I don't know what to feel anymore

Редко Ричеру приходилось выходить из школьного автобуса не на своей остановке. Он все еще был в знакомом районе, на самом деле даже не так далеко от своего дома. Майк повел его через маленький сквер пока ветер чуть не сбивал их с ног, они оба ежились от холода. — Как ты думаешь, на что ты написал тест? — Сойер подошел ближе, чтобы Рич мог его расслышать. — Не знаю, — к очкам прилип снег, и он почти ничего не видел, крепче сжимая чехол с гитарой и смотря под ноги чтобы не споткнуться, — а ты? — Там были странные уравнения, я почти ничего не решил, — Майк пожал плечами и вскинул голову, — вот, мы почти пришли. Брок оторвал от земли глаза, когда они подходили к покрытой свежим снегом дорожке, ведущей на крыльцо. Это был ухоженный небольшой домик голубого цвета — совершенно типичный и не совсем старый по виду, с маленьким оконцем чердака под крышей. Многого разглядеть не удалось — они быстро зашли внутрь, Майк с трудом закрыл дверь, наваливаясь на нее всем весом, после чего стало тепло и непривычно тихо. — Ну и буря там… — он посмотрел в окно, где ветер гонял снег, как белый песок и это правда было похоже на бурю в пустыне. Широкий коридор вел в прихожую, где тикали часы и гудел сквозняк, Ричер смог разглядеть пианино у стены, когда разувался. Еще там стоял огромный пузатый телевизор, широкий диван, накрытый пледами, а на полу лежал ковер с ажурным рисунком. Майк скользнул вперед, забирая гитару из рук Брока, кивая в сторону лестницы. Она скрипела так же как в доме Ричера. Вдоль стены висели рамки с фотографиями, на них ему улыбалась незнакомая, но по виду приятная женщина, а на других черно-белых снимках он разглядел пейзажи гор, на фоне которых в полный рост стояла все та же женщина, только моложе. — У меня не очень убрано, но ты же не привередливый? — ухмыльнулся Майк. — Нет, не особо. Ричер до этого не представлял комнату Майка, но если бы представлял, то она выглядела именно так. Пол был покрыт мягким ковролином, кровать стояла прямо у окна, а постель на ней валялась комом, смешанным с одеждой и журналами. Он оглядывался по сторонам, пока Сойер опустился на пол и освобождал гитару от чехла. Ричер заметил шкаф, на котором пылились дешевые пластмассовые игрушки, а над столом, заваленным учебниками, висели пожелтевшие листы с какими-то монстрами и персонажами, видимо, из аркадных игр. У небольшого комода стояла обычная лакированная гитара с налепленными на ней облезшими стикерами. Комната казалась странной из-за этих игрушек, из-за рисунков, детского светильника в форме футбольного мяча. Она неловко соединяла в себе черты обычной детской комнаты и пристанище подростка, которое разрывается от хлама. — Вот это инструмент! — голос Майка оторвал Брока от разглядывания всего вокруг, снова сосредотачивая внимание на себе, — где ты ее нашел? — В подвале, — Ричер поправил очки, слабо улыбаясь. — Да ладно, она лежала в подвале? Как так вышло? — не дав ничего сказать, он прошелся пальцами по струнам, вытаскивая из нее кривой, неправильный звук, — да уж… Садись, Рич, — кивнул он на клочок ковролина рядом с собой. — Это гитара моего папы, ну, была когда-то, — он сел, скрестив ноги и поправил очки. — Он тебе ее просто так отдал? В руках Майка гитара выглядела непривычно, хотя он держал ее будто не впервые, уверенно приходясь по струнам и настраивая ее на нужные ноты, от которого ее звучание становилось все правильнее. — Он не отдавал, она валялась в подвале, потому что он давно погиб, — Ричер уставился на свои руки, начиная колупать ногти, — я, если честно, даже не помнил толком, что он умел играть… пока не достал ее. — Вот как. Значит, ты живешь с мамой? — его голос опустился, будто стал осторожнее, но в нем не проскользнуло