POV AUTHOR:
Деревянная люстра в скандинавском стиле, подвешенная на крюк ровно посередине высокого расписанного потолка, ярко освещает помещение светом от вкрученных в неё светодиодных лампочек, которые остро и колоритно бросались в глаза абсолютному каждому человеку, зашедшему в судебный зал. Но всё было не так уж и плохо, ведь с такой люстрой идеально гармонировали однотонные стены светло-бежевого цвета, которые скрашивали столь резкий свет, заставляя всех опустить головы и переключить внимание на что-нибудь другое, на что-то гораздо важнее. В последние годы изменились не только правила и порядки судебных заседаний, но и сами залы. Была закуплена не только дорогая мебель, но и аудиовизуальная техника, позволяющая каждому присутствующему чётко слышать свидетельские показания и видеть вещественные доказательства, даже если человек с плохим зрением и слухом занял в последний момент единственный свободный ряд — последний. Правительство делало всё для удобства не только сотрудников судебных приставов, но и для горожан тоже. Сегодня в зале царила самая настоящая шумиха, какой не было достаточно давно. Это не удивительно, ведь на сегодняшней повестке дня уж слишком громкое дело, о котором не слышал разве что глухой. Пока судья вместе с присяжными удаляются в совещательную комнату для обсуждения и вынесения конечного решения, подозреваемый, две стороны, свидетели, пресса, каковой сегодня в разы больше обычного, и просто люди, пришедшие понаблюдать за всем процессом, ждут в том зале, где и проходил сам судебный процесс. Большинство людей в отсутствии судьи и присяжных начинают открыто вступать в различные споры, громко высказывая свою точку зрения и совершенно не желая выслушивать и принимать другую. Это было не особо удивительно, ведь каждый присутствующий здесь человек имел своё мнение, на которое он имел полное право. А если он не хочет его менять, то это только его дело, за которое этого самого человека ни в коем случае нельзя осуждать. Широкая дверь, сделанная из массивного дерева, резко открылась, запуская в зал судью и присяжных. Весь тот шум, который был в их отсутствие, резко стих. Были слышны лишь негромкие шаги, делая которые приставы перемещались на свои законные места для озвучивания конечного приговора. — Прошу тишины, суд вынес решение. — изрек мужчина, одетый в чёрную судейскую мантию. Этого самого решения ждал не только заключённый, но и каждый присутствующий при этом самом суде человек. Всем без исключения было интересно: каков же его конечный ответ? Встанет ли он на сторону осужденного и оправдает его, или же наоборот: вынесет ему не очень утешающий вердикт, который в корне перевернёт его жизнь? Ответ на долгожданный всеми вопрос прозвучал уже в следующую секунду: — Так как никаких новых обстоятельств в данном деле не выяснилось, а новых неопрошенных свидетелей так и не появилось, то на основе всех имеющихся на данный момент доказательств против гражданки Соединённых Штатов Америки Джессики Брукс, суд приговорил признать её виновной в преступлении, предусмотренным третьим подпунктом двести десятой статьи и назначить наказание в виде лишения свободы на девять лет и исправительных работ. — мужчина вынес свой приговор, стукнув небольшим церемониальным молотком по специальной подставке, тем самым закрыв дело. После этих слов у каждого присутствующего в зале суда последовала абсолютно разная реакция. Кто-то ухмылялся, смотря на уже заключённую, кто-то смотрел на неё с неподдельным сожалением, а кто-то с самой настоящей ненавистью и нескрываемым отвращением. Вот только осужденной Брукс сейчас было безразлично абсолютно на всё мнение окружающих, какое оно бы ни было. Девушка склонила голову, чтобы никто не видел её слез, которые безудержно скатывались по щекам. В камеру, где она и находилась всё это время, заходят два охранника в чёрной форме с блестящим на ней значком и, дабы девушка не смогла проявить никакое сопротивление, заламывают ей руки сзади, выводя к остальным людям, бросающим ей в след различные обидные слова. — Клянусь, я не виновна! — истерично кричала во весь голос Брукс, всё ещё пытаясь доказать свою невиновность, несмотря на то, что дело закрыто и было поздно что-либо доказывать, — Меня подставили! — девушка не прекращала попытки достучаться до людей, которым на эти самые попытки было глубоко плевать, ведь выводы, касающиеся этой особы, они уже сделали. — Так ей и надо, сама виновата… — послышалось где-то в стороне, отчего большинство людей сразу же подхватили такой настрой, начиная соглашаться, а после и вовсе поливать девушку очередной порцией безосновательными и лживыми для неё оскорблениями, которые она, в общем-то, и не заслуживала, потому что была действительно не виновна в том, в чём её все так сильно обвиняли. Только вот о её невиновности не знал никто, ведь существенных доказательств того, что никого