Дефицит принятия себя

Лазурное небо за окном успокаивает, дарит желанный комфорт. Создаётся ощущение, словно мягкие и пушистые на вид облака унесут от всех переживаний. Дыхание становится размеренным, пульс приходит в норму, ненужные мысли в голове отправляются в небытие. –…н Юнджи! — грубый голос вкупе с нежной рукой на плече разрезал призрачную пелену отстранённости от окружающих. — Возвращайся с небес на землю, Юнджи. У нас классный час, просыпайся. Преподаватель поправляет очки с круглой оправой и, прокашлявшись, продолжает что-то говорить. Юнги устремляет безучастный взгляд на мужчину, который пытается сохранять порядок и остро реагирует на каждую мелочь, способную помешать его лекции насчёт нового учебного года. Странно, что остальные сумели вести себя более-менее подобающе, так как учитель Чхве был слишком нудным. В прошлом году он преподавал географию и все сорок пять минут мог потратить на то, чтобы ответить на единственный вопрос, который ему покажется интересным. Эта особенность позволяла некоторым ученикам забалтывать ничего не подозревающего мужчину, который забывал о существовании остальных учащихся, концентрируя внимание лишь на своих любимчиках. Соседка по парте рисует крестик на клетке, что замечает Мин и добавляет нолик на нужном месте. Эта странная традиция появилась после того, как они третий год средней школы оказывались одноклассниками и соседями по парте. Юнги называет их отношения дружбой из-за того, что не знает как определить собеседницу иначе. Она единственная из девушек, с кем он общается, поскольку остальные сторонятся его по необъяснимым причинам. Парней из волейбольного клуба можно назвать приятелями, но за пределами поля они не общаются: между ними словно вырастает непреодолимая стена. Во всяком случае, его не выгоняют как остальных, чему Мин несказанно рад и пользуется возможностью поиграть в неплохой компании. — Юнджи, — тихий шёпот, чтобы не испытать праведный гнев учителя на себе, разрывает связь с миром грёз, — я хотела обновить свой гардероб, пойдёшь со мной? Воспоминания о прошлой подобной прогулке вновь прокручиваются в голове, отчего мурашки пробегают по коже. Ярко-розовое платье, открывающее вид на грудь второго размера, худые ноги и острые ключицы. Слишком много восторженных комментариев от болтливой подруги, колючих взглядов окружающих, из-за чего возникало ощущение собственной наготы. Мину хотелось прикрыть все обнажённые участки кожи руками, разбить абсолютно все зеркала в помещении, чтобы он не смог увидеть себя в таком виде. «Ты как куколка». Простая фраза отдаётся в мозгу красным сигналом, порождает ещё больше комплексов, словно его этими словами оскорбили. Облегающие вещи были синонимом оголённости; длинные волосы собирались в хвост и прятались под капюшоном, шапкой или любым другим головным убором. Ему больше была по вкусу комфортная одежда, желательно на несколько размеров больше, либо из мужского отдела. Хотя все толстовки и футболки без блёсток, изображений в стиле барби или цветочков, оставались пылиться в шкафу. Мин надеялся, что когда-нибудь созреет носить подобное. Корея была отчасти консервативна в этом плане, да и в целом почти весь мир следовал традиционному разделению гендерных ролей, включающих в себя множество подразделов вроде тех же шмоток. Даже со способностью найти соулмейта, патриархат всё же подавлял множество несогласных с данной системой, ведь в девяноста девяти процентах случаев родственная душа была противоположного пола. К сожалению, или же к счастью, Мин ещё не встретил «своего» человека и он рад этому. — Прости, — выжимает из себя виноватую улыбку, — сегодня не смогу. Мама попросила помочь кое с чем. Наспех придуманная отговорка убеждает собеседницу, чему Юнги несказанно рад. Он не хотел ещё больше притворяться перед… подругой? Вечная ложь утомляет, тяготит, словно темноволосый тащит