POV AUTHOR: ДВА ГОДА НАЗАД:
Лиз Холланд прожила в камере со своими соседками всего лишь пару месяцев. Обе девушки сели за совместно совершенное преступление и, отсидев одинаково положенный им срок, вместе и вышли. Нельзя было сказать, что рыжеволосая с этими девушками сдружилась, скорее просто держала нейтралитет, решив не заводить в тюрьме не то что друзей, а даже приятелей. Как только Холланд прибыла сюда, то сразу же обозначила некоторые границы: ни с кем даже и не пытаться подружиться и ни к кому не привязываться. Девушка прекрасно знала, каково это: когда ты начал общаться с кем-то, возможно даже сдружился, а потом этот человек просто уходит, отсидев положенный срок. И ладно бы вы потом, на, так сказать, воле, поддерживали связь, тогда бы ещё ничего страшного, можно было бы как-то взаимодействовать. Но по своему личному опыту Лиз прекрасно знала: всё, что было в тюрьме, — в тюрьме и остаётся. Рыжеволосая прекрасно понимала, что для того, чтобы привязаться к человеку — ей много не надо. Чуть-чуть внимания, и всё, — она вновь бегает за очередным человеком как собачонка, лишь бы получить от него хоть немного внимания и тепла в её сторону, раз за разом надеясь на то, что в этот раз всё будет по-другому, что человек не уйдёт из её жизни как только подвернётся вариант получше. Лиз ненавидела в себе это качество и делала всё для того, чтобы похоронить его как можно глубже внутри самой себя. Именно поэтому девушка и придумала для себя такое правило. Холланд бы соврала, сказав, что это было совсем уж легко, ведь порой было на самом деле трудновато: хотелось с кем-то поговорить, что-то обсудить, попросить совета или занять ей очередь в столовой. Но Холланд держалась. Держалась на отлично, ведь понимала, что это правило пусть местами и тяжеловатое, но в общем действительно стоящее, и нарушать его ради общения, которое в лучшем случае продлится минут десять от силы, было бы крайне глупым поступком. Именно по этой причине Лиз Холланд, отсидев здесь уже два месяца, ни с кем толком так и не пообщалась, кроме сотрудников. И её это вполне устраивало. Не прошло и недели, как в камеру заселили новую девушку. Сотрудники тюрьмы обычно не сообщали проживающим в камере, что к ним кого-то заселят. Это было и так вполне очевидно, так что оставалось просто ждать. Ждать и гадать, когда в камере появится ещё кто-то, с кем придётся с утра пораньше делить ванное отделение, чей вечный беспорядок придётся терпеть и с кем в принципе придётся жить как минимум ближайшие несколько месяцев, а то и лет. Посторонние в камере люди Лиз совершенно не смущали. Порой она о них даже забывала, и плевать, что этот самый человек мог постоянно находиться рядом. Одно дело, если бы они ещё хоть как-то коммуницировали друг с другом, другое же, если девушка просто старается не замечать своих соседок, считая дни до того, как она выйдет отсюда. Прошлых же соседок, к слову, такой вариант более чем устраивал. Наверное, в этом и было отличие тех, кому дали маленький срок, а кому большой. Заключенные, осужденные на три или более лет, уже через месяц перестают считать дни своего здесь пребывания. А заключенные, осужденные на те же полугода никак не могут перестать. Всё это, конечно, сугубо индивидуально, но некая статистика, которую Лиз уже давным-давно для себя подсчитала, была видна на лицо. Холланд осудили сроком на два года и три месяца. Не сказать, чтобы она уж совсем не считала, сколько ей ещё осталось здесь находиться. Раз в месяц девушка точно задавалась этим вопросом, но уж точно не чаще. А какой смысл? От того, что она будет думать об этом чаще, её срок ну никак не сократится. Следовательно, эти бессмысленные подсчёты просто не стоили её времени. Лиз уже минут десять крутилась вокруг зеркала, то распуская волосы, то вновь завязывая их в высокий хвост, пытаясь понять, как ей нравится больше. От любования в зеркале девушку отвлекла дверная ручка камеры, которая со скрежетом опустилась вниз, но не открылась. Не в ту сторону. Рыжеволосая закатила глаза, понимая, что это, с вероятностью в девяносто девять и девять процентов была её новая соседка, ведь она сама же допустила точно такую же ошибку, открывая эту дверь впервые. Решив не мучить не только девушку, стоящую за дверью, но и саму себя, ведь звук, с которым безрезультатно опускалась ручка вниз, был не самым приятным для ушей. Холланд подошла к двери и открыла её, после чего тут же громко выругнулась, падая на пол. — Твою мать! «Вот так вот и помогай людям» — тут же подумала зеленоглазая, прикладывая руку к большому пальцу ноги, на который только что наехал чемодан, весом, как казалось, тонны так две, не меньше. — Чёрт! — не прошло и секунды, как на полу оказалась и вторая, только что прибывшая девушка, — Боже, прости, пожалуйста! — сама того не осознавая, незнакомка лишь усилила боль девушке, случайно задев тот самый палец, который пусть и не она, а её чемодан, но всё же покалечил, — Я не хотела! — особа тут же начинает лепетать, чем только сильнее раздражает рыжеволосую, которая за эту неделю уже так привыкла к тишине, — Я случайно! Бо-о-о-же! — незнакомка в прямом смысле схватилась за голову, не зная, куда ей от стыда себя деть. — Сильно больно? — Без матов не скажу, — процедила сквозь зубы Холланд, поджимая губы от резкой боли, которая, как казалось, с каждой секундой росла в арифметической прогрессии. — А при незнакомцах не матерюсь. Убрав руку с пальца, Лиз всё-таки тихо сматерилась, увидев, что палец был неестественно выгнут. Рыжеволосая, конечно, не прям чтобы медик, но для того, чтобы понять, что дело дрянь, медиком быть и не нужно. Перелом. Сто процентов. — О боже! — завопила ещё громче незнакомка, увидев, что именно она сотворила с пальцем своей соседки, с которой ей, на минуточку, ещё жить вместе, — Это… это… — девушка сглотнула, так и не найдя слов, которыми можно было бы описать увиденное ей. — Палец это, — хмыкнула зеленоглазая, стараясь приподняться и встать. — Сломанный, если ты ещё не поняла. «Отличное знакомство, ничего не скажешь» — не самая приятная мысль промелькнула в голове рыжеволосой, но она попыталась забить на неё, ведь сейчас были вещи куда важнее. Оказалось, что вставать, и даже пытаться это сделать, было действительно плохой затеей. Холланд ещё даже на корточки не присела, как тут же свалилась обратно, вновь сматерившись себе под нос. Вроде бы, чего уж там, всего лишь палец, не целая нога же. А вот и нет. Ощущения были как раз такие, как будто бы у рыжеволосой сломаны если и не две ноги сразу, так одна уж точно. Говорят, что первый перелом, не важно чего именно, всегда болезненный по причине того, что это — новое, да ещё и довольно неприятное ощущение, которое человек испытывает в своей жизни впервые. И сейчас Лиз с этим была согласна на все сто. — Ты куда? — тут же опомнилась незнакомка, кладя свою ладонь на плечо рыжеволосой. — Давай помогу! — Помогла уже, спасибо, больше не надо, — Лиз недовольно хмурится, скидывая руку девушку со своего плеча. — Не успела заехать, а уже людей калечишь, — сделав соседке замечание, Холланд даже и не заметила того, как девушка тут же поникла. Вместо того чтобы замять тему, видя, что незнакомке и без того жаль, Лиз только сильнее развила её: — А я, между прочем, помочь хотела, дверь тебе открыла. А ты мне палец мне сломала. Когда я в следующий раз захочу помочь тебе, хотя очень сомневаюсь, что такое будет, ты мне напомни, чтоб я этого не делала, идёт? Закончив с речью, Холланд наконец-то обернулась, дабы посмотреть на виновницу её сломанного пальца. Девушка, сидящая прямо перед ней, на вид была её ровесницей, если даже и не младше. Длинные крашеные волосы пепельного оттенка длиной до талии, большие серые глаза, смотрящие на девушку с какой-то слишком сильной виной, прямой, чуть вздёрнутый к верху нос, да губы среднего размера. В форму незнакомка, очевидно, ещё переодеться не успела, из-за чего рыжеволосая бесстыдно разглядывала её чёрное платье, с нарисованными на нём белыми цветочками и, откровенно говоря, чересчур дорогую цепочку на шее. Пусть зеленоглазая не знала точную цену ювелирного изделия, она знала кое-что другое: розовое золото, скорее всего итальянского происхождения; восемнадцать карат; судя по состоянию, цепочка новая, ей и полугода нет. Выглядит качественно, даже чересчур. Сто процентов не подделка. Откуда такие познания? Полгода работы в ювелирном салоне, вот и всё. — Ты бы ещё в Праду или Шанель оделась, ей-богу, — Холланд цокает, но взгляд не отводит. — А? — пепельноволосая лишь непонимающее хлопает наращёнными ресницами, чем только сильнее раздражает девушку напротив. «Дурочка какая-то» — тут же думает зеленоглазая, но молчит. — Плевать на платье, хотя я от него тоже не в восторге, — Лиз смотрит на девушку, как ей кажется, с самым большим отвращением, с каким только можно посмотреть, из-за чего незнакомке тут же стало не по себе, — Тебя здесь за эту цепочку с потрохами сожрут, и даже костями не подавятся, — Холланд недовольно цокает, в то время как девушка подносит руку к шее, нащупывая цепочку, — Ты вообще чем думала, когда её надевала? — Лиз гундит, словно бабка, в то время как сероглазая заводит руки за шею, снимая украшение, — Или ты думала, что на курорт едешь? — Холланд занесло, причём сильно. Она говорила то, что думала, даже не задумываясь о том, что эти слова могут обидеть девушку, которая и так уже чувствует себя каким-то чудовищем. — Хотя нет, с такой цепочкой только к президенту на приём идти, да и то как минимум. — Я не понимаю… — девушка вертит украшение в руках, никак не понимая, что в нём такого. — Что тут непонятного, господи… — Холланд вздыхает, чувствуя себя обязанной объяснить соседке, что такие вещи здесь носить не