работу, разумеется. Но в способностях старших братьев Рон не сомневался ни на секунду: те обязательно сдали бы все экзамены. Зачем нужно было бросать школу сейчас, когда до выпуска оставалось совсем ничего? — Говорят, что им не нужно получать это образование! И что больше ничего нового они не узнают! Но ведь без этих экзаменов их никогда не возьмут на нормальную работу! — Гермиона, возможно, ваши с Фредом понятия «нормальной работы» несколько… отличаются? Гермиона немного помолчала, а потом глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. — Мы поэтому и поругались, Рон. Я сказала им, что без экзаменов им не видать нормальной работы — а Фред сказал, что ему не нужна никакая «нормальная» работа, и что они с Джорджем собираются открыть свой магазин и заниматься только им. Тогда я сказала, что они же не смогут заниматься этим всю жизнь, потому что это просто несерьезно! Вот почему он разозлился и заявил, что он никогда не думал, что я его не поддержу. Что он ожидал осуждения от кого угодно, но только не от меня, и что он ужасно разочарован, ведь я не способна не только поддержать его, но даже просто принять его выбор! А потом развернулся и ушел. Рон молча сидел рядом и слушал ее. Что он мог сказать Гермионе? Он понимал Фреда, понимал, как важна была Фреду ее поддержка. Но Гермионе не нужны были его, Рона, советы. Она должна была разобраться сама. — Я думала, мы как обычно покричим друг на друга, а потом помиримся, — бесцветно сказала Гермиона спустя некоторое время. — Но он просто ушел. И смотрел на меня так разочарованно… Они потом помирились, конечно. Рон знал: Гермиона извинилась перед Фредом и признала, что поддерживает его. Но ее слезы и потерянный взгляд — когда она впервые чуть не потеряла Фреда — Рон запомнил навсегда. Сейчас Гермиона не плакала, но взгляд ее был абсолютно пустым. И Рон совершенно не знал, как ей помочь. Сейчас она бы приняла любой его совет, но Рон ничего не мог ей сказать. Она потеряла Фреда — потеряла его навсегда — и никакие слова не могли этого исправить. Спустя какое-то время раздались шаги, и на кухню вновь спустился Джордж. Рон заметил, как вздрогнула Гермиона при его появлении, и подавил тяжелый вздох. Старший брат выглядел потерянным — он словно бы не понимал, что ему делать. Он вышел на улицу и вернулся через пять минут, от него вновь неприятно пахло сигаретами. Потом плеснул себе в чашку кипятка и сел рядом с Гермионой. Та упорно не смотрела на него. — Как ты? — голос Джорджа был хриплый. — Я? — Гермиона резко повернулась к нему, и Рон увидел, как у нее от злости загорелись глаза. — Как ты думаешь, как я, Джордж Уизли? Она сделала такой сильный акцент на имени Джорджа, что Рон напрягся. Но сам Джордж выглядел на удивление спокойно. Он выдержал ее взгляд и произнес спустя мгновение: — Я думаю, что если ты хочешь злиться, или кричать, или плакать, то ты можешь это делать. Джордж сказал совсем не то, что сказал бы Фред, подумалось Рону. Фред тут же загорелся бы и начал злиться в ответ, возможно, вскочил бы, и они с Гермионой устроили грандиозную ссору. Но Джордж был спокоен — Рон заметил только побелевшие костяшки его пальцев, сжатых в кулак. И спокойствие Джорджа заставило Гермиону потухнуть. Она отвернулась. — Ты не спал? — спросил Рон, стараясь хотя бы как-то разбавить обстановку. — Нет, — Джордж разжал кулаки и уставился на свои ладони. Они вновь замолчали. Через некоторое время внизу стали постепенно собираться остальные — проснулись Гарри и Джинни, не отходившие потом от Рона и Гермионы. Проснулись Билл и Чарли, тут же отправившееся в комнату к родителям. Появился Перси, с красными глазами и невыносимо виноватым видом. Гермиона отвернулась, не желая его видеть. Джордж, напротив, поднялся и обнял брата, не обращая внимания на его слабое сопротивление, и Перси сразу ощутимо расслабился. Никто не выглядел отдохнувшим. Завтракали