Дефицит принятия себя

Тик-так. Стук старых часов, подаренных маме прабабушкой, разрушал долгую тишину, отчего Юнги не с двинулся с места. Сердцебиение вместо шестидесяти положенных ударов в минуту замедляется, все чувства обостряются, особенно наблюдение за своим телом. Дыхание сбивается с каждым вдохом, словно каждое наполнение лёгких кислородом становится тяжелее и газа катастрофически не хватает. Мин боялся лишний раз моргнуть, сделать не то движение, разбудить в родителе что-то ранее неизведанное. Тик-так. Шестерёнки всё крутятся в голове, механизм не перестаёт работать, в то же время уровень тревожности повышается до максимума. Юнги не может поднять голову, взглянуть в родные глаза, прочитать чужие эмоции увидев выражение лица. Зубами обхватывает небольшой участок с внутренней стороны щеки, разглядывает незамысловатый узор на бежевом свитере. Вдыхает запах дорогих духов, сжимает подушечками пальцев тонкую ткань и увлажняет пересохшие губы. Тик-так. Набирает остаток смелости, чуть отстраняясь от тёплого тела. Вокруг устанавливается холод, будто температура понизилась до минуса, защитная территория исчезла, оставив после себя лишь свежее ощущение согревающих рук. Мин считает от одного до десяти, при этом прикрывает веки, чтобы ненароком не увидеть реакцию раньше положенного. Сотня худших сценариев пролетают перед глазами так быстро, что он успевает запомнить только разочарование на лице родной женщины. Закончив свой счёт, Юнги открывает глаза. Тик-так. — Ох, Юнджи, ты понимаешь смыс… нет-нет, так говорить нельзя, — Чанми встаёт с насиженного места и начинает наматывать круги по комнате, постукивая длинными ногтями по экрану телефона, — давай ты мне сейчас всё подробно расскажешь, ладно? А после мы вместе поговорим обо всём и если нужно обратимся к доктору, договорились? Мин всем своим существом чувствует чужую растерянность, понимает, что для матери это тяжело даётся, однако подмечает отсутствие гнева или презрения. Всего лишь шок от неожиданности? Это удивляет, ведь они живут в обществе, где к лгбт относятся с агрессией, отчего число самоубийств подростков увеличивается, родители отказываются от своих детей из-за гомофобии и промывки мозгов правительством. Из зомбоящика нередко, хваленные программой, неизвестные корейские учёные говорили о ненормальности гомосексуальных связей, что всё это выходит из неблагополучных семей, либо таким увлекаются наркоманы. Трансвеститов нарекали извращенцами и вовсе не видели разницы между ними и трансгендерами, всячески проклиная подобных людей. Такие как он в демократическом государстве считаются душевнобольными, которых нужно сразу запекать в психиатрическую больницу. Упоминание мамой доктора вызвало дрожь, ведь нередко родители пытались исправить недуг либо изгнанием демона, либо отводили к психологу для лечения от психического расстройства в виде неестественной ориентации. Пожалуй, первое было куда страшнее — родиться в религиозной семье означает стать исчадьем ада для родных. Хуже наказания не придумаешь, ведь только из-за «неправильной» любви они лишали своё чадо тепла. Мин читал много историй, где девушек попросту насиловали и это поощряли родственники, чтобы отбить влечение к своему полу напрочь. Удивительно, что в ход не шли древние опыты, где гомосексуала подвергали терапии электрическим током. Хотя кто знает, что происходит за стенами клиники. Общество без этого справляется: избивает парней за «пидорство», подвергают к сексу без согласия девушек, родители выгоняют из дома и отказываются от собственных детей. Думать можно о многом, но опасаться такой же участи стоило, какой бы ласковой не была мама. Хотя кого он обманывает, если бы был уверен в том, что она такая же, ни слова о своей дефектности не сказал бы. Юнги искренне надеется, что не ошибся в близком человеке. — Прости, я напугала тебя? — обеспокоенно спрашивает женщина, отчего сердцебиение постепенно приходит в норму, — я… Мне нужно время, понимаешь? Я не могу принять это в эту же секунду, мне нужно многое обдумать, но для начала. Расскажи мне