за собой огромный шар, который с каждой фразой становится всё больше и тяжелее. Только вот избавиться от него представляется невозможным. Дышать вдруг становится труднее. Сегодня утром он затянул бинты вокруг груди сильнее обычного, отчего кислород поступает медленнее, а боль от каждого движения повышает свою мощность. Несмотря на всё это, Мину комфортно, когда рукой можно провести от шеи до низа живота и не почувствовать никаких выпуклостей. Идеальной плоскости, конечно, добиваться не получалось, но особенный кайф он ловил тогда, когда надевал безразмерные вещи. В отражении зеркала на него смотрел мальчишка с самодовольной ухмылкой на устах, в чёрном худи и серой шапке. Ему так нравилось хотя бы визуально выглядеть так, как ему хочется. Он действительно радовался, когда оставался один. Лишнее время почувствовать себя самим собой, не ощущать постоянный дискомфорт, не ненавидеть собственное хрупкое тело. На уроке физики английская буква «F» напоминает об одном видео, на которое он наткнулся совершенно случайно. Там парень европейской внешности рассказывает о своём решении пойти на нижнюю операцию, об эмоциональной подготовке и о том, что он долго к этому шёл. Шестнадцатилетний Юнги вслушивается в каждое слово, не может поверить, что этот брутальный юноша когда-то был девушкой, отчего впитывает новую информацию как губка. С завидным любопытством и интересом он просматривает практически все видео на канале, начиная с самого первого. Отличается голос на начальной стадии гормонотерапии, много новых терминов, огромный поток информации и близкое эмоциональное состояние в некоторых видео. Непрерывное ощущение странности происходящего, где все вещи якобы стоят на своих местах, однако, если приглядеться, то можно увидеть, что предметы перевернуты на сто восемьдесят градусов. Словно что-то идёт не так, но не совсем понятно что именно. Мин был счастлив, что наконец-то нашёл человека со схожей проблемой, благодарил всех богов за то, что мать как-то настояла на курсах английского языка. Юнги был искренне рад, когда ещё больше узнавал о трансгендерах, о том, что он не один такой во всем мире и есть ещё подобные люди. Западная культура была более толерантна к лгбт-комьюнити, отчего он мог узнавать новое лишь благодаря англоязычным ресурсам. Фотографии «до» и «после», сплошные плюсы после гормонотерапии, операции на верх и низ. Множества историй на сайтах, когда человек наконец-то начинал ощущать себя счастливым, смог найти своё место в обществе и поборол множество страхов. Юн был готов днями и ночами изучать всё больше, узнавать о FTM* парнях, так как эта тема стала для него так близка. Он даже начал забывать об остальных делах, лишь бы продолжить думать о том, что он не единственный «дефектный» ребёнок. Оказывается, это нормально ощущать себя не в том теле, ведь пол и гендер не одно и то же. Такая простая истина воспринималась как нечто ненормальное, словно ему говорили на непонятном языке. — Юнджи, ты опять собираешься пропустить обед? — изогнув бровь, с укором спрашивает Лиён, осматривая подругу с головы до ног. — Нет аппетита, — отмахивается от навязчивой (в некоторых случаях) одноклассницы. Мин всегда пытается не обращать внимания на то, как к нему обращаются, хотя всё равно иногда это давит на перепонки, взрывает нейроны в голове, тем самым запуская механизм раздражения. Он помнит, как один раз ненавязчиво спросил у матери, какие варианты имени были вне зависимости от пола. Как оказалась, Чанми рассматривала лишь два: Юнги или Юнджи. Ему имя очень понравилось, только вот набраться смелости и сказать другим называть себя так, язык не поворачивается. В голове сразу всплывают кадры с осуждающими взглядами, странными разговорами, которые напоминают о бывалых комплексах. Возможно, если бы человек не был социальным существом, ему было бы намного проще. Как хиккикомори в