***
Такси подъехало к подъезду Тэхена. Чонгук, что сидит внутри и проверяет телефон, нервничает по абсолютно глупой причине: боится, что надоест младшему за время поездки. Ну да, конечно, глупее переживание нужно поискать. Если он согласился... значит, он хотел, верно? Не стоит, наверное, париться по пустякам, которые сам себе напридумывал. Паранойя... Дверь машины открывается, и Тэхен запрыгивает внутрь. Чонгук настолько ушел в свои мысли, что пропустил момент, когда шатен успел выйти из подъезда и закинуть чемодан в багажник. В руках у него лишь маленькая черная сумка и солнцезащитные очки. А на лице улыбка. Чонгук бы всё на свете отдал, лишь бы всегда видеть такого Тэхена: в мягком спортивном костюме и со светящимися глазами. Был бы художником — выставку из собственно нарисованных портретов ему посвятил бы. Да хоть звезду, хоть вселенную подарил бы... Лишь бы Тэхен позволил. — Я не сильно задержался? Искал книгу и наушники, — запыхавшись спрашивает парень, растеряно пристегиваясь ремнем. Такси выезжает из переулка, направляясь по главной улице. Впереди несколько часов рука об руку с Тэхеном. Причем буквально. — Нет, все нормально, — Чон проверяет время — 17:57 — и кидает быстрый взгляд в окно. К вечеру обещали дождь, тучи сгущаются и заметно холодеет. Кванджу провожает их слезами. Даже небо по ним плачет. — Чонгук, не нервничай, — Тэхен касается его запястья рукой — нежно так, поглаживает успокаивающе, заставляет оторваться от окна и посмотреть на себя. Брюнет смотрит. В чужих глазах испуг, это будто маркером написано — настолько очевидно. — Я не... не нервничаю, — парень отводит взгляд вниз, смотря на их руки. Он сам в черной толстовке и серых карго, и была бы смелость, обязательно пошутил бы, что они с Тэхеном выглядят как настоящие бойфренды. Ну, как инь-ян, это же романтично, да? — Ты накручиваешь себя непонятно зачем. «Непонятно зачем, — повторяет Чон про себя. — Да, я совсем не понимаю тебя и твоих чувств, — думает он. — Я боюсь потерять тебя вновь и упустить единственную возможность подарить тебе счастье». Непонятно зачем. — Не грузись, просто забей, — просит брюнет. «Тебе это не нужно», — про себя. — Я не могу забить на то, что волнует тебя. Мать твою, Чонгук, пойми же это, — повышает голос Тэхен, но его запал быстро пропадает, когда он вспоминает, что они в такси. Брюнет кусает губы. Тэхен отмечает, что обычно он не показывает себя настолько уязвимым. Доверяет? Не боится быть настоящим? Или наоборот? Это же страх перед неопознанным, куча вопросов «А если всё-таки нет?», боль от возможной потери и чувств, которые останутся без ответа. — Мы поговорим об этом тогда, когда будет время. Не сейчас. Я устал. И отворачивается к окну. Даже небо по ним плачет. Дождь всё-таки начинается.***
Чонгук проверяет билеты и в очередной раз мельком смотрит на сидящего в телефоне Тэхена. Скоро посадка. Скоро-скоро. В машине они ехали молча, обмениваясь лишь молчаливыми взглядами и поджатыми губами. Когда приехали (уже полусонные) Тэхен уточнил детали по поводу их мест в самолете. Хотел у окошка сесть, — как удачно, что Чонгук такой билет и купил. А сам рядышком сядет, наблюдать тайком будет, о своем думать, и хвататься за возможность мимолетно касаться его. Хоть как-то. Уже три с лишним часа они сидели в аэропорту, давно умотались и единственное, чего хотелось — сесть в самолет и уснуть. Когда на табло объявили посадку, Чонгук немного взбодрился, подхватил сумки и они пошли по коридору прямо к самолету. И когда, наконец, парни уселись, и самолет пошел на взлёт, уснули. Удивительно, что Тэхену снились крайне странные и даже... приятные сны, что, скорее всего, было связано с его любовью к путешествиям. А летать, как оказалось, совсем не страшно. Спал как дома, только шея затекла от не особо удобного положения. А вот Чон то и дело просыпался: то от ощущения, что они вот-вот упадут, то от сна, где младшего то и дело сбивает машина — а он вновь и вновь проходит через все круги