Believer

Адам Ламберт считал себя сильным человеком. Прежде всего, он был балетный танцовщик, приученный с малолетства к жесткой самодисциплине, контролю и постоянным ограничениям в обыденной жизни, начиная от запретных пончиков и заканчивая получасовым недосыпом. И то, и другое отражалось не на внешности Ламберта, отнюдь, его внешний облик не претерпевал никаких негативных изменений, потому что владелец этого облика в силу своего молодого возраста и прекрасного сочетания генов, выглядел ослепительно и вблизи, и с последнего ряда театральной галерки. Разумеется, дело было только в Его Величестве Танце. Это самое величество могло быть только волшебным и никаким другим. Ради этого и приносились все ламбертовские жертвы, хотя, если честно, привыкший к подобному образу жизни, сам Адам вовсе и не считал эти жертвы чем-то из ряда вон выдающимся. Просто мелкие детали и особенности его жизни. Во многом это была и томмина заслуга. С появлением Томми в жизни Адама произошло глобальное потепление. Великий танцовщик мало-помалу уступал место обычному человеку: молодому мужчине, который, ошибаясь, учится жить не только по законам театра, деля все на сцену и на что-то там, неважное и не заслуживающее времени, внимания и сил. Теперь Адам в некоей мере зависел и от Рэтлиффа, и он никогда бы не смог сказать, что эта зависимость ему в чем-то мешала. Конечно, Адам был живым человеком. И ему были свойственны ошибки и проступки. Театр — его привычная среда обитания, поэтому импульсивность, порывистость, несдержанность в эмоциях и желаниях, часто делала его похожим на ненасытного монстра, но это было ошибочное суждение. Даже можно сказать, поверхностное. За всем этим стоял большой маленький ребенок, рано оторванный от семьи и рано окунувшийся в мир балетных взрослых, в мир их игр, правил и законов. А Томми… Именно он, как ни странно, такой же фанатичный трудоголик, такая же творческая яркая личность, как и сам Адам, только с поправкой на более циничный взгляд на многие вещи и на абсолютную независимость от чужих правил и мнений, именно Томми Джо Рэтлифф оказался для Адама Ламберта батарейкой, без которой Адам не мог уже обойтись. Ценил ли это Адам? Несомненно. Доверял и ценил, но не всегда успевал это выразить словами или действиями. В свою очередь, характер Рэтлиффа тоже не был безжизненной арктической пустыней. Все те же свои чувства, эмоции, не стесняясь в выражениях, он мог выложить перед Ламбертом. Единственное, что им удавалось лучше всего — умение чувствовать друг друга: как другие люди угадывают запах близкого человека, так они могли чувствовать боль, радость, неуверенность, спокойствие, не свои, а своего партнера. И с каждым прожитым вместе днем, они понимали, что на самом деле, это не так уж и мало. Поэтому, очнувшись в своей палате от наркоза Адам, сразу понял, что что-то изменилось. Для того, чтобы понять, что Томми рядом нет, ему не нужно было открывать глаза. В принципе, Адам слабо надеялся на то, что из Вашингтона Рэтлифф вернется через какие-то одни сутки. Но надеялся же. И зря, Томми точно отсутствовал в его фешенебельной палате-сьюте. Вздохнув как следует, Ламберт приоткрыл один глаз и увидел подле своей кровати Терри Спенсера. Их общий лучший друг сидел на стуле с высокой спинкой, вытянув вперед длинные ноги, и сосредоточенно листал свой айфон. Глаз Адам закрыл снова и попытался понять свое внутреннее состояние. Правой ноги не ощущалось, начиная с бедра. Адам подумал, что, возможно, нога и шевелится, только наркоз еще не перестал действовать, и от этого он ее и не чувствует. Глаза пришлось открыть снова и чуть приподняться, чтобы увидеть собственные ноги. Получилось немного неуклюже, Терри тут же уловил движение и отбросил айфон в сторону. — Господи, Адам, ну куда ты дергаешься? — Терри выглядел уставшим, его обычно блестящие черные глаза словно бы слегка потускнели, как присыпанные пеплом. — Умоляю, никаких резких движений! — Докатились, — и собственный голос Ламберт едва слышал, настолько он был слаб. — Мне, танцовщику, и никаких движений! Терри только было собрался ответить, как в палату вошел доктор Шейн. — Проснулся, — одобрительно прищурился на Адама врач. — Вот и хорошо! — Шейн, — Адама пугала слабость и в голосе, и в конечностях. — Ты мне ногу-то починил? Не зря же возился? Доктор склонился над кроватью. — Только не говори мне, что ты мне вместо операции провел ампутацию! — снова попытался пошутить Адам. Терри вздрогнул, а Шейн разогнулся и потер переносицу двумя пальцами. — Тысячу раз тебя просил так не шутить, Адам! Он помедлил, потом принялся массировать ламбертовское бедро своими сильными пальцами хирурга. Адам вытянул шею, наблюдая за его манипуляциями и в этот момент, чуть повыше колена словно кольнули иголкой. — Ай, — сказал Адам. — Там что-то колет! Шейн удовлетворенно кивнул. — Что же, чувствительность возвращается. Что же касается самого сустава, и, собственно, общего результата операции, я должен еще понаблюдать. Завтра еще раз полное обследование со всеми снимками и мониторингом, и я, возможно, позволю тебе перебираться домой. Повторяю, — предупреждающе нахмурил врач свои клочковатые брови. — Возможно! Пока мне все нравится, только ты уж сделай милость, не дергайся до завтра и не вздумай вылезать из кровати! — При других обстоятельствах не вылезать из кровати звучало бы очень заманчиво, — чувствуя, как в ногу возвращается тепло, сказал Ламберт. — Ладно, ладно, не заводись, — предугадывая реакцию хирурга, добавил он сразу же. — Все сделаю, как ты велел! — Терри, — обратился к другу Адам, дождавшись, когда Шейн, ощупавший его всего вдоль и поперек, не удалится продолжать свой вечерний обход. — Ты что приехал-то? Ничего же страшного не происходит, все идет по плану, никаких отклонений! — Томми сказал, что ты кое о чем умолчал, — Спенсер передернул плечами, словно в ознобе. Адам знал этот жест — друг или нервничал, или чего-то боялся. — Томми сам тоже хорош, — слегка окрепшим голосом отозвался Ламберт. — Мне не хотелось бы превращаться в подозрительного зануду, но… — Да он не хотел тебя волновать, — поторопился Терри с ответом. В своем стремлении успокоить Адама, компьютерщик случайно выдал то, о чем Томми предпочел бы умолчать. — Подумаешь, сказал Томми, это совершенно не опасно, все эти массовые беспорядки держатся правительством и полицией под контролем, что может случиться в рождественские каникулы прямо перед Белым Домом? Ламберт на миг потерял дар речи. — А президентский парад? — обретя способность разговаривать, тоном, похожим на грозовое облако в Колорадо, произнес Адам. — Он же… Терри расстроенно махнул рукой. — Парад отменили сегодня утром. Демонстрация недовольных нынешней властью, сам видел, это еще раньше началось — призывы к импичменту, а сейчас, пользуясь праздничной суматохой… — Бред! — Адам заерзал на кровати, пытаясь опереться на подушки лопатками и сесть повыше. Терри помог ему, подсунув подушку под спину. — какие демонстрации в Рождество? — Я тоже думал, это все несерьезно… Но … Ты только не волнуйся… — Не тяни, Терри! — Адам уже шарил рукой по столу в поисках телефона. — Ноут у меня Шейн отобрал, заботливый, ну, ничего, я сейчас наберу Рэтлиффа и вломлю ему прямо по громкой связи, чтобы бросал там все свои демонстрации и возвращался за своим рождественским подарком! Терри еще раз передернул плечами и тихо произнес: — Я пытаюсь до него дозвониться с самого утра, Адам. Сотовый молчит, он не появлялся ни в одной социальной сети, а теперь, вообще, абонент не отвечает или вне зоны действия. — Не появлялся ни в одной соцсети? — потрясенный Адам, не отрывал глаз от взволнованно-расстроенного лица друга. — Это невозможно! Томми, действительно, мог пропустить завтрак, обед или ужин, но выйти в Интернет — это давно уже стало для него почти рабочим ритуалом. Он выкладывал свои работы на профессиональные форумы, общался с коллегами, с журналистами и корреспондентами сотни изданий и сайтов, ему писали агенты от разнообразных СМИ, договариваясь о новых фотосессиях или об участии в проектах. Поэтому молчание Томми в Сети напугало Ламберта до мурашек. — Терри! — уже вернувшимся к нему в полном объеме голосом, взревел Адам. — Что ты знаешь, ну? — Да я же и не предполагал ничего такого, — оправдываясь, затараторил Спенсер. — Томми предупредил, чтобы я не волновался и не волновал тебя, а сам он быстро слетает на эти волнения, и вечером уже будет у тебя! — И что? — грозно свел брови Адам. — И… пропал, — растерянно ответил Терри.