Лукоморье

Он лежал и смотрел в потолок, пытаясь вспомнить хоть что-то. Когда он пришёл в себя, вокруг бегали люди, кто-то поздравлял его, он не понимал – с чем? Потом его устроили в этой палате и пришёл врач. - Какой сегодня год? В какой стране мы живём? Как вас зовут? Он не знал ответа ни на один вопрос, и если первые два оставили его равнодушным, то последний - тревожил. Он не помнил своего имени. Кто он? Фантазия подбрасывала разные варианты: он отец семейства и у него был инсульт, он случайная жертва при ограблении, он – самый разыскиваемый преступник, хотя, стоп-стоп, кажется, он сам кого-то ловил. «Может быть, я – полицейский?» Почему-то эта мысль показалась ему правильной, и он немного приободрился. Снова вернулся врач. - Я вспомнил! – радостно сказал он и закашлялся: горло всё ещё саднило от трубок. – Я – полицейский. Так? Врач улыбнулся, кивнул, сел рядом и снова стал задавать вопросы, которые нивелировали всю радость от слабого воспоминания. – Ретроградная амнезия. – То есть, я ничего не помню. Я так и понял. – У вас очень хорошие показатели. Вы вспомните. Память будет возвращаться частями, эпизодами. Вы будете наблюдаться у нас. Я уверен, у вас всё будет хорошо. Он снова принялся изучать потолок, чтобы не смотреть на озарённое профессиональной добротой лицо врача, но вспомнил, о чём хотел спросить, и снова посмотрел на собеседника. - Послушайте, а как меня зовут? Я даже этого не помню. Врач улыбнулся, накрыл большой холёной рукой его руку с воткнутым катетером, осторожно и доверительно похлопал, после чего повторил: - Не беспокойтесь вы, это нормально и это всё пройдёт. А зовут вас – Иван Иванович Царёв. Вы работаете в полиции, и завтра, возможно, я разрешу вашему другу посетить вас. Он уже в курсе, что вы пришли в себя, и с утра осаждает дверь моего кабинета. - Друг? Друга пустили на следующий день, и Иван надеялся, что сейчас он увидит знакомое лицо, это подтолкнёт память, и он всё вспомнит. - Здравствуй. Он ничего не вспомнил. Серый с искрой костюм, голубые глаза-льдинки, почти серые, пепельные волосы, стянутые в хвост, породистое лицо с высокими и острыми скулами. Иван не помнил его. Он не просто не помнил, а даже слегка испугался, откуда у него, простого парня, в друзьях такой аристократ. Холёный, породистый. Сам-то он себя видел в зеркале: обычное лицо, такое, скуластенькое, нос, подбородок – тоже обычные. А тут – порода. - Костя, - ответил на невысказанный вопрос посетитель, - Константин Бессмертный. Помнишь? Ничего, не переживай, врачи сказали, что это нормально. Память вернётся или постепенно, или когда будешь к этому готов, внезапно. Иван медленно кивнул, не сводя с него взгляда. Он даже не мог выдавить вежливое, что рад видеть, или просто поздороваться. Он не знал этого человека, и это пугало. Гость сел на стул у постели и сидел молча. - Я не помню, - наконец сдался Иван. – Константин, а дальше как? - Бессмертный. Константин Борисович Бессмертный. Иван издал смешок. - Как Кощей? Белый высокий гладкий лоб нахмурился, рот надломился в гримасе. - Ну вот, ты вспоминаешь, - со вздохом сказал Константин, - я же просил не называть меня так. - А я называл? – обрадовался Иван. - В детстве. Иван задумался: шутка с прозвищем казалась логичной, и какого-то узнавания, что это у него из памяти, а не экспромт – не было. - Значит, мы друзья детства? - Я пойду, - гость неторопливо встал, - мне сказали не задерживаться, пять минут и всё. Ты не волнуйся, тебя подержат здесь ещё два дня, я настоял на том, чтобы тебя перевезли домой. Ранения лёгкие, единственное осложнение – ранение в голову, но и здесь ты на высоте и идёшь на поправку. В общем, лежать в покое, ставить капельницы и колоть уколы – это мы и дома сможем. Я найму приходящую медсестру и сиделку. - А? - Нет, если ты хочешь и считаешь, что безопаснее будет вылежать весь срок в больнице – ты только скажи. Просто я помню, что ты не любишь больницы, никто не любит больницы. - А? Кость, мы вместе живём? Константин одарил его тяжёлым взглядом, поправил запонки. - Нет. Я не буду тебя беспокоить, заберу через два, возможно, три дня. Два ранения в мягкие ткани, одно – вообще царапина на лбу, а вот четвёртое – четвёртое было самым опасным. Иван потрогал наполовину обритую голову, улыбнулся вошедшей медсестре и снова попросил