Мелочь / Pinhead

Резкий свет бьёт в глаза. Хочется зажмуриться, но не помогает — вероятно, проблема в том, что глаза и так уже закрыты. Однако, глаза все ещё болят от света. Зажмуриться, попытаться отвернуться. Не выходит — тело предает, да и вообще ведет себя отвратительно, если честно. Холодные пальцы сжимают правую ладонь. Кто-то шепчет, что все в порядке, что все будет хорошо. Лиам снова отключается. В следующий раз, когда он просыпается, он видит больничную палату. За окном достаточно темно, и в глаза больше не бьёт свет — и как же мало надо для комфорта, да? Около его кровати сидит мама — ее лицо белое, но в глазах — резко поднятых, как будто она дремала, но теперь очнулась — облегчение. — Здравствуй, котенок, — шепчет она, сжимая его руку. Ее рука теплая, и ему кажется это странным — он точно помнит, что до этого она была холодной. Или это была не ее рука? — Что происходит, мам? — Шепчет Данбар, разбивая в пух и прах идею своей сообразительности (не каждый поймет разницу в руках, знаете ли). — Я сейчас позову доктора, — мама вскакивает чересчур резко, почти выбегая из комнаты. Лиам хочет ее остановить, но головная боль, как мерзкая змея, просыпается и поднимает свою голову — с каждой секундой все больнее, а пелена перед глазами густеет. Мама возвращается с доктором — странно, что это не отчим, обычно Лиам настаивает на том, чтобы его обследовал именно он — светит фонариком в глаза, осматривает что-то на затылке — это что-то, кстати, нещадно болит — и задаёт вопросы. Много вопросов, странных и путающих. Пугает, причём, факт того, что с каждым ответом мама выглядит все более напуганной — ну вот совершенно не успокаивает. — Последний вопрос на сегодня, мистер Данбар. Назовите сегодняшнюю дату? — 6 февраля 2018 года, — уверенно отвечает Лиам. Он видит какую-то тень в коридоре, но переключается на лицо мамы: мрачное и серьёзное. Ему почему-то хочется обнять себя руками, но капельницы мешают. — Что-то не так? — Всё в порядке, Лиам, не волнуйтесь, — улыбается доктор, записывая что-то в свой планшет. Данбар хочет задать еще много вопросов, но его мама стискивает его руку, качая головой. Доктор, задумчиво почесав подбородок — щетина поспособствовало не слишком приятному звуку, как будто кто-то шкребется — продолжил: — Мистер Данбар, сегодня 27 июня 2020 года. У вас сломано несколько рёбер, серьезное истощение, а ещё пробита голова в области затылка, что привело к сотрясению мозга, и, судя по всему, к частичной потере памяти. — Пробита… Что?! В смысле? — Ошарашенно спрашивает Лиам, ощущая, как усталость возвращается с новыми силами, — что со мной произошло? Расскажите мне… Его игнорируют все, кроме мерзкой головной боли — а та, наоборот, разгуливается настолько, что его вырубает. Подлая сучка, только этого ей от него и надо. В этот раз сквозь сон он слышит голоса. Они что-то обсуждают: громко, яростно, но совершенно неразборчиво. Ему хочется очнуться и взбеситься из-за того, что обсуждают — он уверен, что обсуждают его, поэтому повод явно есть — но у него получается не сразу. Когда он открывает глаза, за окном то ли светает, то ли снова темнеет — и в его палате никого нет. Он проводит «проверку» конечностей: шевелит ими по очереди, и смотрит в потолок. Он пропустил два с половиной года жизни. Вернее, он не пропустил — просто не помнит их. Он думает о том, что скажут его родители, а ещё немного напуган тем, что не знает ничего о своей нынешней жизни. Он словно персонаж дурацкой видеоигры, которого тупо откинули к последнему сохранению, и это совершенно не круто. — Я заберу сына домой: с нами он будет в безопасности, понятно? — Голос мамы звучит раздраженно, но решительно. — Очевидно, что ты не в состоянии его уберечь, а это, пожалуй, единственное, что удерживало нас, поэтому… — Вы ему не