ада, винит себя и умоляет Тэхена очнуться. Открывая глаза и, растеряно осматриваясь, он успокаивался: самолёт летит, шатен мирно спит. Пятнадцать часов в полете — настоящая пытка. Когда объявляли посадку, Чонгук облегчённо выдохнул, и даже нашел силы, чтобы улыбнуться такому же уставшему и опухшему ото сна Тэхену. Спасибо часовым поясам — в Дублине семь утра и парни чертовски вымученные, но всё же счастливые. Встреча с хозяином дома назначена на восемь и Чон правда поражается — всё идет слишком по маслу, даже страшно. Кажется, что это затишье перед бурей, которую он просто не сможет морально выдержать. Да что уж морально — физически тоже. Может ли в его жизни, после стольких ужасных моментов, настать белая полоса? Он разве не заслужил? А Тэхен? Он ведь тоже пережил ад! Жизнь должна быть на стороне добра, ведь оно всегда побеждает зло! Так даже в сказках говорили... Тем не менее, забрав вещи и поймав такси, парни двинулись навстречу новой жизни. Да... новой!..***
— Цену мы обговорили, — Чонгук кивает, пока Тэхен, сидящий на мягком черном диване, попивает чай, так любезно предложенный мистером Джонсом, и пытается вникнуть хоть как-то в английский диалог. С языком у него нормально, просто устал безумно, что даже думать не хочется. Чонгук, кстати, действительно подучил язык — теперь он говорит намного лучше, а нахождение здесь поможет переступить через языковой барьер. — Вы примерно знаете на какое время останетесь? Мистер Кларк сказал, что вам нужно подумать хорошенько, верно? — Да, все именно так. Пока что неделя — а дальше посмотрим, — мужчина кивает и протягивает бумажный договор Чонгуку. — Хорошо. Если что, я всегда на связи. Соседи, кстати, у вас замечательные. В доме напротив живёт семья с маленькой девочкой Софией. Замечательная история, обязательно подружитесь с ними и вам все расскажут! — Чонгук подписывает договор об аренде и улыбается на слова мужчины. Добрые соседи — всегда замечательно. Тэхен осматривает дом: первое, что заметно было сразу — дом достаточно большой. И непонятно, зачем им двоим такой дом. Второе: интерьер невообразимой красоты. Если кто-то впредь скажет, что чёрный — это скучно, Тэхен лично в лицо тыкнет фотографиями этого дома. Третье: ему тут очень нравится. Сама атмосфера кардинально отличается от Кореи. Здесь чувствуется... свобода? Какое-то независимое существование, абсолютное счастье. И даже погода встретила их солнышком (провожала-то дождем), поэтому Тэхен находится в приподнятом настроении и даже диалог Чонгука, на которого он кидает долгие и прожигающие взгляды, с мистером Джонсом, не утомляет ни капли. Ким мирно ждет, попивая чай. — Обязательно подружимся, спасибо. — Всегда пожалуйста. Кстати, вы с вашим молодым человеком замечательно смотритесь, — мужчина улыбается, поглядывая на Тэхена, который, летая в облаках, сначала совершенно не вникнул во вполне знакомые и понятные слова. Чонгук на секунду теряется, затем смотрит на Тэхена, который переводит взгляд с одного на другого и непонимающе хмурится. — Мы не... не вместе, да, — пытается объяснить Чон, и Ким всё-таки соображает о чём речь и краснеет. — Ох, извините! Просто вы... похожи на пару, прошу прощения! — мужчина неловко улыбается, и Тэхен впервые отвечает. — Ничего страшного, всё в порядке, — Чонгук отводит взгляд от младшего, убирая с лица грусть и тоску, улыбается искренне и поддакивает Тэхену. Что ж, если бы они были парой, это было бы забавно, но в данном случае — как ножом по сердцу. — Тогда, я пойду. Располагайтесь, если что – звоните, — Чонгук провожает мужчину до двери и, закрыв её, облегченно выдыхает, хватает чемодан и поднимается на второй этаж, в спальню. Тэхен молча наблюдает за его действиями, не сводя глаз, и всё-таки первым подаёт голос: — Тебе куда-то надо сегодня? — Чон, услышав вопрос, замирает посреди лестницы и медленно поворачивается. — В клинику на встречу. К четырём вечера. А пока, думаю, нам стоит лечь спать, — Тэхен кивает и повторяет за