Временные трудности

      В начале было слово.       В начале был конфликт.       Рождённая звезда взошла на небо       Поздно,       И каждый вздох её туманен       И велик.       Алеет солнце на востоке       Пусть, но       Это мешает разглядеть величественный лик.       Фасады, крыши златом обагрились.       Пусть в этом виноват и первый луч же,       Во тьме ночной пускай они смотрелись лучше,       Теперь густые тени навсегда сокрылись.       И ночь прошла,       Каким-то грустным пережитком стала.       И вместе с ней звезда ушла,       Как будто не бывало.

***

Тонкая кисть взметнулась вверх, прикладывая холодную трубку к уху. Из старого аппарата доносились глухие громкие гудки. Дрожащие пальцы на мгновение замирают над панелью с выцветшими цифрами, а потом быстро касаются продавленных кнопок. Язык округлым движением проходится по сухим от волнения губам. В полном молчании, с гудками на фоне, проходит минута. Из трубки раздаётся смазанный гулкий голос. — Да? Собеседница, изученная за долгие годы до мельчайших деталей, смотрит на время, слегка прищурившись, в то время как звонившая секунду втягивает в лёгкие воздух, чтобы выдать следующее: — Джус, ты должна срочно прилететь ко мне. Я нашла сенсацию!.. тьфу ты! — она осеклась на середине фразы и вздохнула. — Прости, издержки профессии. Я хотела сказать, — продолжает девушка заметно спокойнее, позволяя уловить в своём голосе нотки безнадёжной усталости. — Я узнала тайную новость. — С чем я тебя поздравляю, Алиса, — настрой собеседницы меняется в лучшую сторону, становится немного снисходительным, но она говорит сонно и вяло. — А ты звонишь мне посреди ночи в мой единственный выходной. Алиса вздохнула в трубку. «Джус» поморщилась от неприятного шума, вызванного попаданием потока воздуха в динамик телефона. Звонившая молчала достаточно долго, обдумывая свою дальнейшую речь. Учившаяся некогда на психиатра стилистка не торопила подругу. Она давно стала замечать за ней некоторые отклонения, но предпочитала замалчивать о своих наблюдениях. — Я зову тебя к себе, чтобы ты мне помогла. Ну и это будет для тебя полезно, — Алиса накручивала спиралевидный провод от трубки на палец — это хоть как-то помогало ей взять себя в руки — и нервно постукивала ногой по полу. — Ты так и не сказала, о чём ты. — Это связано с твоим «тёмным» прошлым, — девушка понизила громкость голоса до таинственного шёпота. — Тёмным прошлым? — Джус переложила телефон в другую руку, не позволяя ему выскользнуть из похолодевшей ладони. — «Тёмным прошлым», — подтвердила звонившая. — Это про вокал. — Тьфу ты! — невольно затихшая было подруга недовольно воскликнула. — Ты же знаешь, что я завязала! — Да, но послушай, — Алиса, готовая спорить и доказывать, оказывается тотчас же перебитой. — Нет. Я завязала, и всё тут! Джус сбрасывает вызов, неосторожно кладёт телефон на край прикроватной тумбочки. Берёт стоящий рядом стакан воды и с крайне задумчивым видом подносит к губам. На щеках алеет горячий румянец. Она успокаивается, приводит мысли в порядок, успешно убеждает себя, что подруга преувеличивает и забудет о разговоре уже к утру, в то время в Берлине будет уже вечереть. Покрытая мистикой тайная новость не получает достаточно внимания. Сделав небольшой глоток, девушка возвращает стакан на тумбочку, оборачивается, чтобы взбить подушку, и снова проваливается в сон. Под стаканом лежит жёлтый стикер для заметок с запиской. Ровным угловатым почерком кто-то писал: «Джули, надо закрыть сезон любой ценой. Скоро начнётся неделя показов. Ты будешь нам нужна.» На другой стороне земного шара, пока Джули легла спать, Алиса медленно устало протянула: — Бля-я-я-ять. На великом и могучем. Она всё ещё держала в руке трубку, издающую быстрые звенящие гудки. Другой рукой она провела по осветлённым до пшеничного цвета волосам, зачёсывая назад и сильно сжимая. Важность события, на которое она хотела вытянуть подругу, осталась нераскрытой. Прекрасное время и возможности упущены. Сердце медленно и громко стучит о рёбра, с точностью метронома выверяя секунды до мощного взрыва. Как её единственная обожаемая подруга могла проигнорировать её, проигнорировать то, что она говорит? Как она могла поставить свой сон выше дела, не терпящего отлагательств? Алиса быстро закипает, готовится с силой топнуть ногой, но её останавливает звонкий голос за спиной. — Кусь, уже десять утра, хватит трепаться по телефону, тебя