Целители-2: Мир души твоей

Хосок заполнял карточку последнего пациента, когда в дверь нерешительно постучали. — Входите, — крикнул он, не отрываясь от документов. Дверь тихо скрипнула, впуская знакомого кицунэ. — Привет, — замялся Чимин, войдя в кабинет. Хосок среагировал сразу — поднял тяжелый взгляд, чувствуя острое желание вышвырнуть омегу из своего кабинета, потому что перед глазами все еще Юнги и Чимин под одним одеялом. Его Юнги. И сердце нещадно ноет от разочарования и потери. — Зачем пришел? — грубо бросил Хосок, снова вернувшись к документам. Он старался выглядеть равнодушным и невозмутимым, но давалось это с трудом. Первую неделю Юнги с Чимином атаковали его своими извинениями и попытками поговорить, но Хосок игнорировал их. Просто он не мог пока адекватно решать проблему, ему было чертовски больно и тоскливо, будто кто-то покромсал его сердце. — Н-на прием, — шепотом произнес Чимин. Хосок не хотел причинить ему вреда, но не мог ни простить, ни понять. Он ведь считал его другом, он был для Чимина хёном, пытался ему помочь, а в ответ получил… — Тебе лучше записаться к другому специалисту, — резко ответил Хосок, не поднимая головы. Юнги переехал к Чимину? Они вместе? От этой мысли внутри что-то крошилось, и хотелось завыть зверем, потому что думать о том, как Шуга обнимает и целует омегу, не его, дарит кому-то другому свою нежность, было невыносимо. — М-меня направили сюда, — тихо пролепетал Чимин. Хосок понимал, что отсылать парня — непрофессионально. К тому же в Центре с кицунэ никто и не работал. Но, черт возьми, как же хотелось выставить омегу за дверь! Чтобы не видеть, не вспоминать! — Вот, — Чимин подошел ближе и положил на стол завизированные Джином результаты анализов и направление. Видимо, и Чимин не хотел приходить к нему. Хосок подтянул к себе бумаги и стал просматривать их, начиная понимать, почему Джин не стал влезать. Судя по анализам, у Чимина начался застой энергии. — Ясно. Трансформируйся, и на кушетку, — не глядя на омегу, приказал Хосок. Он не хотел больше быть осторожным и внимательным. Этот омега без стеснения лег под чужого альфу, так нечего теперь строить из себя недотрогу. Чимин безропотно поднялся и отошел к ширме. Хосок нервно выдохнул, считая настоящим издевательством его присутствие в своем кабинете. Он едва сохранял холодный профессионализм Целителя. Натянув медицинские перчатки, Хосок подошел к кушетке, на которой уже сидел рыжий кицунэ, все девять хвостов которого поникли и прижались к ногам. Хосок проигнорировал чужую подавленность и стеснение. — Ложись, — коротко приказал он. Чимин боязливо залез на кушетку, обнимая свои ноги хвостами, словно стараясь интуитивно защититься. — Где болит больше всего? — Здесь, — указал Чимин на низ живота. Хосок заметил, как задрожали его пальцы, но никак не отреагировал. Приподнял рубашку пациента и надавил на низ живота, слыша тихий, не удержавшийся стон. Чимин не попросил ни о чем, стерпел грубое обращение, за что его хотелось ударить сильнее. Выдохнув, Хосок проник сознанием глубже. Застой и правда имелся, потоки скручивались и блокировали друг друга, что было слишком наглядным и явным признаком неудовлетворенности молодого организма кицунэ. Что же это, Юнги плохо старался? Скрипнув зубами, Хосок надавил ниже, желая голыми руками самолично разорвать эти потоки. — Х-хён, — жалобно попросил Чимин, дернувшись под ним. Черт. Хотелось пойти и самому себе разорвать что-нибудь. Чимин же омега, молодой совсем еще для своего вида, почти ребенок! Оступился, пошел на поводу у инстинктов, а теперь страдает. Хосок пытался понять его. Правда пытался, крутя эту ситуацию со всех сторон. Но как бы он ни понимал головой, сердце все равно ныло от предательства. — Я выпишу тебе несколько препаратов, они помогут на первых порах, — сообщил Хосок, отходя к мойке. Он не хотел смотреть на Чимина, видеть эту запретную невинность, на которую повелся Юнги. Он не хотел представлять Чимина с Юнги, не хотел думать. И злился, потому что не получалось. — Хён, — спустившись с кушетки, Чимин подошел к нему сзади. — После пройдешь терапию у наших специалистов на третьем этаже, — продолжил Хосок, игнорируя мольбу в чужом голосе. — Мне жаль. Я знаю, что