dangerous flowers

Шумная улица Бруклина, где то и дело снуют машины взад-вперед, бегают и переговариваются люди, явно спешащие на работу, еще секунду воспринимался как многогранная картинка с тысячей динамичных элементов, где нет места статике, жизнь течет, как кровь по венам - горячо и быстро. Сейчас же брюнет, бросая взгляд через плечо на улицу, окружающую его, видит эфемерные размытые пятна, шум больно бьет по ушам, и он понимает, что это его конец. Юноша неловко опирается локтем на косяк двери, ведущей в квартирку на первом этаже, пытается откашляться в кулак, но у него не выходит. Громкий сиплый кашель, какой обычно бывает при бронхите, наверное, слышит весь район, а мальчишка, отчаянно краснея то ли от попыток прокашляться, то ли от смущения, вызванного его шумом, прикрывает рот ладонью, едва удерживая равновесие. Кашель отпускает его через минуту, хотя дышать все еще трудно, а для того, чтоб прийти в себя, ему нужно еще минуты две. Хрупкая ладонь, прикрывавшая рот во время кашля, наконец отстраняется от лица, и мальчик видит на ней относительно небольшой лепесток пиона, тут же брезгливо отбрасывая его в сторону, с последними силами ударяя по дверному косяку и тут же заходясь в новом приступе кашля, от которого он, уже не в силах держать равновесие, медленно съехал по стене, жмуря глаза устало. Питер точно помнил, когда все началось, ведь именно в тот день он потерял веру в то, что соулмейты могут приносить в жизнь человека что-то хорошее, ибо для него это сразу же обернулось болью, да такой, что паучьи способности не спасали. Если еще года полтора назад он был уверен, что все эти истории про цветы на теле очень милые, а обладать меткой своей родственной души - большая честь, то сейчас, стоило кому-то хоть заикнуться об этом, ему от гнева срывало крышу. Питер всей душой ненавидел своего соулмейта и был однозначно, бесповоротно и навсегда уверен, что тот только и делает, что портит своим существованием ему жизнь! Более того, круг тех, кого Паркер мог записать в "потенциальных соулмейтов" был настолько огромен, что включал в себя - ни больше, ни меньше - полностью Старк Индастриз и паспортный стол, да еще и всю команду мстителей, исключая, конечно, Асгардцев. Хоть за это вселенной спасибо, не надо искать по всем девяти мирам причину этой проблемы. Впервые странную боль в легких Питер ощутил в аэропорту в Германии, когда мистер Старк пошел войной против Капитана Америки, прихватив заодно с собой ребенка, чтоб тот людей посмотрел и себя показал. Люди, кстати, Питеру понравилось, а кто-то один из них даже слишком, да настолько, что мальчик аж забыл, как дышать, и уже год не мог вспомнить. То ощущение не было похоже на режущую или ноющую боль, скорее, он чувствовал себя так, будто от стенки его легкого отделилось инородное тело, которое болталось там, как рыбка в пакетике с водой в мультике про Немо. И первое время это нечто в легком слева Паркера не особо смущало, он списал это на иное проявление своего паучьего чутья и оправдывал это так еще целый месяц, хотя было и то, что его пугало: "чуйка работает", а ничего не происходит. Через месяц после этого мальчик проснулся от того, что ему было трудно дышать, он ощущал, как каждый вдох отбирает у него больше сил, и легкие работают так тяжко, будто они свинцовые, да и потребление кислорода из окружающей среды было сравнимо для него разве что с надуванием вручную большого воздушного шара. И, спустя несколько дней тщательного изучения, Питер выяснил, что с ним происходит - от случайной встречи с соулмейтом в легких начали раскрываться цветы, что значительно затрудняло дыхание. Больше мальчика напугали только последствия - умирать от того, что рядом с ним нет соулмейта, он точно не хотел! Говорил же там какой-то русский классик: "Не выходи из комнаты, не совершай ошибку"! Питер ужасно жалел, что не послушал умного дяденьку из учебников, ведь тот предостерегал его, а Питер, как обычно, тупил. Ненависть паучка к соулмейту раскрывалась с той же скоростью, что и бутоны в его легких, ведь найти этого человека невозможно, умирать точно не хочется, а скрывать это становится