Свидание в Версале

      Анжелика заканчивала проверять свои доходы и расходы, когда мажордом Роже доложил ей, что пришла почта из Пуату. Это были письма от отца Анжелики, барона де Сансе, и от месье Молина. Она отодвинула в сторону бухгалтерские выкладки и первым развернула послание эконома. Ей не терпелось узнать объяснения Молина, почему он утаил, что свинцовый рудник Аржантьер по справедливости должен принадлежать ее сыну.       Старый гугенот по роду деятельности привык никогда не признавать себя припертым к стенке своими хозяевами. Молин заверял Анжелику, что как и было условлено перед бракосочетанием, рудник передавался бароном де Сансе маршалу дю Плесси. Управляющий осторожно намекал, что всегда верил, что между нею и господином маркизом воцарится мир, и они со временем смогут помочь занять положение в обществе ее сыновьям от первого брака. Тени прошлого могли помешать этим радужным перспективам. Главное ведь, что рудник принадлежал бы семье дю Плесси де Бельер и дети маркизы могли пользоваться доходами от него.       Случились небольшие затруднения. После заключения брака господин дю Плесси отказался подписывать бумаги, подтверждающих право его собственности на новое владение. Маркиз не пожелал ничего объяснять... Пришлось отложить документы в долгий ящик, но Молин надеялся вернуться к этому позже, однако удобного момента так и не представилось вплоть до печальной кончины маршала. Так господин барон оставался собственником рудника. Молин со всем почтением уверял маркизу, что не снимает с себя вину, ибо выпустил из вида этот вопрос, но просит учесть его верную службу по управлению поместьем Плесси и особняком на Фобур-Сент-Антуан. Он также просил ее со всем вниманием ознакомиться с письмом барона де Сансе и не гневаться на стариков.       Анжелика горько усмехнулась. Молин обходил внимание вопрос ее вдовьей доли и ходил вокруг да около. Надеялся на благоприятные обстоятельства, на мирную жизнь между супругами дю Плесси? Наверное, с его колокольни она так и не настала. Верить ли ей своему эконому? Он давал ей дельные советы, помогал организовывать оба ее брака... как сказал бы Франсуа Дегре, оба удачно.       Молин сам когда-то напомнил о свинцовом руднике, который не был конфискован в пользу короны, и предложил передать ей в новую семью. Но не довел дело до конца. Может быть, просто боялся, что о руднике расскажет отец и поэтому сделал это первым?       Филиппа уже нет в живых, легко всю ответственность возложить на него. А если Молин говорит правду? Тогда почему Филипп отказался? Пусть он был зол, вступая с ней в брак, и ничего от де Сансе ему было не нужно, он мог бы продать рудник, чтобы выручить денег на текущие расходы. И почему Молину было просто не купить его? Боялся возмущения местного общества из-за того, что простолюдин-гугенот скупает земли потомков Филиппа-Августа? Он гугенот и находится в невыгодном положении, не в его интересах привлекать к себе внимание, особенно если на руднике было не все чисто. Тогда, конечно, лучше прикрыться дворянской фамилией.       Опасался, что рано или поздно кто-то докопается, что Аржантьер по праву принадлежит Флоримону и не захотел быть обвиненным в сомнительной сделке? Любой стряпчий поймет, что он не мог об этом не знать, ведь он же был управляющим рудником, когда составлялся брачный договор между ней и Жоффреем.       Отец имел привилегию добывать серебро и свинец на руднике, возможно она утрачивалась при переходе в другие руки? Молин продолжал и после смерти Жоффрея махинации с контрабандой? Она же обещала себе следить за его работой, ведь он стал и ее управляющим, но дела при дворе так захватили Анжелику, что она обо всем позабыла. Молин не допускал, чтобы земли Плесси были убыточными, остальным Филипп не интересовался. А когда он умер, ей тем более стало не до этого.       Она развернула письмо отца. При виде почерка барона Армана на нее нахлынули воспоминания. Сколько листов бумаги, исписанных такими же аккуратными буквами, отец отправлял в королевскую канцелярию или влиятельным вельможам, которым был когда-то представлен, надеясь добиться вспомоществования для своей семьи. Все эти годы в ее памяти оказывается хранились воспоминания об отцовских черновиках, лежащих на его бюро или на полу в кабинете. Девочкой Анжелика подбирала их и уносила в полуразрушенную башню, где она прятала травы, которые сушила и смешивала по примеру колдуньи Мелюзины. Из черновиков было удобно делать конвертики для хранения семян и перетертых трав.       "Моя возлюбленная дочь! — писал барон. — Надеюсь вы и мои внуки здоровы и пребываете в благоденствии под сенью нашего славного короля Людовика XIV в добром городе Париже.       Боль и раскаяние сковали мое сердце, когда я узнал от Молина о ваших, увы, справедливых упреках. Хотя вы, как послушная дочь, не осмелились высказать их мне, я все же считаю, что несу ответственность за непростую ситуацию с нашими родовыми землями и вашим приданным. Не буду перед вами оправдываться, заверяя вас в том, что искренне готов был передать рудник Аржантьер в руки вашего супруга маркиза дю Плесси, как и предложил мне ваш эконом несколько лет назад. Верю, что вы не ставите это под сомнение. На мой взгляд, это было бы справедливым и правильным пусть не с точки зрения права, но согласно принятым в обществе нормам дворянской чести.       Поверьте, у вашего отца не каменное сердце, и я сопереживал тому печальному положению вашему и моего дорогого внука Флоримона, о котором не след говорить и по прошествие стольких лет, дабы не вызвать гнев Господа нашего. Но сердце отца помнит, что его послушная отцовской воле дочь вынесла поистине тяжкое испытание, ниспосланное свыше.       Я составил завещание, согласно которому рудник Аржантьер после смерти вашего отца перейдет к вам. Не думайте, что я сделал это сейчас под тяжестью ваших обвинений или чего-то испугавшись. Решение принято мною давно, и вина моя лишь в том, что я не сказал вам этого ранее. Что помешало мне, один Господь знает. Простите мне эту слабость, дитя мое.       Завещание оформлялось у нотариуса, который, как и Молин, уверил меня, что согласно французскому праву прекрасно может быть совмещено наследование по закону и по завещанию. Согласно ему рудник Аржантьер с прилагающимися землями переходит в качестве обязательной доли из наследства вам, моей дочери, маркизе дю Плесси де Бельер, а в случае кончины, да пошлет вам Господь долгую жизнь, — вашим детям по старшинству.       Никто в обществе не сочтет несправедливым такое распределение моего наследства и это не приведет к скандалу, который бы стал позором для семьи де Сансе де Монтелу..."       Далее барон рассказывал об обитателях Монтелу, о том, что происходило у соседей, еще какие-то местные новости, Анжелика оставила это на потом.       Она знала, что наследство по закону получал старший сын в семье, остальные — лишь обязательную долю, а посвятившие себя служению Богу, как Мари-Аньес и Раймон, — небольшую пожизненную ренту. Что ж, ее обязательной долей будет рудник. Так отец хочет восстановить справедливость.       Конечно, если бы она раньше помнила о своей вдовьей доле... Ни Молин, ни отец не сказали ей об этом, когда она выходила замуж второй раз. Отец всегда был щепетилен в отношении родовых владений, он не мог забыть. А о забывчивости Молина даже в шутку говорить неудобно, настолько это глупо.       "Их терзал страх... Страх, что на белый свет вновь выплывет трагедия обвинения и казни графа де Пейрака. Они и меня готовы были вычеркнуть вместе с ним, и сыновей моих. Даже сейчас отец говорит об этом осторожно. Испытание, ниспосланное свыше... Кто я такая, чтобы осуждать их? Разве не мучил меня тот же самый страх до такой степени, что я даже не назвала Флоримона и Кантора родовым именем мужа, они носили фамилию де Моран."       Одно понятно, что тогда, что теперь Флоримону, чтобы получить права на рудник, как сыну графа де Пейрака и мадемуазель де Сансе де Монтелу, нужно восстановиться в правах. Запись о крещении старшего сына есть в церковных книгах в тулузском соборе, подлинность записи и личность Флоримона сможет подтвердить архиепископ де Фонтенак. Неужели придется обращаться к нему? Да и жив ли он... Может быть лучше предпочесть выход, который предлагает отец? По его завещанию Флоримон когда-нибудь и так получит то, что ему причитается.       