скажете, верно? — Насмешливо-горький тон, а голос знакомый, но не так чтобы очень: Лиам уверен, что много раз слышал его, но не понимает, где и когда, — Вы не сможете сделать его таким, каким хотите, это не так работает! Не сможете просто взять и вписать в ваши дурацкие рамки, он вспомнит рано или поздно. Он приподнимается на подушках, задевает капельницу в вене и морщится от неприятного ощущения. За окном все же рассвет, и он рад, что хотя бы это знает. Он ищет свой телефон, но ничего похожего не находит. Он поднимает глаза на дверной проем: свет бьет в глаза, но он отчетливо различает два силуэта. Первая фигура принадлежит маме: она скрестила руки на груди и выглядит очень поникшей. Вторая фигура также смутна знакома, как и ее голос — но Лиам не понимает, кто это. Фигура резко оборачивается в его сторону и делает шаг вперед, превращаясь в полноценного человека. Ну, он бы так сказал, если бы не одно «но» — перед ним Тео Рейкен: самый ему ненавистный и уж никак не полноценный (точно нет) человек на земле. Лиам удивленно шипит, наблюдая, как его мама разворачивается на каблуках и пропадает из виду.  — Ты… Что ты здесь делаешь? И почему мама расстроена? — Говорит Данбар, ощущая странную и мерзкую сухость в горле. Не судите строго, Лиам все-таки два с половиной года забыл. Он не знает, как он выглядит сам — разве что полагает, что что-то должно было измениться — может быть, он подкачался? Ну пожалуйста… Но Тео выглядит паршиво. Рейкен осторожно делает ещё шаг вперёд, внимательно вглядываясь в лицо Лиама. — Ты планируешь ответить на мой вопрос? — Лиаму неуютно, потому что Рейкен, без вариантов, последний человек, которого ему бы хотелось сейчас видеть здесь. Тео шумно выдыхает, делает ещё шаг и оказывается прямо около кровати. Он поднимает ладонь, словно собирается дотронуться до Лиама, но вовремя останавливает себя, вместо этого сжав руку в кулак. — Как ты себя чувствуешь? — Тихо и хрипло спрашивает Рейкен, и Лиам чувствует, как от надломленного голоса перехватывает дыхание. — А ты как думаешь? — Ядовито интересуется Данбар, откидываясь на подушки. Нахождение ненавистного человека прямо в его палате ранним утром является чем-то невероятно странным, но Лиам находит странно успокаивающим факт того, что хотя бы ненависть к Рейкену в нем постоянна и знакома. Правда, по какой-то причине он не видит плещущуюся ненависть в противоположных глазах, и это весьма смущает. -*- — Эй, мелочь, — насмешливый голос раздаётся прямо над Лиамом, пока тот пытается собрать свои учебники, с каждой секундой все сильнее разлетающиеся по школьному коридору, — смотри, куда идёшь. Гогот второкурсников слышен, наверное, даже на улице, и Лиам старается не разреветься и не разозлиться. Хотя, будем честны — второго он опасается больше. Впрочем, не зря — он резко поднимает голову, впериваясь взглядом в насмешливые серо-голубые глаза. Парень — выше на пару дюймов, не больше — откровенно смеётся над ним, отпинывая в сторону учебник по истории. У Лиама темнеет в глазах. Он прыгает вперед, чувствуя, как кожа костяшек пальцев рассаживается от столкновения с чужой скулой. Даже спустя двадцать минут, сидя в приёмной директора, он чувствует себя победителем. -*- Лиам морщит нос от того букета эмоций, которые он может прочитать во все тех же серо-голубых глазах. Тео больше ничего не говорит — он сидит на стуле в углу палаты, попеременно пялится то в окно, то на самого Данбара, и ничего из этого уюта не добавляет. Врач приходит через несколько часов, сопровождаемый помощником шерифа и мамой, которая, кажется, уделяет больше внимания открыванию жалюзи, нежели человеку, с которым ее сын постоянно дрался в старшей школе. Помощник шерифа — Джордан Пэрриш, обращайся на «ты», если хочешь — садится на стул около кровати и начинает рассказ. Лиам