Свидание в Версале

      В саду Тюильри, куда теперь Анжелика часто ездила прогуляться и поболтать со знакомыми, сегодня она увидела герцога де Вивонна. Она уже собиралась уходить, когда адмирал приблизился к ней. Герцог был достаточно придворным, чтобы не поверить ее улыбкам на вопросы относительно обстоятельств на улице Сент-Антуан, но презрение к полиции в нем пересилило. Он выказал удовольствие ее освобождению.       — Мадам, возможно из-за моей сестры мадам де Монтеспан я не должен был бы радоваться вашему появлению здесь и сейчас такой красивой и свободной, но я говорю искренне. Позвольте вас проводить!       Герцог взял ее под руку, и они пошли по направлению к выходу. Мадам де Лафайет и жена маршала Д'Юмьера, с которыми только что беседовала Анжелика, с интересом рассматривали их пару.       — Ваша сестра запрещает вам общение по вашему вкусу? — подразнила Анжелика адмирала.       — Между нею и вами стоит не какой-нибудь виллан из соседнего замка, а сам король! Я должен был бы проявить солидарность с сестрой, но что-то останавливает меня... Наверное, вы слишком очаровательны!       — Ах, герцог, я вижу насквозь ваши дежурные комплименты! И возможно... не только ваши.       Герцог сказал себе, что начинает понимать, чем она привлекла короля. Правильно говорит Нинон, чем меньше страсти выказываете, тем большую страсть пробуждаете. Сам Вивонн вспомнил, что как последний дурак женился по любви в девятнадцать лет, но быстро охладел к жене и с тех пор пережил немало галантных приключений, в которых всегда одерживал победу. Хватало и женщин, с которыми легко договориться и при дворе, и в Париже, и в Марселе.       Он подумал, что если король не остынет к зеленоглазой маркизе и опала Атенаис предрешена, то не лучше ли быть в первых рядах тех, кто заручится дружбой новой фаворитки. Разве должен он из сочувствия сестре порицать выбор своего суверена? Смешно думать, что он будет вести себя как ребенок и накличет опалу на семью, когда есть возможность этого избежать.       Но и Атенаис со счетов не стоит сбрасывать. Она красива, остра на язык, знает толк в любви, в царственных манерах и умении себя подать мало найдется желающих с ней соперничать. Король не даст ей отставку так просто. Мадам дю Плесси конечно чертовски привлекательна, есть в ней что-то манкое, эдакая смесь наивности с ловкостью. Неужели правдивы слухи, что король так ничего от нее до сих пор и не добился? И разве не будет он благодарен человеку, который поспособствует его победе над капризным женским сердцем?       Вивонн был далек от того, чтобы считать себя сводником, но иногда вовремя сказанное слово, как шальная пуля, меняет ход сражения. Он может быть полезен. Приблизится ли маркиза дю Плесси к королю, как его фаворитка, или она станет лишь мимолетной остановкой на карте нежных чувств Его Величества? Вивонн пожал плечами. В обоих случаях в выигрыше будет король. Он мысленно записал себе в плюс то, что помог ей освободиться от приставаний полиции. Она — предмет интереса короля, и пока это так, он не пойдет против нее.       — Вы, женщины, так любите мнить себя знатоками мужских сердец! Но, например, игры с королем вам могут дорого обойтись.       — Оставьте, герцог! Мы не в Персии, где женщина не смеет отказать мужчине, и если он приближается к ней, то все, что остается — это тут же предложить ему свое тело.       — Я посещал восток и действительно нравы там не сильно куртуазные. Женщины — товар. Но так ли велика разница между цивилизованной Францией и диким востоком? Женщина — объект вожделения, и чем богаче и могущественнее мужчина — тем больше у него возможностей добиться своего. Восток — это тот же наш мир, только без прикрас. Чем женщина красивее — тем большему количеству мужчин она желанна, тем более охотно и яростно будут биться мужчины за обладание ею. При дворе — то же самое.       