* * *
Бескрайние пейзажи графства Дорсет и конная прогулка стали глотком свежего чистого воздуха для Амелии после давящей атмосферы, царствующей в Марбл-Холле. Поэтому сейчас, созерцая красоты, раскинувшиеся перед ней, в приятной мужской компании, Амелия ощутила давно забытое спокойствие, которое, окутав ее, заставляло расслабиться и выкинуть из головы рой навязчивых мыслей. Хотелось провести эти пару часов, отбросив все сомнения, сполна наслаждаясь предоставленными ей минутами. — Ты же не забыла, что после мы отправляемся к нам на обед? Родители давно тебя не видели и уже мозг мне чайной ложкой выели, спрашивая, когда ты снова нас посетишь, — Регулус поравнялся с Амелией на своем гнедом жеребце, Грозе, нарушая молчание. Амелии же досталась пегая Ракаса — новая кобыла в коллекции семейства Блэков. — Я все помню, Рег. Буду рада снова увидеться с мистером и миссис Блэк. Сириуса, как обычно, не будет? — Ну, когда я уходил к тебе, он был дома. Если к нашему приходу он снова не повздорит с матерью, то, может, ты будешь удостоена неудовольствия с ним познакомиться, — Регулус усмехнулся, ловя хмурый взгляд своей собеседницы. — Он так плох? Я думала, что у вас нормальные отношения, учитывая, как ты о нем отзываешься. За все то время, что Амелия и Регулус общались, девушка не раз появлялась на Площади Гриммо, 12 в Лондоне, но за все эти посещения ей ни разу не довелось познакомиться со старшим братом своего друга. — Нет, совсем не плох. Сириус своенравен и упрям, всегда старается в ссорах с родителями с пеной у рта отстаивать свои интересы, а если уж они идут вразрез с их точкой зрения, то на него это действует, как красная тряпка на быка. Особенно, что касается чистоты крови. — Ты же знаешь, что быки реагируют на резкость движений тряпки, а не на красный цвет? — Амелия посмотрела на друга и слегка ткнула его в плечо, когда увидела его закатывающиеся глаза. — Обожаю, когда ты умничаешь, Амелия-всезнайка, — Регулус усмехнулся, подмечая, как подруга нахмурилась. — Если все-таки возвращаться к Сириусу и его замашкам, то корень проблемы на данный момент между матерью и ним заключается в том, что братец начал уж сильно протестовать по поводу наших отношений с Пожирателями. Нарцисса выскочила замуж за Люциуса, Беллатриса, похоже, готовится быть окольцованной Лейстренджем. Только с Андромедой он до сих пор поддерживает связь, она-то не предательница, по его мнению. А после того, как мы посетили тот прием, на котором с тобой познакомились, каждый наш семейный ужин превращается в скандал. Мать с отцом с гордостью рассматривают перспективу моего вступления в ряды Пожирателей, а Сириус упорно продолжает протестовать, будто ему не терпится отречься от всего этого, чтобы не иметь к нам никакого отношения. — Ну, учитывая, что он начал проявлять свое бунтарство с самого начала обучения, поступив в Гриффиндор, я полагаю, этого стоило ожидать. Ты так не думаешь? Амелия пыталась не вмешиваться в отношения Регулуса с братом, да и семьи в целом, но всегда выслушивала друга, если ему было, что рассказать. Амелия была хорошим слушателем, этого у нее не отнять. — Да дело, наверное, не только куда он поступил, а кто стал его окружать. Знаешь, в Хогвартсе он собрал вокруг себя целую компанию. Четверо закадычных друзей, один краше другого, с которыми он проводит все свое время. И я уверен, что они ведут задушевные беседы не только о походах в Хогсмид или о квиддиче. На меня в Хогвартсе он решительно не обращает практически никакого внимания. Кивнет головой в знак приветствия, и на том спасибо. Ну да, я же на Слизерине, а значит, по его мнению, чистокровный, эгоистичный засранец. Во время обучения Сириус будто перестает быть моим братом, Амелия, и я совершенно не узнаю его, — Регулус прервал свою речь на какое-то время, и Амелия молчала, переваривая