Приправу из лютиков и немного кетчупа, пожалуйста

      Удушливый запах лекарств сильно давил на голову и, казалось бы, что пора давно привыкнуть к новой обстановке, но Чара лишь устало прикрыла глаза.       Каждый вздох и каждый выдох отдавался невообразимой болью в груди. Из горла выходил еле слышный хрип при каждой её попытке вымолвить хоть одно слово. На языке чувствовался приторно-металлический вкус. Чара почти не открывала глаз, обездвиженно лежа на больничной койке.       В комнате не было света. Единственное окно было плотно закрыто занавесами тюля, и лишь только пробившиеся лучики солнца тонкой линией падали на кафельный пол. Чара перевела взгляд в сторону. На фоне светлых полос лениво витали мелкие частицы пыли. Девушка прислушалась. На улице было людно, голоса смешались в единый гул, что было не разобрать кто о чём говорит. Печальный вздох вырвался из груди сам собой, доставляя новую порцию боли, но Чара больше не жмурилась. В голову пришла мысль о том, какой сегодня прекрасный солнечный день. Девушка прикрыла глаза, поддаваясь собственной фантазии, ведь ей только и остаётся думать о чём угодно, но только не о своём человеке. Иначе её опять будет рвать.       Первый рвотный позыв случился из ниоткуда.       Поначалу, Чара списывала это на обычное отравление. Пришлось отказать в компании Фриск, едва шатенка увидела впервые образ её нового бойфренда. Санс был дружелюбен как обычно: приветственная улыбка, протянутая рука и заядлый фокус с подушкой-пердушкой. Чара помнит, как подруга разлилась смехом в то время, как ей самой хотелось врезать по самодовольной физиономии парня. Чара знала его давно. Наверно, ещё с момента своего детства. Существа не стареют, поэтому не удивительно, что пепельноволосый не утратил свой прежний шарм и манеру общения с их первой встречи. Тогда он бесил девчонку. Приедливое «малая» вызывало куда больше злости у подростка, нежели его тупые — как считала красноокая — шуточки и неуместные каламбуры. А потом…       Потом девчонка повзрослела и привыкла. Присутствие Скеллетона-старшего уже не так сильно раздражало, не вызывало волну необъяснимой злости. Чара толком и не поняла, почему это всё пропало, а на их место пришла заинтересованность его персоной. Чара солгала бы, если не призналась в том, что отныне его присутствие вызывало только спокойствие и… симпатию?       В сердце больно кольнуло, заставив покрыться мурашками до самых пят. Девушка через силу сглотнула скопившуюся слюну, болезнено кривязь.       Впервые её вырвало, едва она успела добежать до уборной. Красное и жёлтое заманчиво переливалось на белоснежном фоне умывальника. По подбородку сочилась кровь, маленькие лепестки слиплись в одно месиво вокруг рта. Но девушка не испугалась, посмотрев в зеркало. Она давно чувствовала, как ветвь тонких лоз лютиков обвивала её лёгкие, накрепко сцепливаясь в области сердца. Девушка провела ладонью по щеке, подбирая пальцами прилипшие лепестки. Красный и жёлтый оттенки завораживающе переливались на фоне её слегка бледной кожи.       Чару снова рвало. С каждой встречей, с каждой мыслью о пепельноволосом сердце больно ныло, стоило воспоминаниям вновь замаячить перед глазами. Чара видела, как Санс смотрит на Фриск. Видела, как и Фриск смотрит на Санса. Чара чувствовала, как болезненно стебли сжимались на стенках сердца, заставляя томно вздыхать в ответ. Но больно было не только физически. Девушка с силой глотала солёные слёзы с примесью приторно-метталического вкуса запёкшийся крови на губах. В какой-то момент Чара поймала себя на мысли, что может быть мучительнее: рыдать навзрыд, глотать пачками успокоительные и свято верить, что время излечит, или извергать из себя новый поток ярко-жёлтых лепестков, перемешанных в одно кровавое месиво? Право, на эти вопросы девушка вряд ли сыщет ответ.       