Hope is back in London

1996 год, Стредфорд. Из источников света — старый торшер, обозначающий очертания побитой временем мебели. Столику досталось ещё и от непрошенных гостей — об него ударились в темноте, смели все содержимое, потом отпинали беднягу в угол. Тёрнер и Холмс лежали (или, точнее сказать, валялись в окружении сброшенного хлама) на протёртом ковре. Речь, движения, даже дыхание обоих были заторможены. Пятьдесят две минуты и тридцать пять секунд с принятия дозы. — Здесь меняли потолок меньше года назад. Знаешь, как я это понял? — Шерлок смотрел в одну точку, пытаясь связать мысли в предложения. — Потому что он новый, — они оба засмеялись. — Что это… — Шерлок наморщил лоб, — в моей голове? — Беззаботность, умиротворение сентиментальность, эйфория освобождения. Угнетение ЦНС, бла-бла-бла, ты сам знаешь, — она отмахнулась и обобщила: — это приход. Чертоги заволокло туманом, их затапливала медленно движущаяся субстанция. С этой жидкостью мозг справлялся неумело, она не слушалась, выводя из строя мыслительные процессы. Нарушение концентрации внимания, памяти — медленно поднимающаяся волна — потеря способности контролировать эмоции, замедление сердцебиения. — Этот вид психотропного вещества в ходе эксперимента признаю нецелесообразным, — Холмс говорил в три раза медленнее, чем обычно. В дверь, настойчиво, постучали, — мы кого-то ждём? Проваливайте! — Это хозяева комнаты, Шерлок, — она усмехнулась. Хоуп была более расположена к достигнутому состоянию. — А… — он нашел взглядом настенные часы, — ключи у тебя, запасных у соседей нет, голос женский, выбить дверь не сможет… — Сейчас лучше сразу к факту, — она повернула голову, чтобы попасть ладонью на ту часть лица, из которой доносится звук. — Еще примерно двадцать минут, — Шерлок недовольно скинул с себя руку и с неподдельным удивлением посмотрел на Хоуп, — твоё лицо всегда было таким квадрантным? — Им придётся нас тащить, — она оценила своё состояние, потом состояние Холмса и закрыла глаза. Молчание. Комната рассыпалась вокруг двух неподвижных тел. Кудрявого мальчишки, в белой рубашке с расстегнутыми манжетами и классических брюках, и девчонки, в длинном пиджаке и винтажном платье в цветочек, с растрёпанными волосами. Первая часть плана была проделана безупречно и играючи. Пара пустяков — найти место, где можно спрятаться от большого брата. Нужно было всего лишь уйти отсюда ровно в 8:54, тогда встреча с полицейскими, а значит и с Майкрофтом, была бы предотвращена. Всего лишь следить за временем, находясь под кайфом. Это был ярко выраженный пример переоценивания своих сил, что свойственно 19-летним, даже если они чертовски умны. — «Mister Sandman, bring me a dream/ Make him the cutest that I've ever seen..» — Хоуп тихо напевала себе под нос. Ей показалось, что Холмс уснул, — Уильям? — Это странно, — Шерлок зажмурился, он оставил попытки привести мысли в порядок. — Расслабься, — Тёрнер положила руку где-то в районе его сердца, — это не здесь, это все ещё в нейронах. У них выходной, завтра перезапустятся. Холмс снова поморщился. В этой ситуации у Хоуп было преимущество привычки — она жила в потоке эмоций всю жизнь. Тишина, вот что она чувствовала сейчас. Шум в голове становился все дальше, дальше, пока не исчез совсем. «Представь возможности человека, который в равной степени обладает развитым умом и чувствами» — так она говорила. —  Это не написано на моих шнурках, но я тоже всегда была одна. После того как муж ушёл из семьи, миссис Тёрнер работала без выходных. Хоуп оставалось ещё два года до школы. Ее запирали одну дома, маленькая девочка в большой квартире. Слишком маленькая, чтобы быть одной. — У тебя есть все эти… люди, с которыми ты здороваешься, что-то обсуждаешь, смеёшься, — это не было иронией, скорее негодованием, — это называется дружбой? — Когда я с кем-то разговариваю, я либо упиваюсь чувством нужности, либо собираю материалы для статьи. — А сейчас? Ты разговариваешь сейчас, — это был вопрос исследователя. — А сейчас я плыву по волнам на маленькой лодочке синего цвета. — Почему синей? — Давай спросим у хозяйки, — она повысила голос, в попытках быть услышанной за дверью, — почему твой чертов ковёр синий? — Она давно ушла. Думаю, все дело в плохом вкусе, — оба снова прыснули от смеха.