все услышанное. — Я не могу в полной мере понять, как тебе порой бывает больно в такие моменты, Рег, когда Сириус отталкивает тебя, но в вас течет одна и та же кровь, а, как мне сказали на досуге, кровь — не вода, поэтому, несмотря ни на что, вы останетесь братьями друг другу. Я думаю, Сириус тоже об этом помнит и, повзрослев, сможет трезво смотреть на ситуацию, не вешая ярлыки на все подряд. — Я тоже на это надеюсь, — вздохнул Регулус, устремляя свой взгляд вдаль, туда, где на горизонте уже появилась конюшня, к которой лежал их путь. — Но знаешь, если бы ты все-таки пошла учиться в Хогвартс, я бы все равно посоветовал тебе пойти к нам на Слизерин. Все эти предрассудки, которые гуляют о факультетах — ничем не подкрепленные пустышки, просто обобщенные понятия, которыми можно охарактеризовать хоть каждого ученика. И на Слизерине учатся не только чистокровные, между прочим. Вот я дружу с Северусом, а он — полукровка, и отличный парень, поднатаскивает меня по Трансфигурации, а в Зельях так он вообще мастер, шарит лучше всех на курсе. Слизнорт на него нарадоваться не может. При знакомом имени, болью отдавшимся внутри, Амелия встрепенулась, с трудом удержавшись в седле. — Как ты сказал? Северус? Ты дружишь с Северусом Снейпом? — переспросила она, хлопая глазами. — Ну да, он учится на курс старше меня. Ты его знаешь? Он вроде живет в том же городишке, что и ты, — Регулус ответил непринужденно, видимо не замечая, какой эффект произвели его слова на Амелию. — Да, я знаю его, как-то давно мы немного общались, — Амелия старалась ответить твердо, чтобы голос не дрогнул и не выдал ее с потрохами, но, чувствуя, что подходит к грани, она сглотнула ком в горле и, пришпорив Ракасу, устремилась вперед к конюшне. Регулус без лишних вопросов устремился следом. Держась позади Амелии, он видел, как растрепались русые волосы, и теперь их красиво развевал ветер. Ему нравилась картина, которая открылась перед ним. Амелия привлекала его, с ней хотелось разговаривать, на нее хотелось смотреть. С ней он не чувствовал тягостных мыслей, посещающих его голову все чаще. И в глубине души Регулус надеялся, что сегодняшний вечер в его доме пройдет не как обычно, в ссорах и криках, а мирно, как у любой нормальной семьи, в частности благодаря этой девушке. Прибыв в конюшню, Регулус с легкостью спрыгнул с Грозы и помог спешиться Амелии. Его пальцы невесомо, будто невзначай прошлись по ее голени вверх, а затем остановились на талии, когда Амелия уже стояла напротив него, заглядывая в его глаза снизу вверх. Регулус был выше ее на пару дюймов, но это не мешало ему тонуть в ее глазах каждый раз, когда она так смотрела на него. — Спасибо, — тихо проговорила Амелия и первой разорвала зрительный контакт, отвернувшись и взяв поводья Ракасы. Регулус почувствовал укол досады и решил последовать примеру Амелии, чтобы хоть как-то скрыть свое нахлынувшее разочарование. — Все-таки конные прогулки, это моя слабость. Надо будет поблагодарить деда еще раз за такой подарок, хотя сам он лошадей терпеть не может, — усмехнулся Регулус, когда они поставили лошадей в стойла. — Почему? — с интересом спросила Амелия. О дедушке Регулуса она знала еще меньше, чем о Сириусе. — Он любит говорить о них: опасны с обоих концов и коварны по середине. Смех между ними разрядил обстановку, и Регулус со спокойным сердцем переместил их с помощью портала на Площадь Гриммо. Но надежды на спокойный семейный вечер вдребезги разбились, стоило только Регулусу переступить порог отчего дома. Наверху слышался топот ног и разговоры на повышенных тонах. Регулус и Амелия переглянулись между собой, все еще толпясь в узком коридоре у двери. Регулус почувствовал, как предательски краснеют его щеки. Меньше всего ему хотелось, чтобы Амелия созерцала очередной семейный скандал. — Извини, видимо, мать