ни капли сожаления, которое так ненавидел Брок. — Нет, мама тоже умерла, я живу с тетей и ее сыном, вроде как моим младшим братом, — он не любил затрагивать эту тему. В основном люди, окружающие Ричера, знали Джену, как его мать, если хотя бы подбирались к теме семьи. Но Майк, наверное, переставал быть просто знакомым или одноклассником, и Брок мог только надеяться, что не пожалеет об этом. — Младшие братья — это отстой. Хотя у меня не было, но говорят, что отстой, — он вдруг оторвался от гитары, начав почесывать затылок, — жаль, что так вышло с родителями. — Ничего, это было давно, я уже не переживаю. Ричер повернулся к нему, вскользь оглядывая сосредоточенное лицо и его поблескивающую сережку в ухе. Вновь взгляд сам по себе остановился на светлых подрагивающих ресницах, затем на едва заметных морщинках в уголках темных глаз, а потом на веснушках, рассыпанных по всему лицу на полупрозрачной коже. Неожиданно резко Майк тоже решил посмотреть на него, и Ричер тут же отвел взгляд на лампу в форме футбольного мяча. Настройка растянулась на минут пятнадцать, Майк сосредоточенно вытягивал нужный звук, сравнивая правильность нот со своей собственной гитарой. Ричер наблюдал за ним, за тем как Сойер поджимает тонкие губы и щурится, как прислушивается и наигрывает простые мелодии, вертясь из стороны в сторону, как мычит про себя что-то, качая рыжей головой. — Ну вот, вроде оно, — подытожил он, отдавая Ричеру инструмент, — у нее очень хороший объемный звук и струны удобно лежат, шире чем на моей, ты быстро научишься. Он посмотрел на пальцы Брока, беря его руку в свою, чему Ричер удивился, но тут же понял, что просто не привык к тому, чтобы его кто-то трогал. Майк, не обратив внимания на растерянный взгляд друга начал зачем-то прощупывать косточки, склонив голову и бубня что-то. Его пальцы оказались теплыми, а кожа на них оставалась грубой, такой же, как когда они впервые пожали руки. — У тебя крепкие пальцы, хотя не такие длинные как у меня, но это не важно, — он поднял голову и быстро проморгался, слабо улыбаясь. С переменным успехом Сойер смог научить его перебору с зажатием нескольких струн, но звук все еще иногда выходил глухим, а пальцы Ричера уже начинали болеть, но он не жаловался. Редко он учился чему-то новому, но ему нравилось. Особенно сильно ему нравилось делать успехи, за которые Майк не боялся его хвалить. Неумелую мелодию Брока перебил звонок мобильного телефона. Майк тут же вскочил, вскользь извиняясь и выудил из кармана телефон. — Буэнос ночес, — улыбнулся он, но, когда на другом конце кто-то заговорил, его улыбка медленно начала рассеиваться. Он приложил ладонь ко лбу, — сильно? Нет, не было, — Сойер начал ходить по комнате, а затем направился в сторону двери, — как так вышло? Ты ее видел? — ловил Ричер обрывки разговора, беспокойно глядя на его темный силуэт за дверью. — Что-то случилось? — он отложил гитару, подходя к Майку, когда тот повесил трубку. — Нет, то есть да, — он замялся, закусывая губу, — мне надо идти, прости что так получилось, — тараторил мальчик, натягивая на футболку первый попавшийся свитер. — Мне пойти с тобой? Я могу помочь? — неожиданно для себя, Ричер подошел ближе, и его рука уже хотела достать до плеча Майка, но он отдернул себя. — Не-не, я сам схожу, одень лучше свою гитару, ладно? В кровати вдруг стало душно. Брок высунул ногу из-под одеяла и запрокинул голову, разглядывая в окне снег, мечущийся в желтом свете фонаря. Он ерзал в полусне, это была одна из тех ночей, когда подушка не так лежала, матрас казался слишком твердым, а руки стали такими непослушными, что их не куда было деть. Брок свернулся калачиком, сминая одеяло в кучу, чтобы его обнять. В его голову вдруг забралось воспоминание, и так одно за