Код красный, принять меры! Или что не должен делать хороший ребенок.

Что не должен делать хороший ребенок: 1. Хороший ребенок не должен лгать. С этим пунктом у Куроко провал во всех направлениях. Он врет каждому третьему, и каждому второму вешает лапшу на уши, а тем кто остался и вовсе затирает полную околесицу, в которую, к великому его сожалению, или радости, тут уж как посмотреть, он и сам начинает верить. У Куроко жуткие проблемы с враньем. Точнее с его объемами. Сестра не раз говорила, что ври он поменьше, ведь иногда можно было и без этого обойтись, или чаще придерживался бы одной истории, и все то время, которое он тратил на запоминание того, что и кому было ляпнуто по привычке сказано во имя благой цели, тратил на учебу, то давно бы стал отличником. Может она была и права. Но проверить на практике не выходило.

***

Куроко сдавленно выдыхает, когда его вытягивают из сна. Хочется послать на три веселых буквы, и желательно чтобы этот кто-то не возвращался. Как можно дольше. И ушел как можно дальше. И вообще провалился где-нибудь, куда-нибудь, по дороге. Но этот кто-то явно не собирался проваливаться, в столь нравящееся Тецуе «куда-нибудь». Так что глаза все же пришлось открыть. Мутный дневной свет (когда последний раз здесь окна мыли?) слепил глаза, и заставлял хмуриться, больше машинально, чтобы избавиться от надоедливых лучей, что отзывались всплывающими мутными пятнами. — Куроко. — Этот голос сложно не узнать. Хотя кажется если изменить само звучание, то даже по одной интонации, по тому, как через каждое слово, через каждый звук проходит уверенность в себе и спокойствие человека, который это произносит, Куроко мог бы догадаться кто стоит перед ним. Ну или не совсем стоит. Ведь в данном случае Тецую скорее пытались вытрясти (пока не ясно куда и зачем, но той силы с которой Акаши держал за плечи, пытаясь заставить Тень проснуться, и той силы с которой он пытался его растолкать, ведь иначе ничего не выходило, вполне хватило бы, что бы вытрясти самый пыльный ковер одними руками). — Куроко. — Словно не понимая чего от него хотят (хотя отчасти это была правда), кивнул Тецуя, называя свое имя. Вопросительной интонацией до этого и не пахло. Со стороны двери, предположительно, раздался сдавленный смешок. Ну хотя бы Аомине оценил шутку. Хотя, что она Акаши не понравится, и если уж совсем точнее не понравилась, а это было видно по зло блеснувшим глазам, Тецуя «подозревал». Но результатом остался доволен. — Почему ты спишь на скамейке? Тренировка уже началась. — После этих слов Акаши бросил короткий взгляд на дверь, но Дайки уже смылся в зал. Умно. Честно говоря Куроко не знал что ответить. Точнее он не знал чего именно от него ждали? Почему он спал именно на скамейке? Почему он вообще спал? Или почему он спал во время тренировки? Наверно было все сразу, но только что включившийся мозг отчаянно тянул момент когда придется что-то соврать сказать. — Ну я уже не сплю. И если ты меня отпустишь, то я смогу больше не быть на скамейке и пойти на тренировку. — С тем же непроницаемым выражением лица, что и всегда говорит Куроко. Фразы короткие, словно пытаясь как можно быстрее прекратить этот разговор. Однако, когда приходится наткнуться на холодные разноцветные глаза, в голове начинается кавардак, а голос Ичиро (почему даже в подсознании что-то язвительное всегда озвучивается этим голосом Тецуя не знал, но бесило знатно) уже казалось был готов разорвать череп только своим смехом, и ни чуть не улучшающей ситуации фразой: «а нобелевка за умение проебаться с кучей других вариантов, достается…» Ичиро даже никогда не говорил эту фразу. Акаши смотрит хмуро, из-под яркой челки, после размыкая руки на плечах Куроко, позволяя наконец почувствовать свободу в движениях, а еще как успела затечь спина. То ли от сидения в полусогнутом состоянии перед Акаши, то ли от двадцатиминутного сна на скамейке в раздевалке. Хотя второе и не сильно помогло, последние несколько недель без должного сна сказывались явно плохо, но было все равно чем-то необходимым. — Коль ты уже проснулся, я думаю ты не будешь против отработать все что ты пропустил, а после тренировки убрать весь зал. Это не было вопросом, и Куроко это знал не хуже других, так что лишь встал, как только капитан позволил, и пошел в зал «отрабатывать пропущенное», хотя он мог поклясться, что все что говорил Акаши, было в разы больше, что было успето сделать, за пятнадцать минут тренировки, пока его отсутствия ни кто не замечал. Но на эту месть Императора нельзя было обижаться. Можно лишь сдаться, выполняя сказанное. Потому, что Куроко любил баскетбол. Баскетболу он мог не врать.

***

С того раза прошло уже несколько лет. Почему этот момент так врезалось в память? Куроко ответ дать на это не мог. Куроко щурится, но вместо мутного света раздевалки в Тейко в глаза бросается лишь свет неоновых ламп на потолке. Они слепят сильнее, и пятна перед глазами пляшут более яркие, раздражающие. А после Куроко чувствует, как тело теряет равновесие, падает со скамейки, довольно болезненно врезаясь в пол. — Куроко Тецуя…— В голосе слышится угроза, и некая насмешка, хотя и не злая. Этот голос совершенно не похож на голос Акаши. У него совсем другая интонация, совсем другие нотки, пускай и ситуация до ужаса похожа. — Если ты так пытался прокачать свой навык невидимости, то не особо выходит. — Рико стоит над ним, и смотрит сверху. Вставать Куроко все еще не хотел. — Извините. — потупив взгляд куда-то в сторону говорит Тецуя. Наверно следовало бы сказать, что такого больше не повториться, но такой грандиозной лжи даже он сам не верит. Рико отправляет на тренировку добавляя лишние круги на пробежке, а Куроко думает что изменилось со времен Тейко. Или что не изменилось? Он все так же мало спит, и все так же ловит недовольство тренера. У него другая команда. И теперь у него есть номер два. Дома, как всегда, творится какой-то бедлам, который каким-то чудесным образом умудряется оставлять в его душе лишь штиль из мыслей и эмоций, с чем бы он не появлялся на пороге. Он все еще любит баскетбол и много врет.