она, на самом-то деле, не убивала, попросту не было, а вот доказательств её виновности — вагон и огромная тележка. Люди, которые были явно не на её стороне, просто разорвали бы её на куски, если бы девушку быстро не вывели из здания суда всё те же самые охранники, которые видели, что атмосфера была накалена уже до самого её предела. Джессика продолжала безостановочно всхлипывать и пытаться врываться из крепкой хватки, но каждая её попытка были тщетна — она и сама это понимала, но тем не менее бороться не переставала. Не могла смириться с тем, что её жизнь вот так вот закончилась, не успев даже толком и начаться, ведь то самое место, в котором она проведёт последующие девять лет своей жизни, надежды на дальнейшее успешное будущее ей явно не пророчит. Ей ведь только совсем недавно исполнилось восемнадцать, она даже не успела окончить школу, не говоря уже даже о том, чтобы попрощаться с одноклассниками. А как же все её мечты о светлом будущем? Как же университет, работа, муж и дети? Кто захочет принять на работу бывшую заключенную, сидевшую не за какой-нибудь там украденный батончик в продуктовом, а за самое настоящее, как они и будут думать, убийство? А кто захочет создать с ней семью и завести детей? Возможно, такие люди и существует, но их очень-очень мало. Да и какая вероятность того, что она сможет найти этого самого человека, который примет её на работу или другого, который, невзирая на её темное прошлое, предложит ей стать его невестой? Уж явно не большая. — Куда вы меня ведёте? — не то что из любопытства, а от отчаянья поинтересовалась Джессика, понимая, что сопротивление ей сейчас не особо поможет, а ухудшит без того не очень положительную ситуацию. — Так как все твои родственники отказались встретиться с тобой, а вещи передали заранее, тебя прямо сейчас доставят в колонию. — тут же отвечает на её вопрос один за охранников, идущий позади. Для неё это, в общем-то, было ожидаемо, ведь ни её мать, ни отец, ни даже друзья не верили ей с самого начала судебных разбирательств и, судя по всему, их мнение ни капли не изменилось даже спустя столько времени. Родители даже не удосужились нанять своей дочери хорошего адвоката, ведь какой смысл? Для них она стала самой настоящей обузой и позором семьи. Но самое печальное было не это, а то, что она ей и останется, даже когда выйдет из тюрьмы или подаст на апелляцию, в ходе которой получит приговор «не виновна». Они всё равно будут видеть в ней ту самую убийцу, которую видят уже сейчас, и никакие доказательства этого не исправят, ведь приговор уже прозвучал. Прозвучал при десятках людей и огромном количестве СМИ, так что уже через пару минут вся страна будет знать об беспощадном и жестоком убийстве, совершенной Джессикой Брукс. Когда девушку вывели из здания, она увидела только что заехавшую на территорию машину, в которой Джессика и оказалась уже через минуту. В машине, держащей курс прямиком в тюрьму, находился водитель и два охранника сзади, следящие за тем, чтобы особа не натворила глупостей. Смирившись с тем, что за каждым твоим действием тщательно следят, Брукс оставалось только закрыть глаза и думать о том, как бы ей выжить в новом, ещё не известном для неё, месте, которое не сулило ничего хорошего.POV JESSICA BROOKS:
Когда автомобиль тронулся с места, а здания за окном начали меняться одно за другим, я мысленно стала отсчитывать секунды, подсознательно настраиваясь на что-то плохое. Я до сих пор отказываюсь верить во всё со мной происходящее сейчас. Такое ощущение, что это — просто сон. Глупый, страшный кошмар, затянувшийся на уже слишком долгое время. Я и впрямь надеялась на то, что я вот-вот проснусь и всё станет как прежде, что моя жизнь вернётся в прежнее русло, отношения с родителями и друзьями станут как прежде отличными и я больше никогда не вспомню об этом ужасном кошмаре. Возможно, это очень глупо, но я действительно ущипнула себя за руку под пристальный взгляд одного из охранников в надежде на то, что всё-таки проснусь. Но этого не случилось. Я не проснулась. Что же случилось и почему меня несправедливо осудили? Сейчас я даже не хочу вспоминать события того самого дня, изменившего всю мою жизнь, ведь он стал для меня роковым — самым больным, самым отвратительным и самым ужасным. Он разбил меня, морально уничтожил и попросту перечеркнул всю мою счастливую жизнь, ставя на ней большой крест. Но больно мне в большей части отнюдь не от этого, а от того, что человек, который вот так вот подло подставил меня, был для меня всем. Он знал абсолютно все мои слабые места и стороны, потому что я сама о них ему поведала. Поведала, потому что доверяла. Потому что любила. А что сделал он? Он воспользовался этим, выставил меня перед всеми безжалостной убийцей, которая вот так вот бездушно, без доли сожаления, убила человека. Живого, мать его, человека. Что же будет со мной дальше? Мне страшно