принято, — Стоит цепочка твоя как две почки любого заключённого, или как килограмм качественной дури, пусть я и не особо в этом разбираюсь, но как мне кажется, это и то минимум, — рыжеволосая вновь пытается встать, отмахиваясь от повторно протянутой руки её соседки. — Спрячь её и молись, чтобы никто не нашёл. А лучше вообще отдай родителям, парню, или кто там к тебе приезжать будет. Теперь-то до незнакомки дошла вся суть, из-за чего та неловко опустила взгляд вниз, спрятав цепочку в незаметный для посторонних глаз карман платья, решив перепрятать украшение чуть позже. — Спасибо за то, что посвятила, но позволь я всё же помогу тебе. — судя по ещё одному предложению о помощи, пепельноволосой было плевать на то, что её уже дважды отвергли. Пусть Лиз знала, ну как знала, видела эту девушку минут пять от силы, она уже успела понять, что та не отстанет, пока не поможет. Человек такой, да и только. — Я же сказала: отвали, — но принимать помощь всё равно не хотелось, пусть она и действительно была нужна, — Ещё помощи мне от богатенькой мажорки не хватало, — на этих словах рыжеволосая, как казалось, просто добила бедную девчонку, которая всего-навсего хотела помочь. — Ну уж нет, спасибо, обойдусь. И тут-то терпение незнакомки лопнуло. — Да какого чёрта?! — видимо, девушка по натуре своей была очень эмоциональной, ведь как только она начала говорить, то тут же поднялась, начиная активно жестикулировать руками, — Я извинилась, причём даже не один раз! Мне действительно жаль! А ты… — Лиз, выслушивая всё это, подумала, что если бы они были в каком-нибудь мультсериале, то лицо девушки, которая на неё сейчас злилась и кричала, стало бы красным, подобно помидору с грядки, — Ты эгоистка! — пепельноволосая хотела сказать это как можно грубее и твёрже, но та почему-то засомневалась, подумав о том, что такие высказывания могут задеть её новую соседку, из-за чего это недооскорбление, каким его и назвала Холланд в своей голове, получилось очень смешным и детским, — Нет бы принять извинения и согласиться на помощь, как нормальный человек, ты разлеглась посреди комнаты, и говоришь, чтобы тебя никто не трогал! — не зная, что ещё можно сказать, девушка яростно топнула ногой, произнеся уже чуть твёрже: — Ненормальная! — во время всей этой пламенной речи она, сама того не заметив, начала расхаживать по камере. И когда сказать было больше нечего, она вернулась к всё так же валяющейся на полу соседке, после чего сказала, как она подумала, последние слова: — И да, ещё раз назовёшь меня так, я тебя этим чемоданом ночью перееду, понятно?! «Королева драмы, ей-богу. Ей бы в театре играть, да в спектаклях участвовать», — после того, как девушка закончила со всей этой своей тирадой, Холланд усмехнулась. Лиз специально молчала, давая возможность соседке высказаться. Таким, как она, это идёт на пользу. Время от времени нужно выплеснуть свой гнев, и рыжеволосой было совершенно плевать на то, что человек, на которого выплескивается всё это, она сама. В какой-то степени Холланд была даже рада, ведь от всего этого недоконфликта она получила некую развязку. Оказывается, поговорить, а даже повздорить с кем-то, идёт на пользу, особенно, если ты толком ни с кем уже два месяца и не общался. Удивительное открытие. — И как же мне тебя называть? — судя по вопросу можно было сделать вывод, что Холланд бесстыдно прослушала всё, что только что девушка говорила, а опомнилась только на последней фразе. Но это было не так. Лиз просто не хотелось конфликта, тем более с той, с которой ей ещё далеко не месяц вместе жить. — Ломательница пальцев? Растяпа со стрёмным чемоданом? — рыжеволосая предлагает варианты, после чего усмехается, предвещая бурную реакцию её соседки. — Ничего он не уродский! Как и следовало ожидать. Удивительно только, что незнакомка за прозвища не предъявила. Неужто понравились? Холланд же отметила для себя, что не то это. Прозвище не то. Нужно было что-то другое. Что-то подходящее, но не настолько. Что-то грубое, но при этом мягкое, дабы не сильно обидеть пепельноволосую. Пельноволосую… Ответ на свой же вопрос девушке пришёл мгновенно. — Мышь. — Лиз даже улыбнулась, на мгновение забывая о боли в пальце. — Чего? — сероглазая лишь нахмурилась, сделав для себя пометку, что её соседка порой говорит очень странно и непонятно. — Буду звать тебя мышью, — на этот раз Холланд даже объяснить не поленилась, — Вот, смотри, уже даже отзываешься. — после чего вновь улыбнулась, видя лицо девушки, на котором сейчас отображались все возможные эмоции, начиная смятением, продолжая осознанием, и заканчивая явным недовольством. — Эй! Данное ей прозвище девушка однозначно не оценила. — Уйди с дороги, мышь, — но Лиз Холланд на это с высокой колокольни плевать хотела, — И домик мыши убери, пока я его отсюда не выкатила. — зеленоглазая закатила глаза, кивая головой в сторону нежно-розового чемодана, после чего тяжело вздохнула, принимая очередную попытку подняться. — А ну стой! — но попытка была тут же прервана пепельноволосой, или же «мышью», как её уже называла Лиз про себя. — Я обязана тебе помочь! Это мой долг! — Долг? — рыжеволосая впервые за несколько месяцев своего здесь пребывания так сильно рассмеялась. Казалось, что даже слёзы проступили. — Ты из какого века вообще? Это как минимум твой должок, но уж точно не долг. Незнакомка усмехнулась, но вместо ответа лишь наклонилась к девушке, подхватывая её сзади под подмышки. — Эй! Я, вообще-то, не разрешала тебе помогать мне! — типичная Лиз одним словом. — А я и не спрашивала. — на этот раз на провокацию сероглазая не повелась, а даже наоборот — вполне себе достойно ответила. — Вот же… — зеленоглазка уже было хотела сказать такое уже привычное, уже приевшееся «мышь», но из её губ вырвалось не то, что она планировала сказать, а резкий и неожиданный как для пепельноволосой, так для самой девушки, крик. — Твою ж мать! Холланд про себя даже удивилась, откуда в её новой соседке столько сил, ведь видела она уж чересчур… слабой? Хилой? Чёрт его знает, но уж точно не той, кто сможет с такой лёгкостью поднять и поставить её на ноги. — Ты как? Стоишь? — аккуратно спросила сероглазая, не отпуская девушку, которая в прямом смысле слова стояла только благодаря ей. — Стою, — ответила Лиз спустя минуту, после того, как полностью убедилась в том, что она действительно стоит и не упадёт в следующую же секунду без посторонней помощи. — Можешь отпускать, дальше я сама. — Ага, размечталась, — незнакомка даже позволила себе улыбнуться, заметив, что враждебность в голосе её соседки значительно так снизилась. — У вас здесь медпункт есть или что-то вроде него? — Конечно есть, или ты думаешь, что здесь средневековье какое-то? — зеленоглазая нахмурилась, пытаясь повернуться, но крепко держащие её руки пепельноволосой не дали девушке это сделать. — Может отпустишь уже? — Отлично! Тогда пошли! Холланд хотела возразить, но быстро поняла, что это бессмысленно, ведь, во-первых: мышь была действительно права, и в медпункт обратиться явно стоило, хотя бы потому, что рыжеволосой не очень нравился вариант с осложнениями в виде возможной дальнейшей деформацией суставов пальца, или, ещё хуже, с его же неподвижностью, а если прям добить, то и с сепсисом или инфекцией. Год работы медсестрой, из которых пару месяцев практики в травматологическом отделении. Ну как практики… Девушка там работала на стандартной схеме принеси-подай, но зато страшных диагнозов или запущенных случаев из-за пренебрежения своевременного посещения врачей для оказания помощи, Холланд наслушалась и навиделась вдоволь. Во-вторых же: девушка вот-вот должна была уходить на отработку, и так совпало, что именно сегодня она должна была работать на очистке канализационных путей, что, вы наверняка сами понимаете, куда наихудший вариант, чем перестать противиться и пойти в медпункт. Закатив глаза для вида и недовольно цокнув, Холланд всё же ответила: — Пошли.***
— Перелом. Закрытый. Со смещением. «Да вы что» — тут же пронеслось в мыслях у рыжеволосой, но озвучивать их девушка не решилась. Как-то нелогично грубить тому, к кому ты пришёл за помощью. Ну как пришёл… Тебя сюда чуть ли не на руках притащили, но суть одна и та же. — И что с этим делать? — Холланд вздыхает, уже мечтая о том, как бы поскорей отсюда слинять. — Как быстро это… пройдёт? — Само собой не пройдёт это, милочка, — медсестра усмехается, оглядывая повреждённый палец девушки. — Тут как минимум ренген нужен, как максимум — операция. Ну и, естественно, лечение. Восстановление минимум месяц. Нужно сходить в мед. корпус, здесь я тебе, увы, ничем помочь не могу. Но если хочешь, могу тебе костыль дать. — Ещё чего, — не выдерживая, Лиз приподнимается и уже было почти встаёт с кушетки, как вдруг тонкая женская рука давит ей на плечо сверху, вынуждая сесть на место. — Эй, что за?.. — Мед. корпус, говорите? — будто бы не заметив возмущение девушки, пепельноволосая обращается к врачу. — А если и правда дадите нам костыль, то будет вообще просто замечательно. «нам»… Уже тогда Лиз Холланд подумала, что с соседкой ей повезло.***