сегодня опять не в духе, — сквозь зубы процедил он. Амелия даже ничего не успела ответить, когда грохот захлопнувшейся со всей силы двери сотряс пространство, а через пару секунд на его место пришли звуки торопливых шагов на лестнице. Фигура, которая появилась перед ними, стремительно приближалась, на ходу напяливая пиджак. — Это не мать, а взбалмошная стерва, — хриплый мужской голос прозвучал прямо надо ухом Амелии, когда человек, которому этот голос принадлежал, с таким же остервенением открыл входную дверь, чуть не прибив стоящих рядом, и выскочил на улицу. Послышался глухой хлопок аппарации. — Это, как ты могла догадаться, был Сириус, — Регулус выдавил из себя кривую улыбку, беря девушку за руку и ведя наверх. — А он милый, само воплощение воспитанности. Регулус на эту реплику лишь пожал плечами, но в глубине души отмечая, что Амелия права. Если Сириус так отозвался о матери, значит сегодня они снова поцапались не на жизнь, а насмерть. — Мам, пап, мы с Амелией пришли, — Регулус привел их в уютную, просторную гостиную, где сейчас расположились Вальбурга и Орион. Амелия почувствовала себя не в своей тарелке, ведь она застала тот семейный момент, который не должен касаться глаз и ушей посторонних. Жалость к миссис Блэк заклубилась в груди, но девушка прекрасно понимала, что Блэки — люди, не терпящие жалости и вмешательств в частную жизнь. Поэтому, когда Вальбурга повернулась к сыну и одарила их обоих улыбкой, пытаясь скрыть покрасневшие глаза, Амелия сделала вид, что ничего не произошло. — Амелия, дорогая, как мы рады тебя видеть! Как ваша прогулка? Надеюсь, все прошло хорошо? Вы подоспели как раз к обеду, Кричер уже все накрыл. — Здравствуйте, мистер Блэк, миссис Блэк, — Амелия подойдя к женщине пожала ей руку, слегка поклонившись. — Спасибо, все прошло замечательно, Регулус показал мне красоты Дорсета. — Здравствуй, Кричер, — Амелия заметила домовика, который появился с негромким хлопком и теперь приглашал всех к столу. При ее приветствии он распахнул глаза, уставившись на нее. Семье Блэков Кричер служил уже столько лет, что годам уже можно было потерять счет. Здесь к нему относились как к рядовому домовику, то есть полностью игнорируя или не замечая. На какое-либо другое отношение, особенно походившее на человеческое, Кричер никогда не рассчитывал, но за это девушка, которая стала частым гостем за последние несколько месяцев в этом доме, нравилась Кричеру с каждым разом все больше. Относись к домовику по-доброму, и домовик ответит тебе тем же. А то, что любимая хозяйка Кричера в ней души не чаяла, еще больше укрепляло уважение домовика к этой особе. — Кричер рад приветствовать леди, — домовик слегка поклонился. — Обед подан, госпожа! Все они прошли в столовую, где действительно был накрыт шикарный обед, и Амелия только сейчас поняла, как сильно проголодалась. С утра в желудок не упало ничего, кроме чая. Перемещения с помощью аппарации или порталов губительно действовали на Амелию, в основном нанося удар по ее пищеварительному тракту и одаривая всеми нелицеприятными для дамы последствиями, поэтому сегодня, понимая, что предстоит много путешествовать именно такими способами, Амелия решила поголодать. А сейчас с трудом сдерживала урчащий живот, который так и стремился скрасить сегодняшний обед своим звуковым сопровождением. Они успели лишь расположиться за столом, когда за спиной Амелии кто-то кашлянул, и всем дружно пришлось подняться из-за стола. — Отец, ты решил спуститься к нам? Я думал, мы не увидим тебя до вечера. Отобедаешь с нами? — Орион указал на стул рядом с Вальбургой, которая, судя по лицу, надеялась, что компания свекра обойдет стороной их обед. — С удовольствием, сын. Я услышал, что мой любимый внук вернулся, и, я смотрю, не один. Мужчина пожал руку улыбающемуся Регулусу и теперь сосредоточил