Some say the world will end in fire, Some say in ice. From what I’ve tasted of desire I hold with those who favor fire. But if it had to perish twice, I think I know enough of hate To say that for destruction ice Is also great And would suffice. Pablo Neruda
— Обед! Громкий голос нашего воспитателя — Джордана Маккаллистера — беспощадно уничтожил тишину, нависшую в стенах старинного детского дома «Ридлидж». Впрочем, как и обычно. Этот дедок, не имеющий никакого терпения и совести, нередко портил мне день. А сейчас, на моё удивление, он спас мне жизнь, сам того не зная. Успокойся, расслабься — это всё нереально, — каждое новое утро начинается с этой бесконечной фразы. Вещью номер один в моей жизни стал пузырек с препаратом седативного эффекта, который я достала в аптеке за вырученные на продаже перчаток деньги. Я уже почти привыкла к своей тайной болезни, и главной целью на данный момент было во что бы то ни стало сохранить её существование в секрете. Вот и сегодня с самого утра день не задался. Очередной раз я пролежала всю ночь, уставившись в потолок. Не очень интересное занятие, я вам скажу. Но и засыпать не было желания. Всё началось буквально две недели назад, когда малыш Колин залихорадил. Температура достигала почти сорока градусов, и Мерлин Скотт — директор нашего учреждения, приказал мистеру Маккаллистеру как можно быстрее найти необходимые лекарства. В ту ночь погода была не из самых лучших. На ещё совсем недавно безмятежном и спокойном ночном небе закружились хмурые, угрюмые, свинцово-серые тучи, задавившие лунный свет своей тяжестью. Ночное светило, как будто растерявшись, совсем скрылось за их тяжёлыми боками… Сверкала молния, а через несколько секунд невдалеке пророкотал гром, подтверждая своим ворчанием, что вот-вот на землю обрушится ливень. Так и случилось… Аптека, которая работала круглосуточно, была расположена на расстоянии пяти кварталов от «Ридлиджа». Машина мистера Маккаллистера по «случайному» стечению обстоятельств, по его словам, сломалась. Хотя я более чем уверена, что он её даже не заводил. В итоге зло ворчащий старичок ткнул пальцем практически мне в лоб со словами: «Живо в аптеку за жаропонижающим!» Что поделать, а выбора у меня не было. Всё равно через два месяца я покину детдом. Я ступила на порог продрогшего от ливня «Ридлиджа» и с трудом подавила желание залезть под одеяло, забиться куда-нибудь в укромный уголок, никого не видеть и ни с кем не разговаривать… Выпить горячего чаю и уставиться в старую, потрепанную временем, но очень интересную книгу. Лондонский дождь был красив, но я предпочитала наблюдать за ним за прочным слоем прозрачного стекла. Но увы. Сейчас я бежала с небывалой скоростью по проспектам холодного Лондона, а в руках не было ничего кроме фланелевой косынки. Даже зонтик не соизволил дать… Такое чувство, будто Джордан жил одной лишь целью — поскорее прихлопнуть меня, словно муху. Что сказать, не умела я держать язык за зубами и без малейшего страха высказывала всё, что думаю о нем в лоб. Такой уж у меня характер. Знать бы ещё, в кого он у меня. В детдоме «Ридлидж» я находилась уже более десяти лет. Но признаться, я не помню, как туда попала, хотя должна была. Единственное, что я знаю, это то, как Кора — жена мистера Маккаллистера, нашла мое изувеченное тело на пороге детского дома. Никто и по сей день не знает, что тогда со мной стряслось, и, страшнее всего, этого не помню даже я… Первое время было страшно смотреть на себя в зеркало… Маленькое, совсем детское лицо, прикрытое каштановыми волосами, было покрыто многочисленными ссадинами и царапинами. Тело не отставало от лица. На нём наблюдалась та же картина. На вопросы «Кто ты такая?» и «Откуда взялась?» я не отвечала, так как попросту не помнила ничего, что