Подари мне зажигалку

Лучше бы Сокольский забрал его с собой прямо из парка. Было бы проще, наверное. А так ожидание превратилось в пытку. Первые пару часов Марк вообще метался по комнате, не понимая, как и почему согласился. Нет, он и собирался согласиться, конечно, но то, как легко это прошло… Вместо дорогущего ресторана Корсар привез его для разговора в простое парковое кафе, был мил, спокоен и вежлив, отвечал на вопросы, слегка иронизировал и вообще вел себя на удивление адекватно. Похоже, заманивал. Поверить в это было куда проще, чем в его нормальность. Наткнувшись бедром на угол стола, Марк зашипел и, наконец, остановился. Глянул на часы. Долго еще. Точно, лучше бы сразу. К горлу подкатывала банальная истерика. Как он выдержит три месяца, если от обычного прикосновения хочется отпрыгнуть и заорать? Там, в парке, когда ему только ладонь сверху на руку положили… Марка передернуло. Отогнав воспоминания, он сделал кофе, подумал, что надо бы действительно чего-то поесть, все-таки последние пару дней сидел почти на чистом кофеине, глянул на широкий выбор сухих супов и растворимого пюре, скривился, забрал чашку на кровать и понял, что надо отвлечься. Просто, чтоб не рехнуться. А отвлекаться лучше всего задачками. Это давно известно, еще с детства. Плохо – позанимайся, реши несколько задач, выучи десяток английских слов. Помогает. Особенно от истерик и нытья. Итак, задача. Кто снял проклятые фотографии? Корсар сказал, что клубные извращенцы решили сделать ему сюрприз. Значит, скорее всего, это был кто-то из своих. Из тех, у кого был доступ в квартиру во время подготовки. Ну там, шарики навесить, торт принести, камеру поставить… Зачем? Никто не знал, что какой-то идиот припрется воровать хозяйский дублон. Зато знали о стриптизере. Еще один довод, что свои. А вот кто – фиг поймешь, информации мало. Из всего окружения Сокольского он знает только Сашу Незабудку. Спросить у него? Не-е-е-ет. Во-первых, это может быть и он. Во-вторых, если это не он, то моментально сдаст хозяину. Марк глотнул еще горячий кофе, привычно обнял колени руками, как всегда это любил при раздумываниях. Сама собой напрашивалась, прямо в голову лезла идея рассказать все Сокольскому. Может, в благодарность отменит контракт? Не надо ему этой работы, не надо денег, только отпустите… Угу, сейчас. Вспомнилось, как смотрел на него Корсар при последней встрече. Прятал взгляд под ресницами, щурился, но все равно глядел жадно, горячо. А ведь сколько мальчиков на специальных сайтах для таких – насмотрелся, пока искал инфу по садо-мазо. Повело же его именно на Марке. Что за невезение такое? Не отпустит. Ну, по крайней мере, пока не поимеет. Спасибо скажет разве что, зато эти сволочи обязательно выполнят обещанное – и тогда хоть вешайся. Репутация в мире юстиции решает все. После такого скандала только дворником в Бобруйск… Нельзя. Нельзя рассказывать. Сокольский просто не сможет защитить его от этого, даже если захочет. И вот еще интересно, что его на фотографиях видно не было. Значит, скандал с участием Корсара никому пока не нужен. Почему? А это просто. Репутация Сокольского – это репутация его фирмы. Значит, фирма им нужна чистой. Да и Кирсанов что-то такое говорил. Допив кофе, Марк оставил чашку, снова съежился на продавленной, каждой вмятиной знакомой и родной кровати, укрыл колени пледом и понял, что его знобит. Нервы. Нет, истерики сейчас не надо. Да и потом – тоже. Заманчивая, конечно, мысль, довести Сокольского до