— Тебя как зовут-то, мышь? — в очередной раз усмехается рыжеволосая, аккуратно ощупывая загипсованный палец. Благо медсестра в корпусе не скупилась на таблетку болеутоляющего, и уже через полчаса девушка задорно скакала на костыле. — А что? Кличка разонравилась? — пепельноволосая не остаётся в стороне и усмехается в ответ. — И слава богу. — Не мечтай, — бодро заявляет Лиз, наклоняя корпус назад, тем самым падая спиной на койку. — Просто интересно, — говорит спокойно, зачем-то оглядывая ладони своих рук, поднятых над головой, после чего добавляет, по-детски высовывая язык в конце фразы: — А мышью я тебя называть не перестану, это уж точно. Уже не такая и незнакомка выдыхает, мысленно желая заткнуть себе уши какими-нибудь берушами, лишь бы только не слышать рыжеволосую и её эти нескончаемые стёбы. — Кэт, — пепельноволосая даже отвлекается от разбора чемодана, или же, как его назвала Холланд «домика мыши», поворачиваясь в сторону лежащей на койке девушке. — Кэт Кларк. Лиз понимает, что её уже давно ничего так не забавило. Лиз даже начинает думать, что всё-таки что-то в этом есть. Однако Лиз не понимает, что только что нарушила своё же правило номер один. Или принципиально не хочет понимать и даже думать об этом, наслаждаясь моментом. Кто ж её знает. — Реально мышь же! — Холланд смеётся так громко, так заливисто, так задорно и так заражающе, что Кэт Кларк невольно улыбается, делая для себя пометку, что смех у её соседки такой… беззаботный? Весёлый? Искренний? Кэт не знает, как описать смех рыжеволосой, но зато знает, что именно он заставил её впервые за несколько месяцев пусть и не сильно, но улыбнуться. — Эй! — но сероглазая всё же держит так называемую планку, не желая давать себя в обиду, пусть и понимает, что задеть её девушка и не пытается вовсе. Дурачится, да и только. — Мышь-мышь-мышь! Кэт Кларк уже тогда подумала, что её соседка сведёт с ума. — Ты невыносима. — Кларк закатывает глаза, вытаскивая из чемодана последнюю вещь. — Знаю, — Холланд усмехается, после чего приподнимается с кровати, кидая взгляд на часы, — Кстати, завтрак уже как двадцать минут идёт, — добродушно осведомляет соседку, после чего добавляет как ни в чём не бывало: — Сгоняешь мне за порцией? — Ещё чего! — от такого заявление девушка опешила, после чего тут же кинула: — Ты совсем обнаглела! Тебе вон, костыли дали, на них и топай! — Эй ты, ломательница чужих конечностей, совесть-то имей! — Лиз еле сдерживается, чтобы не засмеяться, — Оставила меня тут одну, без возможности встать и поесть! И не буду я ходить на этих костылях, даже и не думай об этом! Я так себя инвалидом ощущаю с этим гипсом, так ещё и костыли, ну вообще! — Холланд подмечает, что ей, наверное, нужно было идти в театральное, — И не стыдно тебе вообще? — рыжеволосая думает, что она сейчас наверняка похожа на самую настоящую мать, которая отчитывает своё провинившееся чадо. Лиз думает, что прозвище «мамочка» однозначно не про неё. — Да и тем более, если ты думала, что так легко отмажешься, помогая мне дойти до медпункта, то ты ошиблась. — Да твою ж мать… — Кэт думает, что ей снова пятнадцать и её снова отчитывают как ребёнка за какую-то оплошность, которая никакой оплошностью на самом деле и не является. — Мышь умеет ругаться? Обе девушки подумали, что их общение явно получится интересным. — Завали, — девушка всё же сдаётся, поднимаясь с холодного пола. — Возьму я тебе порцию, возьму! Холланд усмехается, и одновременно закусывает губу, видя, как её соседка переодевается в тюремную форму. После чего, когда пепельноволосая уже было собралась выходить, Лиз усмехается, бросая напоследок: — Из столовой нельзя выносить еду. Кларк не знает, что она чувствует. Злость? Усталость? Или всё вместе? — И как ты мне предлагаешь её принести? — демонстративно выгибает бровь, смотря на рыжеволосую, в то время как та лишь пожимает плечами. — Не знаю. — беззаботно произносит девушка, пожимая плечами. — Придумай что-то. — Ну очуметь! — Кэт удивлённо расширяет глаза, после чего тут же бросает повышенным тоном: — Я в воровки не заделывалась! — А в кого заделывалась? В ломательницу… Кэт перебивает, ведь знает, что последует следом. — Я что-нибудь придумаю, — пепельноволосая устало вздыхает, поднимаясь с тюремной койки. — Жди. — Жду, мышь. И не задерживайся, я очень голодная! — девушка улыбается, после чего бросает Кларк негромкое: — Меня, кстати, Лиз зовут. Именно с этого момента и началась их история кражи фруктов, в том числе и тех самых апельсинов из почти что носа с-а-амых злобных поварих. Команда у них что надо, вот и весь секрет. Кэт, как самая хорошая соседка, приглядывает за Лиз, не ходит куда-то, дабы остаться с девушкой наедине и помочь ей в случае чего, ведь, как она объясняется каждый раз, она просто чувствует себя виноватой и пытается таким образом искупить свою вину. Хотя на самом деле Кларк прекрасно понимает, что ей нравится общество девушки, только вот почему-то испытывает дикий страх того, что если она скажет Лиз об этом напрямую и предложит стать подружками, то Холланд пошлёт её на все четыре стороны незамедлительно. Лиз же понимает, что согласилась бы абсолютно на всё, что предложила бы ей Кэт Кларк. И плевать им на то, что знакомы они всего-нечего. Холланд впервые за всё время своего здесь пребывания была готова наплевать на данное себе в самом начале правило ни с кем не сближаться. Кто-то говорит, что это называется близнецовым пламенем, кто-то, что родственной душой или же соулмейтом. Девушки же назвали это подарком судьбы, не иначе.***
— Нет, ну это уже ни в какие ворота не лезет! — Кэт сердито топает ногой, угрожающе сжимая кулаки. — Сколько раз я просила тебя не разбрасывать вещи?! Из-за тебя мы живём в каком-то свинарнике! — Ничего я не разбрасывала! — тут же возмущается рыжеволосая в ответ, разбрасывая руки в разные стороны, — Просто слишком торопилась утром! — оправдывается, закатывая глаза. — Три вещи, лежащие не в тумбочке — не свинарник! Да и я не виновата, что ты у нас тут на чистоте помешанная! Атмосфера накаливалась, становясь с каждой секундой этого их диалога всё более напряженной. За полтора месяца их совместного проживания это была их, кажется, ссора так двадцатая, если и не тридцатая. И вновь из-за какого-то, как казалось Холланд, пустяка. В то время как она не видела в небольшом бардаке ничего такого, Кларк злилась и заводилась от этого почти что мгновенно. Кто бы мог подумать, что Кэт окажется из довольно религиозной семьи, где отец — священник, а мать — попадья. Девушка с самого её рождения была приучена к чистоте: не дай бог что-то будет лежать не на своём месте — полчаса безостановочных молитв на коленях. И так уж вышло, что даже в тюрьме — месте, где царят многочисленные грехи человечества, сероглазая никак не могла уйти от въевшихся в неё правил. — Да я… — большие серые глаза вмиг загораются яростным огнём, нежное лицо девушки покрывается румянцем, а тонкие ноздри раздуваются, жадно втягивая воздух. — Я съеду от тебя! — Да пожалуйста! — тут же отвечает Лиз, никак не реагируя на эту то ли провокацию, то ли реальную угрозу девушки, — Думаю, тебя очень порадует «чистота» других твоих соседок! — рыжеволосая насмехается, прекрасно зная, как обстоят дела с порядком в других комнатах. По сравнению с ними, эта комната самое — настоящее чистилище. — Они по крайней мере не будут занимать ванную на всё утро! — Ну-ну! — Холланд громко усмехается, после чего резко взмахивает рукой в сторону двери. — Скатертью тебе дорога! От такого безразличного ответа рыжеволосой злость вспыхнула пламенем в серых глазах девушки сильнее прежнего. Признаться честно, переезжать ей не хотелось совершенно, но и мириться с таким положением дел и отступать Кэт тоже не собиралась. Решив не тратить слова попусту, Кларк молча достала из-под койки свой чемодан. Она не отдавала себе отчёт в своих действиях, действуя больше как-то машинально. Для Кэт это было не просто безразличие со стороны девушки, это был самый ужасный и низкий поступок — вот так вот просто буквально выгнать девушку, несмотря на их, как считала сероглазая, дружбу. Пусть она и не выгоняла девушку напрямую, она поступила ещё хуже — не захотела, чтобы та осталась. В уже открытый чемодан летело всё: футболки, какие-то бумаги, зубная щётка и даже к черту не нужная ей тюремная статуэтка. Девушка не складывала вещи: она яростно кидала их поверх предыдущих, даже не думая о том, как она чемодан закрывать будет. Оставаться в этой комнате сейчас не было ни малейшего желания. После того как все вещи были покиданы в чемодан, а сам он закрыт, пусть и не без усилий, девушка встала и уже было вышла из камеры, ведя за собой чемодан на колёсиках, как вдруг до неё донесся разозлённый голос рыжеволосой: — Сваливаешь? — с нескрываемой претензией и отвращением в голосе произносит она, гордо вскидывая подбородок вверх, — Ну и вали! — Холланд пытается говорить как можно чётче и резче, но голос всё равно предательски подрагивает, — Все вы сваливаете, как только мне стоит подумать, что мы становимся чуть больше, чем просто знакомые и соседки по комнате! — говорит ни сколько соседке, сколько самой себе, отворачиваясь от девушки в сторону окна, после чего негромко шепчет: — Так и знала, что ни к чему хорошему это не приведёт. Любой бы другой сейчас на месте Кэт просто молча открыл дверь и вышел, больше никогда не появившись в этой комнате. Любой другой, для которого дружба — пустой звук. Любой другой, которому проще просто свалить, а не остаться и разобраться с проблемой. Любой другой, но не Кэт. — То есть это я ещё и виновата? — сероглазая резко отпускает ручку двери и разворачивается, подходя к девушке почти что впритык. — Ты сама меня выгнала! — Ой, только не надо мне тут! — зеленоглазая в момент оборачивается, смотря на соседку с нескрываемой злобой. — Я тебя не выгоняла! — Но ты и ни разу не сказала мне, что ты рада быть моей соседкой, в то время как я говорила тебе это постоянно! — отчаянно кричит девушка от зашкаливающих внутри эмоций, потеряв всякое самообладание. Ранее у Кэт никогда не было проблем с контролем себя, своих действий, своих эмоций и свих сказанных слов, а тут появилась Лиз Холланд и к чертям перевернула всю её жизнь, которой она жила себе спокойно двадцать с лишним лет. — Но я и не говорила, что не рада этому! — Лиз возмущается громко, с неподдельным и нескрываемым раздражением. — Опять