зеркало. Нет, невозможно так жить, когда даже себя в зеркале не узнаёшь, парень как парень. Рука с зеркалом задрожала, и от этой ряби Ивану привиделось… - Наташенька, - как можно дружелюбнее сказал он, пытаясь выбить из поцарапанного горла максимум нежных и любезных модуляций, - а какого цвета у меня глаза? Честно, не могу рассмотреть, слезятся они. Медсестра Наталья Фёдоровна за годы работы – целых семь лет – и не к таким вопросам в отделении привыкла. Она забрала зеркало, ласково поправила подушки, проверила капельницу и ответила: - Карие. Светло-карие. Всё хорошо, Иван? - Точно. Карие. Он готов был поклясться, что в тот момент, когда рука задрожала и изображение заколебалось, на это мгновение на него из зеркала глянул он сам: здоровый, весёлый, с цельной шевелюрой и голубыми глазами. Чтобы справиться с приступом лёгкого сумасшествия, Иван бодро спросил: - Так правда, меня могут отпустить лежать домой? - Да-а. Друг у вас такой, решительный. Выслушал врача, привёл свои доводы, и не то что врач, весь консилиум, собранный ради этого, согласился. Да и верно, никаких серьёзных изменений в организме, всего несколько дней в коме, восстанавливающая терапия почти не нужна. Зарастает как на собаке. – Тут медсестра спохватилась. – Я не должна была этого говорить! Иван ухмыльнулся про себя: всегда он мог расположить к себе людей. Стоп. Всегда? Где-то в груди затрепетала маленькая радость – вот это он точно помнил. Не лица, не привычки, но вот это ощущение – это точно его, настоящее. Когда его перевезли домой, на носилках внесли в квартиру и уложили на кровать, Константин был всё время рядом. Он лично поблагодарил всю бригаду «скорой» и каждого в ней, был безупречно вежлив со всеми. Иван слышал, как у входной двери он прощался с ними, и подумал, что сейчас уходят последние люди, которые для него были связью с внешним миром, а сейчас окажется, что Константин Бессмертный его враг и вообще маньяк, который запрёт его здесь и потом будет резать по кусочку. - Сейчас придёт Татьяна – твоя сиделка. У неё диплом медсестры, но к тебе будет приходить ещё одна, из больницы. - Константин вернулся, встал, оперевшись плечом о дверной косяк, и внимательно смотрел на Ивана. – Тебе удобно? На тумбочке твой телефон, пульт от телевизора, в тумбочке планшет. Надеюсь, тебе будет не скучно. Иван покосился на сотовый, который сразу не приметил, и слегка разочаровался – по кусочкам не будут. - Телефон, кому мне звонить, я никого не помню, все имена – просто буквы. Константин снова невозмутимо пожал плечами и сложил руки на груди. Иван в очередной раз задался вопросом: что у них общего? По уверениям этого товарища Бессмертного выходило, что они друзья детства и друзьями оставались до сих пор, но особо дружеского отношения Иван к себе не чувствовал. Да, о нём позаботились, но всё это было каким-то ненатуральным, словно по работе, официально. В дверь раздался звонок. - Сиделка, - отреагировал Константин. – Сейчас впущу. Иван поправлялся быстро, даже слишком быстро: уже через неделю он свободно садился и крутил головой без каких-либо последствий, ни головокружений, ни болей. Сиделка Танечка была хорошим компаньоном, даже в шахматы играла, а приходившая раз в неделю суровая медсестра Наталья Сергеевна Тихонова иной раз составляла компанию для чаепития. По вечерам заглядывал Константин, и тут Иван был бессилен что-либо понять. Заходил тот всегда на десять, максимум двадцать минут, проверял, всё ли в порядке, подбадривал Ивана, мол, всё вспомнишь, потом вставал у дверного косяка, замирал на минуту, прощался и уходил. «Тебе хочется и колется, - раздумывал Иван, — но что ж ты такой замороженный-то? Тебе хочется прийти в гости на подольше? Так какого хрена ты мотыляешься и уходишь?». Ещё через полторы недели ему разрешили вставать и прописали упражнения. Первые шаги он совершил с сиделкой, с утра пораньше и, когда вечером привычно зашёл Константин, Иван встретил его, сидя за столом, гоняя чаи с бутербродами. - Привет, - поприветствовал он Константина, ахнувшего от такой картины. – А я уже встаю и хожу. А Татьяну я отослал домой, пусть отдохнёт. Чай будешь? Наливай сам. Константин заморожено стоял в прихожей, заглядывая в комнату, и тут Иван запоздало сообразил, что у того есть свои ключи. «Интересно, - отметил он, - не забыть бы. Очень