Последний август

      Матильда нервно стирает слёзы с щёк, а после невольно шмыгает носом, но старается наконец успокоиться. Она частенько плачет — из-за грустных и драматичных фильмов, после которых невозможно не расплакаться, когда под боком у тебя рыдает лучшая подруга, или от смеха, когда всё та же подруга выкидывает очередную дурость. Но впервые за долгое время — от того, что её настолько задели чьи-то слова.       Однако, если вспомнить прошлые ссоры с другими людьми, заканчивающиеся достаточно быстро, поскольку Матильда в такие моменты достаточно ясно умеет объяснять, что пора заткнуться, её ни разу не пробивало на слёзы. Хотя она слышала и более обидные слова в свой адрес.       Дело действительно в словах? Или её скорее задело то, что это говорил именно Ди?       Девушка резко садится на кровати, однако почувствовав, что желание разрыдаться накатывает пуще прежнего, утыкается лицом в согнутые колени.       Она теряется в своих же мыслях — не может понять, от чего ей стало настолько обидно и горько, как и не может разобраться, что именно она чувствует по отношению к Ди. Неясность в отношениях с братом добавляет лишний груз печали на дрогнувшие в очередном рыдании плечи. Матильда всего-навсего хочет себе семью, состоящую не только из матери — хочет братьев, с которыми можно беззаботно и весело проводить время за играми и музыкой. Хэви идеально подходит для этого, но Матти всё равно хочет вытащить Ди из своей раковины скепсиса и нежелания общаться с кем-то, чтобы показать ему, насколько прекрасной бывает жизнь. Те дни, когда ей это удавалось, всегда были вдвойне прекрасными и запоминающимися — девушка хочет сохранить каждый в памяти. Но теперь он оттолкнул её, лишний раз напомнив о том, что её личная сказка не настоящая, разрушив и без того хрупкую иллюзию настоящей семьи, заставляя вспомнить все те моменты, когда она боялась почувствовать себя лишней.       Матильда знает, что у неё есть право злиться на него, но она всё равно не чувствует полноценной злости. Как минимум на него.       Ей стыдно за саму себя.       За то, что она поддалась мерзким эмоциям и позволила себе такое отношение к нему. Позволила непозволительное.       У неё с Гранж были душевные разговоры, в которых затрагивалась тема её отца. Всегда было больно и неприятно слушать об отношении дедушки что к Гранж, что к Глэму. Но присутствие мамы успокаивало, несмотря на то, сколько Матильде не было бы лет — ей просто было необходимо почувствовать чужое тепло и любовь после семи лет в детдоме, а Гранж с этим справлялась хоть и не на ура, но даже этого Матильде хватало. Хватало и будет хватать, потому что никто другой ей уже не нужен.       Эти разговоры запомнились не только из-за неприятного содержания, но и из-за чувства близости. У Гранж просто золотые руки — она мастерски заплетала ей косы или хвосты, пока что-то рассказывала. Не всегда плохое — наоборот, больше хорошего. Как она сбежала вместе с Глэмом, а после ударилась в музыку, о молодости и написании первого альбома. Сама Матильда никогда не задумывалась над своей причёской — тяп-ляп и готово. Да и возиться со своими волосами ей никогда не было интересно. Намного приятнее было помогать кому-то, это всегда ассоциировалось с посиделками с Гранж.       И из-за откровений с мамой Матильда не признавала насилие в семье. Как и в общем применение силы в ситуациях, когда можно обойтись словами. Потому собственный поступок ранит больше, чем слова Ди.       Ей нужно извиниться перед ним. Она искренне считает, что обязана была всё решить мирно, словами, попытаться лучше понять его, а не поддаваться своим эмоциям.       Мия всегда говорила, что эта мягкость в итоге погубит Матильду.       Мия… воспоминания о лучшей подруге немного приглушают горечь на душе, и Матти улыбается самой себе, в очередной раз вытирая слёзы, окончательно размазывая и без того испорченный макияж.       С Мией она познакомилась сразу по приезду в другой город, где учится и по сей день. Тогда единственное свободное место было рядом с этой безумной, шумной и заразительно-дружелюбной девчонкой, которая умудрилась перепутать шампунь с ярко-ярко рыжей краской, но ходила с таким цветом так, словно всегда об этом мечтала, и широко улыбалась, ничуть не стесняясь брекетов.       