ждут к эфиру! Воинственный настрой сбивается. Девушка неловко оборачивается к коллеге и произносит: — Ой, извините, герр Хайзер, я тут… я не… — все слова сбиваются в кучу и рассыпаются золотыми песчинками, это значит, что нужно срочно уйти. — Извините, я уже ухожу. Простите, что задерживаю ваш отдел. Она быстро теряется перед крупным высоким мужчиной, стоящим напротив неё со скрещенными на груди руками. Темноволосый немец грозно сдвигает брови и пронзительно смотрит на журналистку. И чем-то он напоминает ей гитариста из её любимой группы. — Я уже собираюсь к эфиру, мне ещё утром сказали адрес, — Кусь кое-как выдавливает из себя эти слова, пытается как можно быстрее обойти коллегу и сбежать. — И что, ты опять опоздаешь? Тебе же сказали, что это плохо кончится! — Томас прослеживает взглядом её обходной путь и быстро поворачивается к ней, теряя по пути свою строгость. — Ну, значит, придётся попрощаться с премией в этом месяце. Как и в прошлом. Как и все три года, — Алиса пожала плечами и хотела уже уйти, однако её пробило на откровение. — Меня не берут в служебную машину со съёмочной группой. Она сделала шаг в сторону главного коридора. Как вдруг Хайзер смерил её взглядом в спину и предложил: — Я могу тебя довезти. Девушка замерла, как вкопанная. Ещё никто из коллег не позволял себе снизойти до рядовой журналистки и сделать для неё доброе дело, чтобы облегчить муки. Она быстро обернулась к нему. Сначала недоверчиво повернула голову, встречаясь подбородком с напряжённым плечом, а потом и всем телом, но всё ещё пересиливая себя. «Но я же аутсайдер, герр Хайзер, как же ваша репутация?» — так и тянет сказать именно это, но от помощи отказываться не приходится, тем более, когда надежда на премию всё ещё есть. — Я буду очень признательна, герр Хайзер. Они сидели в машине всю дорогу молча. Алиса рассматривала быстро бегущие дома за окном, скромно сведя колени. Она не вслушивалась в радио, не смотрела на Томаса, а только думала о чём-то невообразимо далёком — это можно было понять, встретившись с её блуждающим задумчивым взглядом. Она то и дело поправляла опрятную кремовую блузку и разглаживала на чёрной строгой юбке складки, которые, впрочем, были только в её голове. Немец твёрдо постукивал пальцами по рулю каждый раз, когда ему приходилось останавливать машину у светофора, и быстро поглядывал на журналистку, словно в этом было что-то постыдное. Он удерживал в себе позыв похвалить её приятный лёгкий макияж и одёргивал себя, заставляя не отвлекаться от дороги. Пастельно-кофейная молчаливая атмосфера внутри салона нагоняла скуку и желание поскорее доехать, но только не у Кусь. Для неё время в пути было ничем иным, как избавлением. Пока она путешествует по городу, её не трогают. Пока она путешествует, она — не она: нет загнанного усталого взгляда в болотных глазах, опущенных плеч, поджатых в постоянном ожидании упрёка губ. Пока она путешествует, её попросту нет. Что может предложить миру человек, который только в коротких поездках чувствует себя внутренне защищённым и никогда не чувствует себя счастливым на работе мечты?       «Следующий трек носит название «I just want you» и авторство великого Принца Тьмы — Оззи Осборна, которому в этом году исполнилось шестьдесят лет. Прародитель хеви-метала продолжает радовать новыми песнями, анонс будущего альбома планируется на конец 2019, начало 2020 года.» — донеслось из радиоприёмника. — Оззи Осборн? — девушка не отрывает взгляд от окна. — Кажется, я где-то о нём слышала. — Он бы тебе понравился, — коротко констатировал Хайзер, после чего объявил: — Через несколько минут будем на месте. — Я вижу. Автомобиль свернул в сторону Мерингплац, подъезжая к остальным участникам съёмочной группы, остановившейся неподалёку от самого эпицентра митинга. Вокруг свободно ходили толпы людей в яркой одежде. С собой они несли плакаты, палки, баллончики с краской. На площади было мало свободного места. Припарковав машину в стороне от этого цветастого хаоса, Хайзер спешно вылез и открыл дверь журналистке. Алиса с недоверием смотрела на проходящих мимо митингующих, но не могла пойти в ущерб работе. Внутренне она чувствовала незащищённость на подобного рода мероприятиях, однако молчала, понимая, что сильно зависит от начальства материально. Томас проводил девушку прямо до места съёмок, где их уже дожидались операторы и сопровождающие. Сам он встал в стороне, рядом с дежурной машиной, и