того, что тот сам выгонит придурка-студента, но это риск. Хозяевам Кирсанова это не понравится. Значит, терпеть? От воспоминаний о проклятом вечере зазнобило всерьез. Стиснув зубы, Марк вытащил себя из-под пледа, неохотно встав с кровати. Собираться же надо. Что там ему сказали: минимум вещей? Это запросто. Все равно шмоток раз-два и обчелся. Одна пара джинсов на нем, вторую – чистую – в сумку. Туда же пару рубашек, белье. Ноутбук… Марк замер посреди комнаты с любимым стареньким ноутом в руках. Без него совсем никуда, но вдруг придется делать ноги в спешке? Может, даже среди ночи… Очень вероятное развитие событий. Что бы там ни пел соловьем Корсар о безопасности, но вытерпеть Марк сможет далеко не все. И бросить ноутбук на произвол судьбы просто невозможно: там коллекция музыки, архив работ, электронная библиотека. Там Наташины фотографии. Купить другой ноут, в случае чего, можно: подержанное «железо» на каждом углу продается, а вот его содержимое не восстановишь. Подумав, Марк достал флешку, недавно купленную для кого-то из заказчиков и не пригодившуюся, скинул все: от музыки до собранных книжек - проверил, что открывается, и спрятал импровизированный архив в тумбочку, а ноутбук с чистым сердцем отправил в ту же сумку. Что еще? Полотенце? Зубную щетку? Пальцы бездумно крутили какие-то мелочи, перебирали. Станки брать? Вот же…. Оставив плотно набитую сумку в покое, Марк заставил себя сесть спокойно. Неделя… Допустим, он выдержит. Значит, надо отключить холодильник – все равно там мышь повесилась, полить хозяйский фикус или как он зовется… За квартиру заплачено до конца месяца, можно не переживать, что хозяйка поднимет тревогу, не найдя квартиранта, да и телефон у нее есть. Ерунда это все. Просто от одной мысли снова оказаться на территории Сокольского да еще и в полной его власти – кишки в узел сворачиваются. Впрочем, Кирсанов не лучше. Чтоб они все друг друга сожрали, как пауки в банке. Марк вздрогнул – на столе затренькал телефон. Протянув руку, увидел на экране время – и имя. Что, уже? Сокольский был безупречно точен. Закусив губу, Марк нажал на кнопку. Выслушал несколько слов, одеревеневшими губами ответил. Отключившись, подхватил сумку, сунул телефон в карман джинсов и вышел из квартиры, едва попав ключом в замок. Уже знакомый темно-синий Лексус он нашел глазами сразу. На стоянке тот выделялся, как породистый жеребец среди осликов. Дернул ручку задней дверцы, но там было закрыто, зато передняя приветливо распахнулась. Черт, ехать рядом… Вспомнилась просьба Сокольского в парке посмотреть на него. Ну да, значит, спать с ним ты согласен, а сесть рядом в машину – противно? Придурок… Облизав постоянно сохнущие губы, Марк опустился на сиденье, поставил в ноги сумку, на которую Корсар покосился, но ничего не сказал. Он вообще выглядел уставшим. Что, только с работы? Вот и хорошо. Чем сильнее устал – тем лучше… И разговаривать, похоже, не в настроении. Еще удачнее! Заставив себя откинуться на спинку кресла, Марк прикрыл глаза. Машина шла идеально ровно и мягко, дорога не чувствовалась совершенно. Словно сидишь дома, только там нет такого уютного кресла. Сокольский молчал, за окном – время от времени Марк поглядывал на дорогу – мелькали улицы, потом они выехали на трассу. - Тебе нравится Москва? От неожиданности Марк вздрогнул, услышав равнодушный голос, потом понял, что обращаются к нему. Тот еще вопрос, конечно… - Смотря что. - Банально, - хмыкнул Корсар, не отрываясь от дороги. - Как