было связано с прошлой жизнью. В итоге директор принял решение оставить меня здесь на время, а точнее до появления родителей. Но последнее не произошло, и вот я прожила здесь практически одиннадцать лет. Первое время я жила совершенно спокойно, пока под покровом детской пелены скрывался отвратительный характер. Признаться, наверное, именно я сама виновата во всех своих бедах. Ну, тут ничего не скажешь… Всего однажды заступилась за Марти — соседку по комнате, когда мистер Маккаллистер пытался поднять на неё руку, и меня навечно окрестили «своенравной бестией». Ну, подумаешь, всего-то ударила хрустальной вазой по голове этого сварливого старика… Нечего было лезть к Марти! Правда, мистер Скотт не считал меня главной проблемой «Ридлиджа». Двадцать четыре на семь он вызывал меня в свой кабинет, и не из-за очередного своенравия, а просто поболтать о жизни и о планах на будущее, а точнее, после того, как освобожусь из этой «детской тюрьмы». Странно, правда? После того, как я спасла Марти, мы очень сблизились. Можно сказать, что стали в некотором роде подругами, хотя признаться, я никого не считала здесь родным мне человеком. Но это не мешало мне хорошо общаться с Марти. Её характер оставлял желать лучшего. Что можно ещё сказать об очень доброй и стеснительной девушке? Настолько стеснительной, что при первой нашей встрече она едва ли смогла выговорить свое имя, но, если очень постараться, можно было с легкостью её разговорить. Марти очень любила своего младшего брата Колина и старалась проводить с ним максимум свободного времени. Она всегда была очень вежлива и рассудительна. Любительница всякой фантастики и психологии. Если про второе я ещё могла слушать, то про первый жанр всегда высказывалась негативно. Я на дух не переносила всякий бред про потусторонние силы, так как была сторонницей научных доказательств. В свою очередь, Марти была идеально воспитана, в отличие от меня — беспризорника из «Ридлиджа», который провел здесь всю свою сознательную жить, скорее всего, именно из-за этого, нам не сразу получилось найти общий язык. За время нашего общения мне удалось узнать их с Колином историю. В прошлом богатые детишки, у которых отчим после смерти матери отнял всё движимое и недвижимое имущество, а потомство своей жены сослал в самый запущенный детский дом «Ридлидж». Удивительно, что не в психушку. Хотя я думаю, что это ещё не конец… Самое интересное в их истории то, что все родственники мисс Эверглот — матери Марти и Колина, один за другим умирали по причине самоубийства, а Элизабет Эверглот скончалась от сердечного приступа. По крайней мере, об этом свидетельствовало заключение расследования. Да-да-да, знаю я такие расследования, много о них читала в детективах, которые мне с величайшей любезностью преподнёс Мерлин Скотт. Я смотрела на них с выраженной жалостью. Такие спокойные и невероятно несчастные. В отличие от меня они знали, что такое родительская любовь, семейные ужины и большая аппетитная индейка в центре стола на День Благодарения. Я же ничего не знала кроме этого черного платья с белым воротником и старых, потрепанных временем сапог. Им в тысячу раз больнее, чем мне. Хотя признаться, я им завидую… Эти дети хотя бы знали, кто их родители, чего не скажешь обо мне. Вскоре после предложения Мерлина устроить меня на работу, я пропадала за шитьем перчаток на швейной фабрике и возвращалась в приют, когда на улице уже стояла темнота. Так продолжалось месяц. Я уходила ранним утром, а возвращалась поздней ночью, что явно не нравилось Маккаллистеру, но сделать мне что-то он не имел права, так как Мерлин строго настрого запретил делать замечания в мою сторону из-за возможных опозданий. И вот однажды я по приходу в комнату увидела, как рыдает Марти. Оказалось, что