все сложнее. И каждый раз, заходясь очередным приступом кашля, Паркер думал об одном - хуже уже вряд ли что-то может быть. Никогда еще он так не ошибался. Месяца два назад ему предложили перебраться в башню к мистеру Старку (собственно, сам хозяин жилплощади и предложил), потому что, хоть он никому и не говорил, а положение его было таким же прискорбным, как и у Паркера. Старк, находящийся в разлуке со своим соулмейтом, испытывал приступы удушья еще похуже, чем Питер, ведь, если паучку еще помогала его регенерация, то у местного плейбоя этой способности не было. Тони перепробовал все способы, которые только мог: хирургическое вмешательство, сотни видов таблеток, поиск другого человека, технологии, но все было одинаково бессильно, а сам железно-цветочный понимал, что его существование теперь будет выглядеть как длинный и витиеватый путь к надгробной плите. И это даже не фигура речи. Похоронив свои самые серьезные в жизни отношения в Германии в аэропорту, Тони Старк был уверен, что без человека, открыто лгавшего ему в лицо, что не знает убийцу его родителей, жизнь его заиграет новыми красками, а саундтреком будут птички, весело поющие "I feel good". Он уж точно ни разу в жизни еще не видел человека, который страдал бы от нехватки капитанских нотаций, от того, что за мат больше никто не говорит "не выражайся", от того, что в пять утра этот полоумный спортсмен распахивает шторы и впускает в спальню рассветные лучи. Раньше Тони Старк ни разу в жизни не видел такого человека, которому не хватало бы вечного политического нытья. Сейчас он каждый день видит такую персону в зеркале. У того, кто планировал жить счастливо без ходячего флага, ввалившиеся глаза с огромными черными кругами под ними, вечно дрожащие руки и впалые щеки. У того, кто совершенно не скучает по Роджерсу, пальцы не могут сжимать карандаш, а каждый вдох провоцирует двухминутный кашель. У того, кто год назад выбросил из дома все вещи национального символа в окно, на всю грудную клетку раскинулись едва видныe изображения веток какого-то вьющегося растения, растущего под кожей, его листья уже дошли до подключичной ямки, а оттуда недалеко и до горла. У того, кто принципиально не будет мириться со своим соулмейтом из прошлого века, осталось не больше месяца жизни. У того, кто, если быть честным, уже готов в ногах у Капитана валяться, лишь бы тот вернулся, а вместе с этим принес назад и все жизненные силы, вчера был человек, согласовывавший с известнейшим миллиардером дизайн надгробной плиты. И, конечно, Тони мог десятки тысяч раз прийти к Роджерсу, ведь знал куда, сказать, что без него он в прямом смысле этого словосочетания дышать уже не может, но Старк слишком горд, чтобы унижаться перед тем, кто встал на сторону какого-то Барнса за пару месяцев до запланированной свадьбы. Решение пришло само собой, а точнее, не пришло, а переехало на базу, чтоб скрасить одиночество Тони и его серую скучную жизнь. Шебутной, веселый и громкий Питер заполнил в помещении всю ту тишину, которую обычно разбавлял Роджерс своим нытьем. Старк видел в своем протеже новую надежду, гордился каждым действием Паркера и вздрагивал каждую ночь, когда слышал, как в другом конце их этажа Питер с трудом пытается откашляться, чтобы снова начать дышать, и Тони был уверен, что это связано только с тем, что в башне прохладно, поэтому мальчик простыл. Старк даже в первые дни предлагал Питеру освободить его от школы больничным, но тот так и не согласился ни разу. В утро того дня Старк был готов в десятый раз предложить Питеру остаться дома и не идти в школу с таким кашлем, но до этого не дошло. Ветка вьющегося растения под кожей Тони впервые поднялась до кадыка, и он понимал, что еще немного, и сегодня-завтра он уже не сможет проснуться. То, чего боялся бесстрашный Старк, застало его врасплох с самого утра, встряхнув все его мировоззрение и перевернув окружающий мир с ног на голову. Обиды на Роджерса показались глупыми. В конце концов, жить он хотел куда больше, чем обижаться, но видеть Стива прямо сейчас, в таком состоянии, он готов не был, зато идея отправить к Кэпу Питера, чтоб тот