одним, потерянные в памяти мгновения нахлынули как целое море. Он не любил вспоминать Грейс, почти всегда отсекал то, что напоминало о ней. Но вдруг он отпустил себя, прижав к груди одеяло и поджав ноги. Ее образ стал таким четким, что Ричер почувствовал ее запах. За закрытыми веками он словно видел ее синий свитер, растрёпанные непослушные волосы и большие серые глаза. Он улыбался тому, как она покусывала ногти, пытаясь решить какой-то пример по математике. Он в ее комнате, смотрит на нее пока она занята уроками, они так проводят время, не заботясь о том, чем себя занять. Она говорит: «Мне нравится, что с тобой можно ничего не делать» и они сидят так немного, за окном осень, пасмурное небо и в этом свете кожа Грейс еще бледнее чем обычно. Они на кухне, едят то, что приготовила ее мама и Ричеру эта еда нравится больше, чем та, которую делает Джена. Мама Грейс возмущается по поводу ее оценок, но будто шутливо, в ее голосе совершенно не слышно этого серьезного приказного тона, потом она говорит что-то Ричеру, и он послушно кивает, разжевывая кусок острой курицы. Когда они дружили, Брок думал, что это навсегда — они ведь так просто мирились после каждой ссоры. У Грейс был нелегкий характер, откровенно говоря — она была странная. Со своими привычками, с тараканами в голове, иногда совершенно непредсказуемая, но с ней было интересно. Она умела рассуждать об интересных вещах. Например, разговор о новом фильме мог затянуться на несколько часов, когда чашка с недопитым чаем давно остыла, а на крошки от печенья сбежались муравьи. Иногда в их отношениях наступала идиллия. Когда в один зимний день, после ужасного школьного дня, они сидели на кухне и говорили ни о чем, искренне наслаждаясь временем друг с другом, чувствуя, как проблемы уходят на задний план. Или, когда они долго шли под летним дождем после концерта, понимая, что не смогут разойтись по домам сухими и шлепали кроссовками по лужам. Бывало, что они могли не общаться несколько недель, не в силах больше выносить друг друга, но это всегда заканчивалось. Они продолжали часто видеться, когда их семья переехала на другую улицу и Грейс перешла в другую школу. Они тогда еще оставались единственными настоящими друзьями друг у друга. Но потом все как-то… рассеялось. Они тогда пришли на футбольное поле, в самое начало сумерек. Грейс предложила сесть на трибуны, кто-то тогда играл в футбол, но Ричер этого толком не запомнил. До них доносились веселые голоса, Грейс вдруг повернулась, ее волосы, доходящие до плеч трепал ветер, а ее пальцы скользили по вороту синего свитера. Она сказала: «Я, наверное, изменилась. Не могу больше так, ты слишком угрюмый, Рич». Им тогда только исполнилось по шестнадцать. И Брок с ужасом осознал, что это конец. Первое время, когда они перестали общаться, он не мог поверить, что больше не войдет в ее дом, не будет гостем. Он понял, что закончились их вечера, рассеялись их общие секреты. Его грызла обида на нее, за то, что она нашла новых друзей, на себя, за эту мрачность и неспособность жить как все. Он знал тех, ради кого она его бросила и всей душой их ненавидел. Ненавидел их нормальность, посредственность, они бы не смогли так же ярко говорить о комиксах, старых, всеми забытых сериалах. Не могли бы просто сидеть с ней и молчать. Он так и не узнал, почему она выбрала их. Ричер почувствовал, как с уголка глаза скатывается слеза, но не такая горькая как раньше. Он тихо поплакал, смиренно закутываясь в одеяло и тогда заснул. *** Он сидел на кухне за столом, с учебником по истории в руках, бездумно черкая ручкой даты в тетради. В голове ничего не укладывалось, мысли разбегались во все стороны, и он откинулся на стуле, зажимая пальцами переносицу, когда услышал звонок в дверь. Дернувшись, Брок