молчаливо наблюдал за разворотом событий. Кусь встала перед камерой, твёрдой рукой взяла микрофон, в очередной раз поправила одежду. Ей подали гарнитуру, чтобы получать сигналы из студии. До эфира оставалось буквально несколько секунд. Со всех сторон шумел митинг. Люди выступали против расизма, привлекая внимание властей с поразительной быстротой. На месте уже работали полицейские. Русская приняла серьёзный вид и устремила взгляд в объектив без доли сомнения. — Мы находимся на Мерингплац, где прямо сейчас проходит митинг против расизма. На площади собралось более двух сотен человек, и все они настроены решительно. Толпа за её спиной становилась всё громче и непредсказуемее. Люди попытались разбить оцепление полицейских. Всей гурьбой они, словно большая волна, шатались из стороны в сторону, выискивая лазейки в живой стене. В ход пошли уже опустевшие баллончики из-под краски, камни и палки, найденные или отломанные неподалёку. Нутро затрепетало, а по спине поползли мурашки, перебираясь к лопаткам и похолодевшей шее. На мгновение журналистка замерла, словив нехорошее предчувствие. И за один миг изменилась в лице, в смятении сведя брови и прикусив щёку, чтобы успокоиться. Она слегка повернула голову влево и сильнее сжала микрофон. — Ситуация начинает накаляться, но сотрудники правоохранительных органов справляются с… Хрясь! Не до конца опустевший баллон чёрной краски катится по перепачканному асфальту. На этот раз вместе с краской его запятнала кровь. Алиса очнулась. Это было легко, будто бы она всего лишь на секунду закрыла глаза. А когда открыла, то оказалась в совершенно другом месте. Несмотря на это, голова пульсировала неприятным теплом на затылке. Первым, что она увидела, было солнце в зените и голубое небо без единого облачка, чего берлинцы давно не видели за последние несколько недель. Чувствовала она себя при этом как Алиса в стране Чудес. — Уф-ф-ф, — девушка приподнялась на локтях, щурясь. — Что, чёрт побери, произошло? Голова болит. Вокруг неё была ещё не забытая обстановка Мерингплац, но уже полупустая. Её было нетрудно узнать, но захламлённость вокруг казалась чем-то мифическим. Окружение немного покружилось в глазах журналистики, отчего она вновь завалилась на асфальт, но вскоре ей полегчало. В стороне один из съёмочных ассистентов собирал оборудование. Алиса с трудом сфокусировала взгляд на вытянутой фигуре и позвала: — Эй! Йохан! — она ещё раз фыркнула, с трудом поднимаясь. — Что произошло? Где митингующие? Мужчина бросил пренебрежительный взгляд в её сторону и осмотрел с ног до головы. Небрежная запылившаяся одежда Кусь заставила его усмехнуться. Повреждённая сначала от баллончика с краской, а потом от падения причёска распустилась, и волосы торчали во все стороны, как у бабки Ёжки. Но с главной изюминкой русского фольклора Йохан был не знаком, поэтому сходства не уловил и лишь крикнул: — Тебе банкой прилетело от них, чучело. И полицаи стали их разгонять, — он скривился. — Тебе повезло, что ты вырубилась, потому что не ты одна пострадала, и они пустили слезоточивый газ. Парень подобрал стойку для камеры, вскинул на плечо и устремился к служебной машине. Кусь, только выпрямившаяся, пошатнулась и отступила на шаг назад. Надёжной опоры она не нашла, шёркнула ногой по асфальту и стала падать. — Только не в мою смену. А ну-ка. Чьи-то сильные руки твёрдо подхватили девушку подмышки и вздёрнули на ноги. Она быстро обернулась, но это сказалось на ушибленной голове — всё закружилось с удвоенной силой. Она не сразу признала Хайзера. Тот в упор смотрел на неё, пока не увидел чёткий сосредоточенный взгляд. — Ты как? — спросил он, внимательно оглядывая пострадавшую. — Что попало в эфир? Томас не хотел, чтобы она об этом волновалась, и отвёл взгляд. Алиса не отступила. — Что увидели люди? — она говорила медленно, восстанавливая по кусочку пазл в голове. — Это так важно? — Хайзер посмотрел ей в глаза и после минуты обоюдного молчания повёл к машине. Кусь кое-как переставляла ноги и неустанно держалась за рассыпающуюся голову. Она боялась обернуться и обнаружить, что оставляет за собой след из песка прямо из своего затылка. Боль была невыносима, но девушка стиснула зубы поплотнее и поплелась за начальником дальше. Постепенно к разрушенной картине вернулись потерянные элементы, Алиса вспомнила. — Сколько сейчас времени? Что я пропустила? Немец обернулся, покровительственно глядя на неё сверху вниз, но