старшим, занося чемодан наверх. Дом, который они арендуют, примерно такой: гостиная, прихожая и кухня находятся вместе на первом этаже, а на втором только ванная, рабочий кабинет, и одна спальня с двуспальной кроватью (подумать только!). Они заранее затронули тему, что в доме одна спальня (мол, либо так, либо их несколько, но никак не две. В этом районе Дублина таких домов большинство), потому и спать придется в одной постели. Тэхен, как услышал, надулся, словно рыба-ёж и долго протестовал. А с чего это вдруг ему должно быть комфортно спать в кровати с мужчиной? Да, не с чужим, но всё же и не с родным. По итогу, с долгими обидами и уговорами — Тэхен дал согласие, при условии, что Чонгук домогаться не будет (а он должен был, что ли?). На этом и решили. Но сейчас, заходя в просторную спальню, Тэхена опять окутывает страх и становится неуютно... — Я не могу спать с тобой, Чонгук! Старший спокойно кивает и сообщает, что будет спать на диване, лишь бы Тэхену было комфортно. Ну, а на что он рассчитывал? У младшего нет помутнения рассудка после комы, он не может спать в чужой квартире и чужой постели! И Тэхен вовсе не добивался того, чтобы ему освободили комнату, нет! Чонгук просто запретил спать ему на диване и сказал, что такую участь разделит только он сам, а Тэхен гость, ему не положено... Это, конечно, очень мило, но младшего напрягает (читать, как: маленько сводит с ума) запах Чона, исходящий от постельного белья и подушки. Даже после стирки ничего не прошло, будто запах въелся намертво, и теперь Тэхен вжимается носом в пахнущую простынь и ненавидит себя еще больше. Нравится, ему очень нравится. Как же стыдно. Было бы в разы легче, если бы Тэхен спал в гостиной, Боже! Ему бы не казалось, что Чонгук, несмотря на то, что его нет в спальне, обнимает его и окутывает своим ароматом. Как же это по-идиотски кружит голову!.. Этот идиотский Чон Чонгук!.. Неделю (или больше) спать рядом с ним. Это наказание? Или Тэхен сам себе противоречит? — Разложим вещи сейчас или потом? — чонгуков голос резко прерывает великие думы и будто застает врасплох: Тэхен, честно, не думал о чём-то неприличном. Да какое неприличное вообще, о чем речь?! — Потом. Просто... переоденемся и... поспим. Несколько часиков, — Тэхен открывает чемодан, достает пижаму и прочие мелочи первой необходимости. — Тебя смутили слова мистера Джонса? — как гром среди ясного неба. Младший замирает испуганно (к Чону не поворачивается). — Нет. Мне дела до этого нет. Плевать абсолютно. Чонгук чему-то усмехается, открывая свой чемодан. — Плевать так плевать, — Тэхен сглатывает и тихо угукает. — В душ не хочешь? — Вечером. Я устал. — Хорошо. Я вернусь ближе к семи, а ты спи пока, будить не буду. В холодильнике есть что-то, если захочешь кушать. — Я понял. Можно и не объяснять мне всё так, будто я ребёнок. — На что ты обижаешься, я не понимаю? — Чонгук хмурится и смотрит на парня. — Ни на что. Тебе кажется, — врёт Тэхен. — Само собой, — Чонгук снимает толстовку, а младший стремительно отворачивается, дабы не лицезреть ничего. Не хочет. И не надо. — Одеяло одно? — между делом спрашивает Тэхен, Чон кивает. — Надо посмотреть в шкафах, думаю, есть еще. А пока под одним, — он делает паузу, а затем добавляет: — Тебе неприятно? — Плевать, — безразлично кидает шатен, расправляя постель. И снова ложь. — Несомненно, — повторяется Чонгук и ложится следом. Спасибо, что полностью одетый. Кровать широкая, потому и снижается вероятность какого-либо физического контакта. Тэхена успокаивает это. Он ложится следом, отворачивается от Чона и старается успокоиться. Глаза прожигают его спину, и он ощущает это каждой клеточкой своего тела. От этого взгляда страшно. И очень жарко. Она всегда будет между ними. Недосказанность. Лучшая подруга Чонгука и Тэхена — они никогда не смогут поговорить откровенно, да и зачем это нужно им? Можно и так жить, правильно? И плевать. На всё. На Чонгука. На их взаимоотношения. На откровенную ложь. Плевать.***