есть. А вам нравится? Поговорить, значит, все же придется. Хорошо – тема нейтральная, и на том спасибо. Сокольский пожал плечами, не глядя на Марка. - Странный город. Кажется, что знаешь ее досконально – и непременно подкинет сюрприз. Можно всю жизнь прожить рядом с человеком и никогда с ним не встретиться. А можно встретить того, кого ни за что не ожидаешь здесь увидеть… Голос у него был безразличный до отвращения. И слова текли ровные, необязательные. Разговор ни о чем. Даже отвечать, судя по всему, не нужно. Марк и не отвечал, отвернулся к окну. Трасса, густеющие сумерки, коттеджный поселок. Марк молча ждал, не пытаясь угадать, перед каким из аккуратных двухэтажных домов остановится машина. Да и не угадал бы: внешне обиталище Корсара из ряда подобных ничем не выделялось. Высокий металлический забор с ажурным верхом, ворота с детектором, чистенький дворик, окаймленный клумбами. Подсвеченный фонарями, дом выглядел уютным и ухоженным. Ну, еще бы… Подхватив сумку, Марк вылез из машины, глянул вопросительно на Сокольского, закрывающего дверцу с другой стороны. В сумерках и при таком освещении глаза Корсара отливали серебром и вроде даже мерцали. Нет, показалось… Высокое крыльцо с вазонами цветов, дверь. Пройдя внутрь, Марк замер. Высокий просторный холл весь был заставлен растениями в деревянных кадках, и над каждой горел точечный светильник, закрепленный на стене, потолке или изогнутом кронштейне. Широкие глянцевые и узкие острые листья, длинные и короткие стебли, бархат разноцветных лепестков… Сокольский так любит цветы? - Это не мое, - хмыкнул тот, словно прочитав мысли Марка. – Экономка занимается. Вот, кстати… Алевтина Борисовна, разрешите вам представить… Марк, мой будущий сотрудник. Он погостит здесь какое-то время. Марк – это Алевтина Борисовна, самый важный человек в доме. Хозяйка этих джунглей. Высокая статная женщина с поистине королевской осанкой выплыла откуда-то сбоку, из самой глубины зарослей, вытирая испачканные руки белоснежным полотенцем. Собранные в узел каштановые волосы с едва заметной проседью, иссиня-белый фартук на строгом темно-зеленом платье. Марк мгновенно почувствовал, что обувь у него пыльная, да и сам он совершенно не ко двору. Но улыбалась хозяйка джунглей хорошо, тепло улыбалась. Правда - Сокольскому. - Добрый вечер, Владислав Алексеевич. Здравствуйте, Марк. Рада вас видеть. Под строгим, но благожелательным взглядом Марк прошел дальше под смыкающимися над головой листьями каких-то пальм. Замялся в следующей комнате, не зная, куда двигаться: по лестнице наверх или влево-вправо. - Алевтина Борисовна, покажите Марку его комнату, будьте добры. А потом накрывайте на стол. Марк, у тебя минут пятнадцать до ужина. Молча вцепившись в спортивную сумку, так и свисающую с плеча, Марк поднялся по лестнице наверх, следуя за ровной, как у балерины, спиной и покачивающейся башенкой прически. Прошел по длинному коридору, машинально запоминая количество дверей и их расположение. А он еще сбежать отсюда думал, в случае чего… Без машины не выберешься. А экономка, можно не сомневаться, будет следить за каждым его шагом. Ну и дама. Неужели она не знает о вкусах хозяина? Наверняка знает. Может, даже, сама из этих. А что, хлыст ей бы очень пошел… Марк едва не хихикнул, представив царственную Алевтину Борисовну в высоких сапогах и с хлыстом. Нервное, не иначе. - Вот ваша комната, Марк, - сообщили ему вежливо и слегка снисходительно у очередной двери. – Вещи разберете сами