ты всё себе понапридумывала и сделала виноватой крайнего! — Да ты что?! Да пошла ты! — пока сероглазая ругается, Холланд усмехается, думая о том, что не такая уж её соседка и «мышь», как она думала. Мыши молчат, мыши пищат. Мыши не кричат, не возмущаются и не посылают. И Кэт Кларк резко оказалась не маленькой беззащитной мышкой, а свирепым и безжалостным котом, готового растерзать любого, кто скажет ей слово поперёк. — Ты эгоистка, думающая только о себе! Жить с тобой — убийственно! Я сочувствую твоей будущей соседке, ведь терпеть тебя и жить с тобой бок о бок — дело непосильное кому угодно! Кэт думает, что всё катится в тартарары. Лиз думает, что всё пошло прахом. — Думаешь, с тобой жить сказка? — рыжеволосая прекрасно понимает, что в ней сейчас говорят эмоции. Она понимает это, но не останавливается. Уж слишком много слов уже сказано, чтобы вот так вот просто закончить диалог. Диалог не закончится, пока в нём не будет «проигравшего» и «победившего», — О нет, милая моя! — сарказм льётся из рта зеленоглазой бесконечным потоком, в то время как истеричный смех становится всё громче. — Жить с тобой ещё поужаснее будет! — Да ты что?! — искренне удивляется пепельноволосая, приоткрывая рот и раскрывая глаза шире обычного, — Давай-ка посчитаем, что я для тебя делаю ежедневно: трачу полчаса на то, чтобы разбудить тебя, чтобы ты не опоздала на отработки, — Кларк поднимает руку вверх, загибая один палец, — Занимаю тебе очередь в столовой или вовсе беру поднос, чтобы ты потом не стояла за ним ещё полчаса, — второй палец загибается следом, — Всегда прикрываю твои опоздания на собрания, — третий, — прощаю тебе все твои из ряда вон выходящие выходки, — четвёртый. — Никогда не жалуюсь на… — Я тебя об этом не просила! — тут же вскрикивает Лиз, хватая девушку за руку и опуская её вниз. В глубине души она понимает, что Кларк — права. Только вот признавать это девушке совершенно не хотелось. Потому что признать это означало признать и то, что сероглазая ей больше, чем просто знакомая и соседка. — А меня и не нужно об этом просить! — Кэт продолжает кричать, однако сейчас в её голосе слышится не гнев, а отчаяние. Отчаяние, безысходность, уныние и печаль. Как бы громко не кричала девушка, в глубине души она понимала, что кричать она совсем не хотела. Ей хотелось компромисса, но никак не этой глупой ссоры, — Потому что так, черт возьми, поступают друзья! — сероглазая берёт холодные руки рыжеволосой, несильно сжимая их в тёплых своих, — Друзья, слышишь? — тон становится в разы тише, в то время как глубокие серые глаза цвета арктических льдин смотрят в миндалевидно-бездонно зелёные в поисках поддержки и надежды на то, что всё ещё можно исправить, — Я считала тебя своим другом, Лиз, в то время как ты на эту мою дружбу плевать хотела! Неужели я для тебя совсем ничего не значу? — девушка теряется, пытаясь выискать ответ на лице Холланд, в то время как та постыдно молчит, не зная, что ответить. — У меня никогда не было друзей, Лиз. И признаться честно, последнее, на что я надеялась, попав сюда, — найти их. Я правда очень хочу дружить с тобой, но раз тебе это не нужно… Кэт не успевает договорить, как Лиз резко наклоняется к её лицу, впиваясь в губы жарким страстным поцелуем. Кэт теряется, совершенно забывая о том, что она хотела сказать. Поцелуй длится недолго, всего секунд десять, после чего рыжеволосая резко отстраняется, почувствовав, что Кларк на её поцелуй отвечает. Холланд поджимает губы, растеряно смотря на стоящую перед ней девушку. Кларк испуганно бегает взглядом по лицу её соседки, пытаясь осознать, что только что произошло. — Что это было? — голос пепельноволосой дрожит от переполняемых её эмоций и н е п о н и м а н и я. Холланд теряется буквально на секунду, после чего тут же отвечает как можно увереннее и не возмутительнее: — Один из двух способ, которые я знаю как успокоить человека. — Да? — сероглазая судорожно сглатывает слюну, сжимая челюсть. — И какой же был первый? — Дать в рожу. — И ты выбрала этот? Кэт не понимает, что сейчас произошло. В её активно голове крутятся шестерёнки, пытаясь дать хоть какой-то вразумительный ответ. Но ответа нет. Его просто нет. — Я выбрала менее энергозатратный, — рыжеволосая пожимает плечами, после чего тут же искусно переводит тему: — Я считаю тебя своим другом, Лиз, — девушка пытается смотреть ей в глаза, правда пытается. Но выходит так себе. Невозможно смотреть в глаза, которые, как она думает, её ненавидят, — Считаю, слышишь? — Холланд не знает, пытается ли она убедить пепельноволосую, говоря всё это, или пытается убедить себя. — И то, что я об этом не говорю, не значит, что я на тебя плевать хотела. Кэт не знает, что ей ответить. И не знает, стоит ли вообще сейчас отвечать и что-то говорить по этому поводу. Поэтому она лишь негромко выдыхает и так же тихонько спрашивает: — Поможешь достать вещи обратно? Лиз не знает, как ей объяснить то, что только что произошло, поэтому облегченно вздыхает, понимая, что ответ от неё никто и не требует, и тут же отвечает: — Помогу.***
На часах было уже около полудня, когда Лиз, еле как передвигая уставшие и еле державшие хозяйку ноги, после сегодняшних уж чересчур активных отработок, которые к тому же ещё и затянулись сверх положенного правилами времени, вваливается в камеру, тратя всё свои оставшиеся силы на то, чтобы захлопнуть дверь камеры и, прижавшись к ней, наконец-то отдышаться. Девушка ещё в коридоре, в паре шагов от камеры, набрала воздуха в лёгкие, дабы вывалить своей соседке, которая за всё то время, что они уже были знакомы, стала довольно-таки неплохой собеседницей, всё то, что она думала об этих отчётах и на чём именно она их вертела, как вдруг она резко замолкает, разом выдыхая весь залп воздуха из лёгких. — Какого, мать его, чёрта, произошло? — произносит зеленоглазая на удивление очень чётко и громко, резко отделяя одно слово от другого, тем самым демонстрируя всю свою злость, ярость и негодование. Прямо перед ней, на полу, в нескольких метрах, сидит Кларк, раскинув ноги в разные стороны и, судя по всему, довольно болезненно схватившись за волосы руками. То, что девушка находилась в просто отвратительнейшем состоянии было понятно с одного лишь взгляда, из-за чего Лиз тут же обеспокоено подошла к пепельноволосой, плюхнувшись на пол рядом с ней. Холланд поняла сразу: ответа на свой только что заданный вопрос она не услышит. По крайней мере сейчас, пока девушка в таком состоянии. И, судя по её чуть заторможенной реакции, вероятнее всего она вообще не слышала ни прихода девушки, ни заданного ею вопроса, что лишь доказывало плачевность ситуации. — Что произошло? — Лиз резко меняет интонацию своего голоса, понимая, что криками и насильными попытками вытащить из девушки ответ у неё не получится. Поэтому она говорит как можно мягче и тише, осторожно кладя руку соседке на плечо. Половину лица Кларк закрывали её растрепавшиеся волосы, которые она, ко всему прочему, так и продолжала сжимать в своих кулачках и тянуть куда-то в сторону. Лиз вдруг резко осознала, что такой она свою соседку ещё не видела ни разу. Это было однозначно что-то новое. Что-то, что чересчур сильно настораживало и пугало одновременно, вынуждая рыжеволосую поджать губы и думать о том, что ей делать, в разы быстрее, ведь что-то ей подсказывало, что если она не предпримет хоть каких-то действий сейчас, то уже через минуту она окончательно потеряет последний свой шанс достучаться до девушки. Холланд смотрит в серые глаза соседки и понимает, что их накрыла пелена жесточайших слёз, которыми были пропитаны всё её щёки, подбородок и даже воротник робы. Ситуация хуже некуда. Судя по всему, сейчас девушка находилась в какой-то прострации, ведь всё, что она делала — лишь смотрела в какую-то одну точку, витая где-то у себя в голове. — Кэт, — рыжеволосая несильно встряхивает девушку за плечи, чем вынуждает её, пусть и не до конца осознанно, но повернуться к ней лицом. — Твою ж… Лиз в очередной раз мысленно благодарит себя за то, что когда-то ей в голову пришла мысль пройти курсы спец. подготовки на медсестру и даже какое-то время проработать в одной из государственных больниц. Ведь если бы не этот её опыт, сейчас бы девушка не обладала обширным спектром знаний, приобретенным при стажировке в травматологии. Холланд, даже спустя такое большое количество времени, всё ещё наизусть помнила: чем тяжелее травма и больше крови вытекает из сосуда, тем быстрее гематома появляется после травмы. Лиз так же прекрасно знала о том, что лёгкие синяки возникают только через сутки после ушиба; синяки средней степени тяжести — через три-пять часов, а вот самые тяжелые всего через час-два. Внимательно оглядев просто огромнейший набухший фингал у девушки под, вдобавок ко всему, заплывшим глазом, Лиз без усилий сделала соответствующие выводы: кровь просочилась сквозь тканевые структуры, а эритроцитарные клетки уже распались, что и спровоцировало довольное быстрое посинение кровоподтёка — та самая тяжёлая степень тяжести. Исходя из этого, происшествие, из-за которого девушка получила такое ранение, произошло не раньше, чем два часа назад. Пораскинув мозгами ещё немного, Лиз сократила время до часа: сегодня половина заключённых была на отработках, в то время как вторая была на обязательном собрании, закончившемся около часа назад. Чёртово собрание, на котором и должна была быть Кэт, она, судя по всему, не посетила. Фингал был не единственным увечьем сероглазой: левая бровь девушка так же была рассечена. Не настолько сильно, чтобы зашивать, но настолько, чтобы остался довольно большой шрам. Как бы Холланд сейчас не хотела сохранить самообладание, это было выше её сил. — Кто? — резко поднявшись, девушка чуть