Японии, просто запереться в своей комнате и не впускать туда никого. Только вот быть в тягость матери не хотелось, а сидеть на шее тем более. Он всё-таки имел гордость, не хотел создавать кучу проблем из-за своего собственного страха перед окружающими. Взаимоотношения с людьми — сложная штука, где невозможно контролировать других. К тому же, нельзя вернуться назад и выбрать другую реплику, чтобы должным образом поддержать разговор. Можно обыденной фразой обидеть человека, разжечь громкий скандал, довести до слёз. Это не игра, где допустимо управлять другими персонажами и делать то, что вздумается. Человек становится частью механизма под названием «общество», даже если отвергает общепринятые понятия общества — он продолжает быть нужной шестерёнкой, которая не перестаёт двигаться. Школьный звонок, оповещающий об окончании учебного дня, толпы счастливых подростков, бегущих из здания — и во всю эту атмосферу не вписывается сам Мин. Юнги прощается с Лиён, с поклоном извиняется за то, что не сможет пойти с ней за покупками, а после со спокойной душой пешком идёт на станцию метро. Странное ощущение не покидает сознание Мина, а мысль поговорить с единственным близким человеком настолько крепко закрепляется в голове, что он вновь не замечает, как оказывается в привычной обстановке. — Я дома, — негромко говорит Юнги, сдувая намокшую из-за несильного дождя чёлку. Мама как всегда после рабочего дня заказывает вредную пищу, садится на уютный диван и включает телевизор, чтобы спала накопленная напряжённость. Обычно Юнги старается не беспокоить женщину в такие моменты, хотя она всегда была не против лишний раз пообщаться со своим чадом. Мин слишком тихо садится рядом, постукивает пальцами по экрану телефона и старается не смотреть в карие глаза, чтобы не растерять решимость. — Мама, я… Он замолкает, не в силах продолжить свой монолог. Сколько раз бы Юнги не репетировал перед зеркалом, не заучивал собственные реплики, словно учит сценарий, ком все равно срастается с глоткой, задерживая звуки внутри. — Что ты хочешь сказать? — после затянувшейся паузы, переспрашивает Чанми, пультом сделав громкость телевизора потише. — Я… я. Неозвученное «трансгендер» застревает в горле, отчего хотелось уже покончить со всем этим и позорно сбежать, считая произошедшее худшим кошмаром в своей жизни. Он ощущает внимательный и обеспокоенный взгляд, видит, как длинные пальцы поглаживают его руку. Мин наполняет лёгкие большим количеством воздуха. В голове воспроизводятся длинные тексты многих людей, родители которых были любящими, однако, узнав о такой «особенности», сменяли милость на гнев. — Пагендер, — выпаливает Юнги, зажмуривая глаза, после чего подвисает. «Я парень» и «трансгендер» так часто крутились в голове, что перемешались между собой, из-за чего в нужный момент язык заплелся. Руки бросает в дрожь, мысли образуют странную паутину, а липкое чувство фальшивости заботы женщины подливает масла в огонь. — То есть, мам, мне кажется, — сглатывает слюну, не зная, как подобрать слова, — это так сложно. — Всё хорошо. Ты же мой ребёнок, можешь говорить мне всё, что хочешь, и я приму это. Ты же знаешь, как сильно я тебя люблю. Ты моё яркое солнышко. Не бойся рассказывать даже постыдные вещи, я была в твоём возрасте и со стопроцентной уверенностью могу сказать, что не буду реагировать агрессивно. Я не пойму, только если мой ребёнок будет ходить с плохим настроением, — с нежностью говорит женщина, после мягко прижимая свою дочь к себе. В объятиях мамы тепло, в каждом движении ощущается чужая, но такая родная любовь. Только вот страх быть непонятым засовывал кляп в рот, отчего он не мог произнести ни одной фразы. Слова Чанми действуют как успокаивающий чай с приятным ароматом корицы, воздушными зефирками, таящими во рту, и шерстяной плед. — Я трансгендер, — говорит Мин быстрее, чем мог сформулировать мысль.