или помочь? - Спасибо, я сам, – поспешно выдохнул Марк. – А-а-а… - Туалет и ванная в конце коридора, последняя дверь. Жду вас внизу через четверть часа. Одарив Марка напоследок все той же приветливой улыбкой, экономка удалилась. Марк шагнул вперед. Комната как комната. Небольшая, уютная, идеально чистая. Кстати. Неужели экономка одна здесь работает? Такой домина, все эти цветы, готовка… Чертов Корсар, притащил его позориться перед кучей народу. Сняв сумку на пол, Марк еще раз оглядел комнату. Окна выходят во двор – плохо. На двери хлипенькая задвижка, скорее декоративная, толкни хорошенько – вылетит. Да, осаду здесь не подержишь, и смыться в случае чего не удастся. Марк хмыкнул, оглядывая себя в большом, от пола до потолка зеркале в проеме окон. Красавец, нечего сказать. Странный вкус у господина Сокольского. Из зеркала смотрело бледное взъерошенное нечто с кругами под глазами. И рубашка, кстати, мятая. Но та, что в сумке, не лучше. Будем надеяться, здесь не принято переодеваться к ужину в смокинг. А если и принято – так его не предупреждали. Ну-ну… Смешно, да? После ужина смеяться будешь. В компании Сокольского. Настроение испортилось вмиг и окончательно. Достав расческу, Марк вышел из комнаты, пройдя несколько шагов, толкнул дверь ванной. Да, впечатляет. Это что, джакузи? Душ… К такому душу хорошо бы инструкцию, как пользоваться сверкающим чудом с кучей кнопок и рычагов. Ладно, разберемся. А пока что хоть руки помыть и умыться, волосы пригладить. И похолоднее воду. Вроде бледный, а щеки горят. К ужину он успел вовремя, уложившись в указанные четверть часа. Спустился вниз, был встречен хозяйкой джунглей – привязалось же – и препровожден в сияющую посудой и кружевной скатертью столовую. Сокольский появился следом, кивнув Марку, и сел за уже накрытый стол. Вот интересно, такое количество столовых приборов входит в программу издевательств? Наверняка… Марк сглотнул слюну. Пюре, тушеное мясо в соусе. Судя по запаху – утка. Салат из невесомо тонко порезанной капусты с зеленым горошком, какие-то крошечные рулетики… Пахло все это так, что рот наполнился слюной, и Марк испугался, что в животе забурчит на весь дом. Только вот проблема… Делая вид, что рассматривает столовую, он дождался, пока Сокольский положит себе еду, и начал накладывать то же самое. Так, теперь такую же вилку… Лучше бы голодным остался, честное слово. Завтра же найти руководство по этикету и выучить все проклятые столовые приборы. И как что есть. И вообще… Стыдно-то как. - Приятного аппетита, - негромко сказал Сокольский. - И вам тоже. Кусочек мяса, положенный в рот, будто растаял там. Марк неожиданно почувствовал, как у него кружится голова. Столовая плыла перед глазами, блестя и искрясь бликами на тарелках, блюдцах, вазочках, а желудок свело острой резью. Марк вздохнул поглубже, преодолевая судорогу. Дурак. Нужно было хоть перекусить дома. И вообще, есть почаще. Осторожно проглотил немного пюре, запил кстати оказавшейся рядом минералкой. Ничего, пройдет. Вот такой вот дурацкий организм: стоит понервничать, и аппетит пропадает, словно пищеварение отключается напрочь. Наташа смеялась, говорила, что за такой метаболизм любая девушка душу продаст… стоп, не думать! О ней – не думать. А лучше рискнем еще утки попробовать. После пюре и минералки утка пошла без проблем. Марк ел, не забывая следить, какими приборами пользуется Сокольский, и стараясь, чтоб это было как можно незаметнее. Не стал брать что-то очень заманчивое, потому