у Колина поднялась температура, а необходимого лекарства не было. Я, плюнув на все приказы не покидать комнату после одиннадцати часов, схватила Марти за руку и потащила в изолятор, где лежал едва живой Колин. По «чудесному» стечению обстоятельств в изоляторе возле Колина сидел мистер Маккаллистер, который при виде меня с радостью обрушил весь гнев в мою сторону. В итоге Джордан приказал мне лететь на всех парах в единственную открытую аптеку. Я, конечно, могла бы с легкостью отказаться, но, глядя на тяжело дышавшего младшего Эверглота, лишь стянула с плеч Марти фланелевый платок и бросилась в дверной проем. Колин был совершенно не похож на других мальчишек: он очень добродушный и весёлый, иногда по-детски наивен и порой любит побрюзжать. Одним словом — это мальчик, который ответственно относится к своей обязанности помогать сестре в любой ситуации. Любил покушать и поспать. И по словам Марти, до беспамятства влюбился в меня с момента нашей первой встречи, что казалось мне весьма забавным. Мальчишке было всего-то восемь лет. Я бежала к месту назначения, стараясь не поднимать голову. Бежала на ощупь. Ливень усиливался с каждой новой секундой, царапая лицо своей прохладой. Молнии вспыхивали почти непрерывно одна за другой. Не утихая, гремела в тучах гулкая небесная канонада. И от этого блистания и грохотания трепетно сжималось сердце… Гроза бушевала долго, не думая стихать. Тучи сгущались всё сильнее, закрывая горизонт, но мне было не до этого. Главная цель — как можно быстрее добыть лекарство и назад. Я влетела в аптеку, на кассе которой стояла до боли знакомая фигура фармацевта. Итан Уильямс — психотерапевт, занимающийся лечением душевных болезней. При этом, имея базовую медицинскую подготовку, он уделял внимание и телу, и духу, используя все доступные методы: лекарства, специальные психологические техники, физиопроцедуры. Я хорошо запомнила его физиономию. Как же его забыть? Он два года был главным героем моих сновидений со своим настойчивым желание вернуть мне память, но попытки не увенчались загаданным успехом. Для меня было большим удивлением увидеть его здесь… Я, скинув с плеч фланелевую косынку, обратилась к знакомому лицу: — Здравствуйте… — Здрав… Вáлери? — удивленные, но как всегда невероятно красивые глаза моего терапевта уставились словно в душу. — Что-то случилось? — Да, — быстрыми шагами я направилась в сторону окошка, — малыш Колин заболел. Лихорадит сильно. Жаропонижающее надо, — я выпалила всё на одном дыхании. Ну, а как же? Когда пробегаешь пять кварталов примерно за минут 20, другого эффекта не жди. — Конечно, — он стремительно направился в коморку, в которой, судя по всему, находились медикаменты. Минуту спустя фигура Итана появилась в дверном проёме, а затем быстрым движением протянула коробочку заветного жаропонижающего. — Сколько с меня? — я запустила руку в карман ситцевого платья. — Нисколько, — с удивительной уверенностью бросил Уильямс. — Как это так? — моя бровь вопросительно поползла вверх. — Нисколько, Вáлери, — ответил Итан, расплывшийся в милой улыбке. Ну уж нет. Не люблю чужие подачки. И плевать, что я сирота! Взяв коробочку нестероидного противовоспалительного, я быстро начала вертеть её в руках, стараясь найти ценник. Это не составило мне труда. Я бросила деньги в окошко аптеки и холодно произнесла: — Я сирота, но не нищенка. Спасибо и до свидания. Стоило мне сделать несколько шагов в сторону двери, как сильная мужская рука остановила меня за плечо. — Вы сюда пешком пришли? — как всегда. Как и в детстве, так и сейчас, от него не так-то и легко избавиться. — Да. — Позвольте мне вас подвести. Узнаю Итана. Больше мне нечего сказать. — Не утруждайтесь. К тому же это единственная круглосуточно работающая аптека на