Аржантьер был отделен от земель барона де Сансе владениями дю Плесси, но за долгие месяцы своего траура, хотя Анжелика почти каждый день совершала конные прогулки, ей не приходило в голову съездить туда и узнать, что там делается. В ее памяти он оставался карьером с полуразрушенными строениями, каким она видела его в детстве. Мрачная и гнетущая картина, которой не хотелось усугублять тяготы вдовства. Она была уверена, что рудник стоит заброшенным, поэтому и не ждала в отчетах Молина строки с доходами и расходами на него. А ее не было, потому что рудник ей не принадлежал.       Теперь она жалела, что не посетила его. С этим рудником все как то странно. Он, будто туман, не дается в руки и в то же время периодически возникает в ее жизни: перед замужеством с Жоффреем, перед браком с Филиппом, и вот опять... Что за тайна есть в нем? Анжелика сказала себе, что у нее разыгралось воображение. Скорее дело в махинациях Молина. Если бы она съездила туда, то хотя бы узнала, что на руднике есть какие-то работы и сама разобралась бы во всем. И адмирал сейчас не мог бы ее запугивать.       Анжелика твердо знала, что не может допустить, чтобы ее отца, пожилого человека, таскали по судам и грозили королевской немилостью из-за прихотей герцога де Вивонна.       Если брат мадам де Монтеспан перейдет от угроз к делу, тогда она вызовет Молина в Париж, ей понадобится вся его изворотливость. Может быть эконом и проворачивает какие-то махинации с помощью рудника, но он принадлежит ее отцу, и Вивонн не должен совать свой нос в то, что его не касается. Тем самым она положит конец его притязаниям вмешиваться в дела ее семьи.       Несколько лет назад барон Арман получил право продавать мулов военному интендантству благодаря родственным связям с маршалом дю Плесси. Это давало кое-какие средства для поддержания дворянского образа жизни. Отец как и всегда с удовольствием разводил мулов, но в последние годы в его жизнь вошло еще одно увлечение. Дети выросли и пристроены, даже младшие сыновья уже были определены на военную службу или попали к королевскому двору. Замок опустел, и тогда образовавшуюся пустоту заполнило чтение.       Барон выписывал книги из Парижа, и Анжелика не раз отправляла отцу с посыльным или через Молина связки изданий, которые ей презентовали литераторы. Трагедия Корнеля "Аттила", сказки Лафонтена и его повесть "Любовь Психеи и Купидона", "Сатиры" Буало, пьесы "Андромаха" и "Сутяги" Расина, "Лекарь поневоле" и "Жорж Дантен" Мольера, "Дневник влюбленных" мадам де Вильдье, "Благородный аптекарь" Донно де Визе — все это с наслаждением теперь изучал барон, нацепив очки на нос. С соседями он обменивался книгами и номерами "Ла Газетт" Ренодо, где печатались новости придворного, политического и военного толка. Все это позволяло барону чувствовать себя в гуще событий даже больше, чем во времена молодости.       Особенно отец Анжелики увлекся чтением пьес и театром. С удивлением она узнала, что он даже ездил в Ниор, чтобы посетить театральные представления на городской ярмарке. После этих визитов он завел обычай раз в месяц собирать в Монтелу деревенскую аристократию и крестьян позажиточнее, а местный учитель или сам барон читали для всех какую-нибудь пьесу, особенным успехом пользовались комедии Мольера.       В замок опять потянулись люди, прибился отставной пожилой солдат, с которым барон с удовольствием вспоминал военные деяния Его Величества короля Людовика XIII и монсеньора кардинала де Ришелье. Какие-то пожилые дальние родственницы, невесть как попавшие в замок, теперь вели хозяйство и ткали гобелены. То и дело ребятишки из самых бедных крестьянских семей или дети-сироты подъедались на кухне Монтелу, слушая страшные истории старушки Фантины. Все опять повторялось сначала...       Когда Анжелика в прошлом году умирала от тоски и отчаяния в Плесси, барон пытался вовлечь дочь в свою жизнь. У него иногда собирались и ближайшие соседи-дворяне на литературные чтения, даже строгий гугенот де Рамбург, худой и нищий как церковная мышь, но зато с многочисленным выводком детей, не мог отказаться от искушения заезжать в Монтелу. Но Анжелика с ужасом думала об этой компании.       Для нее принять провинциальную жизнь в Монтелу означало перечеркнуть плоды всей своей жизни, вновь откатиться к нищему детству только без его радости, чистоты и невинности. Столько пережить, столько бороться, чтобы вновь оказаться на ролях дочки провинциального барона, баронессой Унылого Платья! Радости отца были ей чужды, ее угнетало вдовство и тяжелые воспоминания.       