подбежал к двери, затем еле слышно вздохнул, увидев высокого мужчину на крыльце. — Привет, Рич! Джена дома? — Питер бегло оглядел гостиную за спиной племянника, оттряхивая плечи от снега. — Нет, еще на работе. Сегодня задерживается, — кивнул он. — Отлично! — сняв тяжелое пальто, мужчина как ураган ворвался на кухню. Он сел за стол, от чего его дешевый брючный костюм измялся как бумага, затем залез прыткими пальцами в сумку, — так… это… мне, тебе, где Кесс? — Гуляет где-то с друзьями, — Ричер остановился в дверном проеме. Питер приходил не часто, а когда приходил, то они с Дженой тут же начинали ссориться, потому что дядя в основном не приносил хороших новостей и часто занимал деньги. Но Питер рассказывал, что даже в детстве они не ладили, постоянно дрались — только дай причину. — Иди сюда, — Питер похлопал по стулу рядом с собой, — мне кажется, тебе понравится то, что я откапал. Брок сел, в недоумении разглядывая счастливое лицо напротив, которое обрамили морщинки. Особенно глубокими они были в уголках глаз — Джена говорила, что такие морщины появляются только у несерьезных людей. — Поешь, — он придвинул к нему сверток с чизбургером. — Спасибо, но я пока не голодный. — Ну, смотри, я специально для тебя взял без лука, не перепутай потом, — он поправил ворот рубашки, разворачивая свой сверток и сразу отгрызая почти половину с удовлетворенным мычанием. — Так, что ты хотел мне показать? — наконец спросил Ричер, почесывая затылок. Питер перестал жевать и чуть не поперхнулся, когда снова начал говорить. — Я подумал, ты захочешь увидеть, — он снова залез в сумку и выудил бумажный конверт, который выглядел очень-очень старым. — И вот, проезжал мимо, решил занести. Мужчина положил его прямо на тетрадь с конспектами по истории и уставился на Брока блестящими от предвкушения глазами. На бумаге были напечатаны дата и еще что-то написано от руки, но чернила почти стерлись и слова расплылись поэтому прочитать их было невозможно. Он осторожно взял конверт в руки, переводя украдкой взгляд на дядю и его выражение лица. Внутри лежали старые фотографии, штук десять, некоторые оказались черно-белыми. — Это фотографии твоих папы и мамы, — он положил одну руку на плечо Ричера, а другой начал указывать на снимки, — это шестьдесят третий или четвертый год. На черно-белой фотографии был запечатлен мальчик, со смешным каре, который через прищур смотрел в камеру, стоя в майке и трусах посреди небольшого поля с капустой и Брок невольно улыбнулся. — Тут твоему папе лет одиннадцать, — дядя заговорил тише, на его губах тоже появилась улыбка. — Ого… — вздохнул Ричер, рассматривая лицо мальчика, — я не знал, что у нас были еще фотографии моего папы в детстве. — Они были в доме твоих бабушки и дедушки, я совсем про них забыл… о! А здесь я и Джим на рыбалке. На фотографии папа и Питер сидели в траве у палатки с удочками в руках, а рядом стоял ящик пива. Папа будто говорил что-то, приобнимая брата за плечи и жестикулируя второй рукой. — А бабушка с дедушкой не против того, что ты их забрал? — Ну, они не то, чтобы знают, что я их забрал… но у них и так куча фотографий, а вас их совсем мало. Они, конечно, родители Джима, но ты его сын, — он убрал руку с плеча Ричера, чтобы ткнуть ему пальцем в грудь, улыбаясь одним уголком рта, — это твое. Ему вдруг стало тоскливо. Через радость от увиденного лица папы пробивалась сентиментальность, которую Брок почти научился заглушать и уводить в самые глубокие расщелины своего сознания. — Вот здесь он с Эммой, это конец семидесятых. Честно, они странно тогда одевались, тогда все странно одевались, хотя это было не так давно… — он почесал заросший щетиной подбородок, наблюдая за тем, как скользит взгляд Брока по снимкам, — здесь они в