Феникс

Светящийся тоннель возвращает меня к реке. Не удержавшись на ногах, я падаю на колени, но встать не пытаюсь — тело не слушается. Руки дрожат, на коже выступает холодный пот. Господи… Неужели я действительно это сделала? Рыдания застревают в груди, не давая вздохнуть, пока, наконец, не прорываются наружу царапающим комом. — Папа… — я даже не плачу — скулю от бессилия. Полет сквозь свет заканчивается знакомым рывком. Проваливаясь в пустоту, я чувствую, как поток воздуха вталкивает меня в земное тело. Обволакивающее тепло вызывает приступ ностальгии — я так давно не была человеком. Вдохнув полной грудью, я привыкаю к забытым ощущениям. Выпрямляюсь, открываю глаза и обнаруживаю себя в тени платана возле покосившегося двухэтажного дома. Поблизости нет других построек, но я все равно покидаю убежище с осторожностью, в отличие от самоуверенного Калеба, который размашистым шагом пересекает заросшую лужайку. — Расскажешь о задании, или мне вернуться и узнать у Геральда? — с раздражением уточняю я, догнав демона. — Ты все равно его провалишь, — привычно кривится Калеб. — А так хоть будет уважительная причина. — Тебе виднее, — пожав плечами, я делаю вид, что собираюсь назад. — Заодно и нового наставника себе попрошу. — Не строй из себя бесстрашную! — он хватает меня за руку. — Я просто хочу сдать экзамен. А вот чего добиваешься ты? Я выдерживаю его оценивающий взгляд, и Калеб, наконец, кивает в сторону дома: — Здесь живет Тереза Рассел, и как раз сегодня она собирается совершить убийство. Твоя задача — как будущего ангела — отговорить ее, наставив на путь прощения и терпения, ну, а я буду всячески в этом мешать. Приподнявшись на цыпочках, я заглядываю в окно. Сквозь слабый свет, пробивающийся сквозь стекло, виден сгорбленный силуэт — пожилая женщина стоит на коленях перед зажженными свечами и самозабвенно читает молитву. — Она не похожа на убийцу, — я замечаю слезы на морщинистом лице — в них чувствуется искренняя боль. А еще страх, от которого сотрясаются плечи. И мучительная тоска, захлестнувшая сердце. Утрата — догадываюсь я — вот, что ее душит! Горе толкает на опрометчивый шаг. — Она не хочет убивать! — Это потому, что ей еще не доводилось, — скалится Калеб, поворачивая ручку двери черного входа. Ссохшиеся от времени половицы предательски громко скрипят под ногами, но наше присутствие остается незамеченным — Тереза погружена в собственные мысли. Она даже не реагирует на сквозняк, всколыхнувший пламя свечей. Оказавшись внутри, я инстинктивно делаю шаг к ближайшей комнате, чтобы нас не заметили из коридора. Испугавшись, Тереза вряд ли доверится, а другого шанса переубедить у меня не будет. В зеркале над комодом мелькает отражение темнокожей девочки — сегодня я в теле тинейджера — но мой взгляд устремляется дальше, к прикроватному столику, на котором разложены фотографии с мгновениями чужих жизней. На одной бородатый мужчина с удочкой с гордостью демонстрирует огромного лосося. На другой еще один, с залысинами и кружкой пива придвигает к себе стейк. На третьей семейная пара разрезает яблочный пирог. Снимки пестрят событиями, и лишь один из них — черно-белый, вырванный из старой газеты — содержит небольшой фрагмент текста. «… с Элайджи Ньюмана сняты обвинения», — успеваю разобрать я, когда рядом появляется Калеб. — Как тебе жертва? — ухмыляется он, ткнув пальцем в смятую фотографию над статьей. — Рожа так и кричит о виновности, что не помешало адвокату его отмазать. Бедняжка Тереза следила за Ньюманом несколько лет, собирала улики… Калеб театрально взмахивает рукой, и снимки веером разлетаются по полу. — … разговаривала с родственниками убитых, пыталась добиться слушания… Понимая, к чему он клонит, я зажимаю ладонью рот. Боже, за что? Почему ты послал мне такое страшное испытание? — … и осталась ни с чем. — Так она хочет наказать… — Того, кто это действительно заслужил, — Калеб наклоняется ближе и шепчет: — Ведь среди убитых был ее муж. Я зажмуриваюсь, чтобы собраться с силами. И зачем только придумали терпимость и сострадание? Это несправедливо! — Ну же, непризнанная, каково встать на путь ангела? И спасать того, кто должен сдохнуть? Мне хочется ударить по его ухмыляющейся физиономии. — Не тебе решать, кому жить, а кому умирать! — Давай, прикрывайся волей Творца, — Калеб словно невзначай поддевает мыском ботинка одну из фотографий и придвигает ко мне. — Скажи, что эта смерть тоже была правильной. Я собираюсь съязвить, но голос срывается, когда я замечаю лицо на снимке — родное до боли. — Господи, нет! — даже в момент гибели мамы я не испытывала такого ужаса. — Папа… — По-прежнему не желаешь отомстить мерзавцу? — продолжает нагнетать Калеб. В надежде, что глаза обманывают меня, я хватаю фотографию, но она реальна. Отец показывает большой палец — день, когда я поступила в университет — и улыбается как самый счастливый на свете. Меня трясет от ярости. Почему? Почему, черт побери, на небесах решили сохранить жизнь убийце? Да еще и с моей помощью? Или… ему суждено умереть, и все подстроено специально, чтобы я завалила экзамен? Последняя мысль заставляет меня сосредоточиться. — Я знаю, это тяжело, — снисходит до утешения Калеб. — И все сделаю сам, просто не мешай мне. Я даже не скажу, что ты тоже этого хотела. Он разворачивается к коридору, и в зеркале отражается ехидная насмешка. Все ложь — его сострадание фальшиво, а желание восстановить справедливость не больше чем игра. Калеб выполняет задание, не гнушаясь подлыми методами. — Думаешь, я сдамся? — отложив фотографию, я стискиваю кулаки. — Я сильнее, — фыркает он. — Непризнанной не победить демона. Верно. Только сейчас демон в теле смертного, а значит, наши шансы равны. Не успев взвесить решение, я выдергиваю из тумбочки ящик и с размаха обрушиваю его на голову Калеба. Охнув, тот с грохотом падает на пол, одновременно с хлопком двери — пока мы спорили, Тереза собралась с духом и покинула дом. Замотав обмякшее тело в прикроватный коврик и для верности скрепив скотчем, который нашелся поблизости, я выскакиваю на крыльцо. От гаража слышен рокот мотора, а еще через секунду из ворот показывается пикап. Не раздумывая, я кидаюсь за ним и прямо на ходу запрыгиваю в кузов.  — Кто вы? — Тереза испуганно бьет по тормозам. — Выметайтесь, или я вызову полицию. — Вызывайте, и я скажу им, что собиралась остановить убийцу, — воспользовавшись ее заминкой, я перебираюсь в салон. — Я знаю как вам больно, поверьте. Он убил моего отца. Сказать это вслух еще сложнее, чем осознать. Я не хочу, чтобы это было правдой. Не хочу! В груди леденеет, губы дрожат. Я отвожу взгляд и стараюсь унять стучащие зубы. Надо успокоиться. Моя цель — наставлять, а не злиться самой. — Не берите грех на душу. Поучения из уст тинейджера звучат неубедительно. Горько усмехнувшись, Тереза трогается с места: — Его смерть будет во благо. Пикап сворачивает на проселочную дорогу. — Я видела, как вы молились, — не унимаюсь я. — Вы верите в Бога. И знаете, что вас ждет. — Я согласна на ад, потому что этот подонок будет гореть рядом. — Рано или поздно он все равно там окажется, — я робко касаюсь морщинистого запястья. — Почему вы не пойдете в полицию? — Я пыталась, но обвинение сняли! — она близка к истерике. Крепко сжимая руль одной рукой, Тереза вытирает слезы. — Он убил шестерых… но мне не верят даже их близкие. — Я вам верю. И я помогу. Тереза не слушает и молча смотрит вперед. Миновав развязку, пикап въезжает в город. Несколько минут мы кружим по улицам, пока не останавливаемся возле ряда аккуратных домиков. Лужайка перед каждым ровно пострижена, одинаковые заборчики выкрашены в белый цвет — хоть сейчас фотографируй для рекламного буклета. — Он даже не переехал, — вздыхает Тереза, бросая полный ненависти взгляд на освещенное окно. — Добропорядочный сосед, которого все обожают. — Если все это время он живет здесь, в доме наверняка можно найти следы подготовки. Мои познания в криминалистике весьма скудны, но для весомого довода хватит и сериалов. — Для обыска нужен ордер, — Тереза качает головой. — А его не выдадут без веских оснований, — она упрямо поджимает губы. — Поэтому не пугайте меня адом. Я готова гореть… и готова умереть… — Не надо, — прошу я. — У вас нет еще одной жизни в запасе… В отличие от меня. Идея осеняет внезапно, и я стискиваю плечо Терезы: — Если я обеспечу основания для ордера, вы пойдете в полицию? Она оторопело кивает. — Тогда возвращайтесь. Прямо сейчас! — я выбираюсь из пикапа. — И все подготовьте. — Что вы собираетесь делать? — Узнаете из новостей, — я подмигиваю в ответ на ее озадаченный взгляд. — Ну же, Тереза, доверьтесь мне. В конце концов, если я не справлюсь, вы всегда сможете убить его завтра. Дождавшись, когда свет фар скрывается за поворотом, я подхожу к мусорному баку, поднимаю валяющийся рядом осколок бутылки и хищно улыбаюсь. Сегодня уважаемый сосед Элайджа Ньюман, наконец, станет убийцей. Мне всего-то и нужно умереть на его идеальной лужайке. — Умоляю, помогите! — мой отчаянный вопль проносится над аккуратными белыми заборчиками. Кидаясь к крыльцу, я разрезаю ладонь и провожу ею по лакированным доскам. Пусть в полиции решат, что смазанные следы появились во время неудачного побега. — Он хочет меня убить! — полоснув по запястью, я брызгаю кровью на дверь и перила. В соседнем доме загорается свет. — Вызовите полицию! Новое багровое пятно остается на ручке. На адреналине я не чувствую боли и снова вонзаю стекло в вену. — Какого черта? — Ньюман выскакивает на крыльцо. Повернувшись к нему, я сжимаю в кулаках ворот его пижамы. Хватаю за плечи, чтобы кровь впиталась в ткань. Вонзаю ногти, чтобы и под ними остались следы. — Элайджа, ты в порядке? — кричит кто-то из соседнего дома. — Да тут какая-то ненормальная… — Господи, он меня сейчас убьет! — визжу я, чтобы его заглушить. Трясущейся рукой я вонзаю стекло в шею. Хотелось бы не в свою, но Ньюману рано умирать. — Кто ты? — шипит он, пытаясь освободиться от моей хватки. — Та, кто устроит тебе ад на земле, — я чувствую, как тело слабеет, и слышу приближающийся вой сирен. — А когда ты сдохнешь — поймешь, что это был еще не ад. Глаза закрываются, но я успеваю увидеть красно-синие проблесковые маяки. Вот и все. Экзамен окончен. Даже когда мое тело исчезнет, крови будет слишком много, чтобы игнорировать факт убийства. А с уликами Терезы и дюжина дорогих адвокатов окажется бессильной. Контуры стоящего в отдалении замка расплываются от слез, но я этого не замечаю. Перед глазами по-прежнему фотография отца — ясная и четкая — такой она останется в памяти навсегда. Папа мертв. А я оставила в живых его убийцу. — Как все прошло? — с холма мчится радостная Глория, но едва подбегает ближе, восторг вмиг улетучивается: — Что случилось? Ты не выполнила задание? Вместо ответа я продолжаю рыдать. — Тебя все равно переведут на следующий курс, — успокаивает она, гладя по плечам. — Не плачь. — Непризнанная тварь! — Калеб с ревом вываливается из закрывающегося тоннеля. — Как ты посмела? И стиснув кулаки, устремляется ко мне. Не просто разъяренный — пышущий ненавистью. — Закрой свой поганый рот! — Глория преграждает ему путь. Сейчас она как никогда похожа на демонессу, которой когда-то хотела стать. Или на ангела возмездия. Отчаянная и дерзкая, с взъерошенными от злости крыльями подруга поднимает ладони, замораживая из воздуха щит, и наотмашь бьет Калеба его острым ребром. — Уйди с дороги, шлюха, — рявкает тот. Глорию отбрасывает в сторону обжигающим ветром. Увернувшись от опаляющего жара, я выставляю перед собой локоть, чтобы сдержать второй удар, но Калеб валит меня на землю. — Ты пожалеешь, дрянь, — шипит он, крепко удерживая за шею. — Отпусти, — легкие сводит от нехватки кислорода. Пальцы в панике цепляются за его запястье, стискивают, царапают, но Калеб даже не вздрагивает и противно скалится. Извиваясь, я обдираю ноги о камни у тропинки. — Оставь ее в покое! — Глория набрасывается снова. И снова не хватает сил — взмах черных крыльев отталкивает к подножию холма. Прокатившись по траве, она вскакивает, готовая в очередной раз кинуться на помощь, но неожиданно замирает. А еще через мгновение Калеба сносит багровым всполохом. Пытаясь отдышаться и сесть, я отчетливо слышу грохот, с которым что-то тяжелое впечатывается в землю. И чувствую знакомую энергию — насыщенную, пульсирующую от гнева и пробирающую до мурашек. — Моргнешь в ее сторону или что-нибудь тявкнешь, и я вырву тебе язык, — обещает Люцифер обманчиво спокойным тоном. Поднявшись, я вижу, как он нависает над бьющимся в судороге телом — скорчившись на неестественно вывернутых крыльях, Калеб давится кашлем. — Я… не знал, — хрипит он, сплевывая кровь на собственные перья. — Не знал… Горящий взгляд Люцифера останавливается на мне. Скользит снизу вверх, замечая все — свежие царапины на ногах, испачканный подол и след от тяжелой руки на шее. Сгорая от стыда, я поправляю сбившееся платье. Ну почему я снова оказалась слабой? Я ведь должна быть достойной Люцифера. Его поддержкой, а не обузой. Той, кем он сможет гордиться. Словно прочитав мои мысли, алые глаза темнеют. Повернувшись к Калебу, Люцифер ставит ногу ему на горло: — А еще раз коснешься — зарою в пепел возле Геенны.