что этого Корсар не тронул, а сомнения насчет вилки посетили нешуточные. Ладно, все равно оно, похоже, острое, сейчас есть не стоит. Зато мысли о правильных приборах замечательно отвлекали от того, что будет потом, совсем скоро и все ближе. Даже жаль, что ужин не может длиться пару часов. Задумавшись, Марк не расслышал все такого же негромкого вопроса. - Что? - Чай или кофе? – терпеливо повторил Сокольский. Марк помотал головой. - Ничего, спасибо. - Как скажешь. Ты уже пару минут сидишь перед пустой тарелкой. Либо возьми добавки, либо хватит делать вид, что ешь. Пойдем, покажу тебе дом. Марк покорно поднялся вслед за Сокольским. Дом посмотреть? Посмотрим. Спорим, что осмотр закончится в спальне? Едва переставляя ноги, он плелся за Корсаром, то ли не замечающим его состояния, то ли не желающим замечать. Гостиная, библиотека, оформленная старинными картами в проемах стен, моделями кораблей на полках и шикарным деревянным штурвалом– эти бы книги в другом доме, он бы возле них и жил – еще гостиная, бильярдная. Лестница наверх. Ну вот, кто там сомневался? Один-ноль в пользу дурных предчувствий. Спальня Сокольского оказалась напротив и немного наискосок. Несколько шагов, в общем. Удобно, ага. Марк на негнущихся шагах вошел следом, замер у самой двери. - Проходи, - хмыкнул Корсар, наливая себе что-то в стакан и ставя бутылку на столик у кровати. – Будешь коньяк? - Нет. - Не пьешь, не куришь, - констатировал Сокольский, опускаясь в кресло и поднося стакан к губам и отпивая. – Здоровый образ жизни или экономия? - Не вижу смысла и необходимости. Голос все-таки предательски сорвался. Марк вскинул подбородок, еще сильнее выпрямившись, под пристальным взглядом оторвался от дверного косяка, шагнул и сел в другое кресло, напротив. - Тогда и я не буду, - обыденно сказал Корсар, отставляя стакан, до половины наполненный темно-янтарной жидкостью. – Может, позже. Как тебе мой дом? - Впечатляет. Особенно экономка. Съязвить не вышло. Ну и пусть. Понятно, что ему в таких домах и бывать-то не доводилось, не то что жить. Нет, пару раз он привозил работу заказчику прямо на дом, но, как правило, дальше прихожей не заходил. Все равно – плевать. Золушку он из себя разыгрывать не собирается. - Да, Алевтина Борисовна – редкость, - улыбнулся Корсар. – Люблю уникальных людей. Вообще люблю уникальное… Ты точно не хочешь выпить, мальчик? Желудок свело судорогой, голова закружилась. Вот так, сразу, от одного простого слова. В парке и здесь, до этого, он был Марком. А теперь – снова мальчик. Во рту мгновенно пересохло, и Марк с тоской подумал об оставшейся в столовой минералке. Да он бы и воды из крана выпил, только толку. Вот и началось… Он помотал головой. - Тогда иди на кровать, - так же просто и обыденно сказал Сокольский. Сердце стукнуло, упало куда-то вниз и там заколотилось так, что еще чуть – и выскочит. Марк молча прошел к кровати, сел, сцепив пальцы на колене, чтоб не тряслись. Подумал, что не стоило отказываться от коньяка – вдруг страх отпустит. А еще лучше было бы напиться. Только пьяное бревно Корсару неинтересно, такую возможность даже рассматривать не стоит. Словно отвечая на его мысли, Сокольский подошел, оставив стакан на подлокотнике кресла, встал коленями на край кровати и повернулся, оказавшись за спиной Марка. Положил ему на плечи ладони – Марк напрягся всем телом, чтобы не отдернуться. Но ладони лежали ровно, грея сквозь рубашку, и было бы даже приятно – не будь это Корсар. В животе медленно