Маленькие ножки спешно мешали под собой листву и траву: железная дорога, уходящая вдаль, казалась бесконечно длинной, словно и не знает слово «конец». Переступать через заросшие травой шпалы было бесполезно, поэтому Ласка бежала рядом с рельсами, чувствуя, как холодный воздух бьет в лицо — скоро зима. По бокам от дороги изредка попадались совсем маленькие кучки снега, которым было суждено лишь растаять. Быстро перебирая ногами, девочка жадно глотала воздух, что так сильно обжигал горло и легкие, и сердце билось так быстро, что было готово выпасть из груди, открыв ребра ребенка как двери. Постепенно мышцы ног становились деревянными, особенно хорошо можно это было почувствовать в икрах: пару раз Ласка все же запиналась, и кубарем летела с небольшого холмика, на котором и была дорога из железа и дерева. Это была ночь. Ночь, которую девочка запомнит на всю жизнь.
— Душка! Почему не на посту?
Мальчик невысокого росту с тоненькими, как тростинка, ручками, резко подскочил на месте, отгоняя от себя остатки сна. Слабо что понимая, он обернулся, и, завидев в потемках главаря всех Двоедушников, тяжело вздохнул, понимая, что опасности нет. Ноткин же был недоволен такой реакции новенького. Уперев руки в бока, он молча стал глядеть на Душку, который, видимо, не понимал, что от него требовалось. Набрав воздуха в грудь, парень лишь дал мелкому слабый подзатылок.
— Ты должен был быть на месте уже тогда, когда я только рот открывал. Учить тебя всему…
— Прости…
— А если бы эти морды собачьи были б тут? Иди на пост, и не смей спать.
— Да, хорошо.
Явно чувствуя вину за внезапное желание поспать, мальчик, понурив голову, поплелся ближе к главным дверям, то и дело дергая себя за повод, словно намекая себе, что было бы неприятно вот так вылететь из-за такой глупости. Все же, он долгое время добивался доверия у Двоедушников.
Время на складах текло довольно медленно: часы, прячущиеся в углу, еле слышно тикали, изредка можно было услышать тихое сопение или редкие шаги таких же детей, как Душка, у которых было каждодневное «ответственное» задание. Заключалось оно в том, что все они должны были бродить по несчастному «замку» Двоедушников и с исключительным интересом наблюдать за бегающими крысами или летающими мухами. В общем, такое себе задание, но иногда, когда гавкающие морды решались напасть, эти дети были одними из самых важных в отражении нападения.
Маленькие облачка спешно вырывались изо рта и носа Ласки. Из самого теплого, что было на девочке, являлась шаль, в которую она даже не куталась. Сжав красные пальцы в кулачок, она стала стучать по большой металлической двери, чуть согнувшись из-за сбившегося дыхания. Через пару секунд раздался тонкий и слабый голосок из-за куска металла:
— Кто?
— Ласка… — так же тихо в ответ отвечала растерянная, — срочно, Ноткин. Беда, — проглатывая слоги, молвила та.
— Сейчас, — коротко и ясно ответил мальчуган, убежав за главарем. Тот, конечно, не спал, и поэтому, выслушав Душку, быстро вышел из «замка», замечая красные щеки и заплаканные глаза девочки. Та лишь дрожащими пальцами вцепилась в потрепанную куртку, потянув на себя. Опешив, пацан приподнял одну бровь, явно не понимая, что происходит.
— Ласка, ты чего?
— Отцу плохо… Синий почти весь, я не знаю, что делать! — наконец сорвались с уст ребенка слова. Отразившись о двери, они слабым эхом прогулялись меж складов. Ноткин чуть нахмурился:
— Чего же ты ко мне бежишь? Гей, Душка! — оборачивается главарь, — рысью к Исидору, скажи, папка Ласки решил коньки отбросить. Я пойду, попытаюсь помочь.
— Есть! — быстро крикнул мальчик, бросившись к Исидору, даже не оставляя за собой следы на промерзшей земле. Ноткин, выдохнув, побежал за девочкой к сторожке. В голове, словно крысы, бегали мысли: что он сможет сделать? Как он поможет умирающему пьянчуге? Помочь своему соседу, конечно, хотелось, но давайте начистоту — шансов сделать хоть что-то у Ноткина практически не было. И все равно, тот бежит, держит за руку Ласоньку, сердце его, как канарейка в клетке, бьется с невозможной скоростью, а пульс отбивал ритм жизни в висках. Мир вокруг стал словно пластилиновый, и только бегущая впереди Ласка помогала возвращаться в реальность. Девочка же бежала на несгибаемых ногах, и дыхание ее отбивалось в голове Ноткина. Замечая эту странность, парень почти сразу отбрасывает ее подальше, видя большие камни, что торчали из земли. Скоро сторожка, а идей ноль. Ноткин глубоко выдыхает, буквально вваливается в небольшое помещение вместе с голубоглазой, после чего почти сразу отходит, видя безжизненное тело. Прикрывает рот рукой, хмурится: ему уже приходилось видеть жмуров разных пород и мастей, но это все были незнакомцы, доходяги, прохожие, которых он никогда ранее и не видел. А тут… Да, отец Ласки был отвратительным человеком, да, он творил ужасные вещи, но парень его знал. Знал, видел его живое лицо, которое разрезал оскал, его пьяные, но живые глаза. Слышал дыхание, в конце концов… Отходя все дальше и дальше, главарь Двоедушников взял светловолосую за руку, выныривая из проклятого каменного здания. Девочка ничего не понимала, что-то говорила, срывалась на какой-то слишком уж слишком тихий крик, а мальчик молчал. Все стоял, глядел на слезы, что катились по красно-белому лицу, чувствовал ее сбивчивое дыхание, смотрел, как она молила что-то сделать. Выдыхая горячий воздух, Ноткин аккуратно прижимает ребенка к себе, признается, что ничего он сделать не может. Тот молчит в ответ, после чего заливается слезами, крепко обнимая Ноткина.