в полном молчании, изредка кто-то бросал взгляды на лестницу — никто из старших Уизли так и не вышел. Рон же заметил, что ни Гермиона, ни Джордж ничего не съели, но промолчал. Весь следующий день был поистине невыносим. Родители не покидали своей комнаты, Билл и Чарли были с ними, а Флер пыталась готовить на всех, взвалив на себя обязанности по хозяйству. Ей помогал Перси — глаза его все время были на мокром месте. Джордж спрятался в их с Фредом в комнате и не выходил оттуда, и никто не решался проведать его. Рон подумал, что старший брат выглядел с утра достаточно спокойно, и почувствовал, что поддержка скорее пригодится Гермионе. Они с Джинни и Гарри не покидали ее ни на минуту, и вместе сидели в комнате Рона в тягостном молчании. Чертова война, будь она проклята. Джинни не могла сдержать слез, и Гарри постоянно обнимал ее. Гермиона не смотрела на них — в глазах ее отражалась такая боль, что у Рона сердце разрывалось. Что он мог сделать? Как он мог ей помочь? Сам он все никак не мог осознать: Фреда больше не было. *** Вечером Рон с Джинни решили зайти к Джорджу — тот казался слишком спокойным, и в какой-то момент их, начинавших постепенно осознавать произошедшее, это стало по-настоящему пугать. Они знали, как Фред и Джордж были близки, и сама мысль о том, что Джордж теперь всегда будет один, казалась кощунственной. Джордж сидел на кровати Фреда и вновь, как в ночь после битвы, смотрел в стену и даже не обернулся, когда брат и сестра вошли внутрь. Вся комната провоняла сигаретами — Джордж теперь не боялся курить в доме. — Простите за это, — выдавил он хриплым голосом, когда Рон и Джинни присели на кровать напротив. — Это успокаивает? — спросила Джинни, кивая на пачку, и Джордж, нахмурившись, убрал ее в карман. — Да, но это слишком вредно, — ответил он, — так что даже не думай. Они помолчали. Потом Рон вздохнул: — Тебе нужно хотя бы немного поспать. И съесть что-нибудь, я видел, что ты ничего не ел. — Я посплю, — Джордж кивнул. — Может, через пару часов. Как Гермиона? — Она злится, — тихо сказала Джинни. — Злится и плачет. — Злится на меня. — Я не думаю, что… — Нет, Джин, я знаю. Она злится на меня, — Джордж щелкнул зажигалкой, вновь затягиваясь, — злится, что это я говорю с ней, а не Фред. Злится, что именно я жив. Думает, что это несправедливо. — Это совсем не так! — воскликнула Джинни, а Рон поднял тяжелый взгляд на брата. Джордж был спокоен, и словно бы тщательно отмеривал каждое слово. — Это так. Она права — это несправедливо. — Нет! Джинни вновь начала плакать, и Джордж сел рядом и крепко обнял ее, чуть покачивая, как ребенка. — Тише, тише, не плачь. Все будет хорошо. Никто из них в это не верил. Рону хотелось кричать. *** Когда Рон и Джинни ушли, Джордж лег на кровать Фреда, обняв свои колени, и позволил себе расплакаться. На мгновение стало легче, но потом вновь накатила тоска. Он был растерян, совершенно не представлял, что делать дальше. В голове только всплывал голос Фреда, просивший Джорджа, если что-нибудь случится, проследить за Грейнджер, помочь ей, быть рядом с ней, не отпускать ее. Это был наказ Фреда, и Джордж не имел права ослушаться его. Он не мог поддаться своей боли, не мог позволить разуму впустить непрошенные мысли. Он должен быть сильным ради своей семьи и ради Гермионы. Он должен быть сильным, потому что Фред попросил его об этом. Потому что этот чертов засранец всегда знал, как Джордж привязан к нему. Знал, как слаб Джордж без Фреда, как он нуждается в брате. А еще он знал, что сильнее любви к брату у Джорджа было развито лишь чувство долга. И поэтому Фред всегда говорил, что его смерть никогда не будет означать конца для Джорджа, потому что у Джорджа навсегда останется обязанность защищать Гермиону так, как это сделал бы Фред, будь он жив. Джордж уверен: если бы там, в Хогвартсе, погиб он сам, было бы проще. Фред бы ужасно