Games with Death

Август. 1976г. Т/И несколько дней просидела в коридоре, у палаты Ники, прежде, чем её туда пустили. Мужчину не оставляли одного, даже на пять минут, а медсёстры, то и дело, выходили из палаты, с окровавленными бинтами... Девушке становилось дурно, от каждой такой перевязки (а они проходили, порой, по несколько раз в день). Лауде не становилось лучше. Его состояние стабилизировалось, но по-прежнему, было критическим. И чем дольше Ники оставался в коме, тем всё больше Т/И одолевала внутренняя паника. Врачи говорили, что её мужу надо прочищать лёгкие и почки. Что, Ники слишком сильно наглотался дыма  и, что каждый день "простоя" лишь ухудшает прогнозы на его выздоровление. Но, оперировать, пока он в коме — нельзя. Органы не справлялись. Врачам каким-то чудом удалось "завести" лёгкие и почки, когда те пару раз отказывали. Ники был полностью подключён к аппаратуре, не в состоянии даже самостоятельно дышать (за него это делала ИВЛ "искуственная вентиляция лёгких"), но откажи лёгкие совсем и, он бы просто умер... На ИВЛ тоже слишком долго нельзя было держать. Это грозило спровоцировать развитие пневмонии... Искать донорские органы — не имело смысла. Оперировать Ники было нельзя и не факт, что сейчас он смог бы перенести трансплантацию лёгких и почек (именно они из всех органов, пострадали больше всего). Нужно время, для адаптации организма к новым органам, а Лауда, даже когда выйдет из комы, будет слишком слаб, для всех этих процедур. Время играло против австрийца. Чем дольше он был в коме, тем его организму становилось хуже, а шансов на то, что он выживет и сможет жить прежней жизнью — меньше. Ронни и Клей, что всё это время были рядом с Т/И (почти все гонщики на тот момент уже улетели по домам), должны были улетать в Австрию, на следующий этап, который состоится 15-го августа. Ни итальянец, ни швед, не сказали девушке о том, что на Гран-При, в котором Ники чуть не погиб — выиграл Джеймс. Сам Хант не рвался отмечать эту победу. Вечно улыбчивый, беззаботный, в каком-то смысле, даже смешной... Британец без сомнения, был любимцем журналистов и комментаторов. Он был простым, честным и, в тоже самое время, всегда очень вежливым в общении с прессой. Но сейчас блондин был хмурым, замкнутым, нервозным. Срывался на близких и отказывал давать интервью. Он не спал ночами и впервые, за посредние лет двадцать — плакал. Джеймс переживал за Лауду. Но переживал всё в гордом одиночестве, не подпуская к себе никого, даже самых близких — родителей, брата и сестру. Узнай Т/И о нынешнем состоянии Джеймса, вряд ли ей это как-нибудь помогло бы. За Ники, без преувеличения, переживал весь гоночный мир. Такой популярности у него не было, даже когда он взял титул в прошлом году. Из-за довольно холодного, расчётливого характера (в то время, как почти все остальные пилоты, были немного романтиками и балагурами), он не нравился ни только гонщикам и прессе, но и фанатам. Теперь же, в госпиталь, то и дело, приходило огромное количество писем и подарков, со всего света. С одним единственным посланием — "Скорейшего Ники выздоровления". Его палата была завалена мягкими игрушками, портретами (что рисовали сами фанаты), разными подделками в форме его болида... Кажется, единственные, кому сейчас было плевать на Лауду (или же, они только делали вид, что им плевать?), были его родственники... Т/И с самого начала знала, что у Ники довольно сложные отношения с роднёй. У Т/И и Ники не было свадьбы. Они просто расписались, а потом на две недели улетели на Ибицу. Никаких пышных празднеств, пышного платья и кучи гостей. Но, если родители Т/И ни только поздравили, но и присутствовали при этом событий... То отец Ники (мама австрийца давно умерла) и его дед (люди, которые вырастили мальчика), сделали вид, будто никакого сына и внука у них нет... Они проигнорировали и женитьбу Ники и, игнорировали его сейчас. Когда каждый день гонщика, мог стать последним в жизни... Конечно, девушка могла бы узнать номер телефона его отца, устроить тому взбучку и потребовать, чтобы он немедленно прилетел к сыну! Тем более, что из Вены до Нюрбурга, добираться всего несколько часов. И, пожалуй, Т/И так бы и сделала, если бы не одно "но"... Характер самого Ники. Она знала, насколько её муж может быть упрямым и упёртым. Лауда говорил с Т/И о своей семье, один единственный раз, когда они только поженились. Ники рассказал, что не общался с дедом и отцом уже пять лет и, не намерен начинать отношения впредь. —Т/И, единственная семья, которая у меня есть — это ты, это наша семья. И чтобы ни произошло в будущем... Я хочу, чтобы рядом была ты. И меньше всего мне хочется, чтобы дед и отец возобновили общение со мной из жалости или в каких-то корыстных целях. Мы друг для друга перестали существовать пять лет назад. Пусть так остаётся и впредь. Девушка хорошо запомнила тот разговор. Поэтому, понимала, если Ники увидет кого-то из родных в момент, когда