свое внимание на Амелии. Она смогла рассмотреть мужчину получше, понимая, какая сила и стать исходит от него, отчего немного стушевалась, потупя взгляд. — Дед, познакомься! Это моя близкая подруга — Амелия Гонт. Амелия, это мой дедушка — Арктурус Блэк, — прощебетал Регулус. — Приятно познакомиться, сэр, Регулус много о вас рассказывал, — Амелия протянула руку мужчине, и тут же ее ладонь была заключена в цепкую и сильную хватку, усиливающуюся с каждой секундой. Амелии показалось, что сейчас хрустнут ее кости, а под пронизывающим мужским взглядом, который был наполнен то ли злостью, то ли замешательством, она не могла вымолвить ни слова. — И мне приятно, мисс Гонт. И что же про меня рассказывал мой внук? — Арктурусу пришлось вынырнуть из пучины болезненных воспоминаний и, наконец, отпустить руку девушки, которую он, судя по ее плохо скрываемой гримасе, держал слишком сильно. Мужчина прошагал к столу и устроился напротив новой знакомой. Все вернулись за стол. — Что вы, как замечательный дедушка, подарили Регулусу конюшню, о которой он мечтал, хотя сами не любите лошадей. Не это ли одно из проявлений любви и заботы? — О да, вы правы. Но эту конюшню я подарил обоим своим внукам. Сириус решил, что это данный подарок ему не по нраву. Так что полноправным хозяином теперь считается Регулус, животных он очень любит. В детстве он тащил домой любого зверенка, которого находил, а уж если он, упаси Мерлин, был болен, так вообще не отходил от него. Доброе сердце сейчас редко встретишь. — Да, или бессмысленную сердобольность, — тихо сквозь зубы процедила Вальбурга, но головы не подняла, все так же созерцая дно своей тарелки. Несколько минут тишину столовой нарушал лишь звук посуды, но Амелии кусок в рот не лез от такого пристального взгляда напротив. Арктурус буравил ее взглядом, к ледянящему удивлению находя похожие черты своих друзей, и с каждой минутой его все больше обуревало тревожное чувство, все нарастая, отчего он больше не мог молчать: — Амелия, расскажете немного о себе? Откуда вы? Гонт — фамилия редкая, знаете ли, — Арктурус пытался направить разговор в нужное русло как можно более непринужденно, собирая по крупицам свое самообладание, чтобы придать лицу как можно менее заинтересованный вид. — Я родилась в Литтл-Хэнглтоне, сэр. Насчет фамилии я знаю, что она принадлежит одному из чистокровных родов Магической Британии. Моим отцом был Морфин Гонт. Но я, честно сказать, ничего не знаю о родителях, они погибли, когда мне было всего несколько месяцев. Меня воспитали старший брат и его помощница. — А кто ваш брат, простите за любопытство? — Том Реддл, сэр, — ответила Амелия и решила повторить тактику Вальбурги — уйти от разговора, увлекшись трапезой. Арктурус же чуть ли не подавился воздухом от возмущения. Имя Волан-де-Морта в Магической Британии не знал только слепой, глухой и выживший из ума волшебник, но мало кто вникал в такие тонкости, как имя, данное ему при рождении. Для таких приближенных, как Блэки, эта информация не была покрыта завесой тайны, и от этого Арктурус распалялся все больше. Его крестницу воспитывал не он, а один из самых ужасных и безумных волшебников Туманного Альбиона. Это же просто неслыханно! — Отец, вроде бы ты знал Морфина Гонта? Не так ли? Я только сейчас припомнил, что эта фамилия уж больно знакомая, — подал голос Орион, что было совершенно не к месту, судя по взгляду, который Блэк метнул на сына. Но было уже поздно. Слово — не воробей! — Вы знали моего отца, сэр? — спросила Амелия, и ее голос Арктурусу совсем не понравился. Он был полон надежды, как и он сам сейчас, но делать поспешные выводы было бы самой глупой ошибкой, которую он мог бы сейчас допустить. — Да, был знаком, но ответить на ваши вопросы, мисс, кои, несомненно будут, я не в силах, по крайней мере сегодня. Прошу меня