***
Я так легко сдалась Яну, после того сообщения я пошла повторять задачи, как будто его слово закон, которого нельзя ослушаться. Железная леди, которой я так хочу казаться, так легко идёт на поводу у Яна. Наверное, если я и могу назвать себя так, то железо мое явно плавленное. Утром я встала опять с головной болью, но умывшись холодной водой, я махнула на это рукой и пошла одеваться. Вышло даже вполне прилично: черная укорочённая кофта и довольно короткая кожаная юбка, так вовремя позаимствованная у Дашки. Допивая чай, я заметила, что ладошки уже начинали потеть, не знаю от чего больше: от олимпиады или от покатушек с Яном. Собравшись духом, я все-таки вышла с дома, хотя и откладывала это дело. Ещё бы пять минут и я бы точно опоздала. Но у меня есть ещё пятнадцать минут ходьбы к зданию школы. На улице я сразу поёжилась от ветра, но поморщив нос пошла дальше, пока взгляд не упал на автомобиль, чёрный и такой знакомый. Что он здесь забыл? Сказано же было, что возле школы! Сглотнув слюну, я сначала думала сделать вид, что не вижу его, но это было бы ещё глупее, чем я всегда... Поэтому я несмелым шагом пошла к авто, за то время Ян уже вышел и смотрел прямо на меня, оглядывал с ног до головы, как и я его. Словно видимся впервые... — Здравствуй, Ян, — осиплым голосом выдавила я, отмечая, что мужчина, как всегда, открыл мне дверцу. Гад-джентельмен, вот умора, правда? Когда я села в авто сердце сжалось в груди. Все напоминает былое время. Я отвернулась к окну, стараясь успокоится от ненавязчивой мелодии, что играла. Стало неимоверно душно, я вжалась в сидение, стараясь сделать расстояние между нами как можно большее. Но Яну было все равно, он расслаблено вёл автомобиль, даже не обращая на меня внимания, когда я тряслась. Когда меня переполняли эмоции, так что пальцы посинели и стало неимоверно холодно аж до мурашек. — Ты вся посинела от холода. Могла бы хоть сегодня одеться... теплее, — я громко хмыкнула. Ян сказал это не со злостью или неприязнью, а ровным тоном для светских бесед. Это задело. Опять. Каждое его слово остаётся там внутри, я хочу избавится от такой власти Яна надо мной. Я хочу распутать эти хитросплетения и стать свободной, улететь от него, от этих навеянных проблем, но я разве могу? Сейчас только быть дальше той, кем меня нарекли, с кем ассоциирую себя сама. — Как? Такие, как я, по-другому не могут, даже если очень захотим, — язвлю я, а сама справляюсь с подступившей тошнотой. Я начала глубоко дышать и вроде попустило. Ян мимолетно взглянул на меня, хмурясь. — Я не понимаю о чем ты говоришь, Елена, — ровным тоном ответил мужчина. Я иронично вздернула краешки губ. А как же, он то, может, и забыл, но эта фраза глубоко врезалась в мое сознание. — Я же теперь в образе маленькой дряни, сам дал мне такое название, не помнишь, Ян? Знаешь, мне даже нравится, — я видела, как он сильно сжал руль пальцами, аж до обеления костяшек, заметила, как перекатились желваки, как сильно мужчина сцепил челюсти. Но сделав один глубокий вдох, Ян опять пришёл в себя — в невозмутимого и непоколебимого. Но я же видела эти изменения, что это значит? — Надеюсь, после амплуа дряни ты наконец-то обретёшь себя, — хрипло ответил мужчина, а меня будто полоснули ножом по сердцу. — А, может, это я есть настоящая я? — тихо ответила я спустя время. Ян хмыкнул, кинув насмешливым взглядом на меня. — Ты то веришь своим словам? — я не успела ни ответить, ни подумать, так как мы уже приехали, а значит разговору конец. Когда мы вышли к зданию университета, где проводится олимпиада, я почувствовала, как спала напряженная атмосфера, а воздух перестал быть наэлектризованным. Даже дышать было легче... Ещё одной такой поездки я не хочу. Прочистив