Матильде тогда было ещё сложно заводить друзей, потому она первое время шарахалась от Мии, которая, в свою очередь, словно воспылала праведной целью расшевелить свою нелюдимую соседку по парте и заставить её влиться в общество. Ей это прекрасно удалось — не отпуская руку Мии, Матти послушно везде следовала за ней, соглашаясь на все авантюры, большая часть которых скрыта во тьме, в надежде, что Гранж о них никогда не узнает.       Именно Мия настояла на том, чтобы Матильда не оставалась в общежитии, а перебиралась к ней — её родители прекрасные люди, которые приняли лучшую подругу дочери с распростёртыми объятьями, войдя в её положение. И, привыкнувшие к эпатажности Мии, прощали им даже небольшие дневные концерты, которые они вместе устраивали — Матти на своей излюбленной гитаре, а подруга на не менее любимых барабанах. В итоге это вылилось в импровизированную рок-группу и попытки затащить туда их общую подругу, Клэр, что является прекрасным игроком на виолончели и пианисткой. Клэр, будучи до одури правильной, долго отнекивалась, но после влилась в их компанию и пала под очарованием теперь уже двух прилипал, желающих показать закрытым людям красоту мира.       Матильда жалеет, что не может прямо сейчас упасть в объятья двух своих лучших идиоток, но всё же улыбается, начиная успокаиваться. Мысли о них всегда вселяют неясную надежду на то, что всё обязательно обойдётся и будет хорошо. А если нет — Мия с Клэр обязательно выручат свою наивную подругу, как было множество раз до этого.       Девушка, в попытках успокоиться до этого, прислушивалась к посторонним звукам в доме, потому слышала, как дверь в комнату Ди хлопнула, явно намекая на то, что брат куда-то ушёл. Внезапно притихший Хэви не надолго задержался в мыслях — может, уже спать пошёл, подумалось сестре. Намного больше её привлёк скрипнувший пол — в доме такая звукоизоляция, что можно слышать чуть ли не каждый шорох, потому Матти знала, что не ошиблась. Глэм, хоть уже и позднее время, наверняка ещё занят, а Вики не будет до завтрашнего утра, потому это может быть лишь возвращающийся Ди.       Однако вместо уверенности по спине прошёлся холодок, возвращая в мысли страх. Будет ли он говорить с ней? Или на этом их неокрепшие дружеские отношения закончатся, поскольку она всё испортила своим желанием влезть куда не стоит?       Шаги становятся ближе, и из-за этого страх, вызванный незнанием того, как стоит поступить, лишь усилился, заглушая все осмысленные мысли громким, учащённым сердцебиением.       Послав к чёрту своё и без того небольшое благоразумие, Матильда вновь утирает слёзы, и решает в очередной раз рискнуть. Вряд ли ситуацию получится сделать ещё больнее и неприятнее.       Подскочив с кровати, она выходит в коридор, и, убедившись, что это действительно Ди, не позволяя себе одуматься, налетает на него.       — Прости меня, Ди, — зашептала Матти, чувствуя, как отчаяние вновь накатывает, как и страх, что её вновь оттолкнут, потому она неосознанно сильнее стискивает его в объятьях, утыкаясь ему в плечо, и вновь шмыгает, — прости-прости-прости, я не хотела!       — Ма…       — Я правда не хотела, чтобы подобное случилось, — хватка девушки вновь незначительно усилилась, а сама она продолжает говорить, боясь услышать, что он скажет ей, — и учила я тебя не только из-за дяди Глэма, я и сама хотела тебе помочь, про…       — Матильда, — уверенно перебивает её лепет Ди, заставляя вздрогнуть не только тоном, но и внезапными, пусть и слабыми, словно неуверенными, ответными объятьями, больше похожими на утешающее прикосновение, — всё нормально.       Ди, хоть и обескуражен этой ситуацией, но старается сохранять спокойствие за них двоих. Все слова, ранее прокрученные в голове ради того, чтобы исправить, как он думал, испорченные отношения, вмиг улетучились из-за того, что всё пошло совершенно не по плану. К тому же такая близость с ней сбивает с толку, совершенно отличаясь от тех же объятий с отцом на моральном уровне. Раньше она была на удивление учтива с его личным пространством, милуясь и обнимаясь в основном с Хэви, который с этого лишь смеялся и начинал лезть сам. Ди, в свою очередь, был благодарен за то, что эта участь его миновала, но сейчас не чувствует желания отстраниться.       Всё же она действительно перестала быть посторонним человеком. Но повернётся ли у него язык назвать её сестрой?       — Я очень сожалею, — вновь повторяется Матильда, чувствуя, как от нервов начинают покалывать подушечки пальцев, но всё, на что её хватает, это очередные извинения, — прости меня, Ди. И за пощёчину тоже.       — Я не в обиде, — вздыхает Ди, понимая, что в таком состоянии с ней вряд ли получится осмысленный диалог, потому, отстранившись и обхватив её за плечи, он заводит девушку в свою комнату не желая выяснять отношения в коридоре. Не хватало ещё, чтобы Хэви застал Матильду в слезах. Не отстанет ведь, пока не узнает, кто обидел его уже горячо любимую сестру.       Матти послушно садится на кровать, а после, впервые за вечер после ругани, встречается с ним глазами, наконец-то перестав смотреть в пол. Ди вновь вздыхает — что с ней не так? Провинился он, а рыдает и просит прощение она, усугубляя и без того противное положение парня. Из-за этого он чувствует себя вдвойне виноватым, хоть и не показывает этого. Но всё равно думает о том, что стоило вести её на кухню — налить ей воды или сделать чай, чтобы она успокоилась и перестала выглядеть так, словно вырезала всю его семью в семи поколениях, и теперь раскаивается из-за этого.       — Жди здесь, — просит её Ди, хоть и знает, что та в любом случае никуда не уйдёт, а сам выходит из комнаты, но возвращается почти через минуту уже со стаканом воды, — держи.       Матти благодарно кивает. Ди мельком оценивает внешне то, насколько она уже успокоилась — больше не плачет и не всхлипывает, но глаза всё равно красные, а тушь безнадёжно смазана, напоминая об одном из первых дней проведённых вместе. Тогда она даже додумалась облить его водой. Это было всего лишь месяц с лишним назад, но ощущается так, словно в прошлой жизни.       Даже странно осознавать то, насколько он успел привыкнуть к её присутствию.       Девушка отставляет пустой стакан на стол и отводит взгляд, не зная, как начать разговор. Ди решает взять всё в свои руки, раз ему наконец-то предоставляют это сделать, и садится на кровать рядом.       — Я говорил с отцом насчёт всего этого, — признаётся он, решив, что это наилучший из вариантов, — ты знаешь, почему он попросил тебя заниматься со мной?       Она поворачивается к нему, но не отвечает, лишь мотает головой, не решаясь даже предполагать.       — До твоего приезда я уже пытался научиться играть, — Ди неловко проводит по своим волосам, игнорируя свою гордость, вопящую, что это должно было остаться лишь между ним и отцом, предпочитая слушать рациональную часть, твердящую о том, что это правильное решение, — но отец отбил желание продолжать, доказав, что я полная бездарность.       Матильда вновь молчит, но в этот раз неловко отводит взгляд, словно вновь готовится извиниться за что-то. Однако она начинает говорить раньше, чем продолжает Ди.       — Я… подозревала об этом, если честно, — признаётся Матильда, нервно сцепив руки, — это достаточно в стиле дяди Глэма, да? Но я всё равно хотела верить в то, что всё хорошо и я смогу помочь, хотя на деле оказалась бесполезной, так ещё и полезла туда, куда не стоит, прости за это.       — Не извиняйся больше, — Ди устало прикрывает глаза, уже сбившись со счёта, сколько раз сестра извинилась за один этот вечер, — мне тоже стоило следить за языком.       — А мне ещё и за своими действиями, — нервно улыбается Матильда, не глядя на Ди. Тот, поняв о чём речь, невольно дотрагивается до щеки. Сестра вряд ли думала о том, чтобы сдерживаться, благо, у неё не так уж много силы. Насколько же он разозлил её, что она потеряла своё миролюбие? — Я просто… я просто привыкла, что за напоминаниями о том, что Гранж не моя родная мама, всегда следуют насмешки, потому и среагировала так.       Ди вздыхает, проводя рукой по лицу. Он ведь без задней мысли заговорил об этом, больше на эмоциях, чем из целенаправленного желания задеть. Привыкнув к тому, что Матильда всегда доброжелательная и дружелюбная, парень даже не задумывался о том, что у неё могут быть больные темы.       И из-за всего произошедшего осознание того, что они не родные родственники, впервые ощущается настолько отчётливо и со всеми вытекающими фактами из этого. Матильда после приезда всегда вела себя так, словно они с яслей вместе, не позволяя в этом усомниться, однако теперь причина такого поведения более чем ясна. Она просто хочет почувствовать себя полноценной частью семьи и забыть о том, что не имеет к ним никакого отношения, если не считать бумаги. Матильда даже не из тех счастливчиков, что живут в неведении и не задумываются о такой мелочи, как отсутствие кровной связи.       