Анатомия влюблённого сердца

Эффект бабочки, наверное, многие слышали такое словосочетание. Бабочка махнёт крылом — и начнётся ураган. Одно маленькое изменение влечёт за собой неисправимые последствия, даже в местах, что не касаются этой области. Нет, это не абстрактное явление, а закон математики, что объясняет многое в этой жизни, в моей жизни. Семнадцать лет у меня всё было как у всех: друзья, школа, семья — всё было так легко, в каждой сфере: что-то заставляло улыбаться, что-то — хмурится, но никогда не было ощущения пустоты, даже разочарования, а лишь понимание, что в принципе так и должно быть. Всегда «хорошо» не бывает, а в море штиль тоже не постоянное явление. А потом, как говорится в лучших традициях кинематографа и литературы, в моей непримечательной жизни появился он, и развернул все даже не на сто восемьдесят градусов, а на все пятьсот сорок, то есть три раза покрутил, дабы наверняка. Ян поменял мое понимание этого мира, заставил думать в совсем другом направлении, и я не знаю, пошло ли это на пользу. Но тем не менее, это было... и есть сейчас. К чему я это говорю? К тому, что в каждой из наших жизней есть такая «бабочка», что сотворила хаос, сама этого не понимая. Конечно, Ян не слишком похож на разноцветную букашку с изысканными крыльями, но это же метафора... Хотя мой мозг отказывается перестать думать про бабочку с лицом Яна. Ну хоть так я могу над ним издеваться. Я обещала не думать про него, но сегодня уже среда, а значит и будут результаты олимпиады. Почему я вспомнила эффект бабочки? Я не переживаю. Мне все равно. Мне даже не особо то и важен результат, а просто ради галочки — написала, узнала место. Такого не было никогда, ведь для меня олимпиада была чём-то важным, знаменательным днём, а сейчас будто очередная контрольная в школе, на которую все равно. Апатия. Другие бы так назвали мое состояние, а я не отрицаю, может это и вправду так. Но даже если я получу первое место, кто тому обрадуется? Директор, потому что я принесла гордость школе и Ян, потому что получит доплату. А кто порадуется за меня? Если отношения со всеми, мягко говоря, натянутые, как струна, что вот-вот порвётся. Об этом я размышляла на уроке географии. Я сидела в гордом одиночестве, но не ощущала его. Мне было хорошо: размышлять, обдумывать, анализировать. Может, это отчуждение от всех, от себя? Даже если так, мне не хочется вылазить из такого состояния: мне нравится. Словно плыть по течению, не напрягаться... быть амебой. У неё псевдоножки — у меня псевдоэмоции, псевдоЯ. Вот и звонок. А далее такой же унылой урок, такое же существование. Был Ян, хоть жизнь была — прятаться... Вижу на горизонте классного руководителя — поздороваться надо. Нацепляю почтительную улыбку, но женщина ничего не даёт мне сказать: — Лена! Я как раз тебя и ищу, пойдём! — изгибаю одну бровь в немом вопросе, но следую за учительницей. — А зачем, Наталья Викторовна? Что-то случилось? — Да, результаты твоей «области» пришли, мне Ян Владимирович звонил с курсов. — Ясно, — в душе я надеялась, что он сам меня известит, почему-то хотелось. После тех слов в машине, того, как мы по-детски подержались за ручки, обида как-то стала меньше, а на смену пришло другое... Но вижу было зря, я опять поверила в то, чего и близко нет. Ян, сам того не ведая, посадил опять на свой крючок, или же он этого и хотел? — Так, ну что, — учительница открывает сайт с результатами, а я ощущаю такое знакомое легкое волнение. Но его же не было... — С Богом! 11 классы Я ощущала мелкую дрожь по коже, хоть до того, пока учитель не открыла вкладку, мне было все равно, а сейчас... — Так, первый степень ты не заняла... Ну ничего, я думаю во втором точно будешь, — весело сказала женщина, а я ощущала, как близь сердца что-то кольнуло. Синдром отличника даёт про себя знать... Хотя, его вроде бы никогда и не было. Второй степень Авраамов Роман, Тищенко Александра, Макарченко Елена. — Ох! Леночка, поздравляю! Это очень хорошо... — я горько улыбнулась. Наверное, Ян настолько вбил в голову, что у меня будет первое место, что я и не задумывалась про иной исход. А сейчас червячок обиды грызёт изнутри. Ведь я столько готовилась, столько пережевала чтобы ничего не одержать. Я вновь проиграла, и вновь самой себе... Может, это был просто пунктик в голове, чтобы занять первенство, но если и так, это была моя главная цель. Да и судьбоносная, ведь без неё вся эта каша с Яном не заварилась бы, не было бы ни прекрасных моментов, ни боли. И