хочет завыть. — Давай сразу обговорим, что всю твою жизнь я тебе пересказывать не буду, — помощник красноречиво косится на маму и Тео, которые единодушно кивают (какого хера?), — но расскажу тебе о том, что происходило с тобой последний год. На деле это не так глобально, как могло бы быть. Итак, более года тому назад ты закончил школу. Кроме того, тебя приняли на полную стипендию в ветеринарную школу в Сиэтле. Собственно, сейчас мы именно здесь и находимся — в Сиэтле. Прошла половина первого семестра, когда тебя приняли на стажировку в ветеринарную клинику — на самом деле, достаточно серьезный показатель. Примерно 7 месяцев назад ты вышел из дома, чтобы поехать на стажировку, в очередной раз, однако, — Джордан сверяется с отчётом на коленях, — ни на работу, ни домой в последствии ты не вернулся. После того, как тебя не было сутки, мистер Рейкен, — Тео чуть опускает подбородок при звуке своей фамилии, — заявил в полицию, но… — Спустя сутки? — Перебивает Лиам, — так поздно? — Тебе нужно было время, — вырывается у Тео, и он чуть откашливается, прежде чем продолжить, — я думал, что ты остался дежурить в клинике или заночевал у кого-то, но на следующий день твой босс позвонил мне, чтобы узнать, почему тебя не было. — Какого… Ладно, продолжайте, — разрешает Данбар, понимая, что вопросов возникнет все равно куда больше, чем уже есть сейчас. — Что ж, — чуть хмурится помощник шерифа, — Мы начали поиск. Однако, это было сложно. Никто не видел тебя, никто не знал, куда ты пошел, и где ты остался. Мы прочесывали весь город неоднократно, искали тебя всюду, но… — Но? — Непонимающе уточняет Лиам. — Но нашёлся ты сам. Спустя почти семь месяцев после пропажи, за городом, в здании заброшенной церкви. Никто не видел, как ты туда попал, ты просто появился там — мы даже не уверены, что ты добрался туда самостоятельно. Впрочем, мы и не искали особенно: у тебя было такое количество повреждений, что мы тут же увезли тебя в больницу, надеясь, что ты сам нам все расскажешь. Однако, как выяснилось… Я не помню, — ошарашенно заканчивает предложение Лиам. Мама, Рейкен и помощник шерифа вздыхают — каждый на свой лад, но удивительно единодушно. — Именно, — подтверждает помощник шерифа, и Лиам чувствует странную тошноту. Он забыл два с половиной года своей жизни, а последние 7 месяцев был без вести пропавшим, и никто не знает, где он был и что с ним происходило. — Ладно, допустим, я, наверное, должен когда-то это все вспомнить, правда? — Почти жалобно уточняет Лиам, по очереди глядя на присутствующих, — мне надо поговорить с врачом, выяснить, когда я смогу пойти домой и, там, наверное, есть какие-нибудь следы или что-нибудь, и… На этих словах Рейкен резко выдыхает и порывисто покидает палату. Лиам надеется, что он за врачом, но натыкается на нечитаемый взгляд лучшего друга. — Что? — Недовольно бурчит он. В его голове возникает странный шум, непонятные звуки и образы, мелькающие словно в уголке его глаза — ты их чувствуешь, но увидеть не можешь. — До того, как ты пропал, — осторожно начинает мама, подходя ближе к кровати, — после окончания школы… Вы съехались с Тео. — Зачем? — Непонимающе уточняет Лиам, и вдруг странные образы в его голове становятся чуть громче. — Потому что вы… Вместе, — Мама произносит это сквозь зубы, старательно отводя взгляд и всем видом показывая свое настоящее к этому факту отношение. — Вместе снимаем квартиру, ты имеешь в виду? — Тихо уточняет Данбар, но в его голове голоса складываются в странные фразы: «давай, мелочь, решайся», «я сделаю все, чтобы ты добился этого, Лиам». «Эй, мелочь. Я люблю тебя». — Нет, Лиам, — встревает помощник шерифа, мягко глядя на него, — ты и мистер Рейкен находитесь — ну, находились, по крайней мере, в романтических отношениях. — Встречаемся? Мы с Рейкеном — встречаемся? — В панике уточняет Лиам, ощущая, как в голове усиливается серый шум, а головная боль снова нарастает. Что это, блять, за выключатель, успевает он подумать, прежде чем отключается. Снова. -*- Его сон напоминает беспорядочную смену кадров — нелогичную, незнакомую. Последний заключался в том, что он гладил кошку, и Лиам даже выдохнул: животных он любил. Мягкая длинная шерсть кошки запутывалась в пальцах, и Данбар отрешенно подумал «надо снова стричь», прежде чем очнулся. Больничный потолок отвратительно белый. Лиам вспоминает идею того, что белый — это символ нового начала, но его начинает мутить. Он приподнимается на локтях, с удовольствием отмечая, что капельницы исчезли. Голова не болит, но ощущение, что тебя ударил пыльным мешком по голове ничуть не приятнее. Повернув голову влево, он видит стакан с водой на тумбочке, тянется к нему, но неожиданно в его голове всплывает достаточно чёткий образ. — Чувак, ну давай пойдём, — ныл Мейсон, буквально нагнетая ситуацию, — там будет круто, и ты оторвешься, я гарантирую! — На вечеринку к Лидии Мартин, — хмуро уточнил Данбар, — Мейс, ты же знаешь… — Да, да, ты ненавидишь громкие сборища и все подобное, но ты не понимаешь, — друг весьма походил на маньяка, — он будет там! Он сказал, что надеется, что я там буду! Лиам закатил глаза, потому что одержимость его лучшего друга этим Кори — парнем из команды по лакросс — периодически заходила чересчур далеко. Лиам готов был мириться с тем, что каждый перерыв они стабильно виснут на коридорных подоконниках — а это ничерта не просто, потому что Кори в одном классе с гребаным Рейкеном, и насмешливое «Эй, мелочь», наверное, скоро будет высечено у Данбара на лбу. Вечеринка — это другое. Лиам был уверен в том, что его друг заслужил большой и чистой (любви, а не банки пива), но не был уверен в том, что справится с фактом того, что второй пилот в какой-то момент будет вынужден катапультироваться. И остаться один. На вечеринке у старшего курса. — Ладно, — в противовес сам себе ответил Лиам, и Мейсон буквально взвизгнул так, что Данбар мститель, но захотел, чтобы Кори был где-то неподалёку и слышал это. Спустя несколько часов они зашли в небольшой дом на берегу озера, и Данбар даже не удивился тому, что в первую же секунду он споткнулся о кого-то, кто был слишком занят, целуясь с девчонкой прямо на пороге. Отметив канистру в глубине комнаты, из которой активно набирались стаканы, он лишний раз подумал о том, насколько плохой была эта идея. Глаза Мейсона, однако, засветились, и он помчался сквозь толпу, ухватив друга за рукав. Лиам с трудом подавил желание выпутаться из хватки и закатить глаза. Спустя четверть часа Мейсон успешно танцевал с Кори, а Лиам успешно ненавидел себя. Ну, он же был готов, да? Данбар осторожно пробирался сквозь толпу, ощущая себя так, словно на него вёдрами льются чужие подростковые гормоны. Он поднырнул под чьё-то предплечье, завернул за угол и обнаружил выход к озеру. Удивительно, но на подмостках практически отсутствовали люди. Лиам вдохнул свежий ночной воздух и осторожно примостился неподалёку от западной стены дома. Едва он задумался о том, что иметь дом на берегу озера — это совсем не плохо, а так же успев сделать ровно одну фотографию лунной дорожки, бегущей по воде, как позади него послышалось ненавистное: — Вот ты где, мелочь. Он с неудовольствием обернулся, заранее понимая, кого он там увидит. Рейкен, засунув одну руку в карман спортивных штанов, а другой сжимая фильтр полудокуренной сигареты, стоял прямо за его спиной, и лунный свет удивительно гармонично отражался в его глазах. Он слегка пошатывался — вероятно, даже его заносчивая задница не способна справиться с уровнем «пять стаканов непонятной бурды, называемой алкоголем в этих краях», а ботинки и носки его были явно где-то проебаны. — Клише, — буркнул Данбар, поворачиваясь к парню в профиль. — Что? — Заинтересованно спросил Рейкен, пошатнувшись и максимально не аккуратно падая на мостки рядом с Лиамом и опуская босые ноги в воду. — Ты — клише, Рейкен, — пояснил Данбар, прикусывая губу изнутри, — плохие парни во всех подростковых фильмах обязательно курят. — Ты считаешь меня плохим парнем? — Ухмыльнулся Рейкен, выпустив струю дыма в ночной воздух, — но ты ведь знаешь, что у плохих парней в подростковых фильмах всегда есть кто-то, кто их исправляет? Лиам закатил глаза под аккомпанимент чуть хриплого смеха. Придурок. — По крайней мере, ты признаешь, что ты чутка поломатый, — упрямо задрал нос Данбар, разворачиваясь лицом к озеру. — Нет такого слова, мелочь, — рассмеялся Рейкен, внимательно глядя на парня, — почитал бы ты об этом в своих книжках…- Он плюхнулся задницей на подмостки, ногами плюхнувшись в воду — и, конечно же, окатив Лиама водой, ну кто бы сомневался. — Обязательно, как только закончу читать главу «отъебись», — раздраженно буркнул Лиам, отвернувшись. Рейкен явно хотел сказать что-то еще — но, вероятно, когда ты пьян, одновременно пытаться затушить сигарету о нижнюю часть подмосток и пытаться сказать что-то мерзкое — плохая идея, потому что внезапно он потерял равновесие и кубарем свалился прямо в темную воду. Лиам, благо, хоть какой-то реакцией обладал, поэтому он тут же схватил придурка за руку, не давая уйти под воду полностью. Услышав, правда, хриплый смех — господи, да что вообще может быть смешного в том, что ты упал в ебаное озеро в феврале?! — он на всякий «случайно» макает Рейкена головой в воду, надеясь, что тот хотя бы немного протрезвеет. Он вытянул парня из воды, борясь со стойким желанием все же утопить его там. Остановил его лишь тот факт, что Рейкена явно видели направляющимся в эту сторону: если его найдут утопленным, то все точно поймут, кто это сделал. Закатив глаза, Лиам крепко перехватывает насквозь мокрого парня за предплечье, он повел его на второй этаж дома — там явно было теплее и меньше народу. Хотя последним, кажется, было глубоко насрать на то, что кто-то перепил настолько, что свалился в озере. И это при том, что вечеринка в принципе включает в себя алкоголь и озеро, боже, они что, вообще телевизор никогда не смотрели? — Если ты заболеешь, — прошипел Лиам, заворачивая дрожжащего парня в чью-то огромную кофту и плед одновременно, — то никаких поблажек не получишь. В прошлый раз я обещал сломать тебе нос — и я сломаю его, даже если — особенно если — у тебя будет пневмония, понял?! — Не сомневаюсь, мелочь, — просипел Рейкен, сползая внутрь своего гнезда из пледа и, видимо, уже отключаясь. Он резко моргает, понимая, что снова находится в больничной палате. В этот раз он не один — около стены у входа стоит Рейкен, и, как бы стереотипно это не звучало, синяки под его глазами удивительно сильно напоминают что-то среднее между Марианской впадиной и тёмной ночью. Лиам дёргается, но Тео делает лишь пару шагов, садясь на стул около окна. — Вспомнил что-то? — В голосе Рейкена — понимание, никакой насмешки или издевки. Лиам не может даже представить, как это произошло. Рассуждая логически, причина — он сам, но как? — Вечеринку, — голос Данбара хриплый, будто забывший, как разговаривать, — у Лидии, в доме у озера. — Это было в феврале, в 18 году, — поясняет Тео, и его взгляд опускается в пол, — вроде, за день до дня Святого Валентина. Лидия хотела устраивать такие вечеринки каждый год — вроде как, возможность найти себе пару и не быть одному в День всех влюблённых. Но у неё не вышло, потому что её дом разнесли: разбили пару окон, залили дорогущий белый ковёр… В целом, она решила, что влюбленные сами справятся, если «оно им надо», — он делает пальцами кавычки в воздухе, и Лиам правда хотел