Неваде, на раскопках, их туда позвали друзья. О! а тут Джена рядом с Джимом, смотри какая маленькая, а какой взгляд! Как будто хочет откусить тебе голову. Ричер засмеялся, потому что она так и выглядела. Ей на фото лет семь, она на заднем дворе с братьями, в потрёпанном белом платье и с кучей разноцветных заколок в волосах, смотрит в камеру через плечо, словно ее оторвали от очень важного дела. — Привет, Питер, — Джена опустила сумку на тумбочку и завозилась, развязывая туго зашнурованные ботинки. — Вспомнишь черта… — протянул мужчина. — Зачем ты впустил его? — она устало покосилась на брата. — Ричер слишком вежливый, только ты можешь выпроводить меня из этого дома. — Да, из моего дома, — в ее голосе послышалось раздражение, затем, она, приподняв тонкие брови, уставилась на фотографии, — что вы смотрите? Ох… это же мы в детстве, — она взяла снимок из рук Ричера и ее усталое лицо смягчилось, а уголки губс слегка приподнялись. Джена еще немного подержала фото, проводя по нему большими пальцами, будто поглаживая. Но тут же рассеяно подняла глаза, когда ее голову посетила какая-то мысль. — Ты ведь не спрашивал разрешения у родителей, чтобы взять их, да? — Да, но… Джена перебила брата, скрещивая руки на груди. — Верни их обратно, ты же знаешь, как им дороги эти фотографии. Питер вдруг приподнялся на стуле, чтобы Джена не смотрела на него сверху-вниз, — Ричеру тоже нужны эти воспоминания, и он может взять их если захочет. У него есть право. — Ладно, — тут же стушевалась женщина и опустила руки в карманы шерстяной жилетки, — не хочу сегодня ругаться… Ричер, — она кивнула ему, ее взгляд вдруг стал намного мягче — можешь взять несколько. *** И вот, автобус уехал. Ричер проводил его тоскливым взглядом. Ему не нравилось то, что Сойеру достаточно было запихнуть ему в карман записку с просьбой встретиться у футбольного поля после уроков, чтобы тот действительно остался и ждал этого засранца. Но, что поделать, мальчику было интересно узнать, что это за срочность. Руки в карманах уже начало морозить — погода не изменяла себе в привычках, она оставалась все такой же отвратительно холодной, а воздух влажным. Прошло уже пятнадцать минут с окончания занятий, а Майк все никак не появлялся, и терпение Брока иссякало. Но стоило ему появиться в зоне видимости, да еще и с пачкой сигарет в руках, раздражение Ричера сразу спало, словно кто-то наложил на него заклятье. — Мне пришлось убираться в классе, — он шмыгнул красным носом, — я кидался в одну девочку бумажками на уроке. — Зачем… нахера ты это делал? Майк пожал плечами. — Она корчила смешные рожи, когда злилась, я здорово ее задолбал. В любом случае она глупая и не заслуживает пощады, — пробубнил он, зажигая сигарету, а затем протягивая Ричеру еще одну, — будешь? — Черт… я скоро откинусь, — Ричер опустил голос, чтобы их никто не услышал. Они все еще находились на территории школы, пусть и спрятанные в темном углу за женской раздевалкой. — О чем ты? — шепотом отозвался Майк, делая длинную горькую затяжку. — Да так. Просто устал, очень. Скоро получу зарплату и уйду с этой работы, — Брок обнял себя руками, чтобы хоть чуть-чуть согреться и бездумно уставился себе под ноги, в мокрый снег. — Слушай, — снова заговорил Майк после минутного молчания, — насчет того раза, когда я настраивал твою гитару, а потом резко смылся. Моди тогда стало очень херово, она намешала каких-то таблеток и чуть не откинулась. Я не хотел тебе об этом говорить или что-то объяснять из-за нее, думал, ей будет некомфортно. Но Моди разрешила. — А зачем мне это знать? — Ричер на секунду замялся и покраснел, — то есть, мне жаль, что так вышло, но, я ведь не тот чел, который должен об этом знать. Мы с Моди не близки и все такое. — Ну, я просто подумал, что