ничего не сказал. Излишнее беспокойство журналистки его даже немного смутило. Начальство сверху ясно дало понять, что её нужно скорее увезти и спрятать на пару дней, чтобы её, журналистку федерального канала, не начали атаковать представители других изданий. Пока этот милый светловолосый одуванчик шёл, ежеминутно отдуваясь, рядом, Томас думал, как бы удобнее всего выпроводить её на внеплановый выходной. В раздумьях он подвёл её к машине, открыл дверь и пригласительным жестом указал на сидение. — Куда? — спросила Алиса, неуклюже отряхивая одежду. — По дороге расскажу, — после этого Хайзер чуть ли не насильно усадил её на пассажирское сидение и захлопнул дверь. Народный парк Фридрихсхайн сочно зеленел напротив Ам Фридрихсхайн 15. Алиса угрюмо выглядывала из окна, наблюдая за гуляющими там людьми. Самой девушке под страхом увольнения наказали сидеть дома и не высовываться, чтобы не привлекать внимания. Это давалось ей с большим трудом. В квартире становилось душновато, а фонтаны парка напротив манили свежестью. Кусь решила, что во что бы то ни стало выйдет на улицу, но стоило приподняться с уютного кресла, как она тут же плюхнулась обратно, не выдержав головокружения. Прелесть. Недорогая квартира, в которой Алиса кукует уже третий год, не отличалась роскошью интерьера. Каждое окно было окаймлено цветными шторами, никогда не закрывавшимися. Тесная кухонька — серая и неприметная, скромный обеденный стол вечно уставлен стаканами. Впрочем, стаканы стоят везде: неудивительно найти их на прикроватной тумбочке или в рабочем кабинете. В прихожей большую часть места занимал широкий шкаф, в котором можно было бы прятаться, если бы не множество полок. Спальня и кабинет были соединены ещё одной межкомнатной дверью. Рабочая комната была отведена отнюдь не для журналистских расследований. Стойки на полу, вкрутки в стену, рогатки придерживали достаточно большое количество гитар. В углу на заниженном столике друг на друге стояли усилители, переходники и коробки эффектов. Алиса относилась к своим богатствам со всеми присущими ей ревностью и любовью. Она непременно выделяла по полтора часа в неделю, дабы протереть технику от пылинок, которым и так не давала на неё упасть. Шестьдесят пять процентов своей зарплаты она стабильно тратила на любимые музыкальные инструменты, а налоги и физические потребности, такие как пища и гигиена, забирали у девушки оставшиеся тридцать пять процентов доходов. Впрочем, её это не волновало, а гитар стало уже настолько много, что они перекочевали из заполненного кабинета в спальню, а из спальни — дальше, в коридор. Нередко Кусь засыпала в обнимку с Gibson SG или одним из любимых Ibanez-ов. Как и сейчас. Лёжа на спине, Алиса обхватила корпус синего Ibanez-а одной рукой, большую подушку — другой, а глаза зажмурила настолько сильно, что увидела целый звездопад под закрытыми веками. В итоге она заснула только к четырём часам дня, однако уже в шесть вечера её разбудил телефонный звонок. Девушка, щурясь, нащупала телефон в потрёпанном чехле на краю кровати и приняла звонок, не глядя на экран. С другого конца раздался спокойный размеренный голос: — Рассказывай, чего ты хотела. Поначалу Кусь приняла подругу за очередную операторшу-рекламщицу, которые частенько названивали и предлагали услуги. — А? Что? — сонно буркнула журналистка, тряхнула головой и приподнялась, чувствуя, что сейчас вырубится. — Вот блин, Джус, это ты! Я не сразу поняла, что происходит. — У тебя всё нормально? — с вежливым беспокойством поинтересовалась её подруга. — Ты звучишь так, будто по тебе проехало стадо грузовиков. — Грузовики не исчисляются стадами, Джус, — русская держится за голову, выпуская подушку из своих объятий. — Я просто сплю. — Спишь? Ты разве не на работе? — Я… что? — Алиса замерла, вслушиваясь в тишину в квартире, пока перед глазами медленно отматывалось назад время до того момента, когда ей прилетело во время эфира. — А… я… У меня, эм… выходной! Точно, у меня выходной. — Врёшь. Ты ни в жизнь бы не встала до обеда, если у тебя выходной, — Джули усмехается, ожидая ответа. — Да нет, быть того не может. У меня выходной, просто соседи с утра решили пошуметь, — отвертелась собеседница. — Ладно. Что бы там ни было, поторопись заинтересовать меня, чтобы я захотела приехать. Я собираюсь на работу. — Блеск. Бери выходной и лети в Берлин. Я нашла сенсацию! — воскликнула девушка и тут же осеклась. — А, ты уже это