все, милая. Все-таки, Мин Чанми — удивительная мать, ведь на её месте любой другой силой потащил бы ребёнка к врачу. А ещё предусмотрела коэффициент нервозности дочери, ведь уйди она прямо сейчас, не сказав ни слова, то Юнджи бы сошла с ума. Мягкий тон и ласковые слова после демонстративного бегства воспринялись бы фальшивой монетой, нужно было именно выслушать своё чадо, характер уж больно был похож на собственный. Юнги набирает в грудь побольше воздуха, делает глубокий вдох и выдох, после чего начинает говорить. Страх постепенно отступил, ведь мать всегда учила заканчивать начатое. Он рассказывает о своих странных ощущениях, о ненависти к своему телу лишь потому, что оно не его, о том, что каким-то неясным способом Мин ощущает себя парнем. Именно ощущает, а не хочет быть кем-то другим. Упоминает Марка Трумэна, того самого видеоблогера, который открыл ему глаза на многие вещи. Темноволосый пытался высказывать свои мысли правильно, но то и дело запинался, делал короткие паузы, путал слова между собой. Во время своей исповеди пытался не смотреть в глаза матери, весь лимит смелости исчерпан когда он только затронул эту тему. — Юнджи… — Мам, помнишь, я у тебя спрашивал, — сглатывает слюну, вновь ощущая липкий страх негодования на мужской род в своей речи, — каким было бы моё имя, будь я парнем. — Конечно, — тёплые руки заставляют поднять голову и посмотреть в карие глаза, — мне теперь называть тебя Юнги? Мин долгое время не мог понять, что ответить, так как не рассчитывал на такое. Его мозговая деятельность сгенерировала всю ситуацию лишь до своего каминг-аута, отчего он впал в ступор. — Да, — коротко и слегка смущённо проговаривает Юнги, вздыхая с облегчением. Его приняли, не выгнали из дома, не обозвали извращенцем. Мама действительно любит и понимает. — Хорошо, — женщина растянула губы в яркой улыбке, — мне нужно больше времени, чтобы полноценно принять то, что моя до… Прости, твоя мать все ещё не умеет подбирать слова. — Я понимаю, мам, — счастливо произнёс Мин, практически сразу же заключая в свои объятия. Стало действительно легче, ведь сотня проблем просто напросто исчезли благодаря поддержке родного человека. Если бы реакция была агрессивная, Юнги уверен, он бы не дожил до следующего дня. Дело даже не в принятии трансгендерности, у него всегда были трепетные отношения с матерью, отчего он всегда прислушивался к ней. Чанми всегда заботилась, даже если пропадала неделями на работе, могла уделить время своему ребёнку коротким сообщением. Она всегда создавала впечатление того, на кого всегда можно положиться, раскрыть свои самые страшные секреты и не получить в ответ отвращение или предательство. Мин часто мог смотреть на голубое небо и думать о том, что его мать — ангел во плоти, пусть даже не для всех. Даже когда они отдалились в силу его возраста и нагруженности женщины, он решился на такой огромный шаг. После этого долгого разговора Чанми пропала на месяц, реже появлялась дома, однако просила свою дочь потерпеть некоторое время. Юнги хоть и нервничал, доверился родному человеку, ведь будучи шестнадцатилетним подростком он ничего не смог бы сделать. Самостоятельно идти к эндокринологу не вариант, в консервативной стране есть риск напороться на ярого трансфоба, покупка гормонов без наблюдения врача чревато заболеваниями, отчего приходилось ждать. — Я проконсультировалась с людьми, которые уже занимались такими случаями, а также записала на приём в психиатрическую больницу. Хотя тебе для начало нужно пойти к психиатру и сексологу, а после придётся быть два года под наблюдением, чтобы это не было чем-то надуманным, ты ведь подросток, — в один прекрасный день обваливает неожиданной информацией своего ребёнка. *** — И чем желание стать мужчиной отличается от желания быть, — женщина замолкает, задумчиво смотрит куда-то в сторону и через некоторое время выдает: — к примеру, стать Наполеоном? Юнги поджимает губы, стараясь сохранять здравый рассудок и не начать устраивать скандал без причины. Эта сексолог сразу подарила ему презрительный взгляд, хотя как