даже думать об этом, не говоря уже о том, что обдумывать возможные варианты. Я смотрела множество фильмов и читала книги про события, произошедшие в тюрьме, и сделала для себя вывод, что тюрьма — самое ужасное место, в которое только может попасть человек. У всех там своя жизнь, своя история, свои цели и свои связи. В большинстве случаев им плевать на новоприбывших — они сравнивают их с простой пылью, не способной абсолютно ни на что. Но если ты, не дай бог, перейдешь кому-то дорогу, то ты вряд ли выйдешь оттуда живым. Я, естественно, постараюсь ни только не переходить никому дорогу, но и не выделяться в принципе. И всё бы ничего, но я пробуду там целых девять лет… Это слишком большой срок. Мне всего восемнадцать, а когда я выйду мне стукнет уже двадцать семь. В глубине души я всё ещё очень надеюсь доказать свою невиновность и подать апелляцию, как только найду хоть какие-то доказательства или, как бы глупо и забавно это сейчас не звучало, человека, который сможет помочь мне в их поисках. — Приехали. — из моих собственных мыслей меня вывел громкий и грубый голос водителя. Не успела я даже глазом моргнуть, как меня тут же взяли под руки и вывели из машины. — Что будет сейчас? Куда вы меня ведёте? — немного дернувшись, задаю сразу два вопроса. — Не рыпайся, — один из них звонко цокает, явно не довольный моей чрезмерной болтливостью. — Сейчас будет общее собрание, где тебе всё объяснят и предоставят жильё. Я вновь замолчала в предвкушении дальнейших событий. Что со мной будет на этом самом собрании? Какие там вообще люди? А с кем я буду жить? Куча вопросов, на которые так и не терпится получить ответы. Не то, чтобы я горела желанием здесь находиться, но несмотря на всё произошедшее, здравый рассудок во мне, к счастью, все ещё присутствует. И он прекрасно понимает: всё уже произошло. Меня уже осудили. И я этого, как бы сильно мне не хотелось, исправить, увы, не могу. Остаётся только смириться и попытаться принять все изменения в моей жизни хотя бы не так болезненно для меня самой. И вот, наконец-то, передо мной во всей своей красе предстала огромная огороженная территория. В качестве главного входа стояли достаточно надёжные ворота, рядом с которыми находилось сразу четверо охранников. Не знаю почему и зачем, но мой мозг сразу же дал мне ответ на вопрос, которым я, вероятно, буду задаваться в дальнейшем: шансов на побег у меня нет. — Ну? — один из охранников недовольно закатил глаза, я в свою очередь только вопросительно посмотрела на него в ответ. — Ты везде должна называть своё имя, фамилию и статью, по которой тебя осудили. Я ещё даже ногой не ступила на ту самую территорию передо мной, но уже узнала об одном, как оказалось, довольно важном правиле, которое мне просто необходимо соблюдать. — Джессика Брукс, статья… — не то, чтобы я не помнила свою статью. За всё то время, которое шло разбирательство и суд, моя статья въелась мне в мозг так, что я не забуду её никогда. Дело всё в том, что прежде я ещё ни разу не произнесла её вслух. потому что произнести её вслух для меня равнялось признать себя виновной. А это я сделать не смогу никогда. — Статья двести десятая, пункт третий. Сделав пару шагов назад, охранник начал что-то негромко, но очень бурно обсуждать со своим коллегой, изредка кидая на меня насмешливые и омерзительные взгляды, как на прокаженную, а затем открыл ворота, пропуская меня и одного охранника, с которым я ехала в машине. — Удачи тебе, Брукс. Это место не для таких хрупких девушек, как ты. — холодно сказал всё тот же самый охранник, которому я назвала своё имя и статью. Как только я зашла в эти самые ворота, на меня тут же устремилось с десяток взглядов заключённых, но ни один из них мне не был понятен. Мне очень не повезло, ведь, как я уже знала заранее, это общая тюрьма и для мужчин, и для женщин, что наводило ещё более сильную панику, с которой я всё это время пыталась бороться в собственной голове. — Пошевеливайся, — слышу где-то позади себя, после чего ускоряю темп, — У тебя ещё будет время со всеми познакомиться. — он странно ухмыльнулся, добавляя новый вопрос в нежелательную мне копилку под названием: «Вещи, значение которых мне ещё предстоит узнать». Пройдя ещё метров так тридцать, мы зашли в само здание тюрьмы, после чего, недолго плутая по коридорам, пришли в достаточно просторный зал, где уже находилось большое скопление людей, которые разговаривали с друг другом, активно жестикулируя руками. В отличии от улицы, здесь уже никто не обратил на меня внимание, отчего я облегчённо вздохнула, ведь в лишнем внимании я уж точно не нуждалась. — Пора прощаться, больше тебе моя помощь здесь не понадобится. — я вздрагиваю от голоса над своим ухом и поворачиваю голову в сторону охранника, о существовании которого я уже совсем и забыла. — В смысле? — недоумеваю, тут же теряясь, — Я думала, что вы будете со мной… — не