интересно». - Кость, ты чего? Константин вздрогнул и отмер. - Я не ожидал, что ты так быстро будешь поправляться. Да, чай, спасибо. Они сидели за столом, и гость вёл себя прямо-таки нервозно: барабанил пальцами по краю стола, брал чашку в руки и, не донося до рта, ставил обратно. - Кость, нам нужно поговорить, серьёзно поговорить, - начал Иван, отмечая, как от обращения тот вздрогнул. – Я не помню, тебе не нравится, когда я тебя так зову? Нужно только Константин? - Нет. Нет. Конечно. Как хочешь зови. Прости. О чём ты хочешь говорить? Ещё раз прости. Иван уставился на друга, пытаясь понять, какой бес в того вселился, за что тот извиняется. - Ты – странный. Кость, прости, но я всего лишь память потерял, а не умом тронулся, поэтому я вижу, что ты ведёшь себя странно, уверяешь, что мы друзья, а сам – заходишь и сбегаешь по-быстрому. Я тебя раздражаю в таком состоянии? Ты меня боишься, что ли? - О. Константин перестал выбивать пальцами дробь и потупился, Иван отметил, как бледные щёки залило слабым румянцем, нежным, еле заметным. Через несколько секунд он ответил, но почему-то шёпотом: - Ты ведь болеешь. Ты меня не помнишь. Я для тебя – какой-то посторонний человек, и я не хотел тебе навязываться. Если ты позволишь, я бы хотел заходить к тебе почаще. - Ни фига себе, деликатность сотого уровня. Контантин поднял голову, взглянул на него и слабо, как-то нерешительно улыбнулся. - Вдруг я тебе не понравлюсь. У меня тяжёлый характер, говорят, но мы с тобой дружили. А сейчас – всё изменилось, и я не хочу как-то навредить тебе, обидеть тебя неловким словом. А я могу. Иван умилился, но вслух сердито пробурчал, чтобы не демонстрировать истинных чувств: - Ну ты вот напридумывал. Как, по-твоему, я буду возвращаться в нормальную жизнь и вспоминать всё, если я даже не вижу вокруг себя привычное окружение? - Действительно, - согласился Костя. - Слушай, а где ты живёшь? Ты всегда приходишь в одно и то же время. Костя странно посмотрел на него, как тогда, в больнице, и ткнул пальцем в сторону двери: - В соседней квартире. Желание вспомнить, а также природная непоседливость привели к тому, что ещё через два дня Иван неторопливо вышел на лестничную площадку и позвонил в соседнюю дверь. Когда Константин открыл дверь, Иван снова остро осознал разницу между ними: сам он был в халате на босу грудь, а вот сосед встретил его в идеально сидящих брюках и белоснежной рубашке, с расстёгнутыми двумя верхними пуговицами. - Проходи! Тебе нельзя так далеко ходить! Костя аккуратно втянул его в квартиру и усадил в кресло. Иван с любопытством огляделся – квартира огромная, стильно и аскетично обставленная, хорошо освещённая и огромный белый квадрат на подставке у окна. - Ты что, художник? – уточнил он, сбитый с толку. Костя сел напротив, не забыв поддёрнуть брюки. - Архитектор. Ты что, ключи потерял? - Ключи потерял? Ах, у меня есть ключи от твоей квартиры? - Ну, у меня от твоей есть, - усмехнулся тот, - я думал, что ты если не вспомнишь, то хотя бы догадаешься. Иван почувствовал себя немного дураком, такая мысль ему в голову не приходила. - Расскажи мне, - начал он и замолчал. Он не знал, о чём спрашивать. Константин кивнул, встал, принёс чай для себя и Ивана, стал рассказывать про их детство в небольшом городке, какими они были разными, и все удивлялись их дружбе; как они стали взрослыми, но всё равно дружили; когда соседнюю квартиру выставили на продажу, Иван сказал об этом ему, Косте, и вот так он перебрался сюда и живёт здесь где-то с год. - Я очень скучал по тебе, то есть… - Я понял, - отозвался Иван, - извини, что сейчас я какой-то чумовой и другой. - Нет-нет, - Костя поторопился и чуть не выплеснул чай из чашечки, - хорошо, что ты поправляешься. Ты всё вспомнишь. Я так рад, что мы снова можем ходить друг к другу в гости. Иван кивнул и продолжил молча пить чай. Всё объяснялось просто, да. Они друзья, живут рядом, понятно, почему с момента в больнице и по сей день Константин был всё время рядом с ним. Поначалу это выглядело странным, но теперь – понятно. - Жалко, что я ничего не помню. А вот ещё у меня какой вопрос. Кость, почему у меня дома нет ни одного фото или каких альбомов старых? Семья, детство, ну ты понял. Константин вытаращил глаза. - Да потому что ты всё это не любишь и оцифровал все фото, они сохранены