наклонилась, после чего, схватив Кэт под подмышки, рывком подняла её на ноги. И пусть тело девушки дрожало, а сама она то и дело норовила снова упасть на пол, Холланд держала крепко. Слишком крепко для того, чтобы дать ей упасть. На удивление, такой способ привлечения внимания девушки сработал на отлично. — Лиз? — пепельноволосая растеряно хлопает глазами, только что вернувшись в реальность. — Не заставляй меня повторять вопрос дважды, Кларк, — как только её соседка открывает рот, зеленоглазая тут же её перебивает, словно зная заранее, что та сейчас ей ответит: — Если скажешь, что упала, я не знаю, что с тобой сделаю, — судя по тому, что только что открывшейся рот Кэт мгновенно закрывается, Лиз понимает: она была права. Кларк, как обычно, постарается уйти от ответа, только вот на этот раз девушка ей этого с рук не спустит. — Правду. Сейчас же. То ли из-за столь сильного давления со стороны рыжеволосой, то ли из-за своего ещё не окончательного прихода в себя, Кэт отвечает почти что мгновенно, постыдно смотря в зелёные, прожигающие её взглядом глаза напротив. — Саманта. — Где? — Лиз чувствует, как в её жилах закипает кровь, а вся усталость, от которой она ещё две минуты назад валилась с ног, уходит на задний план. — Коридор левого крыла второго этажа. Если вы думали, что люди самого страшного класса — класса D, здесь самые агрессивные и вечно у всех на слуху стоящие, то вы чертовски сильно ошибались. Самые агрессивные заключенные не из класса D, и даже не из C, а из B. Те, кто осуждён за убийства или тому подобное, на удивление, ведут себя в разы спокойнее, нежели те, кто осуждён за разбои или драки. Те, кто сидит здесь уже давно, стараются лишний раз не привлекать внимание к своей персоне выходками, которые могли бы увеличить их и без того длинный срок, в то время как другие заключённые, осужденные на год или два, то и дело нарываются на новые проблемы, ведомые то ли реальным непонятным никому, кроме них самих, желанием увеличить срок своего здесь пребывания, то ли просто стараясь подняться в глазах «старших» такими тупыми выходками, которые первые, к слову, просто терпеть не могут. — Одна? — заметив, как замешкалась девушка на этом вопросе, Холланд раздраженно цокает и закатывает глаза, добавляя: — Руки распускала она одна, или ещё кто? — Она одна. — Понятно. — Лиз зачем-то кивает, после чего оборачивается и, выйдя из камеры в коридор уже одной ногой, бросает через плечо еле слышное «жди здесь». Громкий хлопок двери тут же заполняет всё пространство камеры, отдаваясь эхом и вынуждая стоявшую там девушку вздрогнуть телом и пытаться начать активно соображать умом, приходя в себя. «Твою мать, Лиз!» — тут же проносится в мыслях у Кларк, из-за чего она, как ей кажется, мгновенно, выбегает из камеры вслед за девушкой. Но её уже, как назло, и след простыл. Голова кружится и ходит ходуном, коленки предательски подкашиваются в самый не подходящий момент, а воздуха по какой-то причине резко начинает не хватать. Кларк думает, что всё это — чертовски не вовремя. Она даёт себе минуту на передышку, чтобы пелена с глаза спала окончательно, а холодный рассудок наконец-то вернулся на место, после чего, стараясь не бежать, ведь от этого и без того паршивое состояние от бега только усугубляется, направляется в левое крыло. В это время Лиз уже добежала до точки назначения, но там, очевидно, уже никого не было. Сжав руки в кулаки, девушка решительным шагом направляется в камеру, где и жила Саманта — особа, глядя на которую всем известный стереотип «все блондинки — дуры», начинает иметь реальный смысл. Рыжеволосая думает, что если Саманты в камере не будет, она обойдёт абсолютно все камеры в этой чертовой тюрьме, даже те, которые находятся на не безопасном третьем этаже, заглянет во все подсобки, вышибет все двери в туалеты и заглянет под каждый стол, но эту суку она найдёт. Чего бы ей это не стоило. Благо, всё вышеперечисленное ей делать не придётся, так как Саманта, тупая дура, сидела в своей камере с абсолютно невозмутимым лицом, как будто не она в ответе за все те побои на лице Кларк. — Какого чёрта? — Холланд никогда не любила церемониться, а может и вовсе не умела. Есть ли смысл вежливо здороваться с тем, чью башку она сейчас приложит об эту стену? Вот и Лиз тоже думала, что смысла нет. В комнате, помимо Саманты, находились ещё две не очень хорошо известные Лиз девушки. Но Холланд не обратила на них должным счётом никакого внимания, останавливаясь взглядом на одной лишь блондинке, при виде которой ярость внутри зеленоглазой возрастает до невероятных размеров. — А вот и защитница явилась, — блондинка улыбается противно, омерзительно и отвратительно-бесстыже, скаля зубы. Ничего в её взгляде не говорит даже о толике сожаления, чего уж там говорить про раскаяние. Такие, как она, даже понятия не имеют, что это такое, — Так и думала, что ты придёшь, — Лиз бесит, когда люди позволяют себе думать, что они знают её и знают мотивы ей действий, — Вопрос времени, да и только, — блондинка же не перестаёт нагло усмехаться, отчего Лиз тут же думает, что стерев эту ухмылку с лица, она испытывает невероятное удовольствие и блаженство. — Ну что, нажаловалась тебе девчонка? — За что ты ударила её? — Лиз не церемонится, спрашивает в лоб, медленно подходя к блондинке всё ближе и ближе. — Просто так. — Саманта же не теряется: отвечает так же резко и безэмоционально, однако Холланд всё же замечает, как дрогает её тело при осознании, что Лиз наступает. Наступает как хищник, который вот-вот растерзает свою жертву. Зеленоглазую это забавит: её губы растягиваются в ответной улыбке, в то время как глаза горят огнём. — Просто так? — наглая улыбка Лиз тут же меняется на едкую, ехидную и даже в какой-то степени сумасшедшую, пробиравшую на табун мурашек, тут же пустившихся по коже девушки напротив. Лиз слишком хорошо разбирается в эмоциях людей — вот он, навык, приобретенный в обмен на столькие годы полнейшего одиночества. Девушка никогда не любила быть в центре внимания — она любила смотреть. Смотреть, анализировать, изучать. Она любила делать выводы путём наблюдения и занималась этим уже многие годы, так что сейчас это её умение чертовски хорошо сыграло ей на руку, ведь она поняла: Саманта её боится. Да, она не говорит это напрямую, да, она не дрожит от страха как осиновый лист, да-да-да и ещё раз да. Она делает всё, чтобы не выдать её страх: смотрит с вызовом, задрав подбородок, стоит в уверенной позе и говорит чётко поставленной речью. И именно в этом и кроется её самая главная роковая ошибка. Она слишком сильно зациклена на том, чтобы не провалиться. И это видно. — Да, — отвечает всё так же невозмутимо, смотря в зелёные глаза и не отводя взгляд даже на малейшую доли секунды, пытаясь выиграть в гляделки, в которые увы, играет только она сама. — Не нравится она мне, вот и всё. — И это повод избивать человека? — Лиз понимает, что она на пределе. — Почему бы и нет? — Саманта чувствует, что Холланд слишком близко. — Понятно. Но в следующий момент всё как будто бы замирает. Лиз резко останавливается, больше ни то что не наступая на блондинку, а вовсе отворачивается и уже было делает шаг к выходу из камеры, как вдруг её останавливает насмешливый голос: — И всё? Больше ничего не скажешь? Ошибка. Роковая ошибка. — Почему же? — рыжеволосая мгновенно разворачивается, сокращая расстояние между ними до минимума, — Скажу: — улыбается широко-широко. — Ты мне тоже не нравишься. Улыбается и бьёт. Ни Саманта, ни две всё ещё находившиеся в комнате заключённые даже и глазом моргнуть не успевают, как Лиз одним махом руки заносит над лицом блондинки руку, заранее сжатую в кулак и бьёт. Бьёт костяшками, проходясь по скуле девушке. В руке тут же неприятно начинает пульсировать боль, но сама девушка продолжает улыбаться, видя, как блондинка, отшатнувшись, падает. У Лиз Холланд, сколько она себя помнит, всегда были проблемы с агрессией и её проявлением. Она знала об этом и всегда старалась контролировать её, не давая своей скрытой пассивной агрессии выльется во что-то большее. И удивительно! У неё почти всегда получалось. Почти. Холланд ненавидела таких людей, как эта блондинка, чей клок волос она только что вырвала. Лиз всегда горой стояла за тех, кто был ей дорог. И так получилось, что какая-то глупая зажравшаяся богатенькая девчонка, как мысленно охарактеризовала она Кэт Кларк в первый день их встречи, сейчас оказалась ей дороже всех на свете. Как и почему так вышло — Лиз не знала, да и не хотела узнавать. Просто чувствовала, что так должно быть. Заступаться за тех, кто тебе дорог, — правильно. Этим и руководствовалась девушка, занося очередной кулак над лицом девушки. В ответ ей прилетает всего дважды: один раз в губу, второй раз в нос. Оба раза без крови и матов не обходятся. Это был честный по внегласным правилам тюрьмы поединок. Две заключённые, стоявшие в стороне, не лезли, хотя по ним и было видно, что лицезреть всё это им уж точно не доставляет удовольствия. Они не лезли, однако влезла из ниоткуда появившаяся мышь. — Чёрт, Лиз! — сероглазая рявкает на двух заключённых, которые пытаются остановить её и не вмешиваться: — Отвалите, пока я вам кадыки не повырывала! — успешно убедив этих двоих отступить, девушка вновь пытается достучаться до рыжеволосой, которая, как кажется со стороны, в порыве своего гнева даже и не заметила, что Кларк стоит рядом с ней, — Остановись сейчас же! — кричит так громко, как только может, пытаясь привлечь внимание девушки. Кричит, но разнимать их не лезет: прекрасно знает, что в процессе сама огребёт с десяток раз, — Пожалуйста, хватит! — окончательно осознав, что Холланд её не слышит, Кларк прибегает к крайней мере — зовёт её полным именем: — Элизабет! Занесённый