извинить, я неважно себя чувствую, и покину вас. Хорошего вечера! Арктурус ретировался из-за стола так же внезапно, как и появился, оставляя всех сидящих за столом в гнетущем молчании. Всю оставшуюся часть вечера Амелия провела в прострации, односложно отвечая на вопросы Блэков и выдавливая из себя улыбки, чтобы Регулус прекратил спрашивать у нее, все ли хорошо. Она хотела поговорить с мистером Блэком, но не смела нарушать правила этикета и этого дома. Пришлось снова играть публику, натянув привычную маску, но мысли ее были далеко. Так же далеко, как был сам Арктурус Блэк, покинувший Площадь Гриммо, 12 сразу после обеда и переместившийся в свой дом в Эссексе. Где он сразу припал к думосбору в надежде найти ответы на свои вопросы, одним из которых был самым главным. Не совершил ли он самую большую ошибку в своей жизни, за которую придется расплачиваться девушке, которая недавно сидела напротив него?* * *
Тридцать первое октября подобралось внезапно, словно его никто не ждал. Амелия же встретила этот день в противоречивых чувствах. Узнав, что на Самайн ее курс «молодого бойца» подойдет к концу, она испытала непередаваемое облегчение. За два месяца она подтянула свои навыки по анимагии. Теперь змеиную оболочку она могла держать чуть больше часа, прежде чем снова вернуть себе свое настоящее тело и побороться с тошнотой. Лучше всего дела обстояли с окклюменцией. Даниэль отметила ее успехи, которые действительными были впечатляющими. Амелия тогда почувствовала мрачное удовлетворение от похвалы такого придирчивого учителя. Как говорят, аппетит приходит во время еды, так и здесь — окклюменцию Амелия распробовала не сразу, но с каждым разом, играя со своим разумом, она понимала, насколько это необходимое умение, которое, несомненно, однажды убережет ее от беды. Было чему еще учиться. Амелия рассчитывала, что со временем натренируеттся не только ставить непробиваемые щиты, но и формировать ложные воспоминания, путать противника, а в идеале, конечно, уничтожать его в своей голове, чтобы он больше никогда не смел ее посещать. Амелия не притронулась за все время лишь к аппарации, предвзятую нелюбовь к которой испытывала до сих пор. Она помогала Даниэль в лаборатории, готовила ингредиенты для зелий, помогала в их приготовлении, делала все, что угодно, лишь бы не учиться нормально аппарировать. — Мне еще расщепа не хватало! Нет уж, спасибо, — каждый раз произносила Амелия, упорно игнорируя недовольство Даниэль. И та ей, как ни странно, спускала эту безалаберность. За пролетевшие два месяца Даниэль будто потеплела к Амелии, и девушка удивлялась такому отношению, но молчала, боясь спугнуть такую удачу. Ухватившись за ее хвост, она рассчитывала удержать ее как можно дольше. Сегодня удача, махнув крылом на прощанье, чтоб не поминали лихом, покинула Амелию. Она это чувствовала каждой клеточкой своего тела, стоя босой на холодном каменном полу перед пентаграммой в середине комнаты. На ее нагое тело была надета лишь черная шелковая мантия, которая струилась до пола, но совершенно не грела. Амелия прокрутила в голове, как с боем пыталась отвоевать возможность надеть хотя бы нижнее белье, но Даниэль осталась непреклонна. С самого утра Амелия чувствовала недомогание, жар, который повысил температуру ее тела на несколько градусов и не желал спадать даже после приема Бодроперцового зелья. Ладони с такими же пентаграммами, какая сейчас красовалась на полу, нещадно зудели. Взглянув на них сейчас, Амелия отметила яркие царапины от ногтей и снова почесала руки, морщась. Зуд не утихал, а к вечеру стал только сильнее. Смотря на пламя свечей, тянущихся вереницей по всей комнате, Амелия ощущала внутри отвратное чувство липкого страха, волнами заглатывающее ее. Она почувствовала острую необходимость сбежать, покинуть это место, а лучше и сам