и тягуче сворачивалась спираль страха. Марк заставил себя глубоко вдохнуть, но напряжение не отпускало. Чего он тянет? И как это будет, с его-то любовью ко всяким извращенческим штучкам? Опять ремень? Плеть? Или что-то похуже? Ладони Корсара очень медленно скользнули по его плечам вниз, вернулись назад, начали поглаживать напряженные до боли мышцы. Потом потянули Марка назад, так что пришлось откинуться и упереться спиной в грудь сидящего сзади. Через тонкую рубашку прикосновение пальцев почему-то чувствовалось еще острее, чем на голой коже, а спине сразу стало горячо, и Марк попытался отодвинуться, понимая бесполезность этого порыва – но этого ему, конечно, не позволили. Наоборот, прижали сильнее, умело разминая плечи, потом пальцы скользнули на шею, нащупали там что-то – и Марк чуть не вскрикнул от прокатившейся по телу дрожи. Выгнулся невольно, дернулся – и снова оказался прижатым к горячему твердому телу Корсара. Все так же молча тот передвинул ладони вперед, гладя ключицы, потом начал рисовать круги на груди Марка, то одними подушечками пальцев, то всей ладонью, не спускаясь ниже живота. Сидеть, напрягаясь, было неудобно, спина затекла, и когда его голову осторожно уложили на чужое плечо, Марк не стал сопротивляться. И когда ладони Сокольского вернулись вверх, на плечи и шею – тоже. Внутри, в паху, нарастало томительно-сладкое постыдное ощущение, которое хотелось стряхнуть – но стряхнуть не получалось. Чтобы его прогнать, Марк вспомнил их первую встречу, ремень – но тут же всплыли совсем уж непрошеные воспоминания про пальцы Сокольского на его члене и требовательные жадные поцелуи – и стало еще хуже. А может – пусть? Раз деваться некуда… Но что он тянет-то? Чужие пальцы расстегнули ему рубашку, скользнули под ткань, продолжая гладить. Ощущение было пронзительно резким – Марк даже вздохнул от неожиданного удовольствия. Да что же это такое? Страх никуда не делся, но смазался, затаился, как зверь, клубочком свернувшись в паху и солнечном сплетении. Наклонившись, Корсар прихватил губами верхний кончик его уха, скользнул языком сзади по раковинке, шепнул: - Мне нравится, как ты пахнешь. Щеки, шею, уши обожгло кипятком, Марк дернулся, слыша тихий смешок Корсара, и тут же его обхватили, повалили назад, в последний момент выскользнув и оказавшись сверху, придавливая всем телом. Марк зажмурил глаза, чтоб не видеть эту торжествующую сволочь, и почувствовал поцелуй: легкий, в одно нежное касание. Тут же губы Сокольского исчезли, вернулись вновь: на скулу, кончик носа, веко, уголок рта, снова на кончик носа и на другой уголок рта. Прижимая Марка к постели, Корсар целовал его нежными, едва уловимыми прикосновениями. Странно, непривычно, приятно. И если открыть глаза – все будет совсем не так: стыдно и гадко, наверное. Или не будет? Вот губы, в очередной раз коснувшись его век, вернулись – и задержались уже на его губах надолго. Корсар ласкал его, обцеловывая каждую губу в отдельности, и середину, и уголки, проводя языком, как по редкому лакомству, откровенно наслаждаясь – но внутрь рта даже не пытался попасть, легонько скользя кончиком языка по изгибу плотно сжатых губ. - Нравится с закрытыми глазами? – оторвавшись, поинтересовался совершенно светским тоном. – Так давай я их тебе завяжу – проще будет. От страха Марк тут же распахнул веки, поняв по смешку Сокольского, что этого от него и добивались. - Так лучше, - улыбнулся Корсар, гладя Марка по щеке кончиками пальцев, проводя ими по