кулак рыжеволосой тут же замирает над лицом Саманты, на котором нет места, которое не было бы запачкано кровью, а сама Лиз как-то чересчур потерянно приподнимает голову в сторону Кэт. — Пошли. — осознав, что девушка, наконец-то, обратила на неё внимание, Кларк пользуется моментом и тут же вздергивает зеленоглазую за руку, вынуждая подняться, после чего, не выпуская её запястье из рук, тянет прочь из комнаты, пока сюда не заявились охранники. Девушки не идут по коридору, они бегут. Бегут от той отвратительной камеры, пропитанной табачным дымом и паршивыми дешёвыми духами в свою — уютную, спокойную и комфортную, ставшую им домом. — Я не… — Заткнись, — Лиз удивленно смотрит на сероглазую и понимает, что такой она видит её впервые. Злой, свирепой и безжалостной, — Есть чем раны обработать? — тут же спрашивает сероглазка, как только они ступают за порог их камеры. — Там только царапины, ничего серьёзного. — отказывается рыжеволосая, и уже было разворачивается по направлению к своей койке, как Кларк вновь резко одёргивает её за руку, вынуждая обернуться. — Не обработаешь — наверняка ведь дрянь какую-нибудь подхватишь, — Кэт видит лицо её соседки и уверена на все сто в том, что сейчас та вновь откажется и пошлёт её куда подальше с такой заботой, из-за чего негромко добавляет: — Не спорь. Пожалуйста. Хотя бы сейчас. — Кэт была на грани того, чтобы накричать на девушку, но вовремя сдержала этот порыв. Всё-таки, как бы оно там не было, кричать на человека, который буквально только что заступился за тебя, тем самым очень сильно помогая тебе, — идея не из лучших. — Третий ящик моей тумбочки. Найдя в указанном ящике все нужные средства, Кэт взяла их и подошла к девушке, усадив её на койку. Открыв бутылёк, девушка тут же вылила треть содержимого на ватку, после чего вздохнула, негромко произнеся: — Будет больно. — Мне не в первой, — коротко отмахивается Лиз, после чего внимательно оглядывает увечья на лице соседки, — Тебе, кстати, тоже не мешало бы раны обработать, — говорит как будто бы невзначай, но на самом деле Холланд чертовски сильно волнуется, ведь она как никто другой прекрасно знает, что чревато отсутствие какого-либо лечения полученных ран, о чём в следующую секунду и сообщает сероглазке: — Может начаться рубцевание и воспаление. Или сильный отёк и следующий за ним абсцесс в случае, если была занесена бактериальная инфекция. А здесь это, к сожалению, не редкость. — Сначала ты. — Кларк морщиться от всего только что произнесённого девушкой, ведь возможная перспектива абсцесса её не радовала от слова совсем, однако приоритет отдаёт не себе, а сидящей перед ней рыжеволосой бестии. — Жгё-ё-ёт, убери-и-и… — тут же вопит Лиз, чувствуя прикосновение ватки к её кровившему носу. — Руку убери! — фыркает сероглазая, на что Холланд лишь покорно убирает ладонь, но хмуриться не перестаёт, — И не мешай! Сама же сказала: не в первой! — после чего уже командует: — Так что не дёргайся! Рану на губе тут же обжигает ещё сильнее, чем нос, словно к ней приложили только что вскипевший чайник. — Твою мать, как же больно! — начинает шипеть рыжеволосая, недовольно морщась и отстраняясь от лечащих рук девушки. Недолго думая, Кларк тут же начинает дуть на рану, дабы было не так больно. Увидев это, Лиз усмехается, но благодарно кивает, понимая, что жечь стало и в правду меньше. — Ты не должна была этого делать, — тихо говорит пепельноволосая, аккуратно стирая с подбородка алую кровь девушки. — Вступаться за меня и лезть в драку. Лиз загорается мгновенно. — Это она не должна была тебя трогать! — начинает чуть ли не кричать, на что Кларк шикает, вынуждая её снизить с крика на нормальный по громкости, но полный ярости, тон: — Если бы ты не дала ей отпор, она продолжила бы издеваться над тобой! — Это только мои проблемы! — возмущено произносит Кэт, нахмуриваясь, — И вообще, я не припомню, чтобы просила тебя вмешиваться! — говорит грубого и резко, на что Лиз лишь недовольно сжимает челюсть и нахмуривает брови. — Ты ведь даже не знаешь, за что она меня так! Вдруг я по заслугам получила? Лиз закатывает глаза, переходя на полушёпот. — Дурочка ты, мышь, — устало вздыхает, наклоняя голову наверх, — Я же просто помочь хотела, — смотрит в потолок, грустно усмехаясь. — А получить по лицу не заслуживает никто, в особенности ты. И я очень сильно сомневаюсь, что Саманте нужен был повод, чтобы над кем-то поглумиться. Между девушками вновь повисает молчание. Кларк обдумывает сказанные девушкой слова, а Лиз думает о том, что разбитый нос, это, оказывается, больно. — Ты права, — неожиданно для Холланд произносит девушка, прерывая молчание, — Извини, — кладёт руку ей на плечо, несильно сжимая его в благодарном жесте. — Спасибо. Правда спасибо, Лиз. Ты, можно сказать, мою честь отстояла. — Нет проблем, — вяло улыбается рыжеволосая через начинающую проявляться боль. — Но с тебя сегодняшний чай в столовке на ужине! Кларк улыбается в ответ, кивая. — По рукам.***
— Эй, мышь, чего смотришь? Влюбилась что ли? — забавляясь, игриво спрашивает Лиз, замечая пристальный взгляд выразительных серых глаз, которыми девушка смотрит на неё уже минут десять, не отрываясь ни на что другое. Вместо какого-либо ответа на эту, казалось бы, простую дружескую шутку, Кларк принимает серьёзное выражение лица и молчит, продолжая смотреть будто бы вглубь девушки. Лиз напряглась. Нахмурившись и поджав губы, девушка встаёт с койки, после чего пересаживается на кровать Кларк, на которой она сидела. — Мышь? Холланд не понимает, что произошло. Не понимает, почему её слова остаются без ответа. Не понимает, почему девушка прожигает взглядом в ней дыру. Не понимает странный взгляд пепельноволосой, от которого хочется спрятаться — настолько он был некомфортным. Как ни странно, Лиз почти что мгновенно понимает в чём дело — уж слишком быстро Кларк после этого вопроса поджала свои губы. — Постарайся забыть о случившемся, — устало выдыхает, вспоминая события былых жней. — Это же просто поцелуй, я не понимаю, чего ты так сильно себя накрутила? — Ты не можешь так делать! — на удивление, Кэт вспыхивает быстрее ожидаемого. — Ты не можешь целовать меня когда тебе только вздумается! Лиз прекрасно понимает, что девушка, в общем-то, права. Но вот только ей кажется, что проблема была отнюдь не в простом поцелуе. — Ты же знаешь про людей, с нетрадиционной ориентацией? — Холланд спрашивает аккуратно, в то время как пепельноволосая на этот вопрос лишь фыркает. — Конечно слышала. — Уже с самого детства нам навязывают тот факт, что «настоящая» семья состоит исключительно из мужчины и женщины и никак иначе. Но на самом деле это совсем не так. Мы не можем выбирать, кого нам любить, как бы нам этого не хотелось. Не важно, какого пола этот самый человек, главное, чтобы тебе было с ним комфортно и ты чувствовала себя любимой, любя в ответ. И плевать на то, что говорят остальные. — Я не понимаю, зачем ты сейчас это всё мне рассказала, — Кэт недовольно морщится, ведь сейчас она услышала то, что идёт вразрез с её принципами и установками. — Это же грех! И я не такая! — А как ты объяснишь то, что ты уже неделю с меня глаз не сводишь? — Лиз усмехается вопросительно смотря на девушку напротив. — Или ты думаешь, что я совсем слепая? И никакой это не грех, это — установки в твоей голове, милая, да и только. Кэт тут же отворачивается от девушки, стирая ладонью бегущую по щеке слезу. — Да я вообще не понимаю, что со мной происходит! — сероглазка тихонько всхлипывает, прикусывая нижнюю губу, — Я правда не такая! Мне всегда, всю мою жизнь нравились мальчики! Мальчики и только мальчики! — в её голосе слышится безысходность вперемешку с разочарованием. — Я даже и не думала о девушках! А тут появляешься ты, целуешь меня и всё меняется! — Не говори про лесбиянок так, как будто они не люди или что-то ужасное, — Лиз морщится и недовольно смотрит на девушку. — И да, это я тебя поцеловала, а не ты меня. — Но я же ответила! — Ты растерялась, не более. — Но мне понравилось! — возражает девушка, переходя на повышенные тона. — Это было просто что-то новое для тебя, вот и всё, — Лиз устало выдыхает, ловя себя на мысли, что судя по всему, вся эта ситуация — поистине патовая. — Ты путаешь обычную эйфорию, возникшую из-за чего-то нового с чем-то большим, уж поверь мне. — Я ничего такого и не имела в виду! — возмущается сероглазка, закрывая лицо руками, — Просто… это всё так… я не знаю, — девушка вновь всхлипывает, не понимая, какими словами можно описать то, что она в данный момент испытывает. — Я запуталась. — Прости, — рыжеволосая тяжело вздыхает, понимая, что она не получит всех ответов от девушки, как бы ей этого не хотелось. По крайней мере сейчас, — На тебя слишком многое свалилось, ещё и я полезла, не подумав, — Лиз понимает, что пока сероглазка не ответит самой себе на все эти вопросы, продолжать диалог — бессмысленно. — Мне очень жаль, Кэт. Я не хотела бы, чтобы этот мой поступок как либо повлиял на наши отношения. — Давай просто забудем и никогда больше не поднимем эту тему? — предлагает сероглазка, тяжело вздыхая. Другого выхода она сейчас просто не видела. Не то, чтобы Лиз хотела закрыть эту тему, но умом она понимала, что это решение будет правильным. — Если тебе так легче, то хорошо. — спустя пары секунд молчания отвечает рыжеволосая, пожимая плечами. — Спасибо. Кэт действительно благодарна девушке за то, что она согласилась с ней и не стала развивать тему дальше. Ей нужно было переварить всю эту информацию, и что-то ей подсказывало, что этот процесс будет не быстрым. — Лиз? — еле слышно произносит сероглазая самым своим тихеньким и спокойным голоском, сознательно не теряя надежду на то, что девушка всё же её не услышит. Подсознательно же надеется, что это обращение не пролетит мимо ушей вечно рассеянной и задумчивой рыжеволосой бестии. — М? — тут же не особо заинтересованно отвечает Холланд, не отводя взгляд от вытирания пыли с тумбочки. Вытирает тщательно, после чего внимательно проверяет, не упустила ли она какую-то пылинку или грязь. Не то, чтобы Холланд была любительницей прибраться, но раз её подруга таковой являлась, то она была готова провести весь хоть день за протиранием этой тумбочки. Кларк не торопится спрашивать. Думает. Думает: стоит ли спрашивать. Думает: готова ли она услышать ответ. Думает: хочет ли она услышать ответ. И почти что отказывается от этой назойливой мысли в голове, не уходящей оттуда уже достаточно продолжительное время, как вдруг понимает: ей нужно услышать ответ. Нужно. Жизненно необходимо. Иначе её голова просто взорвется, а сама девушка сведёт себя с ума потоком бесконечных мыслей в своей голове. — А ты… — набирает полные лёгкие воздуха, после чего выпаливает на одном дыхании, потому что боится передумать: — Ты по девочкам?.. Лиз усмехается так, словно знала, что она это спросит. Зеленоглазая останавливается протирать тумбочку, которая и так была протерта почти что до блеска, после чего бросает на пепельноволосую исподлобья томный взгляд, незамедлительно отвечая на сводящий девушку далеко уже не один день с ума, вопрос: — Я просто люблю чувство эйфории.***
