Smash

      Ярко-красный кабриолет камаро две тысячи пятнадцатого года выпуска летит по трассе. От Голд-Коста — огромного австралийского мегаполиса — два десятка километров. Жара раскалила асфальт, и воздух дрожит над дорожным полотном, создавая миражи.       Дорога тянется вдоль морского побережья, петляя между скалистыми возвышенностями, то поднимаясь, то ныряя вниз.       Стоит поистине невероятное пекло.       Молодой парень за рулём покачивает головой в такт музыке и, на первый взгляд, непринуждённо ведёт машину, держа обе руки на руле. Волосы красиво развеваются на ветру, чёлка то и дело падает на глаза… только вот губа закушена, а костяшки пальцев побелели. И в глазах ужасное замешательство.       Он сбавляет скорость до черепашьей и жмётся к обочине. Странно дёргается на сиденье.       Мимо, сигналя, пролетает какая-то машина.       «А я что поделаю, чё вы сигналите?»       Кабриолет, крутанувшись чуть резче, чем нужно, сворачивает с трассы и останавливается за небольшой скалой, которая надёжно прячет его от любопытных взглядов. Оба правых колеса оказываются на линии прибоя, и морские волны периодически лижут резину.       Парень отмечает, что всего в трёхстах метрах от места, где он остановился, в море какое-то движение.       «Наверное, сёрферы на споте»       Из-за отвратительного зрения получше разглядеть не получается. Но это сейчас не важно.       — Ви, ты совсем обалдел, — совершенно охрипшим голосом бормочет Чонгук.       Тэхён отрывается от своего увлекательного занятия и поднимает голову, при этом приложившись затылком о руль.       — Не понравилось?       Чонгук, не успевший подставить руку, чтобы спасти голову своего парня от очередного ушиба, нежно целует его в макушку.       — Аккуратнее, Ви, ты себе когда-нибудь башку расшибёшь, — недовольно тянет. И, заметив начинающую проступать в глазах Тэхёна обиду, поспешно целует уже в губы. — Ты даже не представляешь, насколько понравилось, но в следущий раз, если соберёшься отсосать мне, пока я за рулём, хотя бы предупреди, чтобы я успел нормально скорость сбросить. А не как в этот раз, бьюсь, значит, в конвульсиях, задыхаюсь и пытаюсь нас не угробить.       — А что, по-моему, не самая худшая смерть, — Тэхён озорно улыбается, двигается ближе и аккуратно обхватывает стоящий член Чонгука рукой.       Тот шипит, прикрывая глаза.       — Тэхён, я клянусь, если ты сейчас не остановишься, я с тобой церемониться не буду.       — Не церемонься, — усмехаясь, отвечает Тэхён, оставляет засос в основании его шеи и параллельно слегка сжимает головку.       Он знает, как Чонгуку нравится.       — Ну всё, молись.       Чонгук жмёт на кнопки, чтобы поднять верх машины и закрыть окна. Выкручивает кондиционер на максимум. Едва натягивает купальные шорты обратно на задницу и выпрыгивает из машины.       Минута, и наглейшим образом вытащенный из машины Тэхён оказывается прижат спиной к скале.       Чонгук и правда не церемонится. Впивается в губы жарким поцелуем, грубо сжимая ягодицы. Кусает мочки ушей, заставляя стонать. Разворачивает Тэхёна к себе спиной, запускает руку под резинку его шортов, обхватывает член рукой и начинает быстро двигать ею.       Никаких тебе прелюдий, никакой нежности.       Тэхён закусывает губу, заглушая низкий стон.       Голова покоится на плече у Чонгука. Спина вспотела, прижатая к крепкой груди. Он часто дышит. Жарко, ужасно жарко.       — Ммм, Чонгук, мне жарко, поцелуй хотя бы, что это такое, никакой любви в этом доме, — хнычет Тэхён.       — А вот возьму и трахну тебя сейчас на жаре прям. Сам напросился, а теперь канючит, — изображает недовольство.       Но решив, что Тэхён уже достаточно наказан (никто, правда, так и не понял, за что), проводит кончиками пальцев по его животу и начинает покрывать плечи влажными поцелуями, не прекращая ласкать член другой рукой, теперь уже нежно поглаживая.       Тэхён млеет от внезапно обрушившейся на него нежности. Он обожает, когда Чонгук так делает.       Может быть, поэтому за два с половиной года отношений они друг другу не наскучили. Они каждый день стараются делать только те вещи, которые обоим нравятся.       