все это так затмилось ужасным словосочетанием — «второй степень». — Лена! Ты меня слушаешь? — я пропустила между ушей слова женщины. Мне сейчас не до её поздравлений или чего-либо. Но свечу глупенькой улыбкой перед ней, все-таки она учительница — субординация, уважение... — Простите, я не услышала... — Лена, да, ты радуешься выигрышу, но я говорила про твой внешний вид. Я понимаю, одиннадцатый класс, но есть же устав школы. Мы не на концерте, не на дискотеке в конце концов. Пожалуйста, впредь, постарайся одеваться поскромнее. — Но я учусь все так же. Как моя юбка мешает? — я никогда не грубила. Но когда каждый тебе напоминает, тычут носом, уже перестаёшь чувствовать границы. Ещё сейчас говорить, когда настроение и так не на высоте. — Есть школьные правила, дорогая моя. Я тоже была молода, но нам говорили ходить в форме — мы и ходили. Поэтому чтоб завтра была одета соответствующем образом! А то позвоню родителям, — я хотела хмыкнуть, но вовремя сдержалась и лишь понурив лицо, будто бы мне очень жаль, дослушала тираду классного руководителя. Она, кажется, в упор не видит всех девочек начиная с восьмого класса, а только меня. Но мне что, сегодня послушала, а завтра уже забуду... Какая досада. — Ладно, иди на урок. От не ожидала от тебя такого, Лена... — знаете, я тоже много чего не думала что сотворю в этой жизни. Но судьба непредсказуема.

***

Домой я ползла, а не шла. Поскорей бы этот февраль закончился. А ещё только первые числа. Надоела зима, снег и слякоть. Мало того, что на душе тоска, так ещё й на улице мерзость: идти по смеси грязи и талого снега, что под подошвой проваливается и от того ты «ныряешь» в болотную кашу ещё больше, переваливаясь с ноги на ногу. Как же все достало! Ещё й эти тупые результаты: каждый сегодня считал долгом объявить про вторую ступень, шестое место. Какая тут гордость, это низко. Уже невыносимо слушать. А сейчас ещё раз, но уже из уст родителей. — Доченька, это же прекрасно. А первое, да кому оно сдалось, ты и так вся загруженная, — что я говорила? Лишь натянуто улыбаюсь, дожевывая котлету. Поскорей бы в комнату, в своё одиночество. — А что твой учитель говорит? Он то рад? — мне неизвестно. Ян даже не соизволил смску кинуть, хоть весточку. Я злюсь даже не на Яна-мужчину, а на учителя. Это насколько же должно быть плевать на все, что бы не самому передать, а лишь наотмашь сказать классному руководителю? Это слишком, слишком даже для Яна. Хотя, я разве знаю «что для него»? Я же о «своем учителе» ни черта не ведаю. Он не счёл важным рассказать что-то о его жизни, друзьях, увлечениях. Я не знаю мужчину за пределами школы, и его и своей: Ян только с пристрастиями поведал мне о буднях хулигана-отличника. Только ведь это не то, что мне хотелось. Но меня никто не спрашивал. Даже сейчас, вопрос был про олимпиаду, а я зашла так далеко. Мы и с Яном зашли далеко, но я никогда не знала его, как человека — подкожно, полностью или хотя б наполовину. Не туда, опять мысли не туда. Нужно же убиваться из-за результата, как я делала всегда. Но нет сил на это, лишь на измученную улыбку маме: — Он на курсах, мам. Так что мне не известно... — Знаешь, этот Ян Владимирович хоть и молодой, но хорошо тебя натренировал, — но какой ценой? Недосыпания и плача? Ссор и секретов? Не так должно было быть... — Да, он действительно хороший учитель, — я не могу спорить: когда Ян объясняет своим обволакивающим голосом, то всегда спокоен в тот момент, а потом начинает придумывать небылицы и глупые сравнения, чтобы мозг точно запомнил это. В тот момент учитель начинает широко улыбаться, становясь похожим на мальчишку, и улыбка сама расползается на лице, а потом опять приобретает серьезный вид, как ни в чем не бывало обьясняет дальше. Так он и после «нас» пришёл, а я не могу оклематься. Так что ещё не ясно, хороша эта черта или нет. — Это так всегда, когда человек просто любит своё дело, как и твой Ян Владимирович, — он никогда не был моим, как никогда и не любил меня... — Ну да, — и всё, после этого я пойду, потому что уже не могу, вернее больше не смогу держать это в себе: сорвусь и расскажу, сорвусь и закричу, а этого делать нельзя... Но это все равно случилось... Когда пришло одно лишь смс, что так и осталось проигнорированным: От кого: Ян Владимирович. Надеюсь, ты не заливаешься слезами от того, что не первая. Это по меньшей мере глупо, но так свойственно тебе. Запомни: поражение должно закалять, а не ломать. Так почему же ты сломал меня, не закалил?