ближайшие десять кварталов. Не переживайте за меня, со мной всё будет в порядке. — На улице ливень. Как я могу вас отпустить, Вáлери? — Вы уверены, что там дождь? — Святые небеса, что я несу? Еще секунду назад я влетел сюда словно помешанная, а сейчас смею дерзить человеку, который хоть как-то старается мне помочь? — Хм, а давайте проверим, — с этими словами Итан открыл дверь аптеки и, на моё и его удивление, дождя действительно не было. — Вот видите, погода улучшилась, и вам незачем себя утруждать, — я бросила что-то наподобие улыбки и поспешно скрылась за дверью, радостно благодаря Бога, что этот мужчина не увязался за мной. На улице стоял туман… Он обволакивал все вокруг. Тусклыми становились дома, неподвижные деревья, дороги… Вечером туман полз по небу, напоминая странный дым, идущий из туч. От этого они казались темно-серыми. Не спасали их даже фонари. Сквозь туман блестели звезды… Долго любоваться данной красотой мне не пришлось, потому что мысль о том, что где-то там возможно умирает ребенок, яро вернула меня в реальность. Я с такой же скоростью, а возможно даже быстрее направилась по знакомой дороге в сторону приюта. Я бежала, не глядя по сторонам, за что тут же поплатилась. Ощутить на себе удар от капота машины, я вам скажу, не очень-то приятное ощущение. Гадство, как же больно! Чувство, при котором кровь поднимается в полость рта, можно запросто назвать одним из ужаснейших… Крик водителя… Этот крик потом долго преследовал меня по ночам. И не удивительно, ведь водителем оказалась девушка. Все остальное было как в тумане. Как будто меня окунули в таз с водой, и все звуки остались где-то далеко, над поверхностью. Части бампера слетели с машины от мощного удара. Я свалилась на землю, проехавшись ладонями и коленками по каменной каше из старого, разбитого годами асфальта. Казалось, хуже уже и быть не может. Хотя нет, я ошиблась… Из-за сильного удара у меня явно начались галлюцинации, иначе как объяснить появление черного сгустка тени, нависшего прямо над моим телом… Девушку, выбежавшую из салона автомобиля, я не рассмотрела, так как стремительно начала терять сознание. Последнее, что мне удалось выдавить из себя это адрес: — Карнабе Стрит… «Ридлидж» … Мальчик… Из последних сил я протянула женщине коробочку жаропонижающего препарата, и тут же провалилась в пустоту… Очнулась я перебинтованная с ног до головы с госпитале. И уж лучше бы я не испытывала такого пробуждения! То нечто, которое я видела в тот самый смертоносный для меня день, было тут как тут, от чего я вскочила с больничной койки, но тёплые женские руки тут же заключили меня в объятья. — Валери… — Марти сжала меня в медвежьих объятьях, и, судя по всему, не скоро готовилась выпустить, — Валери, я так за тебя переживала! — девушка активно роняла слёзы на мою больничную ночничку. — Марти, — однако я не сводила глаз с собственной галлюцинации, — ты тоже это видишь? — я ткнула пальцем в сторону того самого сгустка. — Ты о чем? — вопросительно уставилась на меня белокурая девчонка. — Да так, ни о чем. Марти у меня в палате просидела достаточно долгое количество времени. С её слов я узнала, что валяюсь здесь уже практически неделю, а малыш Колин чувствует себя как огурчик. Всё благодаря тому самому жаропонижающему. Оказывается, девушка, которая меня сбила, передала эти самые таблетки Итану, который выбежал с аптеки на звук сирены. В итоге таблетки всё-таки попали в руки мистера Джордана. Марти отправилась назад в приют, предварительно пожелав мне скорого выздоровления. За время моего с ней разговора я и не заметила, как избавилась от назойливой галлюцинации. Я села на кровать, вцепившись в красное, налитое соком яблоко, и не заметила, как в мою палату вошел доктор. — Здравствуйте, можно