мне нет оправдания, — всхлипнул Чимин. — Но мне очень, очень жаль. Я не знаю, как так получилось, но, пожалуйста, не злись на Юнги-хёна. — Хватит, — резко остановил его Хосок, когда Чимин вцепился маленькими пальчиками в его халат. — Я не хочу ничего слышать. Уйди. Просто уйди сейчас. — Хён, пожалуйста, — вновь взмолился Чимин. Хосок готов был взорваться. Накричать на омегу, ударить его, бросить ему в лицо обидные и колкие слова. Он хотел его оттолкнуть, потому что сердце ныло и было так тяжело просыпаться по утрам одному. Он хотел быть жестким и твердым, хотел прогнать Чимина и отомстить им обоим за предательство, но он скучал по Юнги. Так сильно скучал. — Я не ожидал этого от тебя, — глухо произнес Хосок, чувствуя комок в горле. Ему даже говорить сложно. Голос дрогнул. — От него. — Прости, — заплакал Чимин, не отпуская, не разжимая пальцы. — Мне так жаль, хён. Так жаль. Прости. — Не могу. Не могу, понимаешь? — Едва уже и сам сдерживая слезы, Хосок отцепил омегу от себя. Они говорили, что были пьяны. Но Хосок не считал это оправданием. — Уйди, Чимин. Он отвернулся от мальчишки, не желая видеть его рыданий. Это уже слишком. Он не должен жалеть Чимина. Это просто нечестно! Они не пожалели его, когда изменяли! Хосок нервно сжал кулаки, намереваясь силой выставить омегу за дверь, но, обернувшись, натолкнулся на неожиданно решительный взгляд омеги. Чимин бросился ему на шею, припадая к губам, вцепился крепко-крепко, прижался всем телом и поцеловал. Хосок опешил от абсурдности происходящего, но манящий запах омеги, чуткое, хрупкое тело в руках словно снесло всякие тормоза. Альфа в нем учуял омегу. — Что ты делаешь? — Включая мозги, Хосок попытался отстраниться. Он был так ошарашен происходящим, так шокирован, что не мог связно думать и говорить. — Так вы будете квиты. — Переполненный яростной решимостью, Чимин вновь бросился на него с поцелуями — неумелыми, напористыми и нервными. Омега давил так, что Хосок уперся в свой стол. Разум работал с какими-то перебоями. Омега. Рядом омега, льнущий к нему так отзывчиво и страстно. Альфа Хосока уже и забыл, каково это чувство. Возбуждение захлестнуло неожиданно, внезапно, противоречиво. Хосок пытался бороться с ним, пытался бороться с настойчивостью Чимина, но тот вцепился с такой силой, что не оторвать от себя. Его запах усилился, раскрылся, словно кицунэ в нем проснулась тоже, привлекая, соблазняя, затягивая в свой плен. Сопротивляться этому стало сложнее, напористый поцелуй сводил с ума. Хосок, разъяренно прорычал, подхватил омегу под задницу и усадил на стол, сметая все на пол. Заглянул на секунду в потемневшие, невменяемые глаза омеги. Чимин выглядел настолько соблазнительным, что в голове что-то щелкало, отказываясь включать здравый смысл, который верещал: «Неправильно». — Хён, — простонал Чимин, распушив хвосты. Такие прекрасные, восхитительные хвосты. И весь он сам, целиком — восхитительный. — Это неправильно, — попытался Хосок сопротивляться чужому очарованию, но потерпел полный крах, когда Чимин развел ноги, подпуская его ближе, прикусывая нижнюю губу в отголосках неуверенности. Чимин потянулся к его халату, стянул с плеч и, сбросив его на пол, принялся за рубашку. Хосок перехватил его руки, останавливая, но Чимин вновь ринулся в атаку — бросился с поцелуями, прижался, потерся о его тело, возбуждая окончательно и бесповоротно. Последние барьеры рухнули, когда Чимин избавился от одежды и, как одержимый, набросился на Хосока. Тот впился в манящие, сладкие губы, сминая пальцами ягодицы омеги, вжал его в себя, целуя остервенело, зло, агрессивно, выплескивая всю свою боль. Он думал о Юнги и Чимине, он представлял их, когда терзал омегу на столе. Но Чимин не сопротивлялся, не просил остановиться, он начал дышать тяжело, часто, постанывая так откровенно-удивленно, что это выносило Хосоку мозг. Омега был прекрасен. Его тело было прекрасным. Обворожительным. Невинным. Эти плавные изгибы и запах, круживший голову. Хосок не хотел быть нежным, он терял последние остатки самоконтроля, когда хвосты обхватывали его и притягивали ближе. Хосок резко перевернул омегу, заставляя его упереться руками в стол. — Хвосты подними, — грубо приказал он, шлепнув по манящим бедрам, сжал в руках такие сочные, аппетитные ягодицы, когда омега выполнил указ. Чимин тихо всхлипнул, но прогнулся, подался ему навстречу. Его тело говорило за него, оно изнывало от желания близости с альфой. Хосок, дурея от пошлого вида омеги, шлепнул несколько раз по ягодицам мальчишки. — Хён, — заныл Чимин, вздрагивая от каждого шлепка. — Пожалуйста. Он тек так обильно, будто и сам сходил с ума от их близости. Запах готового к спариванию омежки кружил голову. Хосок не мог остановиться. Он был так возбужден, как не был давно. Это напоминало больше помешательство, яркое, цепкое, болезненное. — Грудью лег на стол и раскрыл свою задницу для меня, — потребовал Хосок, видя, как грубость заводит омегу. Это заводило и его. Он никогда не был грубым в постели, но сейчас с ним словно что-то происходило, что-то, требующее быть таким с омегой. Наказать его. Возбудить его. Чимин снова всхлипнул, задрожал, но выполнил приказ. Опустился грудью на стол, руками раздвигая порозовевшие от удара половинки. У Хосока этот вид едва сердечный приступ не вызвал. Такой послушный. Такой сладкий. — Чимин-и, ты очень плохой мальчик, — склонившись над ним, прошептал Хосок. Он не узнавал свой собственный голос — рычащий, низкий, неожиданно властный. — Да, х-хён, — пролепетал Чимин в ответ, продолжая выполнять приказ. Хосок толкнулся пальцем во влажный анус и едва сам не кончил. Как бы ни хотел ворваться в податливое тело, Хосок не стал спешить и пугать мальчишку. Подразнил немного, распаляя и без того сильное желание. Чимин сам насаживался на пальцы, постанывал так призывно, откровенно, дрожал в его руках. Терпеть дальше не было сил. Хосок приспустил брюки с трусами и вошел в податливое тело. Из груди вырвался невольный стон. Было так горячо и тесно. Так хорошо, что перед глазами мутнело. Хосок с силой сжал бедра омеги, начиная двигаться. Сначала медленно, растягивая, давая время мальчишке привыкнуть к его размерам. А затем все быстрее и быстрее, пока страсть полностью не выбила его из реальности. В последний момент вспомнив об осторожности, Хосок успел вытащить член и кончить на спину омеги. Приходить в себя не хотелось совершенно. Безумие, которым он был охвачен, постепенно выпускало его из своего плена, и осознание содеянного ударило со страшной силой. Хосок содрогнулся, поняв, насколько груб был с мальчиком, который уже когда-то пережил насилие. Похолодев от мысли, что он навредил Чимину, Хосок аккуратно коснулся его плеча. Чимин вздрогнул, но не пошевелился. Всхлипнул так жалко, потерянно, что сердце ухнуло в пятки. — Чимин? Хосок все же развернул его к себе лицом, обнаруживая, что и мальчик кончил. — Все хорошо? — аккуратно спросил он, боясь вспышки истерики. — Больно где-нибудь? Чимин замотал головой, шмыгнул носом, отводя взгляд. Его щеки стыдливо покраснели. — Ты плачешь? — испугался Хосок. — Что такое? Чимин-и? Он подхватил голого и измазанного в сперме мальчишку на руки и отошел к дивану. Чимин доверчиво прижался к нему, что порадовало. Облегченно переведя дыхание, Хосок погладил его по голове. Он терялся, не понимая, что происходит и как быть. Он не хотел быть грубым, просто крышу сорвало от злости и страсти. Он не хотел делать больно Чимину, как бы много об этом ни думал. — Я сделал тебе больно? — снова спросил Хосок, не в силах вынести чужих слез. — Нет. Мне… мне было так хорошо, — краснея, признался Чимин и заплакал еще громче. Оу. Хосок слишком давно не имел дело с омегами. Успел отвыкнуть от их эмоциональности и этой зыбкой неопределенности. — Мне не должно быть так хорошо, — поделился мальчик, укрывая и себя, и его хвостами. Это было так мило и невинно, что сердце сделало кульбит. Держа в руках это восхитительное чудо, Хосок был готов даже понять Юнги, который не устоял. — Я не должен был наслаждаться. — Глупый, — улыбнулся Хосок, поцеловав его в макушку. — Все в порядке. Успокойся. Мы забудем об этом, хорошо? Все наладится, не переживай. — Нет. Я… Мне так жаль, хён. Мне так жаль. — Успокойся, — повторил Хосок. — Ты не виноват. Не виноват, малыш. Хосок еще долго укачивал его в руках, успокаивая, хотя уже и не понимал, почему это делает и почему на душе столько смятения. Он изменил Юнги тоже. И тоже с Чимином.