***

Февраль хоть и самый короткий месяц, но казался мне самым долгим из всех. То шёл снег, то растаивал, делая все в цветах болотно-белого снега. Я ненавидела этот месяц, эту погоду, ненавидела репетиторов и кучу домашнего, что они задавали, ненавидела школу и присущих там людей. Кажется, за две недели отсутствия Яна я стала комком зла, чертёнком, который только учится быть плохим. Чертёнок... Какая прекрасная мысль, сравнивать себе с... мини Яном? Хмыкаю сама к себе... Вернулся с своих курсов, даже на взглянул... Точнее нет, он смотрел, разглядывал, но без былой теплоты, а с отвращением, даже толикой злобы, как на дрянь. Чего и стоило ожидать. А тот случай в машине с руками, с той фразой, тоже теперь кажется лишь ещё одной издёвкой. «Во-вторых, может я просто хочу побыть подольше с тобой?» Подольше издеваться, наверное... Все! Стоп, сейчас не об этом! Сейчас, я должна собираться, а как дурочка смотрю на себя в зеркале, на губы, которые сейчас будут ярко накрашенны алой помадой. Смотрю на очертания тела, которое облепляет розовое нежное платье. Почему не вульгарное — у папы юбилей и празднование намечено в уютном ресторане, что в центре города. Соберётся множество друзей, знакомых и, конечно, родственников и как-то будет странно быть белой вороной на празднике. Да и мне уютней будет. Сегодня можно... — Леночка, ты готова? — мама зашла в прекрасном бордовом платье и вся светилась от радости, немного нервно поправляя причёску. Мать была действительно красивой женщиной, и явно не выглядела на свой возраст. Ухоженная, женственная, я бы тоже хотела такой быть, хотела бы, чтоб и я в таком же возрасте оставалась прекрасной, а он только добавлял мне шарма, как маме. — Ой, мамочка, ты очень красивая, но мне ещё надо пять минут, хорошо? — Папа тоже так сказал. Но ты давай, побыстрей, а то если мы опоздаем на своё же торжество будет неловко, — киваю, улыбаясь, маме, а после закидываю помаду цвета артериальной крови куда подальше и беру нежно-розовый блеск, легко проводя им по губам. Так то лучше... Так, я похожа на саму себя. Можно выходить. В коридоре родители были почти собраны, оставалась только я. — Наконец-то, дочка. Тебе очень идёт платье, но бы бы ты немножко быстрее, цены бы не было, — бросил взглядом на меня папа, поправляя галстук. Я лишь вздохнула и начала обуваться. — Всё, выходим! Было очень непривычно видеть отца не не месте водителя, но сегодня же праздник, так что куда с машиной... А уже из окна такси, я видела Петю с Лерой, которые о чем-то переговаривались. При виде брата, в груди опять закололо: мы так и не поговорили, так и не помирились. Я бы и хотела наладить отношения, но каким образом это сделать — не знаю. Даже малейшего представления нет, ведь для этого нужно расставить все точки над «і», рассказать всё, а этого мне не дано. Про Яна никому нельзя знать. Петя с папой его сразу посадят, а что будет со мной даже думать не хочется. Поэтому остаётся только справляться с болью от того, что я и самый родной человек теряем те тёплые отношения, которые были на протяжении всей жизни... — Папа, с юбилеем, — Пётр обнял отца, протягивая ему подарочный пакет, — поздравления скажу в тосте. Два раза тебе наскучит это слушать, — мы все улыбнулись, и я видела, как расцвела улыбка на лице папы. Он был горд, всегда такой, когда видит брата, когда тот что-то ему говорит, или же рассказывает о своих буднях юриста. Увижу ли я такое, говоря родителю о удачно проделанной операции на сердце? Вряд ли... Это же не выигранное дело, не