Кажется, что уже все люди знают, как описать боль, не физическую, а моральную. Это когда тебя ломает изнутри, сдавливает внутренности словно лопастями или просто, будто ударяют в солнечное сплетение. Да, это все метафоры, которые так любят использовать писатели, дабы лучше показать весь спектр эмоций. А что в реальности чувствует человек, когда ему больно морально? Как описать то, что даже понять невозможно? Вроде бы все органы на месте, температура тоже в норме. Но человек все равно ощущает странное всепоглощающее чувство собственной беспомощности, ведь невозможно справится с болью. Этот недуг не изучили учёные, и лекарства от него как такового нет. Нужно время, но у кого оно есть лишнее, чтобы оклематься? Жизнь слишком коротка, а в ней так много преград. Но без них невозможно — таков закон...
Школьный звонок заставил меня вздрогнуть, отцепить пальцы от подоконника, что почти намертво сжали его, борясь с тупой болью внутри. Костяшки пальцев болели до невыносимости, но разве это сравнится с тем, что внутри?
Я думала, что Ян такой себе гаденыш-учитель: играет, приближает и отталкивает с интервалом в долю секунды. Но, как уже можно понять, я ошиблась. Он просто садист, которому нравится упиваться моей реакцией. А как ещё это объяснить? Он унизил меня, при этом ничего не сделал того, что бы перечило учительским делам. Просто дал презентацию на тему, которую проходим. «Разве ребёнка, который идёт в медицинский, должны смущать хоть какие-то системы своего же организма?» По факту нет, но жирный подтекст, что кроется под этим «заданием» был понятен всем.
Чувства переполняли. Мне не хотелось реветь, уже достаточно я выплакала слез из-за этого бесчувственного человека. На место обиди пришла злость, а это чувство куда похлеще будет. И меня от него уже распирает, но не до пары из ушей, даже не до покраснения лица — до желания кричать, но не просто, а на него, до желания высказать Яну в лицо все, и наконец узнать: за что меня постигла участь превратится в местного изгоя. Благодаря любимому учителю.
Но безумия в моей голове не остановить.
Я выбежала в коридор, не обращая внимания ни на детей, которые, как стая маленьких рыбок, плыли по коридору, ни на Дашу, которая кричала мне что-то в след. Была только я и моя цель.
Кабинет биологии.
Вот я и тут. Первым делом хочется постучать, но чертыхаюсь сама к себе и рывком, со всей силы открываю дверь и так же сильно ею хлопаю, от чего звенит в ушах. Чувствую, как кровь закипает в венах, а дышать становится тяжело. Адреналин ударяет в голову. И меня уже всю трясло, а я даже слова не сказала, просто смотрю на него, тяжела дыша, дрожу всем телом, а глаза наверное полыхают, искрятся.
— Что ты вламываешься, как к себе домой? Родители не научили манерам? — кидает раздраженно, окидывая взглядом, который будто кричит, как я уже его достала, и ещё учительский тон, что ещё больше подливает масла в огонь. Ян стоит, вытирая какую-то мазню с доски, и лишь кидает выжидающие взгляды. А я не могу ничего сказать, меня парализовало, оставило лишь мутность в голове и желание задушить его. Мне кажется, я слышу, как сычу.
— Если ты пришла что-то сказать, то говори. Если просто попыхтеть, выпучивая глаза, то не трать мою перемену. Я и так устал за сегодня, — от меня, небось? И в подтверждение Ян потёр переносицу, а я чуть слюной не поперхнулась. Прямо намекаешь мне выметаться? Ну всё, курок спущен, назад нет пути. Мне нужно было его слово, стимул, чтобы окончательно сорваться, не взирая на нахождение в школе, ни на что.
— Ты. Сделал. Это. Специально. Ты намеренно дал мне эту тему, чтобы надо мной смеялись! — рычу я, размахивая руками. Наверное, я похожа на сумасшедшую: с красными щеками и, наверняка, растертой тушью, но разве это важно сейчас?
— Ты только сейчас заметила, что над тобой смеются? Разве есть ещё человек, который уважает тебя?
— Это не правда! — истина.
— Разве? Разве Варя и Егор не отдалились от тебя? Разве Ковалёв не травит свои пошлые анекдоты прямо у тебя перед носом? Разве Ты не сидишь одна, как неприкаянная? И ходишь только с Левченко, подружкой твоей, Дашей и то под косыми взглядами? У меня галлюцинации, да?! — замолчи, замолчи! Предательские слёзы опять наступают на глазах, но я не позволяю этому превратится в рыдания. Ян недостоин видеть это.