Шатенка всё чаще стала закрываться в ванной, извергая из себя новую порцию лепестков с кровью. С каждым разом красным и жёлтым окрашивался ярко-бирюзовый кафельный пол. И с каждым разом его было всё труднее оттирать от крови, что просачивалась по краям плит. Чувство собственной кончины от неразделённой любви не покидало её ни на секунду. Девушка даже не была против смерти. Пусть и в мучениях, но лишь бы быстрее. — Чара? Чара, что с тобой?!       В голосе сводного брата отчётливо прозвучала тревога и страх, стоило ему в первый раз увидеть воздействие ханахаки на ещё живой сестре. Азриэль — светловолсый парень, чуть выше её на полголовы — вихрем влетел на середину комнаты, где раскинувшись в кровавом месиве из ненавистных жёлтых лепестков, болезнено содрагаясь, судорожно всхлипывала его младшая сестра. Парень попытался её поднять, но тело девушки не хотело поддаваться даже своей хозяйке. Голова Чары лежала кверху, поэтому следующий приступ болезненной рвоты Ази заметил, как только бурая жидкость брызнула фонтаном изо рта. Тогда парень перепугался не на шутку, быстро переворачивая красноокую лицом вниз, дабы та не захлебнулась в собственной блевоте. Чару рвало ещё достаточно до того момента, когда она, изнеможенная и обессиленная, всё-таки свалилась лицом в гущу кровавых лепестков. На мгновенье, блондину показалось, что его сестра умерла, но нет — сбитое дыхание было тому подтверждением. Потом монотонный рёв сирены скорой, возня врачей в реанимации и бессонные сутки в коридоре больницы. Нервы и стресс не позволяли Азриэлю сомкнуть глаз.       Азриэль ужаснулся тогда. Не столько от самой ситуации, сколько от образа сестры. Чара была обладательницей светлой тонкой кожи, с переливающимся румянцем на лице, но теперь от этого не осталось и следа. Только болезненная бледность, истощенность, резкая худоба и погасшая жизнь в её алых — как кровь на лепестках — глазах. Красным и жёлтым оттенком теперь представилась для него смерть. — Тебя это не касается. Не приближайся к моей сестре ни на миллиметр или, клянусь, я выжгу твоё существование, белоголовый.       Парень догадывался что или точнее кто являлся причиной недуга. Азриэль знал о безответной влюблённости Чары, хоть последняя не сильно предпочитала говорить на личные темы, где места для брата уж точно не было. Светловолосый встречал Санса лишь несколько раз в компании Чары. Правда, тогда он не замечал того, что происходило в душе девушки. А зря.       Второе пробуждение за день отозвалось не столь приятными ощущениями, нежели предыдущие. Лихорадочный всхлип вырвался из груди девушки, отдаваясь адской болью. Каждой клеточкой тела девушка прочувствовала, как лоза плотнее сжала её рёбра. Дрожащей рукой красноокая прикоснулась к оголённой части груди. Под подушечками чувствовались прорывающиеся бутоны под тонкой кожей, что свились в один букет. Стебли сильнее сжимались на сердце, заставляя девушку не один раз хрипло простонать. Благо, Азриэль — расположившийся на прикроватном кресле и крепко уснув под звуки пульсоксиметра — ничего не услышал, лишь слабо проворчав во сне. Чара прислушалась — за окном никого, кроме стрекотания сверчков и уханья сов. За пределами палаты также было тихо, лишь монотонное пиканье приборов разбавляло тишину.       