горевал, но рядом с ним была бы Гермиона; и Гермиона помогла бы ему, она бы держала его, когда он плакал по погибшему брату, она нашла бы способ вытащить его, она нашла бы способ вернуть настоящего Фреда Уизли. Настоящего Джорджа смог бы вернуть Фред, но Фред был мертв. Джордж заставил себя успокоиться, вытер слезы, поднялся с постели и подошел к окну. В очередной раз закурил. Подумал о том, что Фред бы не одобрил, но плевать, что там не одобрил бы Фред. Потом с громким стоном уткнулся в стекло. К черту Фреда. Зачем, зачем он оставил Джорджа одного? *** Следующий день был едва ли лучше, чем предыдущий. Артур, Билл и Перси отправились договариваться о похоронах (хотя хоронить было нечего — Джордж едва не сказал это вслух, но сдержался, слава Мерлину). Молли бездумно сидела в кресле с пряжей на коленях, не в силах перестать плакать хотя бы на мгновение. Джордж боялся подходить к ней — каждая черта его лица была напоминанием о погибшем Фреде, и матери это причиняло невыносимую боль. Сможет ли она когда-нибудь смотреть на него без боли во взгляде? Джинни и Рон не хотели оставлять одних ни Джорджа, ни Гермиону, но Грейнджер не могла находиться в одной комнате с выжившим близнецом, и младшие Уизли буквально разрывались на части. Джордж все время провожал Гермиону нечитаемым взглядом, когда она спешила уйти, едва увидев его. Сможет ли Грейнджер когда-нибудь простить его за то, что выжил именно он? Возможно, ему стоит исчезнуть. Исчезнуть, чтобы ни мать, ни Грейнджер не видели его и не вспоминали Фреда. Да, ему стоит исчезнуть. Ему стоит исчезнуть навсегда. Но как он выполнит обещание, данное Фреду? Как он сможет защитить Гермиону? Он не может подвести Фреда. Он должен выполнить его последнее желание. Прости меня, Грейнджер. Я не имею права тебя бросить — я обещал. Вечером к нему зашел Билл. Джорджу пришлось дать тому закурить, а потом наблюдать, как старший брат магией освежал комнату. — Я понимаю, что тебе это необходимо, — Джордж ненавидел такой серьезный тон Билла, — но будь осторожен. Джордж промолчал. К черту осторожность. — Как ты себя чувствуешь? — спросил Билл, и Джордж понял, что тот хочет что-то сказать, но не решается. — Превосходно, — буркнул Джордж, — говори, что хотел. Билл замялся на мгновение. — Завтра похороны. — Он помолчал немного, вглядываясь в младшего брата — тот был спокоен. — Ты готов к этому? — У вас нет тела. Что вы будете хоронить? Джордж отвернулся к окну — в глазах стояли злые слезы. Чертов братец не оставил после себя ничего, только застывшее от ужаса лицо человека, которого поглощал огонь — теперь это лицо навсегда поселилось в памяти Джорджа. — Пустой гроб, — глубоко вздохнул Билл, глядя на спину младшего брата. Невыносимый вечер, невыносимый разговор. — Нет! Джордж мгновенно обернулся — и Билл заметил страх в его глазах. — Нет! Тогда впервые Джордж почувствовал это: странная дрожь, ему пришлось сжать кулаки, чтобы унять ее, затрудненное дыхание. Перед глазами все будто бы поплыло, и он прислонился к подоконнику, чтобы не упасть. — Джордж? Голос Билла раздавался словно бы издалека. — Зачем это нужно? Зачем нужны чертовы похороны, если нет тела, Билл? Странный приступ прошел почти мгновенно — Джордж смог сфокусироваться на обеспокоенном старшем брате и глубоко вздохнул. — Это традиция, — Билл медленно подошел к Джорджу, но не решился дотронуться до него. — Дань уважения погибшему. — Вы бы выказали Фреду куда больше уважения, если бы оставили его в покое с этими гребаными традициями хотя бы после смерти! Джорджу захотелось наорать на Билла и вытолкнуть его к чертовой матери из этой комнаты, но он лишь сжал кулаки и вновь отвернулся. — Не кури при маме, — только и смог сказать Билл и вышел, хлопнув дверью чуть громче, чем необходимо. Прости меня, Фред, подумал Джордж. Они хотят сделать из твоей смерти чертов спектакль, а я не могу остановить это.