Чонгук разворачивает Тэхёна к себе лицом. Оставляет поцелуй у него над бровью, где загар не коснулся продолговатого тонкого шрамика. Проводит языком по щербинке на ключице.       Чонгук всегда так делает. Тэхён не то чтобы против.       — Другое дело, — прижимаясь ещё теснее, шепчет.       — Да ты что, — Чонгук смотрит проказливо, подхватывает на руки, а Тэхён сцепляет ноги у него за спиной.       Одной рукой открывает машину, аккуратно придерживая Тэхёна, опускает его на заднее сиденье, отодвигает передние подальше, забирается следом и захлопывает дверь.       В машине приятная прохлада. Так и не скажешь, что за бортом градусов сорок, не меньше.       Наблюдая, как Чонгук достаёт из бардачка смазку, Тэхён умиляется тому, насколько у него заботливый парень. Кондиционер включённым оставил, чтобы было комфортно, до него и правда только что дошло. Он мысленно извиняется перед всей женской половиной человечества за то, что забрал самого лучшего парня себе. Ехидно улыбается, выхватывает тюбик, поборовшись немного, оказывается восседающим сверху, победно вскидывает руку вверх и, разумеется, чуть не пробивает ею потолок.       — Ай, бля!       Чонгук, задыхаясь от смеха, перехватывает пострадавшую конечность и прижимается к тыльной стороне ладони губами.       — Серьёзно, если ты не будешь аккуратнее, я посчитаю, сколько раз за неделю ты ударился, и на столько же дней оставлю тебя без секса, — усмехается, покрывая костяшки поцелуями.       Тэхён ластится к нему, словно котёнок, избавляет их обоих от немногочисленной одежды и, утянув Чонгука в жаркий поцелуй, начинает ласкать его вновь твердеющий член.       Чонгук постанывает в губы, прикусывает их, нежно гладит кончиками пальцев по спине, зарывается в волосы.       Тэхён, как обычно, быстро заводится, едва, отстранившись, видит трепещущие ресницы и неизбежно краснеющие щеки.       Он выдавливает смазку на ладонь, снова возвращается к члену Чонгука. Проводит от основания до головки, сдавливает. Чонгук мелко дрожит.       — Ви, не мучай, — выстанывает.       Тэхён снова улыбается, добавляет смазки и аккуратно входит сразу двумя пальцами. У них было очень бурное утро, поэтому особо долго растягивать не придётся.       Чонгук прикусывает кожу на плече Тэхёна. Дыхание сбилось к чертям, слышно только рваные вздохи, сопровождающиеся тихими стонами.       «Такой красивый, когда снизу»       «И когда сверху»       «Да и всегда, в общем-то»       Тэхён добавляет третий палец, и вскоре заменяет их на член. Резко входит сразу до основания.       — Понежнее, уважаемый, — бормочет Чонгук, содрогаясь всем телом. Он снова тонет в этих глазах. Постоянно тонет.       Тэхён берёт его то нежно, то грубо. Сильно вдалбливаясь и покрывая лицо поцелуями. Почти сразу попадая по простате.       Чонгук запрокидывает голову назад, Тэхён выцеловывает в ответ его шею, оставляя россыпь маленьких засосов. Ему, как обычно, тесно, и уже через пять минут он едва сдерживается. Собственные стоны и стоны Чонгука электрическими разрядами посылают волны возбуждения до самых кончиков пальцев.       Чонгуку хорошо. Тэхён знает каждый сантиметр его тела и каждый уголок его сознания. Выучил вдоль и поперёк. От этого прикосновения всегда такие максимально точно нежные, и берёт его каждый раз по-разному, в новой позе, иногда повторяется, но это всегда сносит крышу. Он хнычет от болезненного удовольствия, выгибается навстречу, закинув одну ногу на спинку сиденья, помогает Тэхёну, а тот низко стонет, мелко дрожит всем телом, ощутимо слабеет в руках. Кончил первым, но продолжает вбиваться ещё сильнее и быстрее, пока Чонгук не вскрикивает, содрогнувшись от накатывающего оргазма.       Совершено без сил оба, они лежат, пытаясь отдышаться и обмениваясь не поцелуями даже, а лёгкими касаниями губ, мокрые, липкие, в сперме. И счастливые. Наконец Тэхён, зашипев как камышовый кот, осторожно выходит, снова падает сверху, расслабляется совсем и, кажется, шевелиться не собирается примерно ближайшие сто лет.       — Ммм, почему так хорошо, это законно вообще? — тихо шепчет Чонгук.       — Я что-то так устал, как сейчас сёрфить ещё, вообще не понимаю.       — Люблю тебя.       — Как банально, после секса, — смеётся Тэхён.       Чонгук улыбается.       — Шутка стара как мир.       Стоп. Сёрфить.       — Твою ж мать, Ви, — открыв глаза, спокойно и безмятежно. Как будто бы о погоде говорит, а не мать упоминает.       До Тэхёна доходит. Их вообще-то ждут. Они из дома-то выезжали, уже опаздывая, потому что Чонгук приставал всё утро, и им пришлось задержаться в связи с определёнными, очень важными обстоятельствами.       Они подрываются, натягивают шорты, Тэхён быстро протирает влажными салфетками сиденье и вываливается наружу, чтобы пересесть вперёд. А Чонгук уже приплясывает на раскалённом песке.       — Ви, стой.       — Малыш, я не выдержу третий раз за три часа, и нас там точно убьют.       — Ой, придурок, — смеётся, подхватывает ничего не понимающего Тэхёна на руки и тащит к воде. — Не хочу быть мерзким, но у тебя весь живот в сперме. Да и у меня тоже.       — А-а-а, бля, вот я тупой, — усмехается Тэхён.       Чонгук затыкает ему рот поцелуем, больно сжав ягодицу в наказание за мат и оскорбление самого дорогого, что у него есть — его парня.       И прыгает в воду, крепко прижимая к себе своё хохочущее счастье.

***

      «Я люблю тебя»       Кто-то скажет, что любовь можно выражать по-разному и совсем не обязательно произносить эти три заветных слова. Может быть, оно и так. Только вот каждый хоть немного, но мечтает однажды услышать именно эту фразу, именно в такой вариации от самого дорогого на свете человека.       На первый взгляд может показаться, что вот так вот просто признаваться в любви для Чонгука — норма.       Так было не всегда.       Лечение первые полгода и правда проходило легко и быстро. Все ребята очень помогали, Тэхён перевёз жить к себе и топил в любви, родители забыли о его существовании, когда он перестал мелькать перед глазами, брат проводил с ним кучу времени, навёрстывая упущенное.       И всё было прекрасно. А потом внезапно застопорилось. Чонгук снова стал агрессивным, часто нарывался на ссоры со всеми подряд, постоянно молчал и будил Тэхёна по ночам, пугаясь кошмаров, которые, казалось, оставили его если не навсегда, то хотя бы надолго.       Минсок долго гадал, в чем проблема. Искал первопричину. Пытался докопаться до истины всеми способами, но агрессирующий пациент портил один приём за другим. Док терялся в догадках: это реакция на какой-то внешний раздражитель или же всё-таки регресс?       Ответ опять нашёл Хосок. Оказалось, что Чонгука, уже привыкшего жить своей жизнью в окружении любимых людей, снова начала донимать мама.       Она раздобыла номер, названивала с глупыми вопросами, требовала приезжать домой чаще и общаться с родителями. Даже придумала новую традицию: каждый четверг — семейный ужин. Чонгук едва выдержал два таких ужина. Как и все, впрочем. Отношения в этой семье не сложились, а в таких ситуациях проще и безопаснее ограничивать контакты.       Чонгука снова начало всё раздражать. Почему его не могут оставить в покое? Чем он перед вселенной провинился?       Но пропускать такие мероприятия не мог. Его в этой семье поддерживал и оберегал только брат. И чтобы не оставлять его одного с этими людьми, Чонгук пытался помочь в ответ, понимая, что его отказ отразится на Хосоке. Пытался изо всех сил, но наладить взаимодействие с семьёй не получалось.       В отношениях с Тэхёном тоже перестало быть всё гладко. Первое время тот стоически выдерживал негативный настрой Чонгука. Пытался разговорить, просто сидел рядом, баюкая в объятиях, старался ночью в постели. Делал всё, чтобы его губ почаще касалась улыбка.       Но если человеку правда что-то доставляет дискомфорт, нужно полностью убрать первопричину, а не заглушать последствия чем-то другим. Даже таким приятным.       С каждым днём ситуация накалялась. Безмолвные ссоры, если их можно так назвать, продолжались. Чонгук чувствовал, что нужно что-то срочно с собой сделать, чтобы не приходилось каждый вечер, перебесившись, ползти к Тэхёну, устраиваться у него на коленях и извиняться за своё поведение. Снова и снова. Для этого даже появились правила. Один проступок — одно искреннее извинение. Тэхён запрещал извиняться по сто раз на дню за одно и то же.       «Чонгук, мне достаточно понять, что ты сожалеешь, и я спокойно приму извинения за любой косяк. Мне неприятно видеть тебя с постоянно виноватым выражением лица. Оно слишком красивое для этого, и куда лучше, когда на нём улыбка. Давай так, один проступок — одно искреннее извинение. Ни больше, ни меньше. За глупости не извиняемся. И я буду действовать так же»       Последним ударом стало известие от Хосока, который разведал наконец, зачем матери снова понадобился младший сын. Она жаждала узнать что-нибудь о его новой девушке, с которой тот живёт. Она, оказывается, расслышала в телефонных разговорах Хосока с Чонгуком имя какой-то Ви. И ей не терпелось добраться до информации об этой девушке. Это ведь очень важно — а вдруг эта Ви Чонгуку не пара, вдруг совершенно не подходит. Вот к чему затевался этот цирк.       Чонгук сидел тогда в гостиной и неистово жалел себя. Он уже почти поверил, что мама таким странным и раздражающим способом хочет хоть что-то наладить, найти общий язык. Но не тут-то было. У неё всё так же на уме только какие-то свои игры. Отец продолжал игнорировать. Присутствовал при встречах только физически, ментально путешествуя где-то в далёких мирах. Его семейные проблемы не интересовали.       Тэхён пришёл домой поздно и заведомо в плохом расположении духа. У него были небольшие проблемы на работе, из-за которых ему нужно было задерживаться до позднего вечера. Он извёл себя мыслью о том, что Чонгук дома один, а завтра злосчастный четверг, и Чонгук, наверное, расстроен.       Чонгук действительно был расстроен. Больше даже тем, что теперь пытаются добраться до его Тэхёна, а не тем, что завтра четверг. А Тэхён, как назло, надолго задерживается.       В тот вечер Чонгук чуть не наломал дров.       Тэхён пытался его разговорить, заглядывал в глаза, но потерпев неудачу, окончательно разозлился. У него была тяжелая неделя, Чонгук нагнетал обстановку, а он не знал, как помочь. И ужасно, на самом деле, устал.       Тогда Чонгук впервые увидел, каким становится Тэ в молчаливом, ни на кого не направленном, беспомощном гневе. Тот, потеряв надежду поговорить, зарядил кулаком в стену. Потом опустился в кресло и спрятал лицо в ладонях.       «Оставь меня одного, я устал»       Всё, что сказал Тэхён, когда Чонгук, перепугавшись, принялся звать его и тормошить за руку. И больше ни на что не реагировал. За всё время, которое они провели вместе, это так и останется самой грубой фразой, сказанной Тэхёном в ссоре.       Чонгук, осознав, до чего всё докатилось, снова захлёбываясь чувством вины, вылетел из квартиры, намереваясь уехать к себе, оставить, как его и просили. Но почувствовав, что делает глупость, метнулся обратно. Чтобы столкнуться в прихожей с плачущим Тэхёном, отчаянно пытающимся обуться, чтобы догнать его.       И тогда Чонгук принял решение, что ролями они с этого момента поменяются. Тэхён слишком долго тащил всё на себе.       Он искренне извинился один раз, собрав с лица слёзы губами, обработал ранки на костяшках, а потом всю ночь просил прощения по-другому, совершенно вымотав любимое тело к утру.       Чонгук точно знал, что нужно сделать, чтобы от него отстали и, приступая к семейному ужину, был на сто процентов уверен, что всё получится. Хосок, нетерпеливо ёрзал на стуле, предвкушая развитие событий.       Мать затянула разговор о каком-то благотворительном обеде и о том, что было бы прекрасно, если бы сыновья явились туда со своими девушками, разумеется, если бы она этих девушек одобрила.       Идеальный момент, и без тени сомнения Чонгук поднял на неё взгляд:       — Кстати говоря, я гей.       И наслаждался округлившимися глазами отца и молчаливой истерикой, исказившей лицо матери.       — Но там какая-то Ви…       — Какой-то. Это мой парень.       Хосок, давясь смехом, добавил:       — А у меня татуировка на заднице.       Заливаясь смехом уже в открытую, они покинули сие мероприятие, даже не задумываясь о том, что будет дальше.       — Хоби, она ведь не на заднице, она на пояснице.       — Да кого это ебёт.       Чонгук сиял, как начищенный пятак, когда вернулся домой. Зажал в углу Тэхёна, выходящего из ванной, и рассказал о своём перформансе.       Тэхён тогда почти растаял.       А Чонгук надеялся забыть уже про этих людей, номинально считавшихся родственниками, но через неделю позвонил отец и вежливо попросил познакомить с парнем.       Тэхён буквально чуть с ума не сошёл от волнения. Но на «семейном чаепитии» всё, в общем и целом, было спокойно. Мать молчала, уставившись в чашку. Отец сыпал вопросами на тему «как вы познакомились». И, казалось, был весьма заинтересован жизнью сына. Это ведь так необычно. Настолько необычно, что можно даже вспомнить об этом самом сыне. Впервые за двадцать три года.       — И что же это, ты, получается, любишь его?       «Глупый вопрос»       Тэхён замер. Чонгук говорил это другими словами и доказывал поступками уже миллион раз. Но никогда не говорил прямо вот так. И этого вроде как было достаточно. И любовь эту Тэхён чувствовал более чем. Но услышать хотелось, иногда очень сильно, только мысли такие он от себя гнал.       «Ты не обязан отвечать на такие вопросы, малыш, не нужно никому ничего дока…»       — Безумно люблю, — пауза. — Я дышать без него не могу. Он однажды вернул меня к жизни. И вернёт ещё тысячу раз, если понадобится. Поэтому да, очень люблю. И поверь мне, если бы вас здесь не было, он был бы уже без одежды, — не смог закончить без подкола Чонгук. Успокаивающе погладив опешившего Тэхёна по колену, совершенно не стесняясь того, что они не одни.       Тэхён тогда совсем растаял.       Хосок прыснул, подавившись чаем, и зашёлся в беззвучном хохоте.       Чаепитие быстро закончилось. Отец спокойно попрощался со всеми. Непонятно, для чего всё это было, но да ладно. А потом, о чудо, сказал, что ждёт в гости снова. Мать так и продолжила гипнотизировать чашку.       А Тэхён тогда уже едва сдерживался.       В машине плотину прорвало.       — Я тоже тебя люблю, — шмыгал он носом. От счастья, разумеется.       — Ты чего скуксился? Не понравилось признание?       — Это было так… так, Гук-и… — Тэхён больше не сдерживал слёз.       Чонгук тогда перетянул его себе на колени и, нежно целуя, шептал:       — Ну хорошо, буду после секса говорить, раз публичные заявления до слёз доводят, — и счастливо улыбался. — Я вообще могу постоянно повторять, в принципе. Я люблю тебя, люблю, люблю, люблю… — и с каждым словом ловил губами слезинку. Чонгук и правда не понимал, почему не кричал об этом раньше. Он просто хотел признаться как-то по-особенному. Вроде бы у него получилось.       Тэхён тогда нежился в поцелуях, всхлипывал и бормотал что-то про Альпы, про обтягивающие бёдра штаны, про плохо знающих английский китайцев в барах. И про то, что даже не мечтал о таком.       «Я люблю тебя»

***

      Они паркуются недалеко от стоящих на пляже машин остальных парней, находят свои доски в куче вещей возле машины Намджуна и, оттащив их поближе к линии прибоя, подходят к восседающим за походным столиком Юнги и Намджуну, здороваются. Чонгук берёт со стола бутылку воды и жадно пьёт.       Чимин и Хосок уже гоняют, их вопли слышны со стороны моря. Джин что-то делает со своей доской, сидя на корточках почти у самой воды и, улыбаясь, машет рукой в ответ на оклик Тэхёна.       — О-о-о, голубятня пожаловала, — тянет с усмешкой Юнги, получив за это недоброжелательный взгляд Намджуна. — Нехорошо опаздывать, вообще-то.       — Да мы ненадолго задержались, чё ты сразу, — парирует Тэхён.       — Подождите, вы что… — Юнги с прищуром их разглядывает, отмечая детали, которые сразу не приметил. Эти двое всегда жмутся друг к другу, в этом нет ничего необычного. Волосы мокрые, растрёпанные, шорты сырые, это значит — они купались. Пока их тут ждали. А потом взгляд натыкается на смачный засос на шее у Тэхёна, тот смущённо прикрывает алеющее пятно рукой. Вчера этого не было. Так вот почему они задержались. — …трахались, что ли, всё утро вместо того, чтобы тащить свои задницы сюда?!       Чонгук, едва дослушав тираду до конца, усмехается и запускает в Юнги бутылкой.       — Завидуй хотя бы не так откровенно.       Тот уворачивается, но холодная вода обливает разгорячённые на солнце плечи.       — Ай, уберите психа, он не долечился, кто его выпустил?! — орёт Юнги.       Все разражаются громким хохотом.       То, как Юнги троллит малого, касаясь, казалось бы, серьёзных тем, на самом деле помогло ребятам отпустить ситуацию и принять тот факт, что всё, что было в прошлом, остаётся в прошлом.       Тэхён легонько целует Чонгука в плечо, пока парни отвлеклись. Они открыто ведут себя при них и не скрывают чувств, но стараются слишком сильно не смущать. Впрочем, так поступали бы любые взрослые зрелые люди, находясь в компании. Неважно, с кем ты встречаешься, с очаровательной девушкой или с парнем. Нет ничего постыдного в чувствах и открытом их выражении. Однако что-то должно оставаться только между вами.       Чонгук обращает на Тэхёна взгляд словно потемневших глаз. Они всегда такие, когда так на него смотрит. Тэхён тонет в этих глазах снова. И снова. Каждый день.       Намджун краем глаза следит за ними, снова поглощёнными друг другом и забывшими обо всём на свете, даже о возмущающемся Юнги.       На руке у него красуются подаренные Чонгуком и Тэхёном на прошлый день рождения часы Tag Heuer Monaco. Лимитированная коллекция, всего в мире насчитывается около четырёх тысяч таких. Потом производство было остановлено, и найти их сейчас крайне сложно. Сколько Намджун ни выпытывал, где они смогли эти часы достать, те так и не раскололись.       Достаточно большие, квадратной формы, с квадратными хронографами, провокационным дизайном и странной, на первый взгляд, расцветки. Одни из самых узнаваемых в мире.       Ребята знали о нежной любви Намджуна к эстетике гонок и всему, с ними связанному. И бросили все силы на поиски этой модели, чтобы найти к его дню рождения. Как ни странно, помог отец Чонгука, который после каминг-аута сына активно шёл на контакт, обуславливая это тем, что Чонгук — самый смелый человек из всех, кого он когда-либо знал. Поздновато, но лучше поздно, чем никогда.       Намджун почти плакал, когда получил этот подарок в коробочке с надписью «Спасибо». Рассыпался в благодарностях, получил в ответ от ребят, что это им нужно его благодарить. Они не вопили о своей благодарности за то, что приложил больше всех сил к тому, чтобы в мире стало на одного потерявшегося в себе и запутавшегося в эмоциях человека меньше, но больше на двух безумно счастливых друг с другом людей. Они благодарили тихо, без лишних слов, но безумно сильно. Намджун это ценил. За прошедший год он ни дня не провёл без этих часов на руке.       Все ребята в компании помогли ситуации сложиться наилучшим образом. Но Намджун стоял у истоков всего. Если бы он однажды не подметил перемены в поведении друзей и не решил вмешаться, нарушив свои принципы, всё могло бы сложиться намного хуже. Намджун преуменьшал свои заслуги, и на пьяные вопли Чимина «Ким Намджун, ты президент мира, способный решить любую проблему» лишь отмахивался, всем своим видом показывая, что продолжать не стоит.       — Хорош виснуть, пошли уже, — капризно тянет Юнги, заметив, что все приумолкли и ушли в свои размышления. — Того и гляди щас крольчиться пойдут.       — С нами хочешь? — ехидно глянув и приобняв Чонгука за талию, спрашивает Тэхён.       — Вы меня в свою голубую секту не затянете.       — Ну всё, молись, — Чонгук срывается с места, намереваясь отлупить придурка.       Поносившись по берегу и поваляв друг друга в песке, ребята, подгоняемые Намджуном, наконец похватали доски и зашли в воду.       Чонгук притормаживает Тэхёна, коснувшись локтя, дожидается пока остальные уйдут вперёд. И утягивает в нежный трепетный поцелуй солёными от морской воды губами. И в который раз они оба чувствуют, как земля понемногу уходит из-под ног.       — Аккуратнее там.       — И ты, малыш.       На пустующем австралийском пляже в нескольких десятках километров от ближайшего мегаполиса разбросаны по песку чехлы от оборудования, складная мебель, бутылки воды…       Солнце в зените. И ни души вокруг.       Только семеро парней покоряют волны. Где-то близко к горизонту.