слышала. Короче говоря… — Уж да, постарайся покороче, — буркнула Джули, удерживая телефон плечом и запирая дверь в дом. — У Раммштайн кастинг на новых участников. — Чего?! — Миллер уронила ключи из рук и чуть не уронила телефон, но вовремя схватила его освободившейся ладонью. — Чего ты говоришь? — повторила она, вновь поднося аппарат к уху. — Я просто подумала, что мы могли бы попробовать, — Алиса, оправдываясь, пожала плечами и выжидающе замолчала. — Ну уж нет! Я давно завязала со всеми этими… музыкальными мечтами! — раздражаясь, фыркнула стилистка и снова ощутила желание бросить трубку. — Ты бы хоть попробовала, — обижено протянула Алиса и спустила ноги с кровати. — За пару дней без работы ничего не изменится. А так у нас будет шанс! Мы можем увидеть любимых музыкантов, и это перекрывает все невзгоды, разве нет? Миллер задумалась. Она всё ещё стояла на лестничной клетке, у носков аккуратных полуботинок лежали ключи, в одной руке она держала телефон, в другой — сумку. Одно она знает точно — никогда она бы не упустила возможность навестить подругу. Значит, пришло время сесть в самолёт. — Ладно. Я приеду. Жди меня завтра. — Замётано. За полчаса до посадки позвони мне, я тебя встречу. Алиса сбросила вызов и повалилась на кровать без сил. Стоило посмотреть на потолок, как всё вокруг начинало раскачиваться, уплывая вместе с ней в бескрайнее море. Как она собралась добираться до аэропорта, если даже тушку свою с кровати поднять не может? Это начинало раздражать, но времени на злость не было. Сразу, как всё начинало кружиться, подступала тошнота, мышцы подламывало, и девушка потягивалась, вставая на лопатки. Она кое-как закончила разговор с подругой и была готова заснуть прямо сейчас, только голод дал о себе знать. Попытавшись встать, Кусь опёрлась на спущенные на пол ноги, толкнулась руками, проскользив по нагретым простыням, и с трудом удержала равновесие, оказавшись в вертикальном положении. На миг гипнотизирующее вращение прекратилось, но как только русская сделала шаг — всё закрутилось с удвоенной силой. Солнце светило прямо в окно. Время было к вечеру, а ела Алиса последний раз утром, остаток дня провалявшись в отключке. На этот раз к крутящейся, как юла, комнате присоединился отвратительный шум в ушах. Шаг за шагом она подошла к двери и, уже опираясь на стены, поплелась на кухню. Расставленные всюду гитары только мешали. Тесные заваленные помещения были рассчитаны на вертливых людей с хорошей координацией, на коих Алиса сейчас была похожа меньше всего. С трудом балансируя на одной ноге, она переступала по небольшим свободным от барахла островкам. Непростой путь на кухню затянулся минут на десять, хотя и не был слишком большим. Наконец оказавшись там, где надо, Кусь тяжело опёрлась на спинку высокого стула и как следует отдышалась, глядя в пол. Она не подпускала серьёзные мысли близко к себе, чтобы не облегчать задачу подступающей тошноте. В этом, пожалуй, главный минус одиночества — никто не узнает, когда ты будешь умирать в своей маленькой музыкальной квартирке, корчась на полу от головокружения в луже собственной рвоты. Так хочется умирать меньше всего. — Вот дьявол. Джу неловко переступила с ноги на ногу и оттянула край короткого пиджака, чтобы оценить масштаб трагедии. По нежной ткани делового костюма разрасталось тёмное кофейное пятно. Из-за дрожи в руках стало практически невозможно что-либо сделать. И внимание часто фокусировалось на мысли, а не на работу. Даже коллеги в конечном итоге стали замечать изменения в состоянии Миллер. Не понять, что её гложет нечто стороннее, не представлялось возможным. Как не заметить, если у вечно активной и работящей девушки всё прямо валится из рук? Сейчас же она быстро стянула пиджак, думая, где его можно замочить. Вокруг тут же образовалась группа поддержки, штаб советчиков и клуб помощников, практически сразу унёсших бедный предмет гардероба в подсобное помещение, где всегда находилось решение для любой задачи. В основном рядом шныряли ассистенты и мелкие подчинённые, отданные Джули на обучение, но через несколько минут на шум вышли достаточно образованные персоны, которые заведовали абсолютно всем в этом помещении, но по непонятной причине редко знали, что же там происходит. Проще говоря, — работодатели. Единственная русская в своём штабе, Джус не имела конфликтов с начальством. Да-да, и такое бывает. Увидев, что группа начальников направляется к