Начинать разговор было до безумия страшно. Хотелось оттянуть его, отложить на самую дальнюю полку и остановить момент, наслаждаясь тишиной и пока что ещё покоем. Но тянуть было нельзя, ведь это и так был уже край. Кларк понимала, что если она не начнёт разговор сейчас, то не начнёт его никогда. — Кажется, я влюбилась. — начинает разговор издалека, внимательно наблюдая за реакцией рыжеволосой на её слова. — Вот это новости! — Холланд тут же бросает отчёт, который та делала уже минут двадцать, не отвлекаясь вообще ни на что. Но на такое отвлечься было просто нереально — не каждый день твоя скромная и застенчивая подруга неожиданно сообщает тебе о своей влюблённости, — В кого же? — садится на койке в позе лотоса, откладывая отчёт на тумбочку и посвящая всё своё внимания сидящей напротив особе. — Давай, колись! Кларк подумала, что терять ей, по сути, нечего. Либо сейчас, либо никогда. — В тебя. После этого признания повисло молчание, сравниваемое с натянутой до максимума струной. Обе девушки молчали, не зная, что сказать друг другу. В каждой из их голов был просто ворох различных мыслей, связать которые в хоть какие-то слова казалось задачей поистине невыполнимой. Но Лиз всё же выдыхает, понимая, что если не скажет что-то она, то Кларк уж так точно. — Ты шутишь? — максимально аккуратно и еле слышно уточняет, озадаченно смотря на Кэт. Где-то внутри себя и своей головы Лиз знала, что та не шутит. Такими вещами не шутят в целом, и Холланд уверена на все сто, что Кларк не стала бы это говорить просто так — в шутку или забавы ради. Когда речь заходит о чьих-то чувствах, сероглазая всегда максимально тактична и осторожна, в особенности, если речь идёт о её чувствах. — Нет. Кларк пугало то, что она не знала о том, что думает в этот самый момент Лиз: по лицу зеленоглазой было просто нереально что-то прочитать: оно было почти что каменным, не выражающим абсолютно никаких эмоций. Кэт не знала: рада она, злится, ненавидит её или просто предпочла проигнорировать. И это незнание её убивало. С каждой секундой молчания девушки пепельноволосая напрягалась всё сильнее и сильнее. Но она абсолютно точно не жалела о сказанном. — Кэт, — Холланд наконец-то начинает говорить, в то время как Кларк затаивает дыхание и напрягается всем своим телом, ожидая дальнейших слов: — Мне кажется, что ты просто путаешь дружбу с нечто большим, — Лиз говорит аккуратно, пытаясь не обесценивать чужие чувства, но и при этом не поощряя их, как она считала, неопределённость, — Ты сама говорила мне, что друзей у тебя помимо меня нет, — пытается разобрать всю ситуацию и для себя самой, и для сидящей напротив неё особы, которая в данный момент остро реагирует на каждое сказанное ей слово. — Для тебя это всё в новинку, ты можешь просто не понимать того, что испытываешь. Так что лучше не бросаться такими словами и хорошенько подумать. — Я не путаю, Лиз, — тут же отвечает девушка, доказывая тот факт, что думать ей не нужно, ведь она уже давным-давно всё знаешь, — Ты мне нравишься, — сжимает руки рыжеволосой в своих руках, поглаживая их большим пальцем. — И я в этом уверена на все сто. — Как давно ты поняла это? Лиз не отрицает как таковую возможность наличия у девушки чувств к ней, более того — в какой-то степени она бы и сама хотела, чтобы всё это оказалось чистейшей правдой, однако сомнения никак не могли её покинуть. Тема чувств очень сложная, запутаться в ней — дело плёвое, и Холланд понимала это как никто иной. Она прекрасно знала и понимала, что испытывает к Кларк, однако её чувствами она осведомлена до этого момента не была, и отвечать за их достоверность никак не могла. — Какие-то чувства начали зарождаться ещё тогда, когда ты поцеловала меня, — Кэт начинает объяснять, в то время как Лиз замирает, внимательно слушая каждое сказанное девушкой слово: — Но окончательно осознала я их около двух недель назад, — Холланд думает, что две недели для того, чтобы понять свои чувства — мало, но ничего не говорит, не желая перебивать такой момент, — Поначалу я тоже сомневалась, но потом поняла, что да. Это точно, — Кларк не улыбается ни грустной улыбкой, ни весёлой: все свои слова она говорит как-то монотонно и может даже безразлично, что уж очень сильно не нравится её собеседнице, ведь она не может считывать её эмоции и, следовательно, никак не может определить: действительно ли она говорит правду? — Я дала себе время подумать и пришла к выводу, что влюбилась в тебя как какая-то, чёрт побери, школьница, — а вот тут-то сероглазая уже наконец-то проявляет хоть какую-то из эмоций: она усмехается. Усмехается и тут же теряется, начиная тараторить: — Наверняка всё это звучит ужасно глупо и тебе противно, ведь ты сама сказала, что для тебя всё это — лишь эйфория и с чего я вообще взяла, что у нас что-то получится? — Лиз не успевает слушать девушку и одновременно переваривать её слова, из-за чего тут же поджимает губы, смотря на девушку проницательным изучающим взглядом, от которого та теряется лишь сильнее: — Боже, я такая идиотка. Забудь, пожалуйста, всё, что я сказала. Наверное нам действительно не стоит возвращаться к этой теме, прости. Лиз не понимает, что происходит. Чувства — они либо есть, либо их нет. Зачем изначально говорить об их наличии, а заканчивать просьбой закрыть тему? — Почему ты так нервничаешь, Кэт? — Холланд решает спросить напрямую, потому что сама она давно потеряла нить логики в их диалоге. — Ты же сама сказала, что уверена в своих чувствах… — Потому что не знаю о твоих. — резко, но в то же время довольно робко произносит пепельноволосая, опуская взгляд вниз, наконец-то открывая ту самую занавесу сцены, из-за которой и пошло всё это волнение и переживание. Благо, хотя бы одна из них прекрасно понимала, что испытывает к другой и могла говорить об этом как о чём-то обыденном: — Ты милая, — Холланд приподнимает подбородок девушки, вынуждая её смотреть ей в глаза, — Ты смешная, ты забавная. Ты весёлая, открытая, и… — девушка улыбается, приближаясь к лицу сероглазки, после чего шепчет прямо в самые губы: — И ты понравилась мне сразу. Сразу — это не тогда, когда девушка уронила на её палец свой чемодан, сразу — это тогда, когда она тут же начала извиняться и помогать, хотя могла просто забить и начать заниматься своими делами. Лиз очень удивила эта помощь девушки, которую она ей оказала несмотря на всё её отпирания. И в этот же день она поняла, что Кэт Кларк ей понравилась. Да, она не сразу приняла этот факт, но всё же, спустя время, когда сероглазка показала, что ей можно верить, Лиз всё же решила дать ей шанс и впустила её как в свою жизнь, так и в своё сердце. — Что?.. Кэт удивлена. Чертовски сильно удивлена. Она тысячу раз представляла в своей голове, что девушка ответит на её чувства взаимностью, однако все эти представления вмиг померкли перед настоящим, реальным признанием. Кларк уже начинала думать, что ей никогда его не услышать, как вдруг Лиз неожиданно говорит его. Говорит спокойно, но в это же время чертовски интимно. Шёпотом, чтобы никто ненароком не услышал то, что предназначалось только одному человеку. Ей. — Это не была эйфория, Кэт, — усмехается Лиз, тут же отстраняясь, давая девушке немного личного пространства, — Точнее, она была, да, но не только она одна, — улыбается, после чего буквально убивает сероглазую одной лишь своей фразой: — Ты нравишься мне, мышь. Кэт думает, что её сердце сейчас выскочит из груди. — Значит, это взаимно? — сероглазка, однако, зачем-то всё же уточняет, закусывает нижнюю губу в ожидании ответа, который, как ей кажется, в корне перевернёт её жизнь. И Лиз даёт ей его незамедлительно: — Получается так. Между девушками вновь повисает молчание. Только на этот раз оно не раздражает, ни смущает и его не хочется перебить какими-то словами. Это молчание комфортное и уютное. Под такое молчание хочется лежать в объятиях любимого человека и смотреть куда-то в потолок, думая о будущем. Или же вставать рано утром, чтобы лежать и любоваться своим партнером, пока тот ещё спит. Или готовить для него завтрак, думая о том, понравится ли ему? Лиз думает, что она совершенно не против помолчать, находясь рядом с Кэт. — А у меня ведь уже давно прошёл кризис ориентации. Я уже и забыла: каково это… — хмыкает рыжеволосая, забавляясь. — Кризис ориентации? — Кэт удивленно приподнимает брови, совершенно не понимая, о