у тебя на компьютере и на планшете. Иван снова почувствовал себя полным дураком. Вернувшись и устроившись поудобнее, Иван взял планшет и почти сразу нашёл папку «Фото». Просматривая её, он не испытывал никаких чувств, кроме удивления, глядя на лица родителей, школьных друзей и на их фото с Костей, где оба то мелкие пацанята, то студенты, а вот он, Иван – в армейской форме. - То есть, я – служил. Интересно. Он почесал бровь и снова задумался. Он уже изучил всю литературу в интернете, где писалось об амнезии, и знал, что человек испытывает дезориентацию и ему сложно принять себя и окружающую реальность. Но чёрт побери! Странное это было чувство, словно это всё не его. Кроме того, он прочитал и про раны и травмы головы, похожие на его, и мог сказать, что восстанавливался он быстрее, чем везде описывалось. Хотя, были исключения. Возможно, он – такое же исключение. Следующий этап включал в себя выход в открытый космос – на улицу. Иван с трудом заставил себя спуститься на лифте вниз и теперь стоял в подъезде, не решаясь выйти. Он прекрасно понимал, что скорее всего там обычная улица, что если он даже и не вспомнит двора, дороги, то всё равно это – обычная улица, но мозг почему-то паниковал, как перед выходом в открытый космос. Накануне он не сказал о своих планах Константину, а в услугах сиделки он уже не нуждался, и вот теперь, стоя в подъезде, он думал, что ему бы точно не помешал кто-то, кто поддержит его под руку. - Мужчина, вы на улицу? Чего стоим? Высокая красивая брюнетка маячила за его спиной, только что выйдя из лифта. Алый манящий рот, джинсовая куртка, накинутая на длинное и узкое красное платье, весьма нескромно обтягивающее бёдра. Иван засмотрелся и не нашёлся что сказать. Девушка ещё раз оглядела его и, видя нерешительность, бледность, повязку на голове и трость в руках, сменила гнев на милость. - Проблемы? Помочь? Держитесь за меня. Иван смутился. - Если можно, поддержите меня за локоть, пожалуйста. Он покраснел, прикусил губу и готов был провалиться сквозь землю, но его собеседница не смутилась. - Окей. Если так удобнее. Пошли. До скамеечки довести? - Да, - выдохнул Иван. Уже через пять минут он истово благодарил свою помощницу, сидя на скамейке во дворе. - Да ладно. Норм. Всё, пока, я пошла, опаздываю. Чао, красавчик. Волоокая брюнетка помахала ему рукой и мелкими семенящими шажками пошла прочь. Иван напрягся, глядя вслед ей: он готов был вот-вот что-то вспомнить. - Простите! – крикнул он вслед. – А вы здесь живёте? - Не. К подруге в гости иногда захожу. Пока-пока. - А, - сказал себе он, - наверное, я её видел и теперь вспоминаю. Здорово. Но я готов поклясться, что я знаю её ближе, чем просто как какую-то соседскую подружку. А всё-таки, странное чувство: как будто я кого-то узнаю, но словно они не отсюда. Про «не отсюда» он рассказал врачу, когда подошло время идти на приём. Сопровождал его, конечно же, Константин. - У меня ощущение, что я всё вспомню, когда окажусь не здесь, а где-то ещё. Ощущение, что это не моя жизнь, - удручённо сказал Иван и отметил, что врач хмурится. – Да, я знаю, что это нормально, я столько всего перечитал за это время, но легче мне от этого не становится. Результатом стали терапия и посещение группы таких же, как он, потерявшихся в закоулках памяти. - Знал бы – молчал, - бурчал он, опираясь на руку Константина, - мне это бла-бла-бла вряд ли поможет. - Попробуй, - спокойно сказал тот, - но очень жаль. Очень. - Кого тебе жалко? – вскинулся Иван. - Значит, ты и меня считаешь чужим, что я тоже не из твоей жизни. Иван тут же замолчал и покраснел. Покусывая нижнюю губу с риском прокусить её, он шёл и стыдился самого себя: вот же свинот, Костя о нём заботится, на руках чуть что не носит, а он ему такое говорит. - Я придумал, - внезапно сказал Константин. – Давай так. Будем считать, что ты действительно не там, где тебе следует быть. – Иван навострил уши и поднял голову, вглядываясь в спокойное, задумчивое лицо. – Например, ты находишься в параллельном мире. Он такой же как твой – но другой. Тебе будет легче принять реальность, а я, – тут он усмехнулся, - а я буду лелеять мысль, что где-то есть другой Константин, которого ты вспомнишь и который так же твой друг, как и я здесь. Иван вцепился в руку Константина и сказал: - Спасибо. Кость, ты, правда, друг.