ней, девушка выпрямилась и приняла приличный вид. Глубоко внутри размышления о том, что она уедет в Берлин, так и не закрыв сезон, загоняли её в петлю. Они будут недовольны, ой как недовольны. Среди достаточно многочисленного штаба стилистской конторы больше всего Джу доверяла Мелиссе Карлайл, своей хорошей подруге и наставнице, которая сейчас, приметив, что центр внимания пришёлся на Миллер, спешила к ней, чтобы разрулить конфликт безболезненно. Мелисса Карлайл была женщиной сорока семи лет, имела большой опыт за спиной и работала с крупными фирмами и брендами. Хоть она и не была задатчиком моды, но в достаточной степени разбиралась в своей профессии и имела влияние на кое-каких стилистов Лос-Анджелеса. Женщиной она была активной и в любовном плане — несмотря на то, что мужа она не имела, ухажёров было хоть отбавляй. В редкий вечер она выходила с работы и уезжала домой одна. Это, пожалуй, единственный недостаток её характера — она часто меняла мужчин, но надо отдать должное, эта рыжая бестия имела отменный вкус на представителей сильного пола. — Джули-Джули, что стряслось? — Мелисса осторожно подошла к русской и доверительно положила руку на плечо. — Этот шум призвал из недр офиса наших подслеповатых кротов. Они снова будут недовольны. — Я, кажется, пролила кофе на новый пиджак, — неуверенно ответила Миллер и приковала взгляд к неумолимо надвигающемуся руководству. — Кажется или пролила? — уточнила для надёжности старшая стилистка, выступая чуть вперёд и выгораживая её. — Говори точнее. Я тебя сегодня не узнаю. Хмурое шествие серых костюмов наконец добрело неторопливой походкой до дожидающихся работников. Люди, выстроившиеся перед подчинёнными, с первого взгляда могли бы показаться бухгалтерами или менеджерами самой скучной фирмы в мире, никак не модного дома. Реальность, увы, такова. Прилично и модно одевались только сами стилисты, работающие на серых офисных мышей. Этот занятный факт уже успел разочаровать и без того раздосадованную Джу. Самый тучный и скучный человек в очках, постоянно сползающих на кончик носа, заговорил первым, и обращался он отнюдь не к Джули, хотя изначально спросить должны были с неё. — Почему весь офис переполошился? — голос у него был басовитый и плотный, мужчина широко открывал рот, когда говорил. — Это надо бы у вас спросить. У нас тут не офис, у нас полноценная студия. И мы пытаемся работать, — Карлайл с важным видом скрестила руки на груди, перенимая такой же строгий и деловой вид; смотрелось это немного неуместно из-за звёздно-блестящей синей рубашки. — Я бы попросила вас оставить мою коллегу в покое и дать нам поработать. Такой тон ничуть не удивил людей, Мелисса всегда выпроваживала их, не позволяя вмешиваться в творческий процесс, так что, по сути, начальство видело только конечный результат в виде разнообразных необычных нарядов, замудрённых причёсок и запоминающихся образов макияжа и боди-арта. Честно говоря, никто не жаловался на присутствие офисных кротов, кроме самой Мелиссы и Джули. Миллер специализировалась на макияже и боди-арте и вела команду стажёров, обучая их тонкостям ремесла, но изредка она могла заменить стилиста по причёскам. Работы русской специалистки нечасто получали низкие оценки, критики подмечали каждую деталь, проработанную донельзя. Девушка знала это дело как свои пять пальцев и была безмерно благодарна Карлайл за то, что та дала ей достойную подготовку к такой серьёзной работе. Образы, создаваемые Джу раз за разом, оседали у многих в памяти, что создавало бесчисленное множество попыток повторения и переработки на новый лад у новичков визажистского дела. Вклад русской тяжело недооценить. Когда посторонние удалились, Мелисса оживилась и вновь подскочила к Миллер, восклицая: — Ну ты видела? Видела? Припёрлись тут, хотели уже начать вносить свои бесполезные правки и советы давать. И чего они только..? Джули! Та вздронула, посмотрела на всплескивающую руками женщину в упор, быстро моргнула и попыталась вспомнить, о чём шла речь. — А? — Ты меня слушаешь? — Мелисса глянула на неё ничуть не обиженно. — Почти, — Джу медленно направилась к рабочему месту — достаточно крупному столику с высоким зеркалом, дающим полный обзор. На этом столике было много косметики от разных брендов, она делилась по коробочкам, которые постоянно пополнялись. — Ты сегодня какая-то рассеянная, я уже говорила? — Карлайл пошла за ней. Вдруг девушка поняла, что настало время