Анжелика покачала головой:       — Вас, придворных, интересует только карьера, интриги, милость короля. А про любовь то все и забыли! Кто готов на отчаянный поступок ради любви?       — Милая маркиза, ни на востоке, ни на западе мужчины не живут лишь эмоциями!       — И чем же вы живете? Поведайте мне эту тайну! Желанием собирать подати с экипажей, проезжающих между Блуа и Орлеаном! Или нет, постойте, желанием первым добраться до имущества приговоренных к казни? Или желанием подложить жену, дочь или сестру под того, кто могущественнее вас?       — Это лишь мелкие детали! — воскликнул задетый за живо Вивонн. — По крупному мужчины руководствуются тремя страстями в жизни: власть, война и обладание женщинами. Чем больше по количеству и лучшего качества эти три "кита", тем выше статус мужчины в собственных глазах и в глазах себе подобных. А вы, женщины? Разве вы не предлагаете себя и не стремитесь найти более сильного мужчину? На восточном базаре рабынь продают, а в нашем мире женщины сами предлагают себя. Вы предпочитаете первое? Поезжайте на восток, вас там продадут с торгов, похитят, может быть даже подерутся из-за вас, а потом вы окажитесь в гареме какого-нибудь паши или одного из восточных владык. Но зато без прикрас увидите природу мужчины, которую вам сейчас наверное мешают понять придворный этикет и галантные манеры французов, — насмешливо добавил Вивонн.       Анжелика мотнула головой, в затылке у нее вдруг резко запульсировала боль. Она тщетно пыталась ее прогнать, глубоко вдыхая воздух.       — Герцог, вы замечали, как в сущности много вокруг счастливых и уверенных в себе людей! — неожиданно воскликнула она. — Неужели это люди, которые познали что такое беда, несчастье и даже трагедия? И их жизнь не всегда была безмятежной, как солнечный день? Нам кажется, что если нам плохо, то и всем хорошим людям вокруг плохо, а радуются одни дураки и интриганы. Но вот оказывается чью-то жизнь тем временем освещает случайность, и расклад жизни человека меняется. Он влюбляется, вступает в брак, производит на свет детей, делает еще уйму важных и пустячных дел, которые заставляют трепетать душу в счастливом порыве. Каторжник становится уважаемым господином, а брошенная невеста — счастливой супругой... Понимают ли они, каково это, когда человек не может себе разрешить быть счастливым, потому что боится счастье потерять, снова пережить страдания. Или люди счастливы и все забыли, или никогда даже не знали, и не понимают, какого это...       Вивонн ничего не понял из этой пылкой речи, но улыбнулся и даже с какой-то внезапной для себя нежностью посмотрел на нее, будто она была ребенком.       — Эмоциональность дам очаровательна, но если мы будем идти у вас на поводу, то погибнем, поэтому дочерей Евы надо сдерживать.       — Женщина не крокодил, которого надо укрощать!       — Без логики и разума мужчины она тоже гибнет в пучине своих страстей, которые не может сама направить в нужное русло. За это женщины и любят нас. И мы не имеем права отвергать любовь женщины!       — Любят мужчину за подлинно мужские качества, которых не достает женщинам, — резко сказала Анжелика. Сердце ее стучало, она сердилась на себя из-за своего волнения.       — По-моему, мы говорим об одном и том же.       — Вы думаете, я обижусь на ваши мудрые советы? Я повидала всякое. А вы полагаете, что если вас не пригласили на праздник или вы проигрались в карты, то вы знаете и понимаете жизнь?       — Но скажите же мне, какие подлинно мужские качества, какие же мужчины вам нравятся? — прошептал Вивонн заинтересовано.       Они приблизились к решетчатым воротам Тюильри, за которыми их ожидали экипажи.       — Может быть мне нравятся хромые, кривые, косые и горбатые, но это не значит, что все должны такими быть, — отрезала она и, натянув перчатки, пошла к своей карете.       — Будь вы мужчиной, я бы вызвал вас на дуэль! — крикнул герцог ей вслед.       — А будь вы женщиной, я бы увела у вас любовника!       Анжелика сказала себе, что не может доверять герцогу де Вивонну. Он — брат Атенаис де Монтеспан, и этим все сказано. Если она найдет другую влиятельную кандидатуру на роль покровителя Шарля-Анри, то поставит крест на планах Мортемара.       Как нельзя кстати была записочка от Нинон де Ланкло с приглашением посетить ее салон, где кроме завсегдатаев ожидался и принц де Конде. Отлично, это как раз то, что ей надо!       Вечером с улицы Ботрейи ее карета выехала на улицу Сент-Антуан, откуда через три квартала свернула налево на улицу Турнель. Здесь в отеле де Сагон жила Нинон де Ланкло, и сюда она приглашала своих гостей и друзей-литераторов.       Анжелика приехала раньше намеченного времени, но экипаж Великого Конде уже стоял во дворе. Принц ожидал в будуаре, пока хозяйка отдавала последние распоряжения прислуге. Мадам Д'юмьер рассказывала ей, что он только недавно вернулся из своего замка Шантийи в надежде на скорую аудиенцию у короля. Анжелика поспешила поприветствовать знаменитого героя. Он заулыбался и поцеловал ей руку. Она живо интересовалась делами в его поместье, где принц развернул большое строительство. Конде с удовольствием живописал красоты своего замка, парк которого разбил сам Ленотр.       Мадам де Севинье, часто бывавшая гостьей принца, не раз зазывала туда и Анжелику, чтобы в более свободной обстановке насладиться творчеством Буало, Лафонтена или Расина. Но она так и не нашла времени погостить у принца, обязанности при дворе занимали ее время либо хлопоты в Париже.       Анжелика знала из писем госпожи де Севинье, что прошлой осенью, когда она еще находилась в трауре в Плесси, принц избирался королем Польши, но потерпел поражение. Она выразила ему сожаление об этом.       — Да дело прошлое, маркиза. Я был одним из кандидатов на польскую корону, причем не единственным, которого поддерживала Франция, — усмехнулся он.       — Неужели?       — И среди них были не только французы... — проворчал принц. — Но прекрасной даме, наверное, это не интересно?       — Очень интересно, очень! Скажу вам по секрету, я изобретаю новый ликер и хочу назвать его... Ла Поляк! Ваше Высочество, вы же понимаете как мне важны детали польских выборов для такого ответственного дела?       Людовик де Конде рассмеялся, лицо его разгладилось. Он оперся на трость.       — Ладно, слушайте! Обещайте, что я первый дегустирую ликер! Мою кандидатуру поддерживал гетман Ян Собеский и часть польской знати, наш король обещал мне также поддержку, но что-то изменилось и он предпочел пфальцграфа Нойбурга Филиппа Вильгельма, этого имперца. Тот обещал полякам в обмен на корону помощь немецких князей в войне против турок на французские луидоры, наверное. Но сейм посадил его в лужу, как впрочем и меня! Они выбрали поляка, никакого воображения! Собеский пытался бороться, не признал результаты выборов, но несмотря на пожар и беспорядки в Варшаве, коронация нового короля прошла. Вот так я простился с надеждами на польский венец.       Анжелика развела руками, сочувствуя принцу. Франция, Польша, союз немецких князей, венгры, турки... А вдруг здесь есть какая-то связь с ее арестом и злосчастным письмом?       — Я уверена, что пфальцграф был бы значительно худшим польским королем, чем вы, монсеньор. Во всяком случае по храбрости ему не сравниться с вами.       — Ваш комплимент мил, но я понимаю, что Франции было бы выгодно занять немецких князей и императора войной поляков и Оттоманской Порты. Наверное, Нойбург лучше меня смог бы сеять раздор между немецкими князьями империи... Ну и ладно, мое место в армии среди солдат!       — Помните, мы встретились в приемной господина Кольбера незадолго до приема русского посольства? Там был еще венгерский князь Ракоци, он мне тоже рассказывал о политике.       — Да, что-то припоминаю... А знаете, этот князь недавно мне прислал презент, он то как раз королем стал в своих краях. Кажется, он влюбился тогда в вас?       — Значит зря я ему отказала, была бы сейчас на худой конец королевой венгров! — смеясь, пошутила Анжелика.       — Вы знаете мою неловкость в амурных делах, но я что-то такое уже слышал... — видя ее удивление, он добавил: — Кажется, мне наша очаровательная Нинон рассказывала.       — Ах, Нинон! Какой трогательный комплимент с ее стороны! Хорошо, что она не готова отослать меня на Северный полюс!       Разговаривая, они вышли из будуара и сейчас стояли на балконе, сквозь открытые двери был виден салон, в котором герцог де Ларошфуко уже готовился читать гостям свои максимы. Среди присутствующих Анжелика опять увидела Вивонна, который не сводил с них глаз. Это заметил и принц.       — А что это адмирал кидает на нас такие ревнивые взгляды? — понизив голос, спросил он.       — Не думаю, что Вашему Высочеству страшно соперничество! — улыбнулась Анжелика.       — Ла-ла-ла! После того, как вас очаровал наш дорогой Филипп дю Плесси, я уже ни в чем не уверен.       Анжелика сдвинула брови и вздохнула.       — Ваше Высочество, я прошу о покровительстве.       — Меня? Но что случилось?       — Герцог де Вивонн вознамерился покуситься на моего мальчика, хочет добиться от короля опекунства над сыном Филиппа. Но ведь вы так любили моего мужа, я хотела бы видеть именно вас в этой роли. Уверенна, сам Филипп поддержал бы меня.       Конде мигом вскипел и взорвался проклятиями, и Анжелика тщетно пыталась его успокоить.       — Тысяча чертей! Куда лезет этот Мортемар, пусть командует матросами на палубе своего корыта! Победы французской короны куются на суше! Мы истинное воинство — победители Рокруа, Фрейбурга, Дюнкерка, Лансе, Франш-Конте... Такие как я, Тюренн, дю Плесси, де Креки, де Бельфон... Мы — сухопутное братство! Чтобы сын моего друга, моего брата по оружию прозябал в доме этого морского окуня? Да никогда! Мадам, можете быть уверенны в моей помощи и полной поддержке! Я при первой же встрече с королем выкажу свои намерения относительно вашего сына. Вы знаете, я не в фаворе уже много лет, но сейчас король вызвал меня, и я думаю, что могу просить его об одолжении... Но почему вы сегодня не в свите короля?       — Фортуна переменчива...       — К вам? — недоуменно воскликнул принц.       — Я такого не говорила, — прикрыв лицо веером, прошептала Анжелика.       — А, понимаю, женские тайны, — проворчал Конде. — Что ж, тогда до встречи в Версале, моя дорогая!       Нинон де Ланкло, видя горячность принца, вышла к ним. Конде передумал задерживаться, и оправдавшись срочными делами, уехал. Анжелика взяла под руку Нинон. Она решила говорить прямо.       — Друг мой, ходят слухи, что вы сватаете меня за короля Венгрии.       Чуть приподнятые на переносице брови Нинон поднялись еще выше в большом удивлении. Наконец под нажимом Анжелики она смогла вспомнить, что о матримониальных пропозициях венгерского князя относительно мадам дю Плесси ей при пикантных обстоятельствах в алькове рассказал господин Мозер, сумевший на одну ночь завладеть ее вниманием.       Анжелика испытала разочарование. Ниточка вновь привела ее к убитому посланнику императора, который уже ничего не мог рассказать. Любой посетитель салона мог услышать от Нинон эту новость и пересказать знакомым. Бог знает кому могла прийти в голову мысль заинтересоваться ее почтой и подкупить служанку!       Она извинилась перед Нинон за поспешный уход ее гостя.       — Боюсь, это я его расстроила. Принц возмутился, что опекунство над моим сыном могут доверить герцогу де Вивонну. И поэтому, наверное, не захотел делить с ним ваше внимание.       — Наши храбрые солдаты всегда готовы передраться между собой, когда нет войны. Но в моем литературном салоне должен быть только мир. И принц, и герцог знают, что все претензии друг к дугу нужно оставлять за порогом моего обиталища! Если бы я не ввела этого правила, то каждый день хоть на одной дуэли, но присутствовала бы.       — На этой дуэли мои симпатии были бы на стороне Его Высочества.       Нинон похлопала Анжелику по руке, выражая поддержку.       — Сожалею, что настроила вас против Вивонна, когда мы виделись в прошлый раз. Не горячитесь, в любви больше всего нуждается тот, кого хочется любить меньше. Мой кавалер де Месм недавно рассказал по секрету о нашем драгоценном Вивонне очень трогательные подробности. Он плохо живет с женой, ну да ладно, дело обычное, но оказывается у них больной ребенок, девочка. И Вивонн очень нежно о ней заботится, а ведь с женой они практически разъехались, и есть другие дети, здоровые. Мать и видеть ее не хочет. Он девочку сам воспитывает в одном из замков, ездит к ней, когда свободен от службы, возит лекарей. Месм в курсе, ведь он родня герцогини де Вивонн. Так что видите, не такой он возможно и черствый, как другие Мортемары.       — Больной ребенок? — пробормотала Анжелика. — Очень жаль, но не расплачиваться же мне за это своим сыном. Может быть он и нежный отец, но к чужому ребенку будет абсолютно глухим. Тем более речь идет о моем сыне...       — Не переживайте так, все уладится... Дорогая моя, знакомы ли вы с аббатом де Шуази, который посещал мои собрания одно время? Он еще настоятель монастыря близ Дижона, не помните? Так вот послушайте меня, именно такой друг вам нужен, — видя, что Анжелика молчит, Нинон продолжила. — Я говорю друг, не возлюбленный! Недавно он попал в передрягу, карточные долги загнали его в тюремную кабалу. Помогите ему сейчас, и вы не пожалеете, я знаю о чем говорю.       — Нинон! Если я буду оплачивать все карточные долги парижан, то скоро останусь, как Ева, с одним фиговым листком из всего моего имущества.       — Вам это пошло бы на пользу! Я же предлагаю вам помочь не всем, а только ему. Поверьте, аббат достоин внимания, и вы сами придете к такому выводу, когда познакомитесь с ним поближе. Подумайте! А теперь пойдемте скорее, гости ждут. Месье де Ларошфуко сейчас порадует наши сердца и разум тонкими наблюдениями.       Среди присутствующих Анжелика увидела любимцев знаменитой куртизанки господ Буало и де Рабютена, Шарля Перро, который с улыбкой кивнул ей, отдельно расположился в компании посетителей постарше священник и поэт Антуан Годо, некогда блиставший в салонах жеманниц. Было еще несколько вельмож и дам, которые наряду с Нинон своими остротами оттеняли дарования литераторов. Среди завсегдатаев салона сегодня не было Жана Расина. Благодаря покровительству мадам де Монтеспан он сейчас вместе со всем двором находился в поездке короля.       В гостиной герцог де Вивонн хотел подсесть к Анжелике, но Нинон предусмотрительно предложила ему поухаживать за мадемуазель де Жарден, известной тем, что несколько лет назад в Версале была поставлена ее пьеса. Анжелика смогла наконец перевести дух. Она слушала изречения меланхоличного герцога де Ларошфуко, убеждавшего собравшихся, что наши добродетели есть не что иное, как скрытые пороки, а взгляд ее невольно с лиц присутствующих устремлялся за окно. "У нас у всех достанет сил, чтобы перенести несчастье ближнего..."       Осень уже полностью утвердилась в своих правах. На улицах и площадях Парижа прибавилось экипажей знати, более оживленными стали аллеи Тюильри и Люксембургского сада, торговые ряды Пале-Рояля. Аристократы, не приглашенные в королевское путешествие, приехали в столицу из поместий, где они провели лето. В воздухе витало напряжение надежд и ожиданий будущего.       Наконец стало известно, что Людовик XIV вернулся в Сен-Жермен.