успеваю я и договорить, как меня тут же перебивают: — Что ты думала? — мужчина усмехается и даже издаёт негромкий смешок, — Что я буду твоим личным охранником на побегушках? — видимо, его действительно позабавила вся эта ситуация, в то время как я просто стояла и молчала, не зная, что ответить. — Не смеши меня. Мужчина наконец-то снимает наручники, которые уже достаточно долгое время сковывали мои запястья. Я тут же выставляю руки перед собой, смотря на появившиеся тонкие красные полосы, затем начинаю делать круговые движения, стараясь размять затёкшую руку. После чего охранник, даже не сказав ничего напоследок, оставляет меня одну, уходя к своим коллегам, которые стояли неподалёку. Не успела я ничего и осмыслить, как в зал зашёл какой-то огромный и серьёзный на вид мужчина, при виде которого абсолютно все без исключения тут же замолчали и чуть ли не построились в шеренгу. На нём была надета полупрозрачная белая майка, через которую отчетливо виднелась его накаченная фигура и множество татуировок, находившихся не только на руках, но и на груди. Не сложно было понять, что именно он здесь главный. — Добро пожаловать, грязные выродки, — начало мне уже не понравилось, но я продолжила слушать дальше, ведь другого выбора у меня просто не было. — Это вам не воспитательная колония для малолеток, а самая настоящая тюрьма. За любое непослушание, за любое неповиновение, за драку или хамство охранникам вы будете отправлены в изолятор. — А что это такое? — тут же вскрикивает какой-то парнишка, стоящий в первом ряду. Видимо, тоже новоприбывший, как и я. — А вот это ты сейчас и узнаешь. Мужчина кивнул куда-то в сторону, после чего к тому самому парнишке подошло трое охранников, которые, скрутив ему руки за спину, вывели из зала. Но ни одно выражение лица в этом помещении не изменилось. Либо они все очень хорошо скрывали свои эмоции, либо просто были не удивлены таким действием главного, который вместо того, чтобы объяснить тому парнишке словами о том, что изолятор вообще из себя представляет, решил отправить его узнать это самому. — Кто-то ещё хочет меня перебить? — он свысока оглядел всех заключённых, ища ответ в их лицах. — Вот и хорошо. Едите вы два раза в день по строгому расписанию: завтрак и ужин. Кто не успел, остаётся без еды, — в моей голове тут же появился вопрос об обеде, который я не озвучила, ведь что-то, а инстинкт самосохранения у меня работал на отлично, особенно после такого наглядного примера, — Подъём у вас в шесть утра, завтрак в девять; ужин в восемь, отбой в десять. Перед завтраком у вас есть час на прогулку по территории колонии, на общение с заключенными или встречу с родственниками на ваш выбор. Завтра у вас свободный день, вы можете прогуляться по всей тюрьме и я вам настоятельно рекомендую уже завтра начать запоминать все основные места, которые вы будете очень часто посещать. Как вы все уже поняли, в тюрьме находятся как и женщины, так и мужчины. Но вам повезло, так как вас поселят в комнату с человеком вашего пола. Также многих из вас ждут исправительные работы, о которых вы узнаете чуть позже. Сейчас каждый из вас должен получить робу, — он кивнул на специальный ларек неподалёку, где, судя по всему, и выдавалась эта самая роба, — Её цвет и значение вы узнаете чуть позже. Также на ней будет написан ваш личный номер, который я вам, опять же, рекомендую запомнить уже сегодня. Сейчас вы должны подойти к стенду и узнать свою комнату. На сегодня все свободны. — мужчина наконец-то закончил речь и, отвернувшись, вышел из зала. Как только дверь за ним захлопнулась, все новоприбывшие заключённые тут же пошли по своим делам. В первую очередь я, как и все остальные, двинулась к ларьку, дабы получить форму. В очереди находилось достаточно большое количество людей, человек так тридцать, не меньше. Только одна их аура, не говоря уже о недовольных лицах, излучала самую настоящую агрессию, что наводило невероятную тоску. Они выхватывали одежду и шли дальше, даже и не думая сказать элементарное «спасибо» тому, кто им эту робу и выдал. Наверное, здесь вообще никто не знает такого слова и его значения. Минут через десять очередь дошла и до меня. Я забрала форму и принялась её разглядывать. Объемный желтый комбинезон с надписью на груди. Несложно было понять, что это и есть мой номер, о котором говорил несколько минут назад самый главный здесь: 3652. Получив форму, я пошла к большому стенду, где виднелась целая куча номеров остальных заключённых, написанных на большом листе, который был прикреплён к этой огромной доске по самому её центру. Решив не тратить время ни на что больше, я принялась искать свой номер среди кучи других. Они были написаны по возрастанию, поэтому уже через двадцать секунд я смотрела на комбинацию цифр, принадлежащих мне по праву на последующие девять лет. 3652 — камера №47 Глупо полагать, что, посмотрев на номер уже