Тэхен открывает глаза и резко подрывается на постели. Спал он беспокойно: то прибывал где-то между сном и явью, то слышал голос Чонгука, будто зовущий за собой — такой притворно-нежный, совсем не такой, как у старшего в реальности. Он оглядывается и совсем не сразу узнает комнату, где находится. С непривычки ему даже хочется закричать, но порыв быстро проходит, когда до Тэхена доходит, что это всего-то их с Чонгуком милый дом. «Их с Чонгуком» конечно, звучит немного пафосно и совсем не так, как есть на самом деле, — но дом-то действительно их. Просто временно. Следов присутствия брюнета, кстати, не обнаружено. Настенные часы показывают половину четвертого, а значит он недавно уехал на собеседование в клинику. Даже свои вещи успел разложить, пока чемодан Тэхена по-прежнему мирно стоит в углу. Шатен сползает с кровати и шаркает по полу, подходя к огромному шкафу во всю стену с раздвижными дверьми. Когда он их открывает, в лицо сразу ударяет запах парфюма Чонгука. Запах самого Чонгука. Тэхену он всегда нравился. Если брать все типичные мужские парфюмы, то принято использовать запахи табака, древесины, мускуса, ну и так далее, тому подобное. У Чонгука же... Аромат сладкий, ванильно-пряный, если так можно сказать, то определено унисексовый — девушке бы этот аромат подошел не меньше. И он кружит Тэхену голову, если честно. Тэхен самая настоящая сладкоежка, а то, как пахнет Чонгук — предел мечтаний. Именно поэтому парень осторожно берет серый пуловер с полки и тянет носом невероятный запах, вместе с этим опасаясь, что об этом может кто-то узнать и назвать ненормальным... но, Боже! Тэхен сдерживает в себе стон удовольствия, всеми легкими ощущая, как становится тепло... Нет, не тепло — жарко! Настолько, что плакать от беспомощности хочется. Плакать, ненавидеть, вбивать себе в голову всю неправильность ситуации. Ему так сильно нравится Чонгук... Стадия отрицания проходит успешно: Тэхену хочется задушить себя, разбить голову, но все равно поцеловать Чона. Притянуть к себе, обнять, прошептать, что он — гребанный придурок, и поцеловать так страстно, насколько у Тэхена хватит сил и смелости. Шатен садится на корточки, все еще держа кофту в своих руках и вдыхает, дышит, живёт. А потом, делая последний глубокий вдох, поднимается и складывает вещь обратно в шкаф, закрывая дверцу. Нельзя. Нельзя поддаваться слабостям и желаниям. Слабый человек всегда будет слабым, если не научится действовать разумно — использовать мозг. Чувства всё портят: затмевают реальность происходящего и делают тебя раненым лебедем. Нахуй чувства, нахуй Чон Чонгука... ...сказал бы Тэхен. Да, «бы». Но в противовес собственным «мыслям», он идет в ванную, перед этим захватив из чемодана полотенце и белье, и всё так же мусолит насущную тему. А каково вообще Чону жить с ним? При условии, что он, кажется, неровно дышит к Тэхену. Какого ему спать с ним в одной кровати? Младший и не задумывался об этом, но сейчас это вдруг резко стало чем-то слишком важным. Наверное Чонгуку... а ведь и предположений выдвинуть невозможно. Тэхен просто не знает каково Чону. Да, если судить по себе — это неловко, больно, волнительно, притягательно и запретно. Но Чонгук ведь — не Тэхен. Вряд ли у него такие же чувства... Ванная шикарна. В ней, помимо ванной, находится абсолютно прозрачная душевая кабинка, в которую Тэхен запрыгивает и включает почти горячую воду, откидывая голову назад и спокойно выдыхая. Чонгук. А думает ли он о Тэхене прямо сейчас? Думает ли так часто, как Тэхен? Думает ли вообще?.. Парень шипит сквозь стиснутые зубы и ведет ладонью по бедру, переходя на живот, минуя вставший член и, несильно ударяется головой о запотевшие стеклянные стенки — жмурится, хрипит и пытается вдохнуть полной грудью. — Я не буду этого делать, Господи, — шепчет Тэхен. — Не буду... Он с закрытыми глазами нащупывает термостат и в следующий миг его с ног до головы окатывает ледяной водой. Тэхен вскрикивает и всё возбуждение резко сходит на «нет», чему, конечно, он очень-очень рад. Вода вновь становится комфортной температуры и парень расслабленно прикрывает глаза, пытаясь прогнать странную истому куда подальше и выкинуть Чонгука из своей головы. Не может. Не выходит. Попытки будут долгими.***
