Не такая любовь

      Впервые Миша увидел ее на набережной, в самом центре Петербурга, где оказался по чистой случайности. Стася заливисто смеялась, одной рукой прижимая к уху телефон, а другой удерживая огромный букет белых роз. Миша забыл джинсовку в машине, ветер с Невы обдувал его бледную кожу, заставляя нападать армию мурашек. А она стояла у самой воды в одном сарафане, тоненькие бретельки которого открывали загорелую шею и плечи, и смеялась, смеялась, смеялась, и смех этот был предназначен ее собеседнику по другой конец провода. Время не ждало, тухлый запах от тины в реке раздражал, а Миша не мог вырваться из оцепенения. Он бы так и простоял на обжигающем холодом ветру, опаздывая на класс гитары к ученику, но когда моргнул, Стаси на набережной уже было не найти.       Всю следующую неделю из его головы не выходил образ незнакомки с белыми розами и смуглой кожей. Удивительно, он даже не видел ее лицо, а был уверен, что узнает при встрече.       И он действительно узнал, когда, возвращаясь от ученика, специально пошел к парковке не напрямик, а по набережной. Она стояла у самой двери цветочного магазина около ограды реки, и Миша почувствовал, как из его груди выбивают весь воздух одним точным ударом поддых. Она была все в том же сарафане, он с гитарой наперевес и небольшим рюкзачком, когда подходил к ней, сам не зная с какой целью. Стася заметила его тут же, заскакивая в магазинчик и интересуясь, по какому поводу ему понадобился букет. И Миша только среди заставленного цветами помещения углядел ее бейджик с надписью «Станислава, продавец-консультант». И Миша, конечно же, не признался, что ему совершенно не нужен ни один из тех букетов, что она предлагала. Вместо этого он пробормотал что-то о Дне рождения коллеги, получая из ее рук пышные белые розы. Он попросил именно их.       Любовь — пугающая, безудержная, необъяснимая — заполняет все его существо, пока Миша ползет до выхода. Эту любовь не остановить, не удержать, и он глупо краснеет, оборачиваясь, чтобы еще раз взглянуть на девушку с необычным именем, и пересекаясь с ней взглядом.       Он не ждал так собственного совершеннолетия, как ждал очередной пятницы, чтобы вновь поехать на занятие в этот район, а после зайти в магазинчик. Стася снова смеется в трубку, когда он перешагивает порог. Она тут же откидывает телефон на стойку, подлетая к витрине и рассказывая о том, какие цветы самые свежие.       — Думаю, тюльпаны будут в самый раз, — смущенно выдавливает он на ее вопрос и обещает себе выучить хотя бы пару названий сортов.       — Ленту надо? — заученно предлагает Стася, тыкая пальцами в коробку с разноцветной тесьмой.       Ее темные волосы развиваются из-за мощного кондиционера, что висит над самой витриной, и она поправляет их своими длинными, музыкальными пальцами.       — Голубую, пожалуйста.       Миша так и не говорит о причине прихода.       Ему хочется, до вибрации в грудной клетке хочется спросить ее еще о чем-то, пожелать хорошего дня или даже предложить выпить чашку чая после закрытия магазинчика, но он боится выглядеть настойчивым пикапером в ее глазах, а потому уходит молча, даже забыв попрощаться.       С того дня он обзавелся десятком всяких фикусов и кактусов, которые раньше не трогали его ничуть. Подоконник был забит до предела, родные только удивлялись его внезапно вспыхнувшей любви к ботанике. Миша объявлялся в магазинчике каждую пятницу, это стало неотъемлемой составляющей его жизни. Стася улыбалась ему своей фирменной обворожительной улыбкой, а его сердце падало в ноги каждый раз, когда она заправляла растрепавшиеся пряди за ухо, жалуясь на невыносимую жару этим летом. В такие моменты Миша старался сохранять ровный пульс, не показывать, как трясутся его ноги и потеют ладони.       Миша ощущал себя на пятнадцать рядом с ней, словно вернулся в то время, когда неуклюже пытался ухаживать за соседской девочкой. Он приносил Стасе кофе, зная, что ей всегда лень стоять в очереди в кафешке за углом, она рассказывала ему забавные случаи с работы. Стася не старалась узнать его, ничего не спрашивала, а он и не говорил. Они общались как лучшие друзья, зная лишь имена друг друга и ту малость, что ненароком мелькала в разговорах. Миша даже научил ее играть на гитаре, а она показала ему, как правильно ухаживать за ее любимыми розами, чтобы они подольше не засыхали.       Он ни о чем не врал ей. Он просто почти ничего не говорил.       Она не заваливала его информацией о своей жизни, иногда Миша осознавал, что единственное, что о ней знает — имя. Станислава.       Потом Миша покупал очередной букет для мамы, бабушки или коллеги, тщательно подобранный ею, и захлопывал дверь с забавным колокольчиком, который звенел, когда дергали за ручку. Он стоял в пробке на проспекте Большевиков, слушая рев моторов мотоциклов и гудки таксистов, и в его голове оживала картина, как Стася смеется только для него, забирает из его рук стаканчик с кофе и поправляет прическу. И он всеми силами сдерживал себя, чтобы не бросить машину прямо посреди перекрестка и вернуться в его маленький цветочный рай.       Но через десять минут он всегда зажимал звонок собственной квартиры, лелея невозможные мечты в голове. Ком тошноты подкатывает к горлу, когда жена открывает дверь, впуская его внутрь, а из детской доносится голос сына. А он неизменно протягивает ей белые розы:       — Это тебе, дорогая.       Любимые белые розы не его Станиславы.