Сейчас она испытывала нежность к нему и сочувствие. Бедный отец! Вечно в заботах о своем семействе. Без средств и особых связей он пристроил сыновей учиться или служить, дочерей — замуж с приданным из старинного имени или с кусочком бесплодной земли. Ее дети, к счастью, растут иначе. У них есть домашние учителя, штат прислуги, им доступны лучшие возможности и перспективы для наследников дворянских семей. Золотая молодежь!       "Три девочки де Сансе... Мадлон была лучшей из нас. Какой бы она сейчас стала, будь она жива? Как сложилась бы моя жизнь, будь де Сансе де Монтелу не семьей провинциальных нищих дворян со старым полуразвалившимся замком, а придворными аристократами или хотя бы пусть и провинциальными, но богатыми феодалами. Никто не смеялся бы над моим серым платьем и деревенскими манерами на первом в моей жизни приеме в Плесси... Может быть меня ждали бы знакомства с молодыми людьми, любовные записочки, первые свидания, письма поклонников из Парижа или театра военных действий, поездки с отцом в столицу по приглашению родственников и друзей семьи, когда не надо отказываться, потому что нет денег даже снарядить карету, а тем более заказать новые туалеты и снять апартаменты в приличной гостинице.       Мои сыновья будут взрослеть иначе.       Среди детей де Сансе каждый сам за себя, потому что мы росли в бедности, и нищета наложила свою печать на наши родственные связи. Ты сможешь выжить, выбиться в люди, только если на шее у тебя не будет бедных родственников, которые все время просят денег и помощи, и вообще нищета заразна. Даже те из нас, кто не богат, не стремится общаться с родней, потому что при взгляде на братьев и сестер мы всегда вспоминаем нашу бедность и приниженность в детстве, а это убивает уверенность в своих силах. Даже Гонтран не хочет часто видеть меня или Раймона, потому что знает — тогда он не сможет творить."       Может поэтому она уклонялась от обязанностей знатной дамы — лично помогать нищим и обездоленным? Другие придворные дамы покровительствовали больницам или сиротским приютам, сама королева Мария-Терезия без страха входила в госпитали с самыми тяжелыми больными. Анжелика всегда старалась избегать этого. Впрочем, в отеле дю Ботрей, как в любом богатом доме аристократов, проходили дни приема бедных, но Анжелика давно уже переложила эту обязанность на мажордома Роже и аббата Ледигьера.       Ей в память врезалась одна история. Однажды, когда она еще сама принимала просителей, ей передали письмо, автор которого представился бедным школяром-калекой, который не может ходить. Он просил карету, дабы он мог посещать старых родителей, но особенно она ему нужна, чтобы исполнить мечту — путешествовать по Франции и давать представления на рынках и ярмарках для добрых людей. Юноша подробно рассказывал, что умеет декламировать стихи, хорошо поет и сочиняет, и как же ему хочется быть понятым, услышанным другими, увидеть радость на лицах людей, которую вызовет его талант. Письмо было написано грамотно и с большим чувством, и Анжелику оно тронуло. Юноша говорил, что узнал о ее доброте от своего знакомого и поэтому рискнул обратиться к ней.       Тогда не откладывая дела на потом, она приобрела повозку, подержанную, но аккуратную и крепкую. Ее кучер даже тщательно проверил и смазал жиром колеса, чтобы они не скрипели. Анжелика лично отправилась на ярмарку и купила тяжелоупряжную лошадь, не старую и хорошего характера, справедливо решив, что для дальних поездок нужна сильная кобыла, а не грациозная и изящная. Она радовалась за бедного юношу, которому поможет. По адресу в письме явился друг просителя и с поклонами принял дар Анжелики.       Через некоторое время от юноши пришло еще одно письмо, в котором вместо благодарности он возмущался ее недостойной скупостью, ведь она вместо новой кареты купила подержанную, а вместо арабской лошади — дешевую кобылу не первой свежести. И вообще, никакой он не калека, и бродяжничать по большим дорогам не собирается, он лишь хотел узнать так ли она щедра и добра, как должна быть благородная дама.       