своей комнаты, мне сразу удастся понять, где она находится, ведь я здесь только в первый раз, а площадь у тюрьмы довольно-таки не маленькая. Плутать по коридорам следующие полчаса в поисках этой самой камеры — не самый наилучший вариант в данной ситуации, ведь кто знает, куда я могу случайно уйти. Новый вариант пришёл мне в голову уже через секунду, и он мне нравился гораздо больше предыдущего. Я просто подошла к сотрудникам, стоявшим неподалёку и наблюдавшим за порядком, после чего вежливо поинтересовалась у одного из них местонахождением моей камеры. — Второй этаж, правое крыло. — нехотя ответил неизвестный мне мужчина, после чего он недовольно кивнул в сторону, намекая на то, чтобы я отошла и не загораживала ему вид на остальных заключённых. Лестница была почти что по середине коридора, так что не заметить её было просто нереально. Поднявшись по ступенькам на второй этаж, я свернула направо, после чего начала внимательно изучать цифры, написанные на камерах. Не прошла и вечность, как я стояла перед камерой с нужным мне номером. Открыв дверь, я столкнулась с девушкой, которая, судя по всему, собиралась уходить, но, увидев меня, решила остаться, делая шаг назад. На вид ей было года так двадцать два максимум. Объёмные тёмные кудрявые волосы чуть ниже плеч, зелёные глаза, проходящиеся по мне пристальным и внимательным взглядом. Завершал всю эту картину аккуратный небольшой пирсинг-колечко в носу. Она была одета в точно такую же форму, как и я, но только уже зелёного цвета. А у меня жёлтая. Интересно… — Привет… — не успела я сказать и слова, как меня тут же нагло перебили. — Новенькая? Первый день? — ухмыльнулась она и принялась беззастенчиво меня разглядывать. От её взгляда стало некомфортно, но я решила не подавать виду, ведь, скорее всего, у них это норма. А спорить с их нормой было равноценно смерти. — Да, — тяжело вздыхаю и легонько улыбаюсь, стараясь показаться как можно более доброжелательной. — Как тебя зовут? — Эрика Брэдфорд, номер 2741, сижу по статье двести двадцатая подпункт один, лишение свободы сроком на четыре года, нахожусь тут уже два с половиной. — быстро произнесла девушка уже наизусть выученную речь. Так как она сидит тут уже не первую неделю и даже не первый месяц или год, меня это не очень сильно удивило. Мне однозначно нужно было раздобыть где-то уголовный кодекс с содержанием всех этих статей, потому что спрашивать у каждого человека о том, за что именно он сидит у меня бы просто не хватило сил. — Я плохо разбираюсь в статьях, не могла бы ты… — начинаю говорить, но меня вновь перебивают: — Если вкратце, то за поджог частного дома. — объяснила Эрика, не поведя и бровью. — А ты за что? На секунду я запнулась: стоит ли говорить правду? Не очень-то и хотелось, но пусть она лучше узнает эту самую правду от меня, чем от кого-то другого. — Джессика Брукс, статья двести десятая, третий подпункт. — Вау, не слабо, — судя по её такой реакции, девушка сразу поняла, о чём именно идёт речь. — Значит, я сижу с самой настоящей убийцей? — она вновь ухмыльнулась, подтверждая мои догадки. — Обычно людей с такой разницей в статьях не садят в одну камеру, но, видать, свободные места в этом клоповнике подходят к концу. Я очень сильно надеялась на то, что хотя бы здесь меня не будут попрекать за мою статью, но видимо ошиблась. Слово «убийца» было для меня чем-то наподобие клейма, ложно описывающее всю мою личность и натуру. Я до сих пор не могу смириться с тем, что меня всё-таки признали виновной и, наверное, смириться не смогу никогда в принципе. Как можно смириться с тем, что совершенно ни коем образом не касается тебя? — Нет, просто меня подставили и… — зачем-то начинаю оправдываться, но, видимо, это было уж совсем глупо и жалко, так как девушка в очередной раз перебивает меня: — Все мы так говорим, Джесс. — Эрика усмехнулась, давая этой своей эмоции понять одно — она мне не верит. — Я серьёзно! — я не знаю зачем, но я не оставляю попыток оправдать себя в её глазах. Уж очень мне не хотелось жить в одной комнате с человеком, который считал меня тем, кем я на самом деле не являюсь. — Я ни при чём! Меня расстраивало то, что девушка мне не верила, но её, на самом-то деле, можно было понять, ведь кто я ей такая, чтобы она верила одним лишь моим словам, не имеющим никаких убедительных доказательств? Правильно, никто. — Хорошо, успокойся, — решила перевести тему темноволосая, садясь на рядом стоящую кровать. — Тебе принесли вещи, — она указала на мой чемодан, стоящий рядом со входом, который я не заметила ранее. Чемодан у меня был небольшого размера, даже можно сказать маленького, ведь вещей у меня в целом не так уж и много, но в тюрьму я взяла всего лишь десять процентов своего гардероба, оставив остальные девяносто дома. Скорее всего, мои родители просто выкинут оставшиеся вещи на мусорку, или же, в более гуманном варианте, просто