войти? — Да, пожалуйста, — бросила я, невольно отрываясь от аппетитного фрукта. — Меня зовут Майкл Смит, мне нужно с вами поговорить, Валери, — взгляд доктора стал в разы серьезней, от чего по телу побежали мурашки… — Что-то серьезное? — опасаясь, спросила я. — Да. Можно я присяду? Я одобрительно указала рукой на кровать. — Видите ли, Валери, вы настоящий феномен, — по взгляду мужчины было ясно, что он не знает, с чего начать. Признаться, эти слова заставили мою душу уйти в пятки. — В каком смысле? — моя настороженность приняла новый окрас. — От удара движущегося автомобиля у вас была серьезнейшая травма, после которой редко выживают. Две пары ребер были сломаны, но это ещё пол беды, — мужчина сглотнул, — беда в том, что эти самые ребра пронзили легкие, что свидетельствовало о появлении крови в полости рта… — Прошу… Продолжайте, — с этими словами я принялась крутить подол белоснежной рубашки. — Он в том, что мы проводили вам вчера рентгенографию грудной клетки, когда вы были ещё в бессознательном состоянии, и… — И? — Ваши кости и легкие регенерировались… В палате повисла тишина, а по моему телу прошелся отряд мурашек. — Как это возможно? — Я не знаю, но мы завтра же выписываем вас из больницы. Держать вас здесь смысла нет… Сказать, что я удивилась — это ничего не сказать. Я была просто в ужасе! Одно мгновение, и я попала в переплет… А ведь во всем виноват этот сварливый старикашка, который только и умеет, что ворчать и командовать! По его великой милости меня сбила машина, я получила телесные повреждения и открыла в себе «сверхспособности» … Сверхспособности? Господи, какой же это бред! Хотя надо отдать должное словам мистера Смита, боли я и вправду не чувствовала, только легкую слабость. В недоумении я не сводила глаз с доктора, который продолжал сидеть на моей больничной койке. Хотелось задать ещё парочку вопросов, но мой скептицизм по поводу внезапного «самоисцеления» не позволял этого сделать. Я сидела, словно статуя, лишь хлопая ресницами. Мысли за мыслью сменяли друг друга, при этом доводя до неминуемой головной боли. — Черт! — наконец выругалась я, при этом невольно привлекая внимание Майкла, который понимающе закрыл глаза. — Вáлери, сейчас вам нельзя волноваться, как бы абсурдно это не звучало, — доктор ободряюще положил руку мне на плечо, — важно не то, как вы это сделали, а то, как нам с вами это скрыть от окружающего мира. Я метнула вопросительный взгляд на Майкла. — Что вы хотите этим сказать? — Как я уже говорил, вы настоящий феномен. Возможно, единственный человек на свете с такими выраженными биологическими процессами. Поэтому я хочу сохранить это втайне. Подумайте сами: в мире, где процветает век технологий и новых открытий, ученые медики охотно захотят вас изучить. За всю историю медицины никто не встречал подобные случаи, ибо это невозможно. Единственные существа на планете, которые способны регенерироваться с неимоверной скоростью — это планарии. Секрет планарий в том, что даже у взрослой особи по всему телу рассеяны стволовые клетки — недифференцированные, неспециализированные клетки, которые могут при необходимости превратиться в любой тип клеток тела. У дюгезии таитянской, которую изучает Роланд Петер, на стволовые клетки приходится 40% клеток тела. Когда экспериментатор отрезает у планарии часть тела, клетки «огрызка» информируют стволовые клетки, где именно возникло повреждение и какие ткани надо восстановить. Ломтик, вырезанный из середины дюгезии таитянской, уже через два с половиной дня отращивает голову и хвост. Некоторым планариям для этого требуется не одна неделя. Если сделать в переднем конце тела планарии два параллельных надреза, вскоре получается червяк с тремя головами — две по бокам, одна в середине. Понимаете, что именно я пытаюсь