Как она тогда плакала! Это были дни, когда она так хотела выйти замуж за Филиппа, а он проявлял полное равнодушие, и она не знала что делать, нервничала, томилась. С тех пор она больше не выказывала рвения помогать сирым и убогим.       Анжелика задумалась о просьбе подруги помочь проигравшемуся аббату де Шуази. Нинон де Ланкло всегда тепло к ней относилась, и Анжелике в глубине души было неловко, что она не может разделить с приятельницей, которой она восхищалась, ее интересы. В последнее время мадемуазель де Ланкло уже не стремилась шокировать общественность своими эскападами куртизанки, а все больше посвящала себя своим литературным друзьям.       Для тех, кто не принят при дворе, но не желает уезжать в провинцию, жизнь в городе проходит в визитах вежливости и общении с родственниками. Избранные заводят салоны, где собираются люди, приятные в общении, наделенные умением вести беседу. Анжелика посещала некоторые из них, но даже у доброжелательной Нинон ей становилось иногда неловко. Другие гости, как и хозяйка, горели от нетерпения, стремясь узнать новые произведения литераторов, получали удовольствие от самого факта приглашения на такие вечера, от предвкушения увидеть новое лицо, о котором идет слух, что он остроумен и темпераментен в беседе, может говорить часами, на ходу сочиняя премилые стихи. Все это наполняло их жизнь смыслом и счастьем, они этому радовались, они этим жили. А она лишь отдавала дань вежливости и любопытства тому, чему другие отдавали душу.       Когда она только появилась при дворе и вошла в милость короля, всякого рода просители тут же принялись обивать порог ее дома. Служители муз просили покровительства, и им не приходилось жаловаться на нее, она всегда была щедра и хорошо отзывалась о стихах, спектаклях и балетах. Тяжелее было с придворными и просителями, роящимися вокруг двора и жаждущими урвать свой кусок — они хотели помощи в приобретении должностей и ходатайства за них перед ее более влиятельными знакомыми.       Анжелика помогла Франсуа Бине, рекомендовав его Людовику XIV, ей стало жалко, что его талант пропадает зря. О своем решении не пришлось сожалеть, Бине и сейчас любимый парикмахер короля. Во многих случаях она не была уверена в талантах просителей, поэтому чаще всего отказывала им или не принимала вообще. Со временем придворные и те, кто искал себе покровителя, привыкли к ее отношению и просьбами особо не одолевали.       Анжелика знала, что многие знатные особы зарабатывают так, передавая прошения королю или его министрам, продвигая интересы тех, кто не был допущен ко двору или не достаточно влиятелен для самостоятельного решения своих дел. Она не прибегала к таким способам заработка, ее выручала торговля, налаженная еще до замужества, и подарки, которые ей регулярно делал король. Должности были формальными, но приносили доход, даруемые привилегии же часто требовали большой ловкости, чтобы извлекать из них прибыль. Не желая вмешиваться в интриги, Анжелика просто хорошо перепродавала их. Она сделал выводы из опыта консульства в Кандии мадемуазель де Бриенн. Прибыли оно и ей не принесло, но служило красивым фасадом, к тому же Анжелика дорожила им, так как консульство было самостоятельно ею добыто, когда она только делала первые шаги при дворе, и этот факт еще долго приятно согревал ее самолюбие. Свои дивиденды приносило и участие в предприятиях министра финансов господина Кольбера.       Полгода назад она вступила в схватку с мадам де Монтеспан за право быть фавориткой короля, и придворные, опасаясь вызвать гнев злопамятной маркизы, не рисковали обращаться к Анжелике за покровительством, они ожидали исхода битвы. Так складывалось общественное мнение. Просители попроще ориентировались на придворные течения и сплетни, поэтому за исключением таких чудаков, как аптекарь Савари никто не докучал ей серьезными просьбами.       Анжелика вспомнила, что матерью аббата де Шуази была ее старая знакомая мадам де Шуази, эта ярая сторонница Братства Святого Причастия, внедрившая когда-то шпионок Жиландон в ее дом. Сама мадам де Шуази умерла в прошлом году, но неужели не нашлось никого из тех святош, с кем она была заодно, кто мог бы помочь ее сыну? Какая насмешка судьбы! Впрочем, это даже забавно, она не откажет Нинон и поможет ее протеже. Анжелика вызвала управляющего и дала ему указание выплатить карточные долги аббата де Шуази.