выйдет из комы — это его очень сильно огорчит. А, в самой Т/И, он, скорее всего — разочаруется, когда узнает, что это была её идея. Поэтому, если отец и дед Ники, сами не думают приехать к нему, то Т/И влазить в их отношения не станет. Гораздо важней для девушки было то, что её муж не остался один в такой момент, что она находится рядом с ним, что его поддерживают (без преувеличения) сотни тысяч людей. А когда он придёт в себя (Т/И запретила себе думать о том, что Ники может умереть), девушка морально готовилась к тому, что им обоим придётся нелегко. Такие травмы не проходят бесследно. Австрийцу нужна будет серьёзная реабилитация и эмоциональная поддержка. А перед этим, он должен будет пережить несколько непростых операций. Поэтому, девушка запретила себе истерить и впадать в панику. Ей придётся непросто. Но Ники будет в разы сложней. И, как сказал Ронни, она должна оставаться сильной, не ради себя, а ради Лауды. Когда, через четыре дня после аварии, австриец (ко всеобщему удивлению) вышел из комы, ситуация ничуть не улудшилась. Врачи всё ещё были настроены пессимистично и сомневались, что Ники выживет. СМИ только нагнетали ситуацию, в красках (по сути, на самом деле ничего не зная), описывая, насколько Лауда сейчас плох... Джеймс читал каждую статью, которая выходила о Ники. И чем больше он узнавал, тем больше пил... *** POV Т/И Меня пустили к Ники, только на третий день. Я почти сутки провела в его палате, стараясь не думать о (практически полностью), перебинтованном теле мужа. Кажется, на нём не осталось живого места, а сам Лауда, был больше похож на мумию. Но это было не важно... Главное, что он оставался жив и, вопреки всем врачам, я верила, что он выкарабкается. Я вышла из палаты за стаканом воды. В коридоре сидели Ронни и Клей. Вечером, они должны были улетать из Германии. Я сказала им, что вернусь через несколько минут, а потом... Когда шла обратно... Увидела, как в палату к Ники, заходит священник. Пластмассовый стаканчик беззвучно упал на пол, а я, сорвавшись с места, подбежала к палате мужа, преграждая путь "служителю Господа". Я понятия не имею, кто его позвал, но то, что кто-то захотел "отпеть" Ники, когда он всё ещё жив... Я просто не могла позволить подобному случиться. Какая тварь, прислала священика, живому человеку? —Вон! Убирайтесь отсюда сейчас же! Иначе я вызову полицию! —крикнула я на пожилого мужчину в чёрной рясе, преграждая ему путь к двери. Меня трясло от страха и злости. От того, что кто-то вообще до такого додумался. Священник что-то тихо говорил, но я его даже не слышала. —Уходите отсюда! Немедленно! Мой муж жив! И мы не нуждаемся в Ваших услугах! Я могла бы упомянуть ещё и о том, что Ники является атеистом и, точно бы не оценил появление священника в своей палате, но... Кажется, никто не воспринимал моё состояние серьёзно, спуская всё на переживания о муже. Тем не менее, священник не уходил, а всё это, грозило превратиться в скандал. Клей, практически силком оттянул меня от двери, крепко прижимая к груди и отходя на несколько метров, пытаясь успокоить. Пока Ронни, стоял со священником и что-то ему тихо говорил. —Не пускай его к Ники, —в слезах кричала я шведу, пока тот что-то объяснял мужчине. Петерсон коротко посмотрел на меня, а потом снова перевёл взгляд на собеседника. Через две минуты, Ронни, всё же пропустил мужчину в палату, а я стала вырываться из объятий Регаццони, но куда мне против этого бугая... Клей даже и не думал меня отпускать, а все мои старания, были для него, всего лишь, лёгкими дрыганиями... Я обиженно хлопнула шведа по груди, когда тот подошёл к нам с итальянцем. —Зачем ты его пропустил? —Т/И... Какое Ники дело до этого священника? Мы же знаем, что твой муж никогда набожным не был. Ну почитает он там что-то пять минут... Всё нормально. Не воспринимай этот пустяк, так серьёзно. Брюнет косо посмотрел на нас... Из всех здесь присутствующих, верующим был только Клей. Но, к счастью, никак наш разговор с Ронни, не прокомментировал. А потом... Через несколько минут, священник не вышел, а практически выбежал из палаты, белый, как мел... Какие у меня были мысли в этот момент? Стоит ли говорить? Я думала о самом худшем... Не мог человек, просто так, выйти из палаты таким бледным и ошарашенным. Я стала снова вырываться, но итальянец меня в который раз, удержал на месте. Ронни вернулся к священнику, чтобы узнать, что произошло. Мы с Клеем не слышали, о чём они говорили, но оба пребывали в недоумении, когда спустя пару фраз, швед, смотря на ошарашенного мужчину, начал смеяться. —Ники очнулся. Он открыл глаза, когда священник читал молитву, прошептал, что ещё жив и показал средний палец, —вернувшись к нам, объяснил Ронни своё веселье. —Он жив, Т/И. Ты это понимаешь? Он выжил! Швед сгрёб меня в охапку, а я, вырвавшись, плача от счастья, бежала к палате мужа. А в голове была всего лишь одна единственная мысль: "Ники очнулся! Он жив! Он выжил!"