вам донести? — Вы хотите сказать, что в моём организме есть такие же стволовые клетки, как и у планарии? — я скептически скривила лицо. — Бред какой-то! — Нет, вы не совсем правильно меня поняли. Стволовые клетки имеются у любого человека. Но они более специализированы. Если планарии используют для восстановления любых тканей и органов всего один универсальный тип стволовых клеток, то у нас имеются различные типы. У человека наиболее изучены стволовые клетки костного мозга, которые на протяжении всей жизни вырабатывают клетки крови взамен постепенно отмирающих. Недавно обнаружили, что небольшое количество стволовых клеток костного мозга встречается во всех органах человека, но, как их пробудить к жизни и заставить воссоздавать утраченные ткани, пока не ясно. Хотя с клетками костного мозга работают многие ученые, выращивать их вне организма до сих пор никому не удалось, как и другие стволовые клетки человека. А те самые клетки планарий один из ученых недавно начал разводить в пробирке. Это важный шаг к тому, чтобы понять, что происходит в недифференцированной клетке, когда она превращается в конкретный тип клеток, работающий по специальности в той или иной части тела. — Но какие сигналы получает стволовая клетка от поврежденных тканей, которые надо восстановить? И как стволовые клетки понимают, с какой стороны ломтика, вырезанного из тела червя, должна отращиваться голова? — всё-таки мистеру Смиту удалось меня заинтересовать. — Хм, ответ на эти вопросы в будущем, возможно, позволит вызывать регенерацию и у человека. Правда, пока стволовые клетки дюгезии выживают в пробирке лишь несколько недель. Видимо, в питательной среде чего-то не хватает. Поэтому мне кажется, что ответ кроется в вашем теле. Я настороженно встала с кровати и нервно направилась в сторону окна. — Что будет со мной, если кто-то узнает об этой «способности»? — Я вам уже говорил, вы станете главным экспериментом в научно-медицинских лабораториях, поэтому я хочу, чтобы наш разговор остался в тайне. — Почему? — я обернулась, бросив усталый, наполненный слезами взгляд. Я не ожидала от себя такого. В последний раз я плакала в восемь лет, когда меня укусил Зевс — алабай Мерлина Скотта. Правда, на следующий же день мы с ним подружились. — Ведь я могу быть ключом к разгадке тайн регенерации. И, если я правильно поняла, к бессмертию… — Это так. Но, Вáлери, когда-нибудь вы поймёте, а пока что, я могу сказать только одно — я вас очень хорошо понимаю. Сейчас вам трудно, потому что рядом нет родных, нет родителей… Я был таким же. — Вы тоже сирота? — Более чем, я ребенок из «Ридлиджа» Тишина, которая образовалась после сказанных мистером Смитом слов, мучительно больно сдавила голову. Теперь мне всё понятно. Только сироты из «Ридлиджа» — самого неперспективного и всеми забытого сиротского приюта во всем Лондоне, могут понять друг друга. Так как выйти из этого ада живьём — это уже подвиг на всю жизнь, но стать при этом великим человеком — это легендарный случай. Несколько минут я обрабатывала полученную информацию от Майкла Смита. — Вáлери, я не хотел вам это говорить, но, по-видимому, стоит. Я нервно сглотнула, гадая, какой ещё сюрприз мне стоит ожидать. — У вас несуществующая группа крови. — Вау! — Ваша реакция меня пугает. — Мистер Смит, — я расплылась в самой что ни на есть истерической улыбке, — я вообще человек? — Хотел бы я знать… — Боже! — я уже рефлекторно схватилась за голову. — Я надеюсь, что это последний сюрприз на сегодня. — Не переживайте, последний, — я уловила лёгкий сарказм в голосе собственного врача. — Поясните? — Да. Знаете, двум разновидностям антител в сыворотке соответствуют два вида антигенов на поверхности красных клеток крови, их обозначают A и B. У одних людей на эритроцитах