Эрис

      В помещении, куда попал Арктурус, не было ни одного окна. Душный, влажный воздух сжимал легкие в один большой комок, отчего было трудно дышать, а черные каменные стены не только делали эту комнату визуально меньше, но и будто наседали, сжимались, пытаясь поглотить того человека, который последние сутки провел здесь. С каждой минутой Арктурусу становилось здесь все неуютней.       Блэк сразу признал фигуру Морфина, стоило его взгляду зацепиться за него, он также отметил, что с его другом произошли незримые изменения, которые не видны посторонним. Широкие могучие плечи, раньше всегда гордо расправленные, теперь поникли, позволяя рукам в кандалах безвольно болтаться между расставленных ног. Морфин всегда был статным, держал лицо и осанку, показывая свой чистокровный род. Сейчас Арктурус не видел ни того, ни другого. Его друг походил на оборванного пьяницу, которого подобрали с дороги и кинули в одну из темниц проспаться.       Арктурус, на которого данные события свалились как снег на голову, сначала даже опешил, застыв в проходе камеры. Он был не в состоянии тронуться с места, пока сам Морфин не поднял голову, подставляя лицо под тусклые лучи одиноко висящей лампы, болтающейся из стороны в сторону под потолком.       — О, Арк! Хоть кого-то я рад здесь видеть! Садись, — на лице Морфина мелькнуло подобие горькой улыбки, когда он поднял руку и указал на хлипкий табурет напротив себя. Сам Гонт расположился на узкой деревянной скамейке, которая держалась лишь на честном слове.       — Здравствуй, Морфин, — Арктурус сглотнул, пытаясь протолкнуть ком, который встал поперек горла, не до конца понимая, отчего он появился — то ли от липкого спертого воздуха, то ли от волнения, пробирающего до кончиков пальцев.       Блэк сделал несколько шагов и тяжело опустился на табурет, который при этом издал протяжный скрип. Он поставил трость перед собой, сложив руки на искусно вырезанной деревянной ручке, чтобы унять в них мелкую дрожь.       — У нас очень мало времени! Может быть, ты мне расскажешь, что с тобой произошло? Почему тебя обвиняют в убийстве Реддлов и Луизы? — тихо спросил Арктурус, стараясь окончательно не поддаться волнению, но в конце предложения его голос предательски надломился, упоминая покойных, и Блэк слегка закусил губу изнутри, стараясь сосредоточиться на лице Морфина и разглядеть там хоть что-то.       Но Арктурус ничего там не увидел.       Лицо его друга совершенно ничего не выражало. Сейчас оно напоминало лишь бесчувственную, бледную маску, в некоторых местах скрытую копной непослушных, взлохмаченных волос.       То, что Морфин сейчас находился в этой комнате, выдавало лишь его тело, которое неспешно слегка раскачивалось из стороны в сторону, да полуоткрытые губы, сквозь которые вырывалось редкое шумное дыхание. Его глаза, скрытые нависшими волосами, казались мужчине напротив неподвижными, словно у восковой куклы, взгляд которой навечно устремлен в одну точку.       Гонт не проронил ни слова.       — Морфин? — Арктурус позвал друга чуть громче, но тот все равно молчал.       И беспокойство Блэка достигло своего апогея. Трость с гулким стуком упала на пол. В мгновение ока он вскочил на ноги, делая шаг вперед и хватая Морфина за шиворот потрепанной и грязной рубашки, тем самым заставляя того подняться. Глаза Морфина на секунду расширились, когда Арктурус с уже нескрываемой злостью посмотрел на него в упор.       — Ты действительно всех их убил? — осипшим голосом спросил Блэк, продолжая вглядываться в лицо друга, надеясь рассмотреть в нем что-то живое. Взгляд Морфина оставался таким же тусклым и безучастным.       — Да, — тихое слово застыло в воздухе, а потом растворилось в гнетущей тишине, которая через секунду снова накрыла обоих.       Арктурус, на миг застывший от этой ошеломляющей новости, резко отпустил Морфина, отчего тот упал на скамью. Даже лязг железных оков не способен был привести в чувство Блэка, который сейчас прислонился к стене, пытаясь взять себя в руки. Но самые ужасные мысли так и норовили заполонить голову, лишая последних крупиц рассудка, и Арктурус всеми силами пытался этому помешать.       «Он не мог! Нет! Этого не может быть!» — проносилось в голове Блэка, когда его тело пыталось прийти в норму, но сильное головокружение, вызванное пульсирующей болью в висках, мелкая дрожь, которую уже невозможно было ничем скрыть, выдавали то, что в одиночку он справиться не сможет, пока сам Арктурус не возьмет себя в руки.       На секунду Блэку почудилось, что его сейчас хватит сердечный приступ, и он в томительном напряжении задержал дыхание, пытаясь сфокусироваться только на стуке своего сердца, думая, что оно вот-вот замрет. Но через пару секунд он почувствовал, что сердечная мышца все так же исправно работала, отбивала свой ритм четко, хоть и быстрее, чем обычно.       Времени на разговоры оставалось все меньше, поэтому Арктурус, твердо вознамерившийся вытянуть из своего друга всю информацию о том дне, игнорируя собственное состояние, снова сел напротив Морфина. Тяжелым движением кисти мужчина вернул трость себе в руки, но теперь он будто опирался на нее всем своим весом, сидя на стуле немного сгорбившись.       — Расскажи мне все! Как все это происходило, как ты пришел в их дом, как убил их, — на удивление, Арктурус смог вернуть своему голосу первоначальный холодный оттенок с нотками стали.       — Я не очень хорошо помню ту ночь, — глухо отозвался Морфин, наконец начавший говорить. Он смотрел вниз, показывая другу только макушку своей головы, и говорил настолько тихо, что Арктурусу приходилось напрягать слух. Даже в такой гробовой тишине он не мог отчетливо слышать собеседника.       — Ты был пьян? — предположил Блэк.       Этот вариант первым пришел в голову, ведь алкоголь часто бывает неотъемлемой частью ужасных событий, которые неизбежно приведут в тюрьму. Но Блэк, сколько помнил свое общение с Морфином, прекрасно знал, что после знакомства с Луизой в доме Гонтов не было ни капли спиртного, даже самого захудалого. Он сам в этом каждый раз убеждался, когда навещал эту семью.       Мысли невольно зацепились за одно, такое дорогое сердцу, воспоминание. Когда в июле Гонты только вернулись домой, держа на руках маленькую крошку Амелию. Блэк был слегка раздражен тем, что даже в этот знаменательный день родители не захотели поднять бокал за своего первенца, и уже намеревался сходить к себе домой за бутылочкой-другой огневиски и эльфийского вина. Но все его негативные мысли ушли на второй план, когда Морфин положил на руки Арктурусу маленький пыхтящий сверток, а потом тихо, неуверенно предложил стать крестным девочки. Блэк, поначалу просто завороженный глазами этого маленького создания, которое казалось ему сошедшим с небес, не сразу расслышал, о чем его попросил друг, но, когда понял, просиял еще сильнее.       Да, Арктурус был и отцом, и даже стал уже дважды дедом. Сириус ему очень нравился, он видел в мальчике задатки хорошего волшебника, не лишенного озорства. Регулус же, даже будучи еще таким маленьким, казался ему более тихим и спокойным. И это его радовало. Братья отлично дополняли друг друга. А тут девочка! И такая прелестная! Ну как можно было от нее оторваться?! От ее больших и бездонных глаз, с таким притягательным красивым цветом — насыщенным зеленым, который перекликался с серебристо-серыми крапинками, унаследованным и от матери, и от отца.       — Нет, — отрицательный ответ Морфина вырвал Арктуруса из приятных воспоминаний, которые тут же стали горькими, причем настолько, что Блэку показалось, будто он почувствовал неприятный привкус на кончике языка. — Но я все очень смутно помню, словно все стянуто пеленой, особенно об этих… Реддлах.       — Расскажи все, что помнишь! Это очень важно, Морфин! — Арктурус наклонился так, что уже мог дотронуться рукой до друга. — И, пожалуйста, поторопись! У нас очень мало времени!       Блэк видел, как Морфин боролся с собой, как он тяжело и медленно сглотнул, а затем резко тряхнул головой, то ли собираясь с мыслями, то ли, наоборот, прогоняя их прочь. Но через секунду он заговорил:       — Про Реддлов я помню лишь то, что в их доме было очень темно. В ту ночь был сильный дождь, гроза и молния. Они собрались все в гостиной возле камина, что было очень удобно. Не пришлось далеко ходить! Я помню много вспышек зеленого света. Помню, как подошел к этому мерзавцу и наклонился над ним, чтобы посмотреть ему в глаза. И знаешь, что, Арк? Он как был подлецом и трусом, так им и остался!       Морфин на секунду замолчал, сжимая кулаки, отчего раздался неприятный шум от громыхания железных цепей. Он смешался со скрежетом зубов.       — А вот Лу… — имя своей покойной жены Морфин до сих пор произносил с мягким благоговением, но так тихо и таким дрожащим голосом, что ему не удалось закончить фразу. Воздуха будто не хватило, и Гонту пришлось сделать новый глубокий вдох, чтобы продолжить. — Каждый раз, закрывая глаза, я вижу ее! Я вижу, как поднимаюсь по лестнице, как открываю эту дверь, которая ведет в детскую. Вижу ее непонимающий взгляд, а потом он становится будто испуганным, когда я кладу руки на ее шею, а потом сжимаю все сильнее и сильнее. Я видел, Арк, как она бледнеет на моих глазах. Пару раз старалась применить магию, но наделала только кучу щепок и разозлила меня. Она старалась вырваться, била меня по плечам и лицу, хватала за волосы. Я оказался сильнее. Она всегда была такой маленькой в моих руках, — губы Морфина объяла мимолетная улыбка, которая сразу же исчезла. — И я убил ее, Арк! Хладнокровно и безжалостно! Она хрипела, умоляла меня, а я все крепче сжимал ее шею, думая, когда же она сломается. Я помню, как она обмякла у меня в руках. Перестала биться. Но я не сразу отпустил ее. Все-таки я добился, чего хотел! Я сломал ее! И только потом отпустил! — Морфин замолчал, и сейчас Арктурус, наплевав на время и закон, не смел его перебивать. — Я смотрел на нее еще долго. Запоминал ее. Знаешь, она все равно оставалась такой красивой, что я не мог оторваться, но уже такой холодной. Она уже не была моей! А потом я помню только то, что явилось Министерство. Они доставили меня сюда, как видишь. Здесь мы и встретились с тобой, дружище, в последний раз, я полагаю. И, умоляю, не спрашивай меня, почему я это сделал. Я не отвечу тебе, потому что не знаю. Обманывать тебя и придумывать что-то я не вижу смысла. Но что сделано, то сделано!       Арктурус сидел, не в силах вымолвить ни слова. Ему казалось, что потрясение, заполнившее его изнутри, перекрыло ему кислород и не дает сделать вдоха, чтобы хоть что-то произнести. Но душу его разрывали противоречивые чувства, а в голове набатом отдавалось только одно. Неужели он мог так ошибаться? Его смог обмануть друг, которому он так безоговорочно верил? Арктурус никогда не замечал какую-то лютую ненависть Морфина к Реддлу. Да, он был в курсе того, как обстояли дела между этими семьями, и Гонт не упускал возможности отпустить какую-нибудь колкость в адрес Реддла, но не более того. Не было никаких планов многолетней мести. Или, возможно, Арктурус просто обманывал сам себя, не замечая их?       В этот момент Блэк очень пожалел, что он не легилимент. Ему хотелось проникнуть в голову к Морфину, увидеть все самому, понять — так ли все было на самом деле. То, что друг смутно помнил детали убийства Реддлов, но так отчетливо описал смерть Луизы, наталкивало Арктуруса на разные, противоречащие друг другу умозаключения.       Но несмотря на все это, гонимый малым остатком времени и лихорадочным волнением, которое снова стало первостепенным, он задал свой главный вопрос:       — Морфин, где Амелия? Что ты с ней сделал?       И тут взгляд Морфина, который все это время был каким-то мутным, прояснился. В его глазах заискрился огонь, который можно было принять уже за наступившее безумство.       — О ней в тот вечер я не помню ничего, Арк! Будто ее и не было! Но я ее не убивал! Я клянусь тебе! — Морфин резко нагнулся вперед, хватая Блэка за руку и крепко сжимая ее. — Арк, я прошу тебя! Я знаю, что она жива, и что теперь она совсем одна! Найди ее! Переверни все, но найди! Не дай нашему роду угаснуть!       Морфин говорил быстро и сбивчиво, охваченный только мыслями о своей дочери, которая теперь находилась неизвестно где. Впервые, находясь здесь, он почувствовал страх, но не за себя, а за дочь, которую теперь он больше никогда не увидит, но которая, несмотря на все эти события, должна была выжить.       При словах об Амелии в груди Арктуруса что-то больно кольнуло. Ох, если бы сейчас здесь был человек, которому можно было хоть немного доверять, Блэк тут же дал бы Непреложный Обет. Он сам понимал, что теперь найти девочку — его долг.       — Я клянусь, что найду ее! — Блэк, руку которого продолжал с неистовой силой сжимать Гонт, словно одержимый, так же пылко сжал ладонь друга в ответ, смотря ему в глаза.       Так он дал клятву, ставшую сильнее Непреложного Обета и подарившую ему новый смысл жизни, затмивший все остальное.       Комнату наполнил лязг поворачивающего ключа в железной двери.       — Я сделаю все, что смогу, чтобы смягчить твое наказание, — Блэк молниеносно поднялся на ноги, делая вид, что отряхивает свое пальто.       — Брось это! Я все равно уже труп, Арк! Дементоры высосут из меня то, что не успели в прошлый раз. Не защищай меня. Помни только о том, что должен сделать! Спаси Амелию! Прощай, старина!       Это были последние слова Морфина Гонта, адресованные своему лучшему другу Арктурусу Блэку.       — Прощай!       Арктурус в последний раз бросил свой взор на снова ссутулившуюся фигуру в углу, и, поняв, что с трудом может бороться с пеленой, которая застлала глаза, поспешно покинул комнату.       

* * *

      Казалось, после тех ужасающих событий, сотрясших Литтл-Хэнглтон, дождь в этой деревушке так и не прекращался. На улицах не было ни души, и складывалось впечатление, что только в маленькой церкви сейчас находились люди, но и там было немноголюдно.       В церкви было тихо. Проститься с Луизой пришло немного людей: лишь пара деревенских женщин-соседок, которые иногда общались с покойной. Они и помогли организовать похороны. Арктурус дал им достаточно денег для того, чтобы все было сделано быстро, но на высшем уровне. Приготовления и так уже шли полным ходом. Особо правила соблюдать не стали. Блэк не знал, была ли Луиза верующей, но решил, что надо сделать вид похорон, чтобы потом хотя бы по этому поводу не сплетничали все, кому не лень.       В самом темном углу, лишь под тусклым отблеском свечей стоял Арктурус. Он старался быть незаметным, чтобы все как можно меньше обращали на него внимание. С Луизой он попрощался одним из первых, посмотрев на нее несколько долгих и томительных секунд, а затем отошел в сторону, всеми фибрами своей души желая, чтобы весь этот фарс поскорее закончился.       После встречи с Морфином Блэк сразу аппарировал в Литтл-Хэнглтон, прямо к дому Гонтов. Сначала Арктурусу показалось, что все осталось таким же, как раньше, когда он был здесь в последней раз, но по мере того, как он поднимался наверх, он понимал, что самое ужасное, что ему предстоит увидеть, еще впереди.       Арктурус не стал тратить время и церемониться. Бросив взгляд на детскую кроватку, которая была не только пуста: в ней отсутствовало постельное белье, а именно — несколько теплых детских одеял, которыми Луиза любила укрывать Амелию, чтобы та, не дай Бог, не простудилась, Блэк несколькими взмахами палочки привел остатки мебели в порядок и убрал последствия разрухи.       Арктурус еще немного походил по дому, вспоминая все приятные моменты, которые ему подарили Гонты, будто старался впитать в себя остатки той, прежней жизни, которая казалась ему идеальной, и которую ни он, ни Гонты не ценили, пока не лишились ее.       Мужчина покинул дом, наложив на него защитные и барьерные чары, с увесистой кипой толстых древних фолиантов Луизы, парой семейных фотографий и маленьким конвертиком, в котором хранилась единственная прядка волос Амелии.       А сейчас же Арктурус стоял в этом ненавистном ему месте, стараясь выкинуть из головы образ Луизы, который так и застыл перед глазами. И как бы Блэк ни пытался, он все равно видел эту бледную, но до сих пор не лишенную красоты, женщину, которая сейчас походила на привидение. Цвет ее молочной кожи сливался с оттенком пышного похоронного платья из струящейся ткани, открывающего вид на полную грудь и такую уродливую, почерневшую в некоторых местах шею, на которую нацепили массивное жемчужное ожерелье, но оно все равно не скрывало эти следы, выдающие мертвеца. Длинные густые ресницы бросали тень на лицо, делая его в этом освещении каким-то умиротворенным. Светлые волосы остались распущенными, и сейчас, будучи раскиданными по подушке, обрамляли лицо. Такая контрастирующая картина вызывала только приступ тошноты и отвращения, поэтому Блэк, сначала больше занятый тем, чтобы прогнать это мертвое лицо из головы, не сразу заметил две незнакомые фигуры, неожиданно появившиеся в церкви, одна из которых была закутана в плащ, а другая скрывалась под огромной мантией с капюшоном. Он даже не услышал скрип старой парадной двери, хотя стоял от нее всего в нескольких футах.       В этих фигурах Блэк безоговорочно признал женщин, но они были не вместе. Одна из них села на самую последнюю скамейку, стараясь быть как можно дальше ото всех. Вторая же, наоборот, прошла вперед, подходя к гробу. Арктурус напрягся, хмуря брови, и медленно двинулся вдоль стены, стараясь быть незаметным.       Женщина, так и не сняв капюшон, несколько минут стояла у гроба, не проронив ни слова, а затем из-под плаща показалась загорелая рука, которая потянулась к Луизе. Наклонившись, она перевернула левую руку покойницы, лежавшую на животе поверх правой, внутренней стороной наверх, и застыла так на несколько долгих секунд. А затем Арктурус увидел, как эта загадочная фигура сняла с пальца Луизы обручальное кольцо и спрятала его в карман своего плаща.       Арктурус, до глубины души возмущенный происходящим, уже вознамерился окликнуть данную особу, дабы потребовать объяснений, но как только он хотел это сделать, фигура быстрыми шагами стала удаляться прочь из церкви, и через пару мгновений ее будто здесь и не было.       Пришло время выносить гроб, и Блэк на некоторое время даже отставил данное событие на второй план. Сейчас ему надо было все закончить с телом Луизы. Из-за того, что произошло, он потерял из виду и вторую фигуру, отчего начал понемногу нервничать. Он снова заметил ее уже на улице, вдали ото всех. Под непроглядным покровом дождя она была почти незаметна. То, что на ней была мантия, только подогревало интерес Арктуруса узнать, кто под ней скрывался. В том, что это была волшебница, не было сомнений. Теперь оставалось узнать, кому похороны неизвестной в Магической Британии Луизы Эллант были интересны.       Тело юной волшебницы, которая так и не дожила до своего двадцать пятого дня рождения, было быстро опущено в яму. Арктурус бросил горсть липкой мокрой земли в могилу, которая достигла крышки гроба с глухим стуком, а потом достал карманные часы и украдкой бросил на них взгляд.       В тот момент, когда Морфину Гонту был объявлен приговор, тело Луизы Эллант предавали земле.       Несколько минут Арктурус Блэк смотрел на то, как быстро яма засыпалась землей и одновременно с этим в небытие уходил целый род. Но достоять до конца мужчине не было суждено. Фигура, которую он теперь и сам еле-еле был в состоянии рассмотреть из-за усилившегося дождя, начала стремительно удаляться. Блэк, боявшийся совсем потерять ее из виду, отошел от немногочисленной похоронной процессии на несколько шагов, став под небольшое дерево, наложил на себя дезиллюминационные чары и поспешил следом за женщиной.       Несмотря на большие и быстрые шаги, Арктурус успел запыхаться, прежде чем настиг ее в одном из переулков Литтл-Хэнглтона. Ситуация усложнилась, потому что мужчина понял, что женщина вот-вот аппарирует. Ему надо было действовать немедленно, и Арктурус уже достал палочку. Но ситуация стала патовой, когда прямо рядом с женщиной в мантии возникла странная фигура в плаще, так стремительно удалившаяся из церкви, которая теперь направляла палочку на неприятельницу.       