Из-за довольно близкого расположения домов, Ласка постоянно ходила хвостиком за главарем, сколько себя помнит, все хотела с ним подружиться, а тот лишь фыркал. Мол, с теми, кто мертвых слышит, не общается. Живые ему, говорит, нужны. Девочка же все это пропускала мимо ушей, продолжая свои попытки подружиться с этим необычным мальчиком. В последнее время, после смерти матери, девочка от Ноткина отстала, на склады больше не ходила: все сидела у могил, да слушала пение травы. Ну или мертвецов, как говорила голубоглазая. Ноткин тогда сам частенько гулял около кладбища, думал, что наткнется на Ласку, да хоть извинится за свои оскорбления — совесть его тогда совсем замучила. Думал, что из-за него все это, а просто подойти и извиниться гордость не позволяла. Так они и обходили вечно друг друга, если бы не этот момент. Осознание, что в экстренной ситуации эта девочка не побежала к Исидору, а именно к Ноткину, отчего-то заставило сердце пропустить удар. Дыхание сперло, а Ноткин молча рассматривал макушку девочки, понимая, что же он натворил. Выдохнув уже в который раз, паренек прикрыл глаза.
***
— Убить того, кто убил тебя… — раздавался тихий, низкий, скрипучий голос. Мертвец уже давно лежал в положенном ему месте, а мужчина все глядел на надгробный камень, водил пальцами по короткой седой бороде, — для этого нужна немалая сила.
— Но меня никто не убивал… — все вытирала слезы девочка, не в силах успокоиться, — почему он умер?
— Он, Ласка, — вздохнул тяжело старик, — потерял надежду. Тогда, еще до твоего рождения. Без мечты жизнь становится существованием, и сосуд трескается. Из тела утекает жизнь, и как скоро оно умрет — покажет лишь время.
— Но почему… За что?
— Каждое утро и каждую ночь кто-то рождается для боли. Каждое утро и каждую ночь кто-то рождается для удачи, Ласка.
Естественно, слова старого Бураха ребенку ничего не дали. Он лишь непонимающе глядел на мужчину, а затем переводил свой взгляд на камень.
Ноткин был рядом, стоял, прислонившись спиной к сторожке, и все хмурился. Думал, понимал, снова думал, и не понимал. Словно рой мух, мысли сменяли друг друга одну за другой, наполняли голову и делали ее тяжелой. Почему она плачет по этому тирану? Почему прибежала к Ноткину? Почему Исидор даже не попытался ускорить шаг, несмотря на то, что Душка его торопил, как мог? От всего этого даже думать становилось больно, поэтому паренек решил бросить эту затею. Выплюнув травинку, мальчик развернулся, и с удивлением осознал, что Исидора рядом с Лаской нет. Отведя взгляд, Ноткин ненадолго задумался еще раз, изредка поглядывая на девочку, что сидела на траве около маленького холмика. Плюнув на землю, паренек пошел к железной дороге, оставляя Ласку одну-одинешеньку.
***
Отца больше нет, матери больше нет — пост смотрителя заняла дочь. Работа нетрудная, и времени свободного у ребенка было полно. Только вот не выходит она в город, не идет к детям — все сторонится, в поле гуляет, с мертвыми говорит, костяшки в волосы заплетает. Чахнет, белее смерти стала, а некогда голубые глаза, в которых отражалась прекрасная река, стали ледяными. Нехорошо ей, плохо ей, душа на волю рвется, грудь трещит по швам, а в голове лишь просьбы мертвых. Тяжело ей, невыносимо: согнется в три погибели — так и не выгнется, пока до кровати не дойдет. Одиноко и холодно, но идти в город лишний раз не смеет. Кричать бы, да воздуха в легких не хватит. Ломается здесь, как старая забытая всеми кукла.
Так и сегодня: болит все. Ласка неспешно протирает пыль старенькой тряпочкой, не думает ни о чем, дышать старается ровно. Уголки губ опущены, веки почти закрыты, а мышцы лица расслабленны до предела: нет сил их лишний раз напрягать. Вот она и прибирает свою сторожку: осторожно, медленно, тихо, устало. Уборка выматывает. И внезапный стук в дверь. Обернувшись, девочка сначала даже удивилась, что к ней кто-то пришел. Отложив тряпку, Ласка подошла к двери, после чего, приложив усилия, открыла ее. Прохладный воздух тут же защекотал длинную юбку, поднимаясь выше по ногам. Лицо же ветерок лишь мягко погладил, оставляя в покое. Чуть прищурившись из-за света, девочка подняла взгляд, и поняла, что стоит перед ней Ноткин. Тот же был как истукан, и только дергание своего поводка выдавало его беспокойство. Стоит, молчит, взгляд куда-то отводит, все сказать что-то хочет, но не решается.
— Что случилось? — решает спросить Ласка. Голосок тихий, мягкий, зажатый. Создавалось ощущение, что использовала она его лишь из необходимости. Услышав девочку, паренек запаниковал еще больше, начиная чувствовать ее дыхание. Чуть помотав головой, он отпустил поводок.
— Да нет… Я просто хотел спросить, — почесал он затылок, хоть и старался не выдавать своего волнения. Девочка на это лишь склонила голову набок, явно заинтересовавшись. Тяжело вздохнув, мальчик сказал:
— Пойдем ко мне? Я хочу помочь.