продадут, как и остальные мои личные вещи, оставшиеся в родном для меня доме, в котором я провела всю свою жизнь и куда больше не смогу вернуться, как бы сильно этого не хотела. Мне там не рады, и я это прекрасно понимаю. Я более чем уверена, что меня родная мать даже на порог не пустит, не говоря о нечто большем. — Хотя бы за это спасибо, — тяжело вздыхаю. — Это моя? — в камере находилось всего три кровати, одна из которых была уже занята Эрикой, поэтому лучше было поинтересоваться, нежели случайно занять чьё-то место и добавить себе с десяток новых проблем, решать которые я совершенно не хотела. — Нет, это кровать Мелиссы, — зеленоглазая произносит имя незнакомой мне девушки с нескрываемым отвращением, — Стерва она ещё та, — Эрика закатывает глаза и отводит взгляд в сторону, — Спит с начальником и занимает довольно высокий статус среди остальных заключённых, — после чего даёт мне максимально краткую, но предельно ясную информацию о незнакомке, — В комнате появляется крайне редко, но ты лучше займи другую кровать, а то мало ли что… Значит, делить камеру мне придётся не только с Эрикой, но с Мелиссой — главной местной стервой, имеющей высокий статус и, следовательно, огромные возможности. Вот так сюрприз. — Да, разумеется, — я без претензий пересела на другую койку. — Ты не могла бы рассказать мне о здешних людях и правилах здесь? — Да, коне… — как только она начала говорить, в камеру неожиданно зашёл охранник, перебивая только что начавшуюся речь темноволосой. — Номер 2741, на выход. — мужчина произносит это настолько требовательным тоном, что в голову тут же лезут мысли о том, что если его, не дай бог, ослушаться, то, считай, что смертный приговор ты себе уже подписала. Эрика обменялась со мной вопросительным взглядом, но после дала понять, что всё будет нормально. Волнения за неё почти не было, ведь она тут уже достаточно давно, в отличие от меня и, следовательно, будет в полном порядке. По крайней мере я на это очень надеялась. Сейчас мне, наконец-то, впервые за долгое время, выдалась минутка спокойствия и тишины. Не особо задумываясь, я принялась осматривать обстановку камеры, в которой мне предстоит провести дальнейшие девять лет своей жизни. Сама по себе камера небольшая, но делится на две части: первая — это что-то вроде спальни. Грязные стены и пол, серые и холодные матрасы, пропитанные непонятно чем, благо постельное бельё было относительно чистым. Три односпальных кровати: моя, Эрики и ещё неизвестной мне Мелиссы, которая, судя по рассказу Эрики, имеет не самый приятный характер. Рядом с койками стояло по одной прилагающейся тумбе. Маленькие пыльные настенные часы слева от двери и такого же маленького размера зеркало, подвешенное на небольшой гвоздик. Ничего лишнего, только самое необходимое. Я встала с кровати и прошла чуть дальше, за небольшую стенку. Там оказалась небольшая комнатушка под названием «ванная», включающая в себя настенный душ, из которого, судя по всему, далеко не всегда течёт горячая вода; небольшая раковина и такого же размера унитаз. Рядом со входом на уровне глаз висело ещё одно крохотное зеркальце. Вся перечисленная мною мебель и сантехника находилась не в самом лучшем состоянии, но я закрыла на это глаза, ведь это, чёрт возьми, тюрьма, а не пятизвёздочный отель. Я даже очень обрадовалась, ведь в данной камере присутствовала пусть и небольшая, но душевая кабина, а это означает, что мне не придётся ходить в общий душ и сталкиваться с новыми людьми, что несказанно радовало. Не то, чтобы я против новых знакомств, просто личное пространство для меня всегда было в приоритете. Тяжело вздохнув, я осталась в довольно-таки странном впечатлении о месте, где мне придётся провести достаточно большой срок. У меня дома условия проживания были совершенно другие, но я была не из тех брезгливых и надоедливых девушек, которые будут плакаться и без умолку говорить о том, как же хочется домой. Результата это явно никакого бы не дало, так какой от этого толк? Будет гораздо легче просто смириться, принять это как должное и перестать думать о родном доме. Вернувшись назад в спальную часть комнаты, я села на уже свою кровать и принялась доставать вещи из чемодана, параллельно раскладывая их по полочкам в тумбочке. — Брэдфорд, ты тут? — неизвестный мне парень в буквальном смысле чуть ли не снёс дверь с петель, чем сразу же привлёк моё внимание. Но увидев в камере не темноволосую девушку, которую он, судя по всему и искал, а меня, незнакомец слегка опешил, — Неужто сама Брукс? — произносит мою фамилию с каким-то наигранным восхищением, демонстративно приподнимая левую бровь и будто специально пугая меня этим. — Эрики нет, — сказала я в надежде на то, что он уйдет, — Откуда ты знаешь мою фамилию? — вопросительно смотрю на него в ожидании ответа. Та самая копилка с вопросами пополнялась уже почти с каждой секундой. — Тебе это знать