горло я начала говорить: — Но обратно... — мне не дали и договорить, нагло перебивая. — Мы поедем так же. — Но... — Даже если тебе неприятна моя личность, мне глубоко наплевать и поверь, нисколько не тяготит, — я практически гарчала от злости, Ян как всегда невозмутим. Господи, что же он пристал, как пиявка? Те хотя бы полезные для организма, а он только мои нервные клетки уменьшает! — Чем тебе общественный транспорт не угодил?! Опомнись, ты не добрый самаритянин! — Не ори, это во-первых. Во-вторых, может я просто хочу побыть подольше с тобой? — я встала в ступор. В прямом значение этого слова остановилась посередине территории университета, а по телу пошла мелкая дрожь. Сердце готово было разорвать к чертям мешок, так билось в груди. Я бегала глазами по Яну, глядела в зелень глаз, что в упор смотрела на меня. Я даже не моргала, а в горле будто песок образовался. — Ч-что ты сказал? — Пойдём, оформится ещё надо, — Ян подмигнул мне, а я готова была завопить. Я задержала его за руку, но потом сразу отпрянула, как от огня. — Не надо играться со мной... — Я подумаю. Пошли, Макарченко, — буднично... Ян упивается моей реакцией на себя? Зачем была эта фраза? Зачем меня опять ставить в ступор? Играть мной, моими чувствами. Ян же не дурак, знает, что они не исчезли, хоть я хочу их исчезновения больше всего... Но сейчас мои мысли должны были быть заняты другим. Не Яном, не разборками, а Олимпиадой: терминами и обозначениями, но никак не этим. Однако, разве могу я сейчас сосредоточится? Ян всего лишь необдуманно бросил фразу, а она крутится в голове, она не вылетает. Шутил ли он? Или серьезно? Опять играет? Боже, почему всегда столько вопросов, а ответа никогда нет! Я готова была разрыдаться уже, когда к плечу притронулись и я аж вздрогнула. Ян. Опять он. Всегда он. — Не смотря ни на что, ты очень умная, Еленушка. Покажи это и другим, и хоть за этой дверью стань собой, той Еленой, которую знают все. Я буду ждать тебя в холле, — я на миг поверила, что все стало как прежде, на миг сердце затрепетало внутри. — Спасибо... — только ответила я, сдерживая ураган внутри. А потом закрылась дверь, потом был только лист с заданиями и ничего больше, как и всегда в такие моменты. Начнём же...***
Когда я вышла спустя почти три часа, мозг отказывался работать, а ноги были как ватные. Я встречалась взглядами с такими же измученными, как я. Но они с довольной, но уставшей улыбкой бежали к преподавателям и в красках рассказывали про задания, как дети маме про школьный день. Я даже улыбнулась, но она мигом пропала с лица, когда я нашла глазами Яна. Он сидел, смотря что-то в телефоне. Куртка сложена сбоку, а сам он во всем синем: и джинсах и джемпере. Никогда не думала, что ему так идёт такой цвет. Подлецу все к лицу, да? Вдохнув больше воздуха в легкие, я подошла к своему учителю. — Ну вроде как все, — Ян поднял взгляд, коротко кивнул и безмолвно пошёл к авто, а я, как собачонка, пошла по пятам за ним. В машине опять играла английская песня, что меланхоличной мелодией приносила странное спокойствие. Хотя и усталость брала своё. Честно, я даже не знаю, как я написала. Думать тоже не хочу. Мне бы домой, мне бы просто отключиться. Я прикрыла глаза, думая от том, что совершенно нет желания идти в школу завтра, нет желания видеть Яна... Ведь биология завтра первая в расписании. Но и прятаться уже осточертело. Хочется нормально жить. Но как, если сердце начинает сумасшествие внутри при нем. Даже сейчас волнение окатывает, бурлят чувства. И обида... и то другое, что было до нее. Но всё-таки завтра я явлюсь на урок. Приду ему на зло. — Что у нас будет на биологии завтра? — стараясь сделать деловитый тон. — Замена какая-то. Я ухожу на две недели на курсы