бы помнить все это. Звучит даже весело, разве нет? — Получается, это произошло через неделю после последнего моего воспоминания, — чуть хмурится Данбар, и поясняет, видя непонимание, — ну, я помню 6 февраля. Правда, ничего серьёзного и запоминающегося там не было, так что… Тео молчит, внимательно вглядываясь в лицо парня. Лиам неожиданно вспоминает одну важную деталь (и по привычке чувствует странное раздражение) — Помощник шерифа… Сказал… — Встречались, — странно-бесцветным голосом уточняет Тео, — так и есть. Лиам думает о тех сотнях вопросов, которые ему хотелось бы задать, но голова снова начинает болеть. Тео здесь — бесцветный, тихий, совершенно на себя не похожий. Данбар помнит Рейкена: саркастичного, насмешливого и даже по-своему яркого. Тео, что сидит перед ним — жалкая тень, и его это раздражает. Мельком он соображает, что прежний Тео, почему-то, злости в нем больше не вызывает. -*- Помощник шерифа Пэрриш приходит ближе к обеду. Лиам неловко грызёт хлебец, буквально ощущая на себе внимание Рейкена: тот, словно забившись в нору, пристально следит за каждым его движением: наблюдает, но на попытки завязать разговор реагирует весьма слабо и заторможенно. Пэрриш приходит с новой порцией вопросов, и Лиам постепенно начинает мечтать о том, чтобы в его голове наконец-то начали появляться ответы. Серьезно, он похож на бездонную бочку? Почему тогда все эти вопросы маринуются в нем? — Лиам, ты помнишь момент, как ты закончил школу? Хотя бы смутно? — Осторожно спрашивает Пэрриш, но Данбару нечем его порадовать, — ладно, что же… Вчера я уже сказал, что ты устроился на работу в ветеринарную клинику. В клинике у тебя появился… Друг, товарищ, не знаю, как правильно обрисовать. Его зовут Скотт Маккол. Знакомое имя? Вспышка, серый образ — не более того. Он отрицательно машет головой. — Тем не менее, — помощник шерифа выглядит немного разочарованным, — мистер Маккол является, по сути, последним человеком, с которым ты общался. После того, как ты ушёл из дома, ты позвонил ему, спросил, на работе ли он. Скотт говорит, что ты был весьма взволнован, возможно даже напуган. Ты сообщил, что приедешь сегодня пораньше — вероятно, ты уже направлялся куда-то, поскольку мистер МакКол отметил, что вокруг тебя было шумно. — Но не приехал? — Понимающе заканчивает Лиам, хотя на деле он нихуя не понимает. Все, что рассказывает ему Пэрриш, кажется ему странным и нелогичным — особенно необходимость понимания и принятия того факта, что все это происходило именно с ним. — Но что меня напугало? — Я, — коротко вступает в разговор Тео, словно окаменевший до этого момента, — вероятно, это был я. — Ну и что ты натворил? — Раздражённо уточняет Лиам, чуть морщась. Ладно, то, что его взбесил или напугал Рейкен, звучит немного знакомо. На самом деле, куда «знакомей», нежели информация по поводу их романтических отношений, но об этом он старался вообще пока не думать. Может, если не думать, оно само рассосется? Или… — Я предложил тебе стать моим мужем, — невесело усмехается Тео, прикрывая один глаз, пристально глядя на Лиама. Или не рассосется. Данбар чувствует, как сердце в его груди начинает колотиться слишком быстро, напоминая лихорадку, не меньше. — И что я ответил? Я… Согласился? — Полузадушенно уточняет Лиам, сжимая руки в кулаки, чтобы унять дрожь. — Ты сказал, что подумаешь, — жёстко обрубает Тео, но после резко теряет всю жёсткость, словно вместе со стержнем, — сказал, что подумаешь, вышел из дома… И больше не вернулся. Полагаю, это я напугал тебя. Лиам снова чувствует себя так, словно пыльный мешок — несносный козёл — ударил его по голове. Он не просто был в отношениях с самым бесячим человеком в школе. Самый бесячий человек в школе предложил ему стать его мужем. Самый бесячий человек в школе, похоже, любит его. Пиздец.