это было грубо — вот так вот свалить и ничего не сказать, — он почесал затылок, чуть кривясь, — не знаю. Я не люблю врать. — Хм… значит, Моди такая? Я конечно, последний человек, который должен кого-то осуждать. Просто, она выглядела такой… жизнерадостной. — Она не наркоманка и у нее нет депрессии. Она просто слишком безответственная, — хмыкнул он и тут же продолжил. — Знаешь, ты мне все еще должен пять баксов. — Разве не два? — Ричер выкинул сигарету в урну, заваленную снегом и мусором. — Да, — Майк повторил это движение, — но проценты копятся, хотя, — он приблизил лицо к Броку, приподнимаясь на носках, — у меня есть предложение. Брок отшатнулся и стукнулся спиной о стену, от чего Майк сам отстранился еще больше и прочистил горло. — В общем, я записался на это празднование, и ты можешь участвовать со мной — выступим, как дуэт. — Какое празднование? — Рич приподнял брови, тут же поправляя очки. — Ты не знаешь? Об этом из каждой дырки говорят! Наши пловцы выиграли соревнование среди нескольких школ и спортивный комитет решил устроить вечеринку. Ничего особенного, просто танцы, еда, в девять по домам. Если будешь выступать со мной, я прощу тебе десять долларов, — улыбнулся Сойер. — Не знаю, Майк, я почти не практиковался с того раза и в любом случае мне нужно еще очень много времени, чтобы научиться играть хоть что-то. — У тебя все получится! Если что, я тебя прикрою. Брок начал теребить дужку от очков, смотря себе под ноги. — Не знаю. Я все равно не люблю толпу. Я никогда нигде не выступал. — Ладно! — он отошел в сторону, нагнулся и сгреб в голые руки снег, — тогда давай так. Выиграй меня в снежки и я, так и быть, отвяжусь с вечеринкой, прощу тебе деньги, и мы разойдемся. Если я выиграю, то ты как-нибудь выступишь со мной, деньги все равно прощу, мне плевать. Брок внимательно на него посмотрел, затем оглянулся по сторонам, будто выискивая слежку и снова повернулся к Майку. Честно, он устал от всего: от нудных школьных дней, от чувства, что скоро ему опять на работу, от беспокойного в последнее время сна, от затяжной угрюмой зимы, даже от горького привкуса сигарет во рту. Меньше всего ему хотелось выступать на сцене, держа в руках гитару собственного отца из которой он не может вытянуть даже приличного звука, пока на него смотрят люди, которые в последнюю очередь должны знать о его существовании. Но он понимал, что если откажется, то Майк для него пропадет. Их не будет ничего связывать — они слишком разные, чтобы держаться друг за друга. Майк стал единственным, кто отводил скуку и раздражительность, которая копилась в голове Ричера как острая мигрень. — Ладно, — сказал он это больше себе, чем Сойеру. — Тогда убегай! — он тут же кинул в него комок мокрого снега и Ричер вскрикнул от неожиданности, но тут же отчего-то улыбнулся. Мальчик слепил снежок так быстро как мог, и попал Сойеру прямо в грудь, от чего тот пошатнулся. Он толком не знал правил, не знал, как выиграть, но это все равно ничего не значило. Брок мог просто принять предложение, но почему-то, ему действительно захотелось играть. Почувствовать себя нормально, даже не хорошо, просто нормально, как мальчишка полный сил, как подросток с этим геном веселья и азартности. Он спрятался за куском деревянного забора, а потом резко выпрыгнул на Майка, размозжив снег о его рыжую дурную голову. Сам он уже был весь мокрый, но Сойеру снег забрался под ворот куртки, стекая прямо на шею. От этого Майк не разозлился — на его губах блеснула улыбка, обнажая зубы и все его лицо стало совсем другим, как будто он обрадовался тому, каким подлым оказался Рич. — Ну все! Майк кинулся на него, хватая за плечи, а Ричер тут же начал отбиваться, шатая их обоих по сторонам, но Майк не собирался отпускать