губам. – Поцелуй меня сам, мальчик. Сам? Теперь уши и щеки горели так, что капни водой – и зашипит. Неловко потянувшись, Марк прижался губами ко рту Корсара, изо всех сил уговаривая себя, что это пустяки – и такое он точно может. Поцелуй вышел, конечно, тот еще – Сокольский тяжело вздохнул, отодвигаясь. - Тебе настолько противно? Вопрос прозвучал так спокойно и даже доброжелательно, что Марк растерялся, не зная, что ответить. Сказать – да? После того, как его старательно и нежно ласкали, обцеловывали – он и не подумал бы, что Сокольский может быть так терпелив. Да и неправда это будет. Противно не было. Странно, страшно, непонятно – но пока не противно. - Нет, - выдавил Марк, отводя взгляд. Сокольский молчал, изучая его, и Марк с тоской подумал, что все испортил. Набравшись храбрости, посмотрел в непроницаемые серебряные глаза, сглотнул, потянулся снова. Ладонь Корсара скользнула ему под затылок, придержала, помогая, а узкие суховатые губы, едва заметно пахнущие коньяком, ответили на поцелуй, слегка раскрывшись – и Марк раскрыл губы навстречу, опустив ресницы и действительно стараясь. Рука, оказавшаяся между их телами, мешала, так что он вытащил ее – и, не отдавая себе отчета, обнял Сокольского за плечи, тут же вздрогнув от понимания, что сделал. А поцелуй все длился: спокойный, пробующий, ни к чему не принуждающий, и с каждой секундой становилось все проще и приятнее чувствовать непривычно жесткие губы, кончик языка, скользящий по его нижней губе, горячее дыхание Корсара… Оторвавшись, Марк откинулся на подушку, вжимаясь в нее, мечтая провалиться сквозь кровать и пол в самую преисподнюю – и снова зажмурившись. Ненадолго, почти сразу обреченно открывая глаза. - Ты даже не представляешь, насколько хорош, - улыбнулся Корсар. – Или представляешь? Нет, не похоже. Опираясь на локоть, он откровенно любовался Марком, гладя его взглядом, как до этого руками. Снова притронулся пальцами, обводя линию скулы, подбородок, губы. Марк вспомнил, как ладонь Сокольского легла на его пальцы в парке - воспоминание обдало жаром. Неужели он все-таки гей? Как может нравиться такое? И – разве ему нравится? Недвусмысленная реакция в трусах подтверждала – еще как. Корсар, прижавшийся к нему бедром, не мог этого не заметить. Ну что же он смотрит-то так… восхищенно? Не может же Марк нравиться ему больше красавчика Незабудки, например? Да просто – новенький, свежачок. Мысль отозвалась унизительной болью. - Не знаю, о какой дряни ты подумал, - негромко сказал Корсар, - но с такими глазами врать бесполезно. Что случилось, мальчик? - Ничего, - отозвался Марк. – Спасибо, конечно, за комплимент… - Но не пошел бы я с ним подальше? – иронично закончил Корсар. – Тогда давай переходить к делу. Он небрежно уронил ладонь на пах Марка, по-хозяйски погладив, провел по бедру. Стиснув зубы, Марк терпел, чувствуя, как мешается в нем стыд и удовольствие. Вот и кончилась романтика, вот и хорошо. Теперь все честно и правильно. А уж если бы Корсар знал, что имеет дело не просто со шлюхой, а еще и с предателем! Он-то предложил сделку – и не заставлял Марка ее выполнять. Чтоб там ни говорил скользкий оборотень Илья Васильевич – а Марк пошел на откровенную подлость. Так что шлюха – она и есть шлюха. Ладонь Корсара скользнула ему между ног, погладила через тонкую ткань джинсов. Расстегнув пуговицу, Сокольский потянул молнию, скользнул пальцами внутрь, под резинку трусов. Марк судорожно вздохнул, изо всех сил глядя мимо Сокольского, чье лицо расплывалось в радужной пленке слез. Пусть что хочет делает, лишь бы побыстрее. Он резко отвернулся от снова попытавшегося поцеловать его Корсара – и наткнулся щекой на выставленную сбоку ладонь. Не позволяя отстраниться, Сокольский впился ему в губы жестко, до боли. Поцеловал все так же по-хозяйски, пока его рука бесстыдно играла с членом Марка. Отстранился. - Так лучше, мальчик? Больше нравится? - Да, - зло выдохнул Марк. – Намного больше! Рука исчезла. Сморгнув, Марк перевел взгляд на внимательное, сосредоточенное лицо совсем рядом со своим. Сокольский рассматривал его, как книгу или вещь. Отстраненно. Потом заговорил: - Знаешь, если тебе нравится считать меня монстром, с этим я ничего не могу поделать, да и не собираюсь. Но идиотом – не надо. - Что? – растерянно переспросил Марк. Ладонь, не дающая отвернуться, все так же была у его лица, почти не касаясь его, только щекой Марк чувствовал тепло. Потом пальцы все же легли на его кожу, легко, невесомо, осторожно погладили. - Неужели ты и правда думал, что я тебя изнасилую в первый же вечер в особо извращенной форме? Марк закрыл глаза. Играешь… Сейчас – в доброго и понимающего. Даже ласкового. Только все это игры, и довериться – глупо. Не тронешь сейчас – потом будет еще хуже. - Думал, - констатировал Сокольский. – Мальчик, ты себя в зеркало видел? Замученный, перепуганный, от всего шарахаешься… Чуть надавить – сорвешься. Сломать тебя, конечно, можно. А зачем? Сам подумай. Разве умно это будет с моей стороны? Я не говорю про «хорошо» или «плохо». Но это будет умно? - Нет, - еле слышно ответил Марк. - Тогда не дергайся. Ничего страшнее, чем сейчас, я сегодня не сделаю. Сегодня, понимаешь? - Да, - покорно ответил Марк, не открывая плотно зажмуренных глаз. Пальцы Корсара продолжали нежно гладить его щеку, рисуя на ней круги. Вторая ладонь протиснулась под шею, приподняв ее, заставляя лечь головой на руку. Марк судорожно вздохнул. - Иди-ка ты к себе, - прозвучало над его лицом ровно и мягко. От неожиданности Марк распахнул глаза. Сокольский глядел на него совершенно бесстрастными, ничего не выражающими глазами. - Иди, - повторил он. – Толку от тебя сейчас… Выспись, приди в себя. Завтра можешь отдохнуть, оглядеться, пока меня не будет. Но чтоб таким замученным я тебя больше не видел. Вытащив руку, на которой лежала голова Марка, он отодвинулся. Не веря своему счастью, Марк вскочил, непослушными пальцами застегивая джинсы. Рубашка так и осталась расстегнутой – ну и черт с ним. Рванув к двери, он уже почти выбежал в коридор… - Кстати, - остановил его тихий голос позади. Вцепившись в дверную ручку, Марк замер на пороге, затаив дыхание. Неужели позовет обратно. - Целуешься ты старательно, я оценил. Иди уже… Вывалившись в коридор, Марк привалился к стене, едва держась на дрожащих ногах. Пойти, что ли, рот прополоскать? И душ принять заодно… Холодный. Дверь ванной была далеко, дальше, чем он сейчас дойдет. Нельзя же так! Что с ним дальше будет, если каждый вечер доводить себя до такого? Отдышавшись, Марк прошел несколько шагов, толкнул дверь выделенной комнаты. Какое счастье, что можно забиться хоть сюда. Видимо, Корсар предпочитает спать один. Или это только сегодня? Потом, все потом… Сорвав джинсы и рубашку, он нырнул под одеяло, едва приподняв его, не расстилая постель по-настоящему. Подумал, что надо бы прикрыть дверь на задвижку – но толку? И провалился в темноту, хотя еще секундой раньше был уверен, что ни за что не заснет до утра.