Марбл-Холл, но стоило ей только дернуться в сторону двери, как они настежь распахнулись, впуская темную фигуру в такой же мантии. Краем глаза Амелия успела заметить Даниэль, стоящую в коридоре, но выражение лица не разглядела. Фигура проследовала к Амелии, и в ней она безошибочно определила Тома, несмотря на то, что его лицо было скрыто под капюшоном. Он нежно, почти трепетно взял ее за руку и провел в центр пентаграммы, давая только ей перешагнуть сквозь круг свечей. В голове Амелии с трудом ютились тысячи вопросов, которые она хотела задать брату, а когда она поняла, что ритуал он будет проводить не вместе с ней, а над ней, количество вопросов увеличилось в геометрической прогрессии. — Том, что происходит? — тихо прошептала Амелия, лишь на шепот хватило дрожащего голоса. — Что это за ритуал? Но Том молчал. Взмахом палочки он призвал пару золотых кубков, до этого стоящих на столике неподалеку. Они приземлились перед ногами Амелии. Тонкие мужские пальцы едва коснулись девичьих плеч. Амелия почувствовала их холод через тонкий шелк. Паника начала захлестывать ее, в то время как кончики его пальцев скользили дальше, ниже, захватывая застежку мантии. — Нет! Пожалуйста, Том! — голос Амелии надломился, когда она ухватилась за скользкую ткань, стремясь оставить ее на своих плечах. Но она была слаба, и под натиском его хватки проиграла эту борьбу. — Что ты творишь? Она скрестила руки на груди, пытаясь хоть как-то прикрыться. Холод теперь был ей не страшен, кожа Амелии горела под его пронзительным взглядом. Тому не надо открывать свое лицо, чтобы Амелия поняла, что сейчас он рассматривал ее. Она отвернулась, зажмурившись. Ей хотелось провалиться сквозь землю, испариться, исчезнуть, лишь бы не находится здесь. Стыд захватил ее в свой плен. Она легко поддалась. Амелии было все труднее сдерживаться, и когда Том взял ее за руки, стараясь оторвать их от девичьей груди, она со всей силой, что были у нее, стала вырываться, чтобы покинуть это порочный круг. — Отпусти! Мне больно! Крик окрасил комнату, но Том все также не проронил ни слова. Амелия пнула ногой свечи, стоящие рядом с ней на полу. Весь круг потух, в вместе с этим освободилась правая рука Амелии. Том отпустил ее, но только для того, чтобы наказать. Правая половина лица приняла на себя удар. Голова Амелии дернулась в сторону, а в мозгу появилась мысль, что, не держи ее Том за другую руку, Амелия бы упала на пол от такой силы. Через мгновение лицо будто опалило огнем, центр которого формировался где-то под глазом. Амелия закусила губу, чтобы не закричать от боли, чувствуя вкус собственной крови на языке. Боль на пополам с обидой бились за первенство в ее душе, когда ей все же удалось снова повернуться к брату лицом. Взглядом затравленного зверя она взирала на него, боясь любого его движения, а он лишь поднес ее запястье к своему лицу. Амелия почувствовала легкий поцелуй на своей коже, там, где билась вена. Эта нежность после унижающей боли казалась предательски мерзкой, и Амелия прикладывала все свои усилия, чтобы не заплакать, хотя слезы уже скапливались в уголках ее глаз, туманя взор. Нет, она не может потерять этот последний оплот своей силы! Но первая кровавая слеза все же упала на мраморный пол, когда на месте его поцелуя появился глубокий порез, разрывающий кожу и мышцы. Амелия вскрикнула больше от неожиданности. Боль пришла потом, когда вторую руку постигла та же участь, и кровь начала быстрым потоком стекать в кубки, которые только и ждали, чтобы окраситься кровью. Взмахнув палочкой, Том восстановил огненный круг, а затем направил палочку на Амелию. Заклятье обездвижило уже слабеющее тело, удерживая его в вертикальном положении. Амелия могла только глотать слезы и выть от боли, созерцая нечетким взором, как появляются новые порезы, и как на смену наполненным до