— Замолчи! — он подходит ближе, а я по-детски закрываю уши руками. Закрываю глаза, чтоб не видеть лицо, задерживаю дыхание от запаха одеколона, я не хочу сейчас ни слышать, ни видеть. Мне не нужна эта правда, моя иллюзия куда лучше! И Ян не может за считаные минуты развеять её. Он не всемогущ, не настолько подвластен надо мной.
— А все ради чего? Ради желания кому-то что-то доказать? Что ты можешь? Самой то не противно от себя? — Ян забирает мои руки от головы, заставляя посмотреть на него. Зелень глаз сейчас необычайно тёмная, но, кажется, даже в ней я вижу, как блестят слёзы на моих ресницах.
— Я потеряла всё из-за того, что связалась с тобой! — ощущаю, как маленькая соленая капля всё же оставляет мокрую дорожку на щеке, потом ещё одна. Я смотрю на Яна молящим взглядом, хоть сама не понимаю чего прошу. Я просто хочу свою жизнь обратно... Содрогаюсь, а слёзы уже текут ручьём. А потом по телу и вовсе идёт электрический разряд, когда Ян немного шершавым пальцем стирает слезу со щеки, от чего непроизвольно сжимаю челюсти. Его лицо очень близко к моему, я заглядываю в зелень глаз, и она, как омут, тянет. Но сейчас в ней нет злорадства, там горечь и даже сожаление, что кажется нереальным. Только так мужчина делает ещё хуже. Как и всегда... Забираю его руку с лица, от чего стает как-то холодно. Кажется, что я даже собственное сердце не слышу, оно перестало стучать...
— Не надо жалости, Ян, — не нужно так смотреть на меня. Я не разбитая ваза, человек — может, да. Но ты не вправе, Ян, сейчас вытирать мои слёзы. Это двулично, по меньшей мере. Сам довёл, сам спасает. Но только героем от этого не становятся, лишь добавляют уровень злодейства.
— Себя жалеешь,
Лена, только ты, — опять что-то неприятно кольнуло внутри. Шмыгнув носом, я посмотрела опять на Яна. Он, как всегда, смотрел поучающим взглядом, скрестив руки на груди, опять втаптывал меня даже взглядом. Вернулся тот Ян, которого я знаю, а не мужчина из мечт, что так быстро разбились об реальность.
— Так перестань меня мучать, чтобы я не жалела себя, — кинула я напоследок, перед тем как уйти. Но мне не дали и такую малость: оставить последнее слово за собой. Ян остановил меня, опять. Но только от этого действия злость не усилилась, как всегда, вместо того по телу пошла дрожь. Он задержал меня не со злостью, не как ребёнка, а как девушку... Ян остановил меня, приобнимая, рукой касаясь предплечья, телом касаясь тела. А оно отреагировало, как и всегда на этого мужчину. Будь я сто раз зла, но оно ещё помнит родные прикосновения... Аромат одеколона опять осел в легких, но на этот раз он мешал дышать, причиняя боль.
Это ведь понарошку. Новая часть игры.
Я зажмурила глаза, ожидая каждой клеточкой тела когда он отпрянет, или когда обнимет полностью — не могу разобраться.
— Я, может, тоже хочу, чтоб ты стала собой, — хрипло отозвался мужчина в само ухо, оживляя давно павших бабочек в животе. Я так больше не могу! С каждым словом он делает ещё хуже, диссонанс в голове становится явнее, но это не мешает Яну продолжать свою экзекуцию. Это невозможно: с кричащего мужчины, который унижает, стать таким хорошим... Это блажь, которая слишком желаемая, чтобы быть явью.
— Зачем? Я ведь тебе не нужна... Так зачем, Ян? — не так нужна, не настолько, как хочу быть. А мужчина все молчал, смотрел проникновенным взглядом зелёных глаз, гипнотизировал, но не отвечал. Как и всегда на вопросы. И этот, похожий на множества других, тоже остался только озвученным, но без ответа.
А потом лишь громко стукнула дверь. Только сейчас мозг отказывается вспоминать, кто из нас ушёл...