его. Оба, одинаково упертые, все продолжали колотить друг друга, забыв про снежки напрочь, пока не свалились на землю. Ричер почувствовал свою разгоряченную кровь, когда холодная земля с колючей травой перестала обжигать его руки. Он отчаянно прогонял от себя Майка, пытаясь снова вывалить ему снег за шиворот, но второй раз этот прием не сработал, тот сразу же перехватил его руку и загнул за спину, наваливаясь на Ричера почти всей своей массой. Сойер гортанно захохотал. — Ты сдаешься? — он зажал Брока между бедрами, обтянутыми старыми мятыми джинсами, еще и насквозь мокрыми по бокам. Ричер пискнул, когда Майк сильнее завернул ему руку, он боролся отчаянно, пытаясь выскользнуть из захвата. Непонятно откуда взялся этот внезапный всплеск энергии и несмотря на боль, Ричер все пытался вывернуться, уже чувствуя пробивающий холод на открытой пояснице. Они и забыл почему они дрались, а потом выдохся. — Ты сда… — Сойер, кусок говна! — послышался сзади громкий женский крик. Он тут же выпустил Брока, и тот выпрямился на земле и оперся на локтях, поправляя спавшие очки. К ним подходила девушка, примерно их возраста. На ней не было верхней одежды, только фиолетовая полосатая кофта, обтягивающая худое юношеское тело и расклешённые штаны, еле державшиеся на бедрах. — Привет, Рейни, — поднялся Майк, когда девушка приблизилась к ним. — Знаешь, что я сделала? — она хитро сощурила глаза, уперев руки в талию, — я тебя по всей школе искала, чтобы первой это тебе в лицо сказать. — Надо же, я чувствую себя особенным, — голос Сойера тут же окрасился ядовитыми нотками, хотя он даже не успел отдышаться. — Это последнее приятное чувство, которое ты испытаешь, потому что я тоже записалась на этот тупой концерт, прямо рядом с тобой, Сойер, — она начала чеканить слова с такой злостью, что никто бы не удивился, если бы все ее лицо загорелось огнем, — прямо. в твое. выступление. — Чего? Ты из ума выжила, женщина? Ты… — впервые Майк не мог подобрать слова, и только сжал руки в кулаки, — ты чокнулась? Зачем… — Я буду петь, понятно? Я хочу выступать. А еще я хочу портить тебе жизнь, потому что ты, — она ткнула в него пальцем, — кусок говна. Потому что ты смеялся над Ритой, и я не дам тебе нормально жить, сраный Сойер. — Ты, чокнутая стерва, — он шлепнул ее по руке, но она даже бровью не повела, — отвали от меня и продолжай зажимать в углах малолеток и отбирать их деньги или пускать петарды в толчках, не лезь ко мне! Или я… — Что ты мне сделаешь? Пожалуешься бабуле, да? Или хочешь, чтобы мы подрались, и я выгрызла тебе глотку? — она приблизилась к нему и ее голос стал звучать не просто зловеще, а опасно. — Я выгрызу, если ты снова подымешь на меня руку. А потом, она развернулась и ушла так быстро, как обычно не ходят девушки. — Чокнутая стерва, — прорычал Майк, стряхивая с себя остатки снега. Он подал Ричеру руку, и они выровнялись. — Кто это? — опасливо спросил он, косясь на красные щеки Сойера. — Я даже не удивлен, что ты не знаешь, — он издал какой-то надменно злой короткий смешок, — это Рейни Хиллс, одна из девчачьей банды. Они полные отбросы. Их, наверное, не только наша школа знает, а весь город, они одни такие у нас. Местные психопатки. Рейни как раз взорвала петардой туалет у мальчиков два года назад. — Поэтому вместо одного просто дырка в полу? — Да. Еще они рисовали граффити в виде членов на стенах мэрии и иногда ходят по барам, чтобы и там устроить полный погром. Я как-то с ними пересекался. Это даже для меня было слишком: Рита зашвырнула в бармена стулом и чуть не попала в меня. А теперь это… — Ну, я в любом случае тебе проиграл, так что мы будем страдать вместе, — Брок чуть наклонил голову, сдувая с лица мокрые пряди волос. — Ха-ха, точно, — улыбнулся Майк. — Ты же проиграл.