врач должна была сохранять нейтральное выражение лица. Глупые вопросы бесят, но с другой стороны ставят под сомнение подлиность своих ощущений. Получается, существуют и ненастоящие трансгендеры? — Я не хочу кем-то стать, — пытаясь сбросить ненужные мысли в данный момент, разрушает тишину в кабинете. Видит чужое смятение и некую насмешку, однако не даёт вставить бесячего комментария и добавляет: — Моё желание обуславливается тем, что я хочу нормально существовать. Я являюсь парнем. Это не капризное желание перевоплотиться в кого-то. Не мысли вроде «быть парнем круто, потому что нет месячных, не нужно делать макияж, не нужно долго выбирать одежду». Это лишь стереотипное мышление. — Тебе шестнадцать, многие девушки в твоём возрасте как раз таки красятся, надевают женственный вещи, но бывают исключения вроде тебя. Но надевать одежду противоположного пола и желать быть не таким как все, — на этом моменте губы скривились в отвращении, — не значит, что нужно менять пол. — Вы решили убедить меня в том, что это просто подростковое? — еле сдерживаясь, спрашивает Мин, желая поскорее убраться с этого места. — Ты не сможешь иметь детей. Собираешься лишить себя возможности быть матерью? — не отступает сексолог, — посмотри на себя. Ты очень красивая девушка. — Есть эко, либо можно усыновить ребёнка из детского дома, — процеживает сквозь зубы, устремляя гневный взгляд на женщину. Приём у сексолога, казалось, длился вечность и оставил после себя отвратительное впечатление. Были каверзные вопросы про сексуальную ориентацию, предпочтения в порно и вновь затрагивалась тема детей. Слово «ребёнок» ассоциируется с плачущими капризными существами, которые не обращали внимания на угрозы родителей. Воспитание своего чада является сложным процессом, к которому Юнги не был готов, и не думал, что когда-то сможет пойти на такой серьёзный шаг. Возможно, его мнение поменяется, однако сейчас он испытывает к детям лишь отвращение, да и кто запрещал осчастливить жителя детдома? Мин благодарил всех существующих богов за свою выдержку, когда наконец-то вышел из злополучного кабинета. Хотя поначалу женщина казалась вполне адекватной, даже симпатичной, но внимание привлекали серёжки кислотного цвета. К счастью, психиатр оказался более адекватным, однако он рассказал, что разрешение на смену пола может получать не раньше восемнадцати, хотя два года под наблюдением будут учитываться. Весь день действительно вымотал Юнги с этими разговорами и спорами насчёт его гендерной идентичности. Расположившись в уютном заднем сидении такси и смотря на мелькающие яркие вывески сквозь окно, он впервые задумывается о том, что его ощущения вправду могут быть поддельными. Мин ещё ни разу не ставил свое решение под сомнение, однако сегодняшняя беседа с сексологом... С одной стороны, подростковый возраст определённо влияет на мышление, тот же максимализм, либо же желание отличиться от толпы. Разные субкультуры вроде эмо и панков имеют место быть в жизни взрослеющего человека, однако можно ли отнести к этому трансгендерость? Определённо нет, но все же процесс саморазрушения был запущен. «Юнги» может быть капризным желанием «Юнджи», но как тогда объяснить аутоагрессию? Много вопросов и мало ответов. Возможно импульсивное решение в будущем станет роковой ошибкой, отчего он будет ощущать себя уродом. Потраченные нервы, время и деньги ему никто не вернёт, поэтому к такому шагу нужно отнестись серьёзно. Доля правды в словах проклятого врача есть, остаётся только превратить хаос в голове в порядок. Звучит проще чем сделать. Юнги хотелось сбежать в тёмном уголок, спрятаться от всех проблем под одеялом и не решать ничего в своей жизни. Никто ведь не говорил, что будет легко, пусть разумом он понимал сложность происходящего. Мин пересказал сегодняшний день своей матери за ужином, опуская некоторые детали, чтобы не нагонять атмосферы для женщины. Она определённо чувствовала подавленность ребёнка, отчего в один момент сказала фразу, пошатнувшую внутреннее состояние темноволосого: — Я сделаю всё для твоего счастья, Юнги.