Тэхен успел искупаться, разобрать вещи и приготовить на ужин подобие пасты карбонара из основных продуктов, любезно оставленных мистером Джонсом «на первый день, как бонус». Приятный и очень нужный бонус, парень отлично справился на абсолютно незнакомой кухне и досконально изучил дом, чтобы не путаться в комнатах. Чонгук вернулся, когда стрелка часов метнулась за шесть часов вечера. Тэхен как раз вновь гонял чаи, и Чон сообщил о своем приходе негромким хлопком входной двери. — Я дома, — крикнул он, проходя к кухонной зоне, по пути снимая пальто. В Дублине прохладнее, чем в Кёнджу, особенно сейчас, в сезон дождей и постоянно холодного ветра. — С возвращением, — Тэхен (почти) безразлично кидает на него быстрый изучающий взгляд и аристократически отпивает чай. Чонгук красивый. О боги. Какой же он красивый с этими дурацкими растрёпанными темными волосами, в этой черной облегающей водолазке... Тэхен всё еще пытается не думать о нем! — Вкусно пахнет. Ты что-то приготовил? — он садится за противоположную сторону стола, опираясь локтями и свободно рассматривая Тэхена, который старается не отрываться от созерцания плавающих листочков чая в кружке. — Паста. Она в холодильнике, — и всё-таки поднимает взгляд и смотрит прямо в глаза. — Поешь обязательно, — как-то приторно-заботливо просит он, на что Чонгук сначала выгибает бровь и ухмыляется, а потом просто улыбается. — Конечно. Спасибо большое, — это не похоже на искренний диалог... Нет, совсем нет. Это, конечно, не полное притворство, но видно же, что они оба сдерживают в себе какую-то обиду и злость. Маскируют их за улыбкой. — Чем еще занимался? Тэхен вновь отводит взгляд и медленно отпивает чай. Он видит, как Чонгук выдыхает через нос и незаметно дёргается, будто от статического электричества. — В душе был, — сглатывает и чуть не закашливается. — Ну и вещи разбирал, — Чонгук одобрительно кивает. — Что там на собеседовании? И тут Тэхен замечает напряжение, которое старший, видимо, очень хорошо замаскировал по приходу домой. Он вмиг становится серьезным и потирает переносицу. — Честно говоря... Да, клиника замечательная. Босс классный, очень простой в общении человек. Видно, что искренний. Коллектив молодой, но уже с опытом за плечами, но есть парочка совсем малышей, только выпускники. Зарплата выше, чем в Кванджу, да и график работы можно под себя подстроить, исходя из записанных клиентов. Всё... очень хорошо. Тэхен непонимающе хмурится. — Ну так... где это самое «но»? — Пойми, что я всё ещё не свободно владею языком, а с клиентами это чрезвычайно важно, — он говорит уже нервничая, сжимая кулаки. — Да и жилье. Где тут жить? Как тут жить? Это же чистый лист, Тэхен. Разве я могу? Тэхен, пристально наблюдавший за каждым движением и мимической морщиной на лице Чона, понимает, что если этот разговор не закончить прямо сейчас — причём, закончить мирно — то начнется настоящий шторм, который уже никто не остановит. Даже Тэхен. Неуверенность Чонгука можно было понять: сколько бы ему не твердили — толку было мало, да и сомнения всё время настигали, что тут поделать? Правильно говорят, умные люди очень неуверенны в себе, а вот дураки, напротив, не сомневаются в себе и своих силах никогда. Мораль сей басни такова: идиотом быть легко — жизнь малина. Жизнь полнейшее дерьмо, если будешь гением. — Чонгук, я понимаю, что ты переживаешь об этом. Правда, понимаю, но смотри на это с другой стороны: жизнь в Корее тебе нравится больше, чем перспектива наконец стать успешнее и вылезти из постоянных передряг под покровительством Джинсока? — Тэхен складывает руки на груди и смотрит на парня. Прямо так — готов принимать удар на себя. Ну, а собственно, больше некому это сделать. Или Чону, может, пойти на стены