не обязательно, — одним своим лишь взглядом намекает на то, что переспрашивать вопрос будет не самым моим наилучшим решением сейчас, — И правду же говорили… — тут же прикрывает за собой дверь, чем очень сильно меня пугает и настораживает, — Маленькая наивная блондиночка… — и с чего он только решил, что мне присуща наивность? — Таких у нас мало осталось, — парень усмехается, оценивая меня понятным только ему одному взглядом. — О тебе уже говорит вся колония. И чем же ты только так всех зацепила? Он делает каких-то два коротких шага, но уже оказывается впритык ко мне. Затем грубо хватает за шею, вжимая в обшарпанную стенку позади, на что я тут же пытаюсь его от себя отстранить, пихаясь и дёргаясь из стороны в сторону. Но он будто и не видит всех тех моих отчаянных попыток выбраться из его цепкой хватки. — Какая фигура… — незнакомец приподнимает мою толстовку, в которой я сюда и приехала, после чего и вовсе начинает трогать меня своими холодными руками сначала по спине, а потом по самой талии. По телу словно прошёлся разряд тока, дополняющий табун мурашек, отчего я вздрогнула и неосознанно приподняла плечи. Заметив это, парень в очередной раз усмехнулся. — Немедленно отпусти меня, — понимаю, что требовать что-либо в моём-то положении не самый лучший вариант, но других я просто не видела, — Что ты себе вообще позволяешь? — вскрикиваю и пытаюсь отстраниться, но вместо того, чтобы отпустить меня, его руки на моей шее сжались лишь сильнее. — Наивная, — произносит это во второй раз, что меня уже конкретно начинает раздражать и пугать одновременно, — Тяжело тебе тут придётся, — зачем-то говорит то, что я уже и так уже успела понять, продолжая исследовать моё тело, — Но тебе, хочу я сказать, очень повезло, ведь ты мне понравилась, — со стороны это звучит просто отвратительно, но он, видимо, об этом даже не думать и не собирался. — И теперь тебя никто даже и пальцем не посмеет тронуть — это я тебе гарантирую. Да кто он вообще такой, раз размахивается такими фразочками?! Плевать. Кто бы он ни был, это не даёт ему никого права вот так вот нагло трогать меня против моей же воли. — Ненормальный, — вспыхиваю мгновенно, — Отпусти меня! — предпринимаю очередную безуспешную попытку отстранить его от себя. — Что же ты мне сделаешь, малышка Брукс? — нагло усмехается, используя такое противное обращение в моей адрес, — Так уж вышло, что я знаю про тебя всё. — снижает голос на полтона, заставляя меня в очередной раз вздрогнуть. — От того, кто твои родители и как они к тебе относятся и вплоть до того, что я знаю: кто и как тебя подставил. Парень произносит то, что резко заставляет меня замолчать и даже остановить все попытки сбежать куда-либо. Мой мозг просто отключился, повторяя одну и ту же фразу, которую только что произнёс незнакомец: «Я знаю: кто и как тебя подставил». Об этом знали исключительно самые близкие мне люди вроде родителей и те, кто разбирал моё дело, то есть люди из следственного комитета и суда. На близкого друга нашей семьи он не похож, на работника суда — тем более. Так откуда же он тогда узнал то, что знать был никак не должен?.. — Откуда? — тихо шепчу я, не в силах даже сдвинуться с места. — Неважно, — отмахивается, явно не желая раскрывать свои тайны и секретные источники, — Ты мне понравилась, Брукс, — вновь повторяет то, от чего меня воротит, — Мне нравится то, как твоё тело реагирует на меня… — активно трогает мой живот и ребра, но выше не поднимается, словно соблюдая некие границы, придуманные им же самим, — Я тебя не трону, — заставляет меня хоть чуть-чуть, но успокоиться, — По крайней мере сейчас… — а потом вновь напрячься. — Что значит «сейчас»? — в который раз за сегодня недоумеваю смысл сказанных кем-то слов. — Ты не имеешь права! — возражаю и вновь пытаюсь отпихнуть его от себя. — Я буду жаловаться и… — Брукс, — грубо перебивает, фамильярничая, — Тут всем глубоко плевать на тебя, и на то, что я с тобой сделаю, — говорит такие вещи, от которых мне остаётся разве что нервно сглотнуть, — Тем более, тут я далеко не последний человек. Улавливаешь? — ослабляет хватку на шее, видя, что перестарался и напугал меня уже достаточно сильно. Сильнее чем он, судя по всему, планировал. Я молчала, не в силах вымолвить и слова, а он всё продолжал говорить, не желая останавливаться: — Я слежу за тобой с самого начала судебных разбирательств, — говорит вот так вот открыто, просто и спокойно, как будто в этом вовсе нет ничего такого, как минимум, странного. — Я знал, что ты сядешь, — из-за неоткуда появившегося кома в горле дышать становится тяжелее прежнего, — Я знаю о тебе всё: твоё имя, фамилию, статью, по которой ты здесь оказалась, и даже срок. Не ожидал увидеть тебя в качестве соседки Эрики, — окидывает камеру каким-то странным взглядом, после чего вновь возвращается ко мне. — Вообще-то, изначально я планировал познакомиться с тобой при