повышения квалификации. Так что можешь не прятаться в уборной и не наслаждаться запахами хлорки, — раздался насмешливый тон. А я округлила глаза. Как он узнал? Следил? — Кто тебе сказал? Это Варя, да? — почему-то сразу думаю на неё. Больше некому. Может, она так мстит. — Елена, я, как и все люди, имею глаза. Вижу, как ты приходишь даже в то самое крыло после моего урока и, как ни в чем не бывало, стоишь с Левченко. Да и в журнале н-ки только на моем уроке. Что, избегаешь меня? — он так улыбнулся, будто бы радовался, что мне тяжело находится рядом с ним. Потом так же глупо улыбаясь вёл авто. Я отвернулась к окну. — Нет. — Какое же это ребячество, Еленушка, — просто дышать, не слушать его, не смотреть на эту ухмылку, глумливую, ехидную... Вдох, а потом выдох, по кругу, без мыслей. — Когда будут результаты олимпиады? — я просто перевела тему, ибо у меня нет жизненных сил, чтобы пререкаться, а Яну и так давно известны все мои уловки, да и побеждает во всех схватках он. Так зачем тогда напрягаться, это будет ещё большее унижение, чем признать свою слабость перед ним. — Где-то в среду неофициальные, а ближе к концу недели уже точные будут, — Ян хмыкнул, немного удивившись моей резкой перемене. Может, это значит, что я расту? Если даже уже могу его удивить... Наконец-то родной двор был перед глазами, а это значит, что совсем скоро я смогу выдохнуть глубже. Ещё никогда я не радовалась прекрасному виду панельных домов. — Спасибо... что подвёз, — неуверенно сказала я, и уже хотела закрыть дверцу, как Ян окликнул меня, что аж мурашки пошли по телу. — Елена... Рюкзак, — в его руках был мой маленький розовенький рюкзачок, он так взял его, что у меня мало как оставалось способов взять вещь, не дотронувшись к его руке. Минуту поколебавшись, я кое-как взяла рюкзак за место, что хоть на миллиметр, но было отдали пальцев Яна. Мужчина только с насмешкой наблюдал за мной и моими попытками, а потом и вовсе сделал то, от чего сердце на секунду остановило свой марш. — Ты не умрешь, если соприкоснёшься пальцами со мной, — бросил Ян, хватая меня за ладошку. Импульс пошёл от фалангов пальцев аж до плеча, а мелкая дрожь усыпала тело. Руки Яна были такие же тёплые, как и всегда, и на жалкие секунды я дала слабину, наслаждаясь теплотой и его близостью. Со стороны это наверное очень странно: наши руки на лету, моя маленькая ладошка в его большой, он смотрит проникновенным взглядом, обволакивающим, чуть прищурив глаза, что дарит мнимое ощущение защищённости, хотя не понимаю, почему она. Ян гладит большым пальцем кожу, а к горлу подступает ком... — Ян... — я не знаю, что хотела сказать, но это прозвучало как мольба о чём-то, что извечно только моему подсознанию. Может быть хотела, чтоб говорить начал он... А вместо того мужчина отпустил мою руку, а я ощутила жуткий холод без его ладони. Я посмотрела в зелень глаз, но от былого взгляда не было и следа. Лишь невозмутимость и странная отдаленность. Я сцепила зубы до боли в челюсти дабы не заплакать, или не наговорить лишнего. — До свидания, Елена, — наконец-то подал голос Ян. Я кивнула, слова застряли в горле, не давая проход даже воздуху. Я прижала руку к груди, словно она ещё имеет отпечаток Яна. Зашла в подъезд и просто прикрыла глаза, стараясь в голове снова создать тот момент, что был ещё две минуты назад явью... Сумасшествие... когда ж оно прекратится?***