заслуга в юриспруденции. Но мне будет достаточно и своего осознания, что я молодец, что я смогла. А отец, он когда-то смирится, перестанет кривится от одного слова «медицина», я надеюсь... — Ну пошли, чего мёрзнуть. И, Надюш, нам же ещё надо всё проверить... — я лишь безмолвно пошла за семьей. Ловила косые взгляды Пети, сочувственные Леры, моля о том, чтобы вечер уже подошёл к концу. А он ещё и не начался... Спустя полчаса почти все гости уже съехались, а скулы сводило от натянутой улыбки, язык заплетался от многочисленных слов благодарности на «Леночка, так выросла», «Какая ты красивая» и тому подобное. Но я мужественно выдерживала это, а потом и вовсе общалась только с сёстрами и братьями, с которыми мы и видимся на праздниках. Редко, но метко, как говорится. А потом случилось то, чего я ожидала, но так боялась, до мурашек по коже, думала, что они все забудут, не сочтут нужным спрашивать, однако этот вопрос всё же прозвучал: — Елена, а куда же ты собираешься поступать? — спасибо, неизвестный дядька со сверкающей лысиной, который заставил папу прямо таки скрипнуть зубами, сверкнув убийственным взглядом. — Ой, это очень глупый вопрос, конечно же, она по стопам родителей и брата. Вон Пётр какой, его хватке позавидуешь: настоящий юрист! — я готова была провалиться под землю, сжав до боли кулаки, но лишь улыбнулась краешками губ, выдавая женщине, так некстати встрявшей в разговор: — Я поступаю на врача, — мне кажется, что в этот момент даже музыка перестала звучать, а где-то упала вилка, отрезвляя всех присутствующих, которые застили, словно оцепеневшие. Я резко обернулась — отец... — Дима, а как это? И ты позволил? Сдаёшь позиции, друг мой! — опять этот лысоватый мужик. Скалится, обнажая жёлтые зубы, так что хочется отвернутся. А у меня ступор. Я смотрела на папу, который только вытер салфеткой краи губ и совершено спокойно, я бы даже сказала, как-то победно произнёс: — Моя дочка вольна сама выбирать свою профессию, и я уверен, что она станет лучшей в своём деле. Конечно, я был бы рад, будь Елена около нас всех. Но все же это её жизнь, ей решать, — папа сказал это настолько уверено, что никто не позволит себе перечить ему. Мне кажется, мы с мамой синхронно выдохнули от ответа лысому, а потом, чуть улыбаясь, переглянулись. — Что ж, удачи, Елена, — я вежливо улыбнулась этому лысому, почтительно кивая, а после запила все это дело соком, так как в горле жутко пересохло. Честно говоря, я не ожидала, что отец так отреагирует, да ещё й возвысит меня. Столько пререканий было, столько хлопанья дверьми, а сейчас папа так отстаивает меня. Верно говорят: не выноси ссоры с избы. — Мам, я пойду на балкончик, хорошо? — она кивнула. Я ушла, потому что мне стало очень душно, да и находится возле этих пираний, которые по-любому захотят ещё расспрашивать все мелкие детали с ухмылками, совершенно не хотелось. Так что я пошла на балкон, который использовался как место для курения, но пока там пустовало. Даже гости из других столиков, коих довольно много, тоже сидели на местах — повезло мне крупно. Небо было под серой дымкой туч, что не придавали радости. На балконе, хотя это больше терраса, был только один парень, на которого я лишь кинула взглядом и пошла в другую сторону. Обхватив себя руками от того, что было довольно прохладно, ведь была то без куртки, я смотрела в даль совершенно без мыслей: на территорию ресторана, на приехавшие машины, на гостей, которые бурно что-то обсуждают внизу. Это интересно, просто так наблюдать за людьми, их повадками. — Лена? Это