сказать ей прямо сейчас. Это было не так уж просто, потому что наставница не хотела никуда пускать её в самый важный период полугода — закрытие сезона. Обычно, когда Джули была наконец-то ненадолго свободна, это ознаменовывалось модным показом, демонстрирующим собравшейся широкой публике достижения слаженной работы более тридцати разных стилистов. Показы были настолько крупными, что собирали журналистов, многочисленные камеры, звёзд и иногда транслировались на ТВ. Русская гордилась тем, что стала частью такой большой и креативной компании, что работала вместе с ней уже третий год. Но больше всего её радовал тот факт, отрицать который глупо — они вместе были невероятно хороши в своём деле. Подводить команду сейчас было попросту предательством. Преданный взгляд Мелиссы так и вопил: «Ты не можешь уехать сейчас!» — Слушай, Мелисса, у меня тут одно дело, — неуверенно начала Миллер, всё-таки чувствующая себя предательницей. — Я тебя слушаю, пирожок, — улыбнулась женщина и слегка наклонила голову набок, от чего её рыжие локоны не удержались за ухом и водопадом спали поверх плеча. — Тут у подруги, — внезапно Джули замолчала, а затем смачно хлопнула себя по лбу. — Ой, что я говорю! Не тут, а в Берлине, — Понимая, что это звучит крайне неубедительно, она зачастила, попутно накручивая тёмную прядь на палец. — У подруги кое-что случилось, а она живёт одна, у неё никого больше нет. Я должна поехать к ней, чтобы помочь. С минуту Карлайл, выслушав это, стояла, как громом поражённая. В её глазах с неземной скоростью побежала бегущая строка, проецирующая последовательные вопросы. Когда вопросы иссякли, остался только код ошибки. — Ты что?! — внезапно взорвалась она; казалось, что женщина даже побледнела от такой новости, но это было только освещение. — Ты бросаешь нас? Почему сейчас? Мы должны закончить чёртов сезон! Дать показ, а потом уже лететь на все четыре стороны! — Извини, — жалобным тоном пропищала испугавшаяся Миллер. — это не от меня зависит. Ей просто нужна помощь, а сама она никому больше не нужна. — Твоя подруга не может попадать в неприятности в любое другое время?! — продолжала зло вопить Мелисса. — Её неприятности нам экономически невыгодны! — Это правда важно, я не могу её бросить. Старшая стилистка смотрела на подопечную и раздражённо фыркала, изо всех сил выказывая недовольство. Джули даже не предпринимала попыток её успокоить, так как уже давно знала, что это бесполезно. Вспыльчивый характер Карлайл время от времени шалил до невозможности сильно, и незадачливые стажёры попадали ей под руку так же часто, как быки на скотобойню. Но так же быстро, как она раздражалась, Мелисса и мирилась. Порой это происходило в тот же день. Топнув ногой, Миллер зашагала прочь, оставляя женщину лопаться от ярости. Едва успев нагнать удалявшихся обратно в офис начальников, Джули предупредила их о своём отъезде. Ей даже удалось убедить их в том, что она сможет представлять интересы компании в Германии, что показалось более сведущим в делах продвижения людям достаточно выгодным, чтобы отпустить её. Русская жила в Восточном Голливуде, в небольшом домике 4962 на Фонтейн-авеню. Дом был одним из немногих мест, где Джус чувствовала себя в относительной безопасности. Всесторонний шум Лос-Анджелеса пугал. Вся карта города была исчерчена незасыпающими дорогами, а из-за относительной близости к туристическим местам Голливуда всюду сновали приезжие. Гам под окнами не прекращался никогда, стилистка привыкла к этому лишь через полгода после заселения. Свой небольшой серо-зеленоватый домик Миллер обставляла со всем возможным рвением, создавая там неподдельный уют, который заменял ей нередкие моменты одиночества по выходным. Однотонные светло-серые стены и невысокие белые потолки делали комнаты приятными для глаз, а неутомляющие шкафы нежного белого цвета подпирали собою верхние углы комнат. Несмотря на внешнюю компактность, дом был вполне вместителен внутри. По крайней мере, он вмещал в себя всё то, что хотела туда вместить хозяйка. Внутри всегда было светло. По большей части — из-за удачно подобранных кремовых занавесок. Обилие света питало свисающие с уютных полочек длинные комнатные растения, раскидывающие кудрявые сочные ветви до самого пола. Соседствовали с лиановидными растениями книги художественного или научного содержания. Джули любила свои цветы и одаряла их вниманием, не давая завянуть. Каждое зелёное существо в доме