наорать? Тут уж точно можно сделать вывод — паренек сошел с ума. — Ничего ты не понимаешь, Тэхен, — он трет лицо руками и громко дышит. Младший правда никогда не видел Чона таким. Таким... нет, точно не отталкивающим, отнюдь — пышущим жаром и сексуального. Да, пора всерьёз задуматься о своих недочувствах. — Дело не в этом. Тэхен цыкает и закатывает глаза, из-за чего получает злобный взгляд от Чонгука. Ох, как властно. Он стал слишком зацикливаться на... на своих странных фетишах. — Ну да. У тебя всегда «Дело не в этом, а в другом. Просто ты, Тэхен, не заслуживаешь знать об этом, несмотря на то, что постоянно таскаешься где-то рядом и, вроде как, заслужил доверия. Но нет, я буду продолжать вешать лапшу тебе на уши», — игнорируя чужие сжатые кулаки, ведёт небольшой монолог и добавляет: — Ты просто трус, так и скажи. Чонгук вскакивает из-за стола так резко, что стул отлетает на несколько метров. Тэхен от неожиданности дергается и панически придумывает план побега. Вот теперь становится страшно, понимает — сам довёл, сам виноват. Глаза Чонгука пылают огнем, на лице играют желваки, отчего колени Тэхена начинают дрожать, и теперь это точно не от возбуждения. Ну, хотя... — И это ты меня трусом назвал? — спокойно и четко спрашивает Чон, медленно, словно хищник ползя к своей жертве. — Я не... — Знаешь, кто из нас двоих трус? Ты, Тэхен, — он вынуждает шатена прижаться задом к кухонной гарнитуре и испуганно выставить руки перед собой. — Я понял, прости. Успокойся, — просит Ким, но Чонгук не отступает, сжимая вытянутые руки своими и заводя их за спину. Наклоняется, прижимается ближе, из-за чего Тэхен почти лежит на тумбе. — За слова надо нести ответственность, знал? — брюнет смотрит в глаза, ни на секунду не отводя взгляд, и Тэхену по-настоящему некомфортно от этих черных глаз: они будто гипнотизируют. — Кто тут еще лапшу вешает? Сам-то морозишься уже сколько времени, не можешь даже признать того, чего хочешь. Потому что трус! — он усмехается, одной рукой поднимая Тэхена со стола, цепляя за талию. — Я ничего не хочу, отпусти нахрен, Чонгук! — он пытается вырваться, отстраниться, невольно вспоминая тот самый сон про крышу, что снился ему. От этого по телу бегут мурашки, что не остается без внимания Чонгука. Опять усмехается, гад. — Да что ж ты вечно врешь, а? Какие из нас друзья, ласточка?— от этого прозвища Тэхена (блять!) трусит не по-детски, и он испуганно сжимается. Нет, он не хочет Чонгука! Не хочет! Правда же? Почему он никогда не может дать ответ на свои вопросы? «Друзья...» — да, действительно никакие, если тело Тэхена, в противовес его испуганному взгляду, не перестанет так реагировать. — Я не понимаю тебя, отпусти и мы поговорим нормально... — Отпущу и ты опять сбежишь от разговора. Ты всегда отнекиваешься, заметь. Из-за этого у меня и появляется куча сомнений в себе и в нас, — «нас» больно бьет по голове осознанием, что Чонгук прекрасно распознает ложь, выдаваемую Тэхеном без стеснения. — Ты делаешь мне больно, ласточка! Ты не понимаешь, что при этом, ты делаешь больно и себе? Ладно я, но ты зачем себя мучаешь? Зачем пытаешься переубедить себя и доказать, что ничего ко мне не чувствуешь? — в глазах Чона потухает огонь и на смену ему проскальзывает еле заметная боль, которую всегда можно заметить в этих черных омутах. Тэхен всегда видел, всегда знал, всегда молчал. — Услышь меня, если я хоть что-то для тебя значу! — Чонгук хватает его за футболку, заставляя буквально впитывать в себя всё услышанное. Пытается достучаться. — Мне больно, ласточка! Это не тот случай нормальной влюбленности, где хочется смеяться и улыбаться, от этих чувств я несчастен! Мы оба несчастны ровно настолько, насколько и рады, если тебя вообще это радует. Тэхен пытается сдерживать слезы и выпускает колючки. Как всегда. Это работает безотказно. — Какая тебе разница вообще, Чонгук? Уберись с моей дороги! — он опять предпринимает попытки вырваться, но старший не дает, прижимая к себе. Не болезненно — нежно, трепетно, бережно. Чон никогда не делал больно физически. И ударить бы тоже не смог. Рука бы не поднялась. — Какая мне разница, серьезно? Я испытываю такую вину за то, что не рассказал о слежке сразу, ты бы знал! Я каждый гребанный день просыпаюсь с мыслью, что сегодня ты мне скажешь проваливать нахрен, а я ведь повинуюсь. Я всегда уважаю твои просьбы и решения, но взамен прошу того же! — голос начинает дрожать, и Тэхен боится, что Чон не выдержит и заплачет. А чем его успокоить? Ложью? — Вина преследует меня всегда! Я постоянно говорю себе, что я не могу сделать ничего верного. Знаешь, я должен был поспешить с признанием в своих чувствах, пока не стало совсем поздно. С таким нельзя тянуть и откладывать на потом. Клянусь, когда ты был подключён к аппарату искусственной вентиляции легких я понял, что опоздал. Тэхен дрожит и мотает головой. — Замолчи, прошу!.. Чонгук прижимает его тело к себе, прикладываясь лбом к лбу, прикрывает глаза и пытается найти успокоение. — Я никогда не считал себя особенным, пока ты не посмотрел на меня с такой благодарностью в глазах. Тогда, в день, когда мы сидели у подъезда, — Чонгук отрывается, снова смотрит в глаза. — Нет никаких чувств! — вдруг вскипает Тэхен. — Ты мне не нравишься, пойми! Говоришь, что я пропускаю твои слова мимо ушей, но сам поступаешь так же! — кричит он, дергаясь. Чонгук вмиг леденеет. Печальный взгляд, наполненный болью вновь сменяется на тот, которым он глядел в начале — пышущий гневом. Он усмехается, но не отходит от Тэхена и не выпускает его из плена крепких рук. — Нет никаких чувств? Тогда давай проверим, м? — к чему-то клонит он, и до Тэхена доходит лишь тогда, когда к его губам прижимаются чужие. Целует напористо, грубо прикусывая нижнюю губу, из-за чего ноги Кима перестают его слушаться и в следующую секунду он чуть не падает на пол, но руки Чонгука прижимают к себе еще сильнее. Задыхается. Тэхен задыхается, его сердце стучит так, будто сейчас взорвется. Их первый поцелуй... случился именно так. Младший вырывается, отталкивает, вновь оказывается прижатым задницей к гарнитуре, но на поцелуй не отвечает. Держится. Ногтями впивается в плечи Чонгука, хочет сделать больно, ударить его, но лишь безвольно тает от приторного поцелуя. Губы начинают гореть от терзаний, и Тэхен готов себя искалечить, когда поддаётся отвратительному порыву и с не менее сильной страстью отвечает на поцелуй. Плевать. Его целуют, почему не ответить? Как только дыхание окончательно иссякнет и губы Чона исчезнут с его собственных, он ударит парня так сильно, насколько хватит смелости. Скажет, что ненавидит его всем сердцем, всей душой, хочет его исчезновения. А пока позволяет губам двигаться, отвечать, глубоко целует, кусается, сдерживает скулёж внутри себя. Чонгук сжимает руки на талии, кладёт парня на гарнитур, нависая сверху, и не прерывает поцелуй. Тэхену хочется умереть под Чоном. Заплакать и умереть, потому что этот поцелуй отвратительный. Омерзительный. Наполненный ненавистью. А еще потрясающий, сладкий, желанный и самый страстный за всю жизнь Кима. Легкие обжигает, и Чон первым отстраняется. От его губ тянется тонкая ниточка слюны, пока он смотрит на Тэхена диким взглядом, наполненным обожанием. Так смотрят на тех, кому хотят мир подарить. С кем хотят делить душу и постель. От кого сходят с ума. — И целый мир возненавижу, чтобы тебя любить сильней, — Тэхен застывает, осознавая, что это — не что иное, как признания в любви. Чонгук понял, что его чувства взаимны. Понял, он же не дурак, в конце-концов. Поэтому и сказал. Признался в любви. Вместо ответа, Чон получает звонкую пощёчину от Тэхена, который тут же вскакивает и убегает в ванную, закрываясь на замок. Сил и смелости на то, чтобы сказать Чонгуку о ненависти, у него не нашлось. Надо же, ему впервые не пришлось врать, только потому, что эта ложь бесполезна — больше ничего не скроешь. Чонгук знает, что его чувства взаимны. Он всё знает, и уж теперь ничего не исправить.