***
Этот день выжал из меня все соки. Я хотела только завалится на кровать и спать, или слушать музыку и думать про прекрасное, но небывалое будущее с Яном, ну или в крайнем варианте делать домашку.
Но категорически не хотела выходить на улицу, не хотела улыбаться Даше, которая позвала меня, ребятам, но потом пришли родители с расспросами про жизнь и нравоучениями и поэтому я решила, что наша весёлая компашка — это меньшее из двух зол.
Так что, улыбнувшись зеркалу самой неискренней улыбкой из всех, я пошла гулять, полна энтузиазма и желания жить. А как же.
Дарья встретила меня улыбкой, но сегодня девушка отличалась от было себя. Нет, не одеждой, а выражением лица. Где пропала вселенская радость?
— Дашка, что-то случилось? — я обняла подругу, хмуря лицо.
— Это я у тебя хотела спросить. Что случилось в школе сегодня, Лен? — нет, пожалуйста, давай не про это. Я не хочу обсуждать свои проблемы. Я хочу от них забыться. Пойти в излюбленный гараж, к протёртому дивану, не совсем детским напиткам и все. Я не хочу приём у психолога Дарьи.
— Даш, да это ерунда. С одноклассниками повздорила, — отмахиваюсь, глупо лыбясь, но девушка скрещивает руки на груди всем видом показывая недоверие. Тяжело вздыхаю, ладно раскроем некоторые карты...
— От же ж крысы подколодные! Как на биологии помочь, так все друзья. А тут насмешки начались. Ты скажи Саве, он их мигом запугает! — поведав Даше краткую историю «Бедная Лена и ужасные-ужасные одноклассники» мы попивали уже остывший латте, сидя в маленькой кафешке. Даша конечно перебарщивает, но приятно, что подруга переживает.
— Спасибо, но я просто не обращаю на это внимание. Саву не надо впутывать, — снисходительно улыбаюсь, а Дарья пожимает плечами:
— Ты бы присмотрелась к нему. Я не зря говорю, — этого мне только не хватало. Но надеюсь, что Савелий пылает дружбой ко мне, а Даше попала соринка в глаз, от чего она моргает, будто подмигивая.
— Нет, нет, нет. Друзья — это очень хорошее слово, Даш, ты и сама меня поднимешь.
— Неужто у нашей Лены есть кто-то на примете? — девушка играет бровями, от чего я смеюсь. Как же все легко у неё, — Этот твой красивый одноклассник? — улыбка медленно сползает с лица. Егор, больше никто не приходит на ум. Ох, почему всегда он? Кажется, парня стало слишком много в моей жизни, хотя Егорушка сам из неё захотел уйти.
— Нет, не Егор, — только у отвечаю, но чтобы приструнить поток вопросов Дашки, добавляю:
—И, прости, но я не хочу об этом говорить. Всё слишком сложно, — виновато улыбаюсь. Не расскажу же я ей: «Даша, люблю я предмет твоих грёз, с которым мы делали очень много того, что не подходит под обозначение учитель с ученицей». Но Дарья только улыбается, даёт понять, что все хорошо.
— Да я понимаю. Но заметь, это говоришь ты человеку, который безнадежно влюблён в биолога. Куда уже хуже? — подруга звонко смеётся на всё кафе, а я понимаю, что, если она когда-то узнаёт, то это будет нестерпимо больно для нас двоих.
Так что да, Дашка, хуже есть, и ты не представляешь насколько...
***
Битый час, столько времени я сижу на кровати, заваленной конспектами и учебниками, и стараюсь хоть что-то выучить. Но, что теоремы с геометрии, что правила украинского языка не лезут в голову. Самый легкие задачки кажутся неподъёмными, а что уже говорить про что-то большее. С головы не вылазит фраза Яна, так неудачно кинутая напоследок. Тогда, на одну секунду я увидела не манипулятора и мерзавца учителя, а человека, который наконец-то снял сотни масок с лица. Но это чувство быстро проходит, ведь не только это осталось в памяти.
Ржание, ухмылки, насмешливые взгляды одноклассников врезались в сознание, оставшись там с корнями, а с тем и высокомерный взгляд зелёных глаз. Не смотря на то, что с того момента прошло несколько дней, но закрывая глаза, это все опять станет реальностью. Жесткой, как хлесткая пощечина, раз за разом ударяет.
Но это ещё не все. Есть ещё треклятая презентация, что висит серой тучей над головой. Я не выдержу этого ещё раз... И есть одна идея, которую я отсрочиваю несколько дней. Но только урок биологии уже завтра.
Глубоко вздыхаю, стараясь угомонить колотящееся сердце. Господи, ну подумает он, что я дура дурой, впервой чтоли?
Кому: Ян Владимирович
Привет. Можно сменить...
Нет! Слишком фамильярно, как будто мы друзья. Чертыхаюсь от своих же мыслей. Он точно не приятель... А есть ли у меня они вообще? Трясу головой, делая попытку номер два.
Добрый вечер. Можно мне поменять тему презентации?
Так лучше, правильнее. Только деловые отношения. Переписка, как в ученицы и ее учителя. Другого нет, и никогда не будет!
Но ответа, как всегда, не было долго. А я сидела, как дурочка с телефоном, все ожидая, как манну небесную. Когда телефон задрожал, сердце сделало сальто, что отдалось легкой тошнотой.
От кого: Ян Владимирович
Нет.
Кратко, лаконично и так свойственно Яну. Ещё й эта точка в конце. Прямо само зло, а не учитель биологии. Я даже взгляд его увидела при этом «нет». Такому, что смешивает тебя с помётом... Хочется позвонить ему и обозвать всеми нелестными словами, начиная от представителя милых парнокопытных и рогатых, но усмиряю свой пыл и пишу лишь одно слово:
Пожалуйста.
Разве так сложно? Хоть раз пойти мне на уступки, хоть раз забыть про свою гордыню...
От кого: Ян Владимирович
Мы в детском саду? Или торгуемся на рынке?
Скорей всего в психушке. Ничего не придумываю получше, чем сказать правду. Должна в нем быть хоть капля человечности и сочувствия.
Кому: Ян Владимирович
Ты же понимаешь, что они будут смеяться из-за моего вида. Я просто не смогу ответить. Пожалей меня, хоть раз, Ян!
Отправив это сообщение, я сразу же хотела удалить все к чертовой матери, заблокировать номер и уже морально приготовится к провалу, но, как на зло, это сообщение Ян прочитал за секунду. Значит, пути отступления закрыты...
От кого: Ян Владимирович
«Не надо жалеть меня» — это твои слова. Не припомню, чтобы твой прикид тебя смущал. Неужели разонравилось?
Я готова была завопить, кинув телефон на кровать, и чуть было не захныкала от несправедливости. Да и пусть! Горит сарай, гори и хата!
Кому: Ян Владимирович
Тогда я не приду, или ничего не сделаю!
Ответ пришёл так же незамедлительно и так же лаконично:
От кого: Ян Владимирович
Поставлю два.
***
В школу я заявилась, как на траур: одета в чёрные джинсы и такую же майку, взятую у Даши, что уже говорит про то, какая она. Хоть одно радовало, что даже март уже закончился, а на смену вихрем прибежал апрель. Я даже не заметила, как уже с вязаных кофт поменяла образ на майку с пиджаками, а куртку на легкое пальто. Кажется, время идёт мимо меня.
Но тем не менее, я пошла грызть гранит науки, ну или мозги чайной ложечкой Яну. Ко всему это ещё й был первый урок, что добавляло ещё большего раздражения, так как не высыпалась я довольно долго.
Ты посмотри на него, ухмыляется тут, а взгляд на меня. Но отвожу глаза и плетусь на теперь уже своё место в ряду около дверей. Как уже можно понять, ничего к уроку я не готовила. Маленький бунт, показывание характера, да как угодно можно это назвать, но с видом будто мне море по колено окидываю класс.
— Так, доброе всем утро! Работаем по уже знакомому алгоритму. Макарченко, твой выход, — буднично бросил Ян, кидая рукой на доску, даже не удосужившись посмотреть на меня. У него же классный журнал — куда интересней. Ян даже не предполагает, что я не готова. Даже не думает. Я лишь, улыбаясь краешками губ, практически с радостью оглашаю, завлекая его в свою игру:
— Я не готова с презентацией, Ян Владимирович, — это будет
раз. На секунду он остановил клацать мышкой, а потом поднял на меня взгляд. Если я и надеялась видеть там гнев, то напрасно: виднелось лишь равнодушие.
— Меня это не волнует. К доске, рассказывай с головы, — и опять глаза на журнал. Боится меня чтоли?
— Я не помню ничего с этой темы, — это
два.