чём говорит её соседка. — Ну, знаешь, когда все девчонки в детском саду понарошку выходили замуж за мальчиков, я же вышла за девочку, — Лиз объясняет всё девушке довольно спокойным тоном, действительно желая, чтобы та поняла её, — Когда все заглядывались на симпатичных парней, я же заглядывалась на симпатичных девушек, — Кэт удивляется тому факту, что предпосылки ориентации зеленоглазой проявились настолько давно, в то время как она сама впервые почувствовала что-то к человеку своего пола совсем недавно. — Когда девчонки, играя в бутылочку на первом курсе колледжа надеялись, что им выпадет на какого-нибудь очередного альфа-самца, я же надеялась, что мне выпадет симпатичная блондинка, сидящая справа от меня. И когда мне выпал тот самый парень, на которого пускали слюни вся наша женская компания, я поморщилась и закатила глаза, разочаровавшись, но всё же поцеловала его. Поцеловала, и поняла: здесь мне ловить нечего. Кларк нравится то, что Холланд говорит об этом всём так обыденно и просто, словно рассказывает о том, что она сегодня съела на завтрак. Пепельноволосая думает, что сама она так бы, наверное, не смогла. — И как у тебя прошёл твой кризис? Кэт действительно было интересно. Интересно узнать Лиз ближе: узнать, как и чем она жила все эти годы. Кларк хотела сблизиться, а Лиз, в общем-то, была только «за». — Довольно легко, знаешь ли, — рыжеволосая хмыкает, вспоминая минувшее прошлое, — Я быстро поняла, в чём именно дело и не воспринимала это как что-то из ряда вон выходящее. Мои родители не то, чтобы поддержали меня, скорее они решили просто занять нейтральную позицию, — Холланд было плевать, поддержат её родители или откажутся он неё: ни в каком из случаев она не собиралась менять себя и свою ориентацию, только лишь бы им угодить, да и в целом Лиз была не из тех, кто меняется ради других, — А потом я начала встречаться с девушкой, которая была гораздо старше меня, — губы девушки растягиваются в широкой улыбке, в то время как губы пепельноволосой недовольно поджимаются, а сама девушка чувствует неприятный укол ревности, — Это были мои первые отношения, которые принесли мне очень много полезного опыта, за который я по сей день благодарна, — было видно, что говорила Холланд искренне, ведь она как никто другой следовала замечательному принципу: о бывших либо хорошо, либо никак. — Я понимаю, что для тебя это всё в новинку. Я понимаю, что это страшно, в таком-то возрасте, с такими-то родителями и с такой-то устоявшейся жизненной позицией зачастую бывает очень сложно осознать, что все твои установки, которые ты жила всю свою жизнь, оказались в корне неверными. Я не хочу ни в коем случае торопить тебя, Кэт, поэтому, если ты не готова… — Я готова, Лиз. — Тогда, может, попробуем? — спустя минуту молчания предлагает рыжеволосая, заинтересованно глядя на сероглазую, в ожидании её ответа. — Попробуем что? — но та словно и не понимает, к чему клонит девушка, непонятливо хмурясь и наклоняя голову вбок. — Отношения, дурочка. — поясняет ей, посмеиваясь. Холланд всегда забавило это недопонимание пепельноволосой элементарных вещей. Пусть Лиз и не знает, что ответит девушка, кое-что она точно знает наверняка: Кэт Кларк слишком крепко засела в её голове и в сердце, так что она сделает всё, чтобы не потерять такого человека в своей жизни. Даже если она сейчас получит отказ, она просто улыбнется, запихнув свои чувства куда поглубже и тут же предложит ей дружбу. Без неё она просто не вывезет. Ни сейчас, когда она впустила её в свою жизнь, открывшись перед ней сильнее, чем ей самой хотелось. Кэт совершенно не ожидала услышать от Лиз такое предложение, из-за чего тут же потерялась, не зная, какой ответ ей следует дать. Ей бы хотелось быть вместе с рыжеволосой бестией, но в это же время страх окутывал её всё больше и больше. Страх перед неизвестностью убивал весь тот задор, с которым Кларк начинала разговор. — Извини, — а Холланд, кажется, сразу поняла, в чём дело, — Я, наверное, как обычно, слишком тороплю события и давлю на тебя, — девушка тут же отходит от темы, решая дать Кларк, как она думает, необходимое время. — Конечно, сначала нам следует друг друга получше узнать и только уже потом… — Нет! — Кэт начинает активно размахивать руками, чем только в разы напрягает кареглазую. — Что «нет»? — девушка вздыхает, понимая, что и без того не особо понятная ситуация только что осложнилась в несколько раз. — Не хочешь узнавать меня? Или чтобы я узнавала тебя? — Нет же! — перебивает Кларк, продолжая так же активно жестикулировать руками. — Я согласна. — Согласна на что, Кэтти? — рыжеволосая кисло улыбнулась, ведь никак не могла понять девушку напротив. Кэт замолкает. Лиз уже было собирается повторить свой вопрос, как Кларк резко отмирает: — Начать… — сглатывает, поднимая глаза на девушку, — Отношения. С тобой, — пепельноволосая видит, что Холланд уже было открыла рот, дабы что-то сказать, из-за чего резко начинает говорить на тон громче, боясь оказаться перебитой, — В их процессе мы и узнаем друг друга. В противном случае нам же ничего не мешает потом расстаться и остаться друзьями? — спрашивает максимально неуверенно и боязливо, из-за чего её голос предательски дрогает на последних словах. Холланд призадумалась. Она не спешила давать ответ, решив обдумать всё, прислушавшись к себе и совершенно точно и искренне ответить самой себе: а устроит ли её саму такое положение дел? Лиз не хотела такой ситуации, где она бы сейчас не думая согласилась, а потом бы жалела и корила себя за поспешный необдуманный ответ. Именно поэтому рыжеволосая промолчала минут так пять, прежде чем наконец-то дала ответ: — Мне, конечно, не очень нравится такая твоя позиция, — Кларк уже было напряглась, но после следующих слов девушки тут же расслабилась: — Но да. Если мы поймём, что не подходим друг другу и мы слишком разные люди, мы можем просто расстаться и остаться друзьями. — Отлично. — Кэт заметно расслабляется и наконец-то облегченно вздыхая, радуясь, что самая, по её мнению, тяжелая часть их диалога, осталась позади. — Попробуем? — вновь предлагает Холланд, только на этот раз более громко и уверено, ведь теперь она уверена в чувствах девушки напротив и более того — знает, что та хочет того же. — Попробуем, — тут же отвечает пепельноволосая, но не даёт девушке и секунды, как тут же останавливает почти что проявившуюся улыбку на её губах: — Но подожди! — Чего ещё? — Лиз было уже начала вновь раздражаться, но тут же старалась успокоить себя, вдыхая свежий воздух, ведь несмотря на всё это, она прекрасно понимала девушку. Для неё это было всё в новинку, и Холланд не имела никакого права торопить её или принимать решения за неё. Она должна была сделать это самостоятельно, чтобы в дальнейшем не винить никого в своих же решениях. — А как же… — Холланд видит в серых бездонных глазах очередную потерянность, и её это вновь напрягает, никак не давая спокойно выдохнуть и расслабиться, — Это же тюрьма… — девушка говорит окольное размыто и непонятно, из-за чего Лиз тут же вопросительно поднимает одну из бровей, не понимая, к чему она клонит. — Тут же столько людей… И сотрудники, и… — Думаешь, мы тут единственные такие? — зеленоглазая усмехается, внимательно наблюдая за реакцией Кларк. Не то, чтобы сероглазая думала, что в тюрьме однополых отношений не бывает, скорее просто не видела их проявления или попросту не замечала, ведь прежде она таким не интересовалась. Не интересовалась до появления в её жизни Лиз. — Нет, Кэтти, — тут же отвечает Лиз, не давая Кэт даже секунды на поедающие её размышления. — Не единственные. Всем на это просто наплевать, ведь люди не могут судить других людей за их любовь, какой бы она не была. — Но всё же… — пепельноволосая всё так же настойчиво стоит на своём, после чего говорит тихо, аккуратно, боясь обидеть девушку или хоть чуть-чуть задеть: — Тем более, мы ещё не решили, серьёзно это или нет… — Хочешь оставить это в тайне? — напрямую спрашивает Холланд, наконец-таки понимая, к чему клонит девушка. — Да, пожалуйста, — Кларк выдыхает, мысленно радуясь их ментальной связи с рыжеволосой и понимаете друг друга с одного лишь взгляда, — Я только начинаю разбираться в себе, — говорит спокойно, прекрасно понимая, какой путь ей предстоит пройти, чтобы окончательно всё осознать, дать ответы себе на все свои вопросы и принять себя. — Я ещё не до конца поняла свою ориентацию и ещё не готова делиться с ней всей тюрьмой. — Я понимаю тебя и хочу сказать, что в этом нет никакой проблемы, — рыжеволосая улыбается так тепло, что не ответить на эту улыбку ответной — просто нереально. — Если ты не хочешь афишировать наши отношения, я не в праве тебя заставлять. — Значит, оставим это в тайне? — всё же аккуратно уточняет Кэтти, чтобы в дальнейшей не было никаких недопониманий, касаемо этой ситуации. — Значит да. Именно на этой ноте и начались их отношения. Наверное, уже тогда было очевидно, что они однозначно найдут общий язык, общие интересы. Найдут себя в друг друге. Уже тогда было очевидно, что они не расстанутся. Никогда. Ни за что. Чтобы между ними не происходило. Они просто не смогут друг без друга. Конечно, на их пути было, есть и будет множество недопониманий, мелких ссор и конфликтов. Но главное не это. Главное, что они всегда находили способ их решить. У них было желание решить это. Вместе. Они слишком дорожили друг другом, чтобы вот так вот просто всё прекратить. Они действительно любят друг другом. И именно с этого их история и началась. История, полная совместных взлётов и падений. История, полная недопониманий со стороны других людей. История, полная долгих, не всегда лёгких разговоров и решения всех возникших проблем. История, полная друг друга. История, полная любви.