ты? — я вздрогнула от обращению ко мне. Повернувшись, я увидела того, кого совершенно не ожидала. Хотя я любого знакомого не думала, что встречу. — Привет, Егор... — одноклассника часто можно было видеть в пиджаке, но он ему шёл, делал взрослее чтоли. Так и сейчас: в белой рубашечке, обязательно идеально выглаженной, стоит и удивленно, но даже радостно светит улыбкой. Я тоже старалась улыбнутся, но вспоминая наш разговор, этого делать не хотелось. Парень отказался от меня, как и большинство «друзей». Хотя нет, я же ему нравилась. Только в то, что чувства были не просто симпатией, сложно поверить. Он не старался добиться моего расположения, даже намекнуть про то, что я ему нравлюсь, а просто жил, как ни в чем не бывало. Но стеснительным Егора сложно назвать. Сейчас стоит, разглядывает будто в первый раз увидел. — Ты глазами делаешь рентген? — насмешливо кидаю я, поправляя платье. Он только искренне улыбается, как в былые времена. — Я не думал ещё раз тебя такой увидеть. Любуюсь, Лен, — таким же тоном ответил одноклассник. Я закатила глаза, сдерживая себя, чтоб не показать язык. — Что ты вообще здесь делаешь, Егорушка? — У родителей годовщина свадьбы, празднуем. А ты? — У папы День рождения, празднуем, — копирую ответ, слегла улыбаясь, он отвечает тем же. А потом все, нить разговора потерялась. Подхожу ближе к парню, как и он опираюсь на перила. Неловкое молчание затянулось, а на языке был один вопрос. — Почему ты скрывал свои чувства, когда я тебе нравилась? — я обернулась к Егору, а он запустил пятерню в волосы, обдумывая что-то своё, — неужели ты такой трусишка? — мне уже нечего терять, я могу говорить всё, что хочу, и делать так же. Мне кажется, я даже не покраснела... — Я их никогда не скрывал, но и не говорил открыто. Все видели это, кроме тебя, Лена. Поэтому я решил быть другом... — И сбежал, как только я перестала соответствовать твоему идеалу девочки? Тебе же не я, а только образ нравился, — намеренно говорю именно «девочки», в голове сразу малышка в розовом платьице с рюшками и голубыми глазами — а такая я и была. — Нет, это не правда... — опускаешь взгляд, где же те янтарные глазки, которые всегда веяли уверенностью? — Да, так это, Егор. Можешь признать, мне не обидно, — больно, да, но обижаться я не имею права, ведь человек не виноват, что нравилась ему только «хорошая» версия, что он хотел говорить об этом всем, только потому что я была примером девочки-девочки с рюшками. А почему он отнекивается сейчас: такую версию меня не подобает жаловать Егору, который всегда вычурный, интеллигентный прямо парижский Денди. И вот это все не вяжется с чувствами к девчонке «Ленок». — Лена, я... — нет, не надо оправдываться, мне не нужны были твои чувства, Егорушка, тогда, а сейчас только неприятно осознавать, что кому-то нравилась не я как человек, а как подобающая под стать. Я, лишь стоя на этом балконе и коченея от холода, это поняла. Ведь, как только я чуть-чуть изменилась, все сошло на нет. Была ли у Егора симпатия, думаю да, но это не влюбленность которую он так описывал, её просто не могло быть. — Признай, что в первый же день, как я пришла другая, твоя симпатия пропала, — я смотрела Егору прямо в глаза, пронзающим, испытующим взглядом. А парень даже стушевался, отводил взор и возвращал обратно, зрачки в янтарных глазах бегали. Одноклассник сделал глубокий вдох, будто бы в смертном грехе будет признаваться. Я лишь ждала, и сама не понимаю почему начала переживать, а по телу пошла мелкая дрожь... Говори ты наконец-то!