Ди не думал, что когда-нибудь почувствует себя настолько гадким мерзавцем, как сейчас. Но мысленно делает пометку — больше никогда не трогать эту тему.       — Мир? — неловко предлагает парень, не привыкший первым идти на примирение, но сейчас это ощущается необходимым, поскольку и дальше переваривать эту ситуацию нет никакого желания, как и не остаётся моральных сил.       Матильда оглядывается на него сначала с удивлением, но после, осознав, что в этом нет никакого подвоха, улыбается привычно по-доброму, хоть и не настолько широко как обычно.       — Мир и мемы, — поправляет его Матти, протягивая мизинчик.       Ди, хоть и считает это слишком детским, да и неуместным упоминать в этот момент мемы, идёт у неё на поводу, мысленно обещая себе, что это лишь на эту ночь, а утром станет всё как обычно.       — Ты хотела посмотреть что-нибудь вместе, — вспоминает парень, а у сестры, от осознания, что последует за этими словами, словно блеснули глаза, — что насчёт Хоббита?       — Уже поздно, а первая часть Хоббита идёт дохера часов, — напоминает ему Матильда, надеясь убедиться в том, что он действительно этого хочет, раз впервые предложил посмотреть что-то сам.       — Всего три часа, — закатывает глаза Ди, уже пожалев о своём решении, однако Хоббит ощущается святой реликвией, потому отказываться от своих слов он не намерен, как и Матильда не намерена давать отрицательный ответ, и это понятно по её улыбке даже без слов, — раз согласна, то для начала умойся.       Матильда вздрагивает, словно лишь сейчас вспоминает, насколько плачевно выглядит её макияж, который уже сложно таковым назвать, но не обижается, лишь смеётся. Показав «окей», девушка выскальзывает из комнаты, оставляя брата одного. Тот, дожидаясь её возвращения, успевает и смыть свой макияж, и найти фильм. Он давно не пересматривал его, предпочитая книги, что были намного лучше экранизации, но один вечер можно и потерпеть, с него не убудет. Вскоре возвращается и девушка, как обычно со своей подушкой и в привычном виде для их ночных сеансов кино.       — Никогда не думала, что реально посмотрю Хоббита, — смеётся Матильда, устраиваясь на уже официально принадлежащей ей части кровати, дожидаясь Ди. Тот лишь фыркает на это, решая не озвучивать все те моменты, когда он думал точно так же.       Однако от него не скрывается то, что сестра кажется уставшей, и это лишь подтверждает зевок, который она пыталась скрыть.       — Если уснёшь — разбужу и выгоню, — предупреждает её Ди, на что та лишь посмеивается.       — Не усну, — торжественно обещает Матильда, и парень делает вид, что верит ей, несмотря на очевидную сонливость.       Вскоре начинается фильм — Матти смеётся на моменте с каштанами, припоминая, как пародировала эту сцену во время их игры в настольную ролевую, но вскоре возвращается к молчаливому просмотру. Путешествие действительно захватывает с головой, втягивая в свой красочный мир качественного и атмосферного фэнтези, и заставляет забыть о сонливости. Ди даже начинает казаться, что они смогут досмотреть до конца первую часть, однако, когда он в очередной раз оборачивается на сестру, подозрительно притихшую, осознаёт, что она всё же уснула. В разгар зрелищного поединка. Как она вообще умудрилась?       Мысленно чертыхаясь, Ди решает всё же её не будить — это кажется слишком бессовестным и варварским поступком, особенно из-за осознания, что это он потрепал ей нервы этим вечером. На первый раз можно и простить, но если она уснёт и во время второй части…       То, что они будут смотреть Хоббита полностью, уже даже не ставится под сомнения — нечего обходить стороной бессмертную классику фэнтези.       Выключив компьютер, сохранив тайм-код, чтобы заставить эту соню всё-таки досмотреть до конца, Ди ложится на другой конец кровати, благо, места достаточно.       Прежде чем поддаться сонливости, он с недоумением вспоминает, сколько раз сегодня шёл на уступки, вопреки своему обычному поведению. Вот только с каких пор это перестало ощущаться неправильным?