имело имя. Самым тяжёлым во всей поездке девушка находила разлуку с зеленолистными друзьями, которых нужно было кому-то поливать, на случай изменения сроков отсутствия в Лос-Анджелесе, но Миллер уверила себя, что они справятся. Конечно, получать те же деньги, что и при нормальном графике, она не рассчитывала, но поездка не должна была затянуться надолго, поэтому, вернувшись домой, девушка с лёгкой руки забрала сбережения на чёрный день, собрала сумку, взяв только необходимое, полила на прощание цветы, оставив им немного увлажнителей в почве, и оглядела открывающийся в прихожей вид. Она всего на миг отпустила из рук ремень сумки и привалилась спиной к дверному проёму. У ворот уже ждёт такси до аэропорта, ехать не так уж долго, но нужно набраться сил для перелёта над океаном. Джули устало подносит руку ко лбу и устало прикрывает глаза. В следующий миг до её ушей доносится хрусткий треск. Спокойствие как рукой снимает, она подскакивает, хватается за сумку и смотрит под ноги. На полу лёг на бок горшок с циссусом, сбитый точным движением руки хозяйки. — Вот чёрт! — шипит сквозь зубы русская и наклоняется к зелёному страдальцу. — Извини, Аид. Миллер наскоро сгребла обратно в горшок столько земли, сколько смогла, и вернула циссус на консольный столик. — А ведь это чудесное растение мне дарила Мелисса в прошлом году, — задумалась она, разглядывая поползшую по керамическому горшку трещину. Подавив в себе желание позвонить наставнице, Джус ещё раз посмотрела в коридор, а затем быстро подхватила сумку и вышла из дома. Она заперла дверь, несколько раз дёрнула за ручку, и только когда та не поддалась — успокоилась. Такси — по классике жанра, жёлтое с чёрными шашками — домчало её до Международного Аэропорта Лос-Анджелес быстрее обычного. Расплатившись с водителем, стилистка проследовала за группой людей в огромное здание, забитое таблоидами, туристами, магазинами и прочими соответствующими вещами. Аэропорт в Лос-Анджелесе не зря считался одним из самых крупных и занятых в мире, в очереди за билетами Миллер стояла едва ли не дольше, чем добиралась до этого места. Но ей повезло, что на ближайший рейс до Берлина ещё оставался один билет, который она, не раздумывая, купила, чтобы быстрее закончить этот кошмар. Джули села в зале ожидания и мельком глянула на экран телефона. Часы показывали ровно семь, ждать вылета оставалось меньше сорока минут. Девушка всерьёз задумывалась позвонить Алисе в Берлин, чтобы предупредить о своём скором вылете, но вовремя вспомнила, что у подруги уже четыре утра, и не стала беспокоить попусту. К тому же, от Алисы, когда та спросонья, толку мало. Русская измотанно вздохнула, запрокинув голову, как вдруг телефон в её руке завибрировал, и на расстоянии нескольких метров расползлась лиричная мелодия лунной сонаты. Она спохватилась и увидела входящий от Мелиссы, почему-то до сих пор записанной в контактах как «Мисс Карлайл», хотя они давно перешли на ласковые прозвища. Миллер долго думала — принимать вызов или нет, а там уж и сама Карлайл передумала разговаривать. Неразрешённый конфликт, от которого Джус просто ушла, так и висел между ними клубком шипящих змей. Конечно, им обеим было обидно от сложившейся ситуации, а пока они думали над своим поведением, стало ещё и поздно что-либо делать.       «Начинается посадка на рейс номер 221 Los Angeles International до Берлина. Просьба пройти на посадку к выходу 13.» — Объявил диспетчер сначала на английском, а затем на немецком языках, что достаточно позабавило Джули, не привыкшую к такому произношению. Позже она, конечно, одёрнула себя, тщательно подготовилась к мысли, что летит в Берлин — сердце Германии, но это не сильно-то помогло избавиться от странноватого чувства внутри, будто она летит в бездну и пропадёт в пути. Потеряться навсегда в океане никогда не казалось слишком плохим исходом, но на этот раз благосклонна в пути была даже сама погода. Как хорошо, что дальнейшие думы были выбиты из головы потоком людей, повскакивавших с мест и заспешивших к выходу номер 13. Джус неспеша пошла немного поодаль от основного потока, чтобы не попасть в толкучку и долететь до Германии целиком, а не по кусочкам. Ей удалось сесть без происшествий, дождаться, пока другие пассажиры успокоятся, а пилот наконец объявит вылет. Вот тогда она смогла посмотреть вместе с остальными в окно, пока земля оставалась всё дальше и дальше внизу, а потом спокойно заснуть.