рассказал обо всем происходящем и убедил Стива вернуться, казалась одной из умнейших. Конечно, Тони понимал, что втягивать мальчика в их личные дела не очень умно, но другого варианта у Старка и не было - в доме кроме него и Питера никого больше нет. В то утро Питер и Тони даже не увиделись, хотя обычно они завтракали вместе. Конечно, в последнее время Паучок тайно ненавидел эти завтраки (как и большую часть своей жизни, собственно), ведь в это время свои проблемы с дыханием приходилось скрывать от мистера Старка. Врать мальчик никогда не умел, а посему это казалось ему невообразимо сложной задачей – делать вид, что все хорошо, когда каждый вздох дается с таким трудом, что ему проще еще раз распять себя на паутине между половинами парома, чем просто втянуть кислород хоть ртом, хоть носом. Правда, которую Паркер не знал, была в том, что Старк настолько озабочен двумя вопросами «когда придет Капитан» и «какого цвета я хочу венок на могилу, если Кэп не придет», что ему было абсолютно плевать на то, что Питер дышит так же шумно, как старый мопс, которого каждое утро выгуливают неподалеку от их любимого кафе. Тони пребывал в таком состоянии, что, если бы сейчас в башню ворвались люди в масках и попытались вынести ценное имущество, он бы даже указал им, в какую сторону идти, показал самые дорогие вещи и отдал лично ключи от своих машин. В мастерскую уже можно водить экскурсии, чтобы рассматривать новый вид недвижимости под названием «Энтони Эдвард Старк». Но в то утро Тони не спустился даже на завтрак. Он ограничил свое общение с Питером парой смс-сообщений в мессенджере, куда обычно Паркер скидывал прикольные смайлики в попытке поднять наставнику настроение, однако, как ни странно, если на этом смайлике не было флага США или хотя бы какой-нибудь задницы (а таких смайликов у Питера не было совсем), настроение Старка оставалось на пометке «ниже плинтуса», а сам он продолжал говорить на тему своих похорон. Питер начинал понимать, кажется, почему однажды в каком-то интервью мисс Романофф назвала Старка королевой драмы. До Паучка это дошло в тот день, когда он проснулся в три часа ночи из-за неустанно вибрирующего телефона, но, открыв мессенджер, обнаружил двадцать девять смс от Тони, в которых тот присылал фотографии похоронных венков. Где-то с той ночи Питер понял, что, если Кэп не придет сюда сам, паук принесет его на руках, потому что иначе на руках им придется носить Старка и ногами вперед, да и то, не только от злосчастных цветков, но и от его хандры. Поэтому, получив тем утром смс-сообщение о том, что нужно съездить в Бруклин вместо школы по определенному адресу, отдать коробку с пончиками и убедить «полосатого звездчатого барана», как написал сам мистер Старк, вернуться, паук даже возмущаться не стал – забрал ту посылку, которую надо было отдать Стиву, накинул джинсовку и на автобусе отправился в нужное место. Питер не очень хотел ехать с Хэппи, хотя мог попросить об этом, так было бы даже быстрее, но, учитывая состояние его клумбы в легких, поездка с Хэппи была бы вообще не happy. Все длилось хорошо до того момента, пока Питер не оказался на пороге необходимого дома. Он знал, что в этом подъезде на первом этаже Стив Роджерс снимает небольшую двухкомнатную квартирку с Баки, своим другом детства, а еще он знал, что, судя по стоящему возле подъезда припаркованному мотоциклу, сам Кэп находится сейчас дома. Только вот постучать у Питера сил не хватило. Мальчик закашлялся, закрывая рот ладонью и опираясь согнутой в локтевом суставе другой рукой на дверной косяк, очередной приступ удушья сковывал легкие и – впервые – гортань. Дышать было сложнее, чем обычно в таких ситуациях. Коробка с пончиками выпала из рук, глухо ударившись о шаткое деревянное крыльцо, на котором стоял мальчик. Мир в его карих глазах медленно трансформировался, превращаясь из эфемерных размытых пятен и бликов (как то, что ты видишь, когда смотришь через капельки дождя на ночной город) в одно большое черное пятно. Колени подгибались, тело больше себя не удерживало, а опорно-двигательный аппарат резко перестал быть и опорой, и помощником в движении.