— Тогда садись,
Лена, два, — Янчик, Янчик, ты думаешь, это конец? Я вижу, как сильно ты сжал эту чёртову ручку, но твоё напускное спокойствие веселит, — кто там следующий готовил...
— Вы не имеете права ставить мне два! Презентации — это не прямое задание! Или вам просто лень тему рассказывать, и вы на учеников все скидываете? — а это
три. Ёлочка, гори... Или Ян со злости.
— Что ты сказала? — Ян сказал это тихо, но тоном, что заставил волосы встать дыбом, и тут мне стало страшно. Но я продолжаю...
— Вы же слышали. Или этой двойкой вы самоутверждаетесь? — я слышала с какой злостью он захлопнул журнал, встречаясь со мной взглядами. Пусть настанет конец света, теперь уж точно очень-очень прошу. Он мне сейчас тут гильотину устроит, только резать будет словами: я вижу, как сглотнул слюну, как дернулся кадык, а вена на шее вдруг стала проявляться. Мамочки!
— Мало того, что она неготова, так ещё хамит! Ты что себе позволяешь, девочка?
— Так что там по двойке? Я же просто отстаиваю свои права... — это конец! В кабинете была мёртвая тишина, я даже боялась дышать. Ян поднялся с места, побагровев от злости, глаза злобно сверкнули, а я даже сделала шаг назад. Я никогда не видела его настолько сердитым: грудь подымалась и опускалась, он тяжело дышал и начал наступать... Размашистым шагом ко мне. В тот момент я думала, что мужчина придушит меня голыми руками.
— Открыла учебник. Сорок второй параграф, — не криком, не рыком, но так, что сердце останавливалось, и не у меня одной. Все со страхом наблюдали за этой картиной, а я побелела, наверное, как мел для доски. То ли от того, что он близко, то ли от взгляда, который способен убить, я начала дрожать. Судорожно листая книжку, я видела, как пальцы посинели, но учителю было плевать. Ян опаливал меня взглядом, не давая дышать. Он касался плечом моего плеча, тыча пальцем на написаную огромными буквами тему:
— Читай!
— Венерические...
— Не мямли себе под нос, Макарченко!
— «Болезни мочеполовой системы. Венерические заболевания», — а это уже мой крах. Ещё чуть-чуть, и я буду валятся без пульса. Я сама кинулась в пропасть, подписав смертный приговор.
— Это было ваше домашнее, о котором я написал в электронном журнале. Так что, два,
Лена, заслуженное, — черт, черт, черт! Будь проклят тот электронный журнал! Смотрю с ужасом в зелень глаз, которая ещё полыхает от злобы. Ян развернулся на пятках, возвращаясь за учительский стол. А потом на лице мужчины засветилась язвительная, садистская ухмылка:
— А теперь достаём двойные листочки, одиннадцатый класс. На какую тему самостоятельная уже все поняли.
— Лена, твою мать! — раздался чей-то шёпот, что не услышал бы только глухой и то сомневаюсь. Мне было мало? Теперь одноклассники не просто смеются, а они ненавидят меня, презирают всем яством. Господи, какая же я дура! Зачем?! Зачем я захотела вывести Яна с равновесия! Кому хуже сделала? Себе! С обречённым взглядом вырываю лист с тетради, пока меня не останавливает уже успокоений голос учителя:
—
Лена,а у тебя оценка уже стоит. Ты и так ничего не помнишь, а мне проверять меньше ваших писулек, — Зелень глаз дьявольски полыхает. Знает же Ян, что я все прекрасно помню, хоть сейчас могу рассказать. И упивается моей безысходности на лице.
— Но, Ян Владимирович...
— Что? Осенение пришло? Прости, поздно, — хочется вопить! Хочется орать таким криком, чтобы заглушить то унижение, которое я приготовила для него, а стало моим. Но только брюнетистый мужчина меня опять обскакал, даже не напрягаясь, наверное. Сжимаю до боли кулаки, что не укрывается от Яна.
— Пока другие пишут возбудитель чего трихомонада, Лена можешь почитать про свои обязанности, раз ты так сильно знала свои права, — унизил, опять. При всех, опять. Но на этот раз я сама напросилась. И эту игру я опять с треском проиграла, но почему-то сейчас необычайно больно... И я сделала это сама. Сама себя окунула в грязь, а весь оставшейся день в ад.
Но я не знала, что преисподняя будет ждать меня дома...