краев кубкам приходят новые. Тихий речитатив наполнил комнату, но Амелия не разбирала слов. Она ощущала лишь два противоборствующих чувства внутри нее, и оба она не могла остановить. Слабость, вызванная катастрофической потерей крови, все крепла, а зуд становился огненным, охватывая и воспламеняя все тело. То, что было раньше, показалось Амелии детским лепетом. Сейчас хотелось заживо сдернуть с себя кожу. — Том, пожалуйста, остановись! Пожалуйста! Амелия предприняла последние жалобные попытки достучаться до человека, стоящего напротив, но тщетно. Когда сознание было уже на грани, а в голове стоял гул, давящий на уши, Амелия почувствовала, как тело больше ничего держит, и она смогла со вздохом облегчения упасть на холодный пол. Тупая боль от падения разлилась по спине, но эта крошечная капля затерялась в чудовищном море сегодняшних мук. Амелия не обратила на это никакого внимания, ей хотелось только одного — закрыть глаза и уплыть куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Тихое шипение, складывающее в слова, прекратилось, и в остатках сознания Амелия сделала ставку на то, что пришел конец ее страданиям. Через мгновение она поняла, что жестко просчиталась, через пелену заметив Тома, возвышающегося над ней. Он откинул капюшон, но она не смогла сфокусироваться на его лице. Перед глазами все плыло, а язык не мог сказать ни слова. Рот исказился в крике, когда холодный металл коснулся ребер под обнаженной грудью, уродуя девственную, молочную кожу. Амелия уже не сдерживалась, надрывая голосовые связки. Ее голове крутилась лишь одна мысль, пусть хоть кто-то придет к ней на помощь! Пусть хоть кто-то избавит ее от этой боли! Так больно ей не было никогда! В груди начало гореть, а ладони, уже давно пылавшие, засветились ярким светом, вырвавшимся на волю, который на мгновение ослепил. Амелия поздно поняла, что это не свет, а огонь, окутавший их в пентаграмме. Страх сгореть заживо промелькнул в голове, но потом потух. Пламя не обжигало, его языки лишь ласкали истерзанную кожу. Победный смех окрасил комнату, но Амелии было уже все равно. Дай просто уже умереть, в конце концов! Все, о чем она просила. Сколько можно было ее мучить?! Амелия хотела бы узнать у Тома ответ на этот вопрос — где находится грань его безумства, потому что, сделанного уже им, ему, видимо, оказалось мало. Вынув свою палочку, он направил ее на левое предплечье Амелии, но она поначалу ничего не почувствовала. План потерпел поражение, но на замену магии всегда могут прийти традиционные способы достижения целей, которые Том так любил. Боль там, где руки касалось лезвие, смешалась с неистовым огнем, охватившим все предплечье. У Амелии уже не было сил кричать, сопротивляться. Дышать удавалось с трудом. Воздух вокруг нее густел от запаха крови, казалось он приобрел солоноватый привкус, оседая на пересохших губах. Амелия не умела молиться. Кому? Как? Все волшебники, которых она знала, были атеистами, не верящими ни во что, кроме самих себя. Она не знала, что сделать, чтобы огонь, окружающий ее и поселившийся внутри, сжёг ее душу, освобождая. Внутри себя у Амелии хватило сил усмехнуться. На самом деле она оказалась не такой уж слабой, раз до сих пор пребывала в сознании. Тело продолжало бороться, несмотря на то, что от душонки остались угли. Пространство изменилось. Свет ударил в глаза, разгоняя красную пелену. Кто-то тихо причитал где-то сбоку. — Все будет хорошо! Слышишь? С тобой все будет хорошо! Наглая ложь! Если бы смогла, Амелия плюнула бы этому человеку в лицо. Никогда уже не будет хорошо! Внутри будто вырвали кусок чего-то важного, забыв заполнить пустоту, отчего она стала неполноценной. Она достигла точки невозврата. Амелия ощутила ледяной холод от воды, в которую ее засунули с головой, лишая остатков воздуха. Сознание, наконец, оборвалось.