Арктурус, понявший, что сейчас лучше не лезть на рожон, прижался к кирпичной стене одного из домов и стал наблюдать, все еще держа палочку наизготовку.       — Где девочка? — голос, доносившийся из-под капюшона плаща, трудно было назвать женским. Он был низким, с хрипотцой и очень отчетливым резким акцентом. — И не надо мне врать, что вы не понимаете, о чем я! Я вижу на вас ее магический след!       Фигура в плаще, застывшая сейчас, будто статуя, наверняка поняла, что врать действительно будет бесполезно, а возможно, и смертельно, поэтому произнесла:       — А с чего вы решили, что я вам ее отдам? Девочка лишилась родителей, теперь о ней позаботятся другие, хорошие, не чужие ей люди. И кто вы вообще такая, чтобы отдавать ее вам в руки? — несмотря на невыгодное положение, голос этой женщины звучал твердо и властно, будто сейчас она находится на светском приеме, а не в захолустном переулке с наставленным на нее оружием.       — Не лгите мне! Вы не знаете, с чем связались, на что ее обрекаете! Отдайте мне девочку! Без нужных умений и знаний она либо станет калекой, либо умрет! Она не выживет без нашей помощи! — хриплый голос сорвался чуть ли не на крик.       — Это не вам решать. Судьба девочки уже предрешена. Вы ее не получите!       И в следующую секунду фигура в мантии с негромким хлопком исчезла, оставляя свою собеседницу в одиночестве.       — Проклятье! — женщина начала лихорадочно шарить по карманам, ища что-то, а затем, наконец достав блеснувшую серебряную ложку, крепко сжала ее в руке. — Капелла!       Только через пару минут Арктурус понял, что остался в переулке один. Его сердце, казалось, сейчас выпрыгнет из груди, настолько оно сильно и быстро билось. Он понимал, что ответ на то, где сейчас находится Амелия, был близок, а он его упустил. С другой стороны, он не мог просто так поверить в беседу этих двух особ. Одна могла соврать, что девочке угрожает опасность, другая — что девочка жива и здорова, и, тем более, уже находится в чьих-то надежных руках.       Арктурусу надо было убедиться, и его осенила мысль, где можно было выяснить хотя бы кое-что наверняка.       Через мгновение Блэк оказался в Лютном переулке, быстрыми шагами двигаясь к одной из лавок.       — О, Арктурус! Приветствую! Давно не виделись! Ты по делу? — Боргин встретил мужчину с приторной улыбкой на лице, одновременно приглаживая сальные волосы.       — По делу, Боргин. Мне нужен «Справочник чистокровных волшебников». Срочно! — Блэк готов был схватить Боргина за грудки и встряхнуть хорошенько, лишь бы тот поторопился.       — Хорошо. Сейчас принесу. Подожди минуту, — Боргин, видя возбужденное состояние своего постоянного клиента, подозрительно скосил глаза, нахмурившись, но быстро ретировался в комнату, скрытую тяжелой ширмой, а вернувшись обратно, положил книгу на прилавок, намереваясь открыть ее. Арктурус же чуть ли не вырвал ее из рук продавца, переворачивая лицом к себе и начиная лихорадочно перелистывать.       Блэку казалось, что с нужной ему фамилией его разделяют тысячи страниц, настолько они долго и мучительно переворачивались его еле поднимающейся рукой, к которой вернулась дрожь, ставшая уже крупной. Достигнув заветной страницы, Арктурус трясущимся пальцем попытался проследить за линией, идущей от Морфина и Луизы к имени их дочери.       — Арктурус, с тобой все в порядке? Тебе нехорошо?        Блэк оторвал взгляд от книги и поднял его на Боргина, который казался ему уже расплывчатым. Кровь резко ударила по вискам, и в ушах зазвенело. По выкатившимся глазам Боргина и его вытянутым рукам, стремящимся схватить Арктуруса за плащ, он понял, что его тело летит назад. Но ему было уже все равно.        Он закрыл глаза с мыслью о том, что имя Амелии было окрашено зелеными чернилами. Девочка была жива.