Прийдя домой я увидела мамино пальто, а значит родители уже дома. Нацепив улыбку я пошла на кухню, где уверена, что найду их. Так и было. Мама стояла, раскладывая вещи на стол, а тихонько вошла, наблюдая. Сердце сжалось внутри: я так давно не говорила с мамой по душам, давно не делилась ничем. Но разве я могу? Это разобьёт её ещё больше, чем незнание. Хотя, когда родителю будет больнее, если его собственная дочь, которая всегда была открытой и ничего не скрывала, вдруг заперлась за множеством замков? Правильно, никогда, а я просто успокаиваю себя, хотя сама не ведусь на уловки... свои же. — Мамочка, привет, — я тихо поздоровалась, чтобы не напугать. Но без этого все равно не обошлось: Мама подпрыгнула от неожиданности, но все равно улыбнулась, смотря на меня. — Леночка, ну что там? Как все прошло? — мы обнялись, а я громко выдохнула и начала думать, чтобы сказать. Конечно, что мать знает про олимпиаду, ведь это даже гордость. Ну что, скажу про вселенскую усталость да и всё, далее уже запретно. — Нормально, вроде. Устала, правда, — больше эмоционально, но этому виной стала не писанина длительностью в три часа, а один брюнетистый мужчина. — А что твой учитель говорит? — что я маленькая дрянь? Или мне не идёт быть стервой? Много чего, мам, всего и не сосчитать. Только тебе вряд ли захочется услышать это, а если и да, то не для твоих это ушек, плюс ко всему я не знаю, выдержит ли мамино сердце то, что имею я этой зимой. Говорят, после холодной, бесцветной зимы настаёт красочная весна, полна энергии и красок... Что ж, увидим. А пока остаётся только думать, что должны говорить в таком моменте «учителя». — А что он может сказать. Так же надеется на мой мозг, как и я, — я хихикнула, будто это лучшая моя шутка. — Ты у меня умная, я уверена, что все будет хорошо, — так всегда говорят, стандартная фраза от которой уже воротит. Ибо я тоже всегда оперировала этой фразой, каждому, надо или нет я впаривала эти слова, которые никогда не помогали. Ведь до этого хорошо ещё целая вечность, даже если несколько дней... — Конечно, я, наверное, пойду прилягу. Завтра же в школу ещё, — ведь Яна то не будет, значит путь мне открыт. Но от этого желание идти что-то не просыпается. Мама странно посмотрела, теребив пальцами пакет с пряниками, словно намеревалась что-то сказать. — Лена... Ты не хочешь поговорить? Просто мы давно не беседовали, да и с Петей ты поссорилась. Почему? Если не хочешь, то можешь не говорить, но... — Не хочу, прости, мам, но нет, — ненавижу, ненавижу себя за то, что причиняю матери боль, за то, что она потупив глаза, просто улыбнулась, сделав вид, что её это не задело. Я видела, как заблестели глаза мамы, или это было от того что и на моих были слёзы. Однако я не в силах ничего сделать, ведь точка невозврата давно позади, сейчас лишь пропасть. Говорят, люди теряют друг друга, оставаясь близко, но я не думала, не хотела думать, что это касается и родных... Я не могу находится в квартире в такой обстановке. Написав Даше про то, что прийду, я быстро нанесла «любимую» помаду и уже намеревалась выйти без предупреждения, но вспомнив мамины глаза, полны слез, я остановилась возле их с папой комнаты и увидела картину, что всегда имела место дома. Родители лежат вместе, а по телевизору идёт один из множества однотипных фильмов — наверное это и есть семейная идиллия, о которой так часто рассказывают. Я улыбнулась. — Мам, пап, я иду немного прогуляюсь... — родители обратили внимание на мой прикид, но слова не сказали. И на том спасибо. — С Варей? — С Дашей и ребятами. Они меня проводят вечером, если я задержусь, — если не захочу возвращаться... — Не нравятся мне они, Лена, — подал строгий голос папа, а я нахмурилась. Все время, что я с ними дружу, я слышу только одну эту фразу. Достало... — Главное, что мне да. Пока... — наиграно весело сказала я, уходя от очередной тирады. Хотя нет, убегая от проблем, убегая, чтобы творить то, о чем я потом пожалею. Но разве я постоянно не делаю одно и тоже, что жалею про сделанное? Так что, одним делом больше, одним меньше...