других обстоятельствах, но и это тоже сойдёт. — Почему я? — на глаза неосознанно стали наворачиваться слезы от всей безысходности моего положения в данный момент. — Ты мне понравилась, и я даже не собираюсь этого скрывать. Я знаю, что ты ни в чем не виновата, и мне действительно жаль, что ты всё-таки попала сюда, — он произносит эти слова без грамма сарказма, из-за чего я путаюсь всё сильнее, — Для того чтобы выжить тут, тебе нужно иметь со мной хорошие отношения, хочешь ты этого, или нет. Ведь одно моё слово, и ты станешь главной подстилкой этой тюрьмы, — заканчивает с полушёпотом и возвращается к более громкому тону, — Можешь даже спросить у Эрики: каково это. — насмешливо усмехается на последних словах. Он и Эрика?.. Значит, между этими двумя что-то, да было? Всё оказывается гораздо интереснее, чем может показаться на первый взгляд. Только вот что именно?.. — Что? — хмурюсь, не до конца понимая смысл его слов. — Ты и Эрика?.. — Она сама тебе расскажет, если захочет, прости, малыш. — открыто говорит о том, что как бы я не старалась у него выведать эту информацию, он мне её так и не даст. — Не называй меня так, — делаю недовольное лицо и наконец-то убираю его руки со своей талии. И, к моему счастью, на этот раз он даже не пытается вернуть их на место. — Господи, Брукс, я уже тебя обожаю, — издаёт тихий смешок. — Ты такая смешная. Злость охватывала меня всё сильнее и сильнее с каждой секундой от его действий и слов, смысл которых я не понимала. — Ты больной! — начинаю эмоционально размахивать руками и тараторить, — Я вижу тебя впервые в жизни, но ты меня уже чертовски раздражаешь, чтоб ты знал! Мне всего восемнадцать и это мой первый день пребывания здесь, но я уже успела вляпаться в проблемы, а всё из-за тебя! — сама не замечаю, как повышаю голос, даже не заботясь о том, что меня могут случайно услышать проходящие в коридоре люди. — Это только начало, — желание стереть наглую усмешку с лица парня возрастает с каждой секундой его нахождения здесь. — Мне ничего не мешает прямо здесь и сейчас стащить с тебя эту толстовку вместе с джинсами и, нагнув тебя раком, взять, пусть даже и с применением силы, — прожигает меня взглядом, отчего я вновь нервно сглатываю, — Но я, к твоему счастью, этого не хочу, — облегчённо вздыхаю, — И ты, могу поспорить на двадцатку, тоже. — мысленно соглашаюсь с ним. — Просто расслабься и живи обычной жизнью. Расслабиться и жить обычной жизнью в тюрьме, когда к тебе пристает ненормальный озабоченный заключённый, знающий о тебе в прямом смысле абсолютно всё? Легко ему говорить. — Скоро увидимся, малыш. — он усмехнулся и вышел из комнаты, оставляя меня одну наедине с самой собой в полном недоумении. Кто это вообще такой и что он себе позволяет? Было бы очень интересно это узнать. Благо, когда он уходил, я успела не только разглядеть, но и запомнить его номер: 1726. Значит, он находится здесь уже довольно долгое время. Интересно вот только за что… Я, чёрт возьми, нахожусь здесь всего лишь каких-то неполных двадцать минут, но уже успела влипнуть в неприятности, степень опасности которых я пока что даже представить себе не могу, ведь человека, который только что нагло облапал меня, я видела впервые и, следовательно, совершенно не знаю того, что мне стоит от него ожидать. Но больше всего удивил меня тот факт, что он, совершенно спокойно, невозмутимо и расслабленно сказал мне о том, что причина этих самых моих проблем не он, а я сама. Я его знаю всего-ничего, но уже поняла, что наглости и дерзости у этого парня хоть отбавляй. Да, у меня густые светлые волосы по самую талию, из-за которых мне постоянно завидовали другие девчонки, когда я ещё училась в колледже. Но я всегда собираю их в высокий хвост, дабы не выделяться и не привлекать лишнего внимания. Ну, подумаешь, светлые голубые глаза, такие есть у каждого второго. И что, значит у половины страны необычная внешность? Странная у него, однако, логика. Фигура… как по мне, она обычная и ничем не примечательная. Я всегда носила большие кофты и толстовки. Все мои бывшие парни хотели переспать со мной, насладиться каждый кусочком моего тела, но я не давала им этого сделать. Мне всего восемнадцать, и я не хочу торопить данные события. Тогда почему же среди всех девушек в этой тюрьме, которых, как я уже успела заметить, было довольно-таки много, он решил выбрать именно меня? Чем я могла его заинтересовать или зацепить? Каким образом я могла ему, по его же словам, сказанными несколько минут назад, понравиться? Что он уже знает, а какую информацию ещё не успел раздобыть? Слишком много вопросов, ответы на которые я даже и примерно представить не могу. Это всё чертовски странно, запутано и непонятно. Эти его слова — самые настоящие загадки, с которыми мне, чувствую, ещё ни раз предстоит столкнуться и разгадать, а сама наша встреча — это только начало моей длинной истории здесь.