Подъём с кровати отдался куда сильной болью в теле, и, лишь крепко сжав зубы, Чаре удалось сесть на койку. Перед глазами прошлась пелена сумрака, тёмные пятна маячили только несколько секунд. Дрожь не унялась даже, когда девушка с одной руки через силу вытащила длинную иглу капельницы, а с другой пульсоксимерт. Приедливое пиканье заменилось противным писком и тонкой линией на мониторе прибора. Но даже это не смогло пробудить брата от царства Морфея. Крепко ухватившись за прикроватный столик, Чара вняла попыткам встать на ноги. Дрожь только усилилась, как и боль, прошедшая от головы до пят. Во рту почувствовался знакомый привкус металла, но Чаре было плевать. Два месяца она не выходила из этой клетки, привыкая к новым ощущениям своей болезни, но сейчас — чувствуя свою кончину — ей не хочется умирать в этих стенах. По-крайней мере, без Санса.       Тяжело дыша и опираясь о покрытые штукатуркой стены, превозмогая наростающую с каждым шагом боль, девушка не спеша шла босиком по холодным плиткам. В душе красноокая даже радовалась тому, что рядом с регистратурой никого не обнаружилось, а входная стеклянная дверь оказалась чуть приоткрытой. Прорвавшиеся жёлтые лепестки приятно щекотали кожу на руках, стоило девушке попасться под порыв сквозняка, исходивший из проёма двери. Слёзы, копившиеся в глазах, скатывались мокрыми дорожками по щекам, задевая распустившиеся лютики. В один миг Чара остановилась, хрипло дыша, уставившись в одну точку. В груди тяжело заныло, будто затягиваясь тугим узлом, а из приоткрытого рта вырвался жалобный стон. Сквозь размытую пелену, ставшую перед глазами, Чара увидела его. Пепельноволосый улыбался ей, стоя за стеклянной дверью. Девушке показалось, что тот даже не замечал её мутировавшую болезнь. Взгляд светло-голубых глаз пронзил сильнее, нежели вырвавшийся из-под кожи цветок, отдаваясь расплывшимся приятным теплом, расползаясь внутри быстрее обвивающей сердце лозы. Только от этого больно не было. Лёгкий порыв ветра взъерошил светлые волосы, которые Чара всегда смахивала с его лица, нервно хмыкая и одаривая новой порцией ругани, стоило Сансу опять растрепать их. То ли на зло, то ли нарочно, девушка и не вспомнит. Сансу просто нравилось ощущать её прикосновения. Только в этом он не признается.       Девушка толком и не поняла, как оказалась рядом с дверью, придя в себя только, когда увидела прислонившуюся к стеклу широкую ладонь парня. На миг обернувшись назад, перед глазами мелькнула алая дорожка, усыпанная жёлтыми лепестками. Красный и жёлтый — таков цвет неразделённой любви. Металл и горечь — таков её вкус на языке.       Чара боялась повернуться обратно к лицу светловолосого, будучи уверенной, что это не более чем галлюцинация, но вот, он стоял перед ней. Смертникам часто мерещится рай или ад перед тем, как душа покинет этот бренный мир. Но Чаре не хочется думать об этом. Тонкая дрожащая ладонь легла напротив ранее приставленной парня. Чара уже не чувствовала, как по рубахе мелкими ручьями стекала кровь, холодно прилипая к оголевшей коже. Не чувствовала, как бутоны маленьких цветков мучительно и растянуто прорывались из-под кожи груди. Не чувствовала, как с каждой секундой стебли, что скрепились на её сердце, туго сжимались на нём в желании раздавить. Как спелую сливу или томат. Сейчас она счастлива. Пусть его образ — это видимый мираж, но выдавившаяся через силу улыбка расползлась на её лице в ответ. По краям рта потоком лились тонкие струйки бурой жидкости. — Не уходи, — сквозь боль тихо прошептала Чара, вырвав новый поток слёз. Парень незлобно усмехнулся. — И не уйду, — до боли приедливым баритоном раздалось в голове умирающей, хоть сам парень не вымолвил ни слова. Пол под девушкой расплылся красным ковром, на котором оседали облетевшие жёлтые листья ядовитого цветка.