нет ни того, ни другого — это обладатели самой распространенной первой или нулевой группы крови. Ее обозначают 0 (I). Если есть только антиген А, то и группа крови — А (II), если только антиген B — группа В (III), а если оба — группа AB (IV). — Вас это удивит, но я учила это на уроках анатомии. Мне хочется узнать больше. Что значит несуществующая группа крови? — я словила себя на том, что мне уже всё равно, что он скажет. — Дело в том, что тест на группу крови не дал ни одного результата. Поэтому я начал сильно переживать. Ведь если бы ваша кровь не приняла самостоятельно гемостаз, вам пришлось худо. — Мне стоит быть аккуратнее? — неуверенно спросила я. — Думаю, вашему организму совершенно всё равно, но с другой стороны — да. Мы не знаем, по какому принципу работает организм, и, так как механизм регенерации ваших клеток не установлен и не изучен, может случиться состояние, при котором ваши клетки просто не справятся. Никто не знает, на какое количество времени хватит такой способности. Ведь есть вероятность, что это до поры до времени. Понимаете меня? — Да… — Вот и хорошо, — мистер Смит поднялся с кровати, размеренными шагами направляясь к двери. — Мистер Смит! — сама того не ожидая, окликнула я. — Есть ещё один вопрос… — Какой? — Могут ли появляться галлюцинации из-за сильных травм или просто ударов? — Вас мучает подобное явление? Я замялась, при этом подумав, что правду лучше скрыть, ведь и так слишком многое навалилось. Отправят ещё не на опыты, а в психушку. — Всего один раз. В тот момент, когда меня сбила машина, я увидела над собой сгусток тени, формой напоминавший человека… — Это нормально. Посттравматический шок и ничего более. Вам незачем волноваться. Однако если это будет преследовать вас дольше недели, советую обратиться к специалисту. — Да что вы, это было всего раз! — я убедительно замотала головой. — Хорошо, с вашего позволения, я удалюсь. Хорошего дня, Валери, — с этими словами врач удалился из палаты, а я провалилась в глубокий сон, совсем позабыв про то самое ярко-алое яблоко. Майкл Смит мне не соврал. Меня выписали из больницы ровно в двенадцать часов следующего дня. Погода на улице стояла получше, чем в тот самый злополучный день. В городе осенью становилось грустно. Листочки опадали, люди все больше укутывались в серые одежды и торопились по своим делам быстрее обычного. Гуляющих без дела по улице людей встретить становилось все нереальнее. Везде можно было услышать разговоры о прошедшем жарком лете и сетование на быстро наступившую осень. Лужи после фатально известного ливня всё ещё не исчезли, а при входе в практически каждый дом чувствовался аромат печеных яблок, которых сейчас полным-полно в каждой квартире. Бабушки на улице трогали астры и гладиолусы — неизменную атрибутику осени. Я шла, укутавшись в тот самый фланелевый платок, который так любезно оставила мне Марти. По коже бегала толпа мурашек, а мышцы сводила холодная судорога. Прошла ровно неделя с того самого дня. Нет, меня не волновало то, что меня сбила машина, что достаточно странно, а то, что я узнала о себе… Повышенная регенерация, несуществующая группа крови — это всё полнейший бред, с которым я на отрез отказывалась соглашаться… Я продолжала размеренно шагать по широкой дороге, пока не услышала собственное имя: — Валери… — я обернулась на голос, но на горизонте не было никого… Ни единой души. — Валери… — вновь этот голос. В этот раз я медленно посмотрела по сторонам. Да откуда он? — Валери… — в этот раз сердце упало где-то на уровень пяток. Мне стало не по-детски страшно, и я развернулась назад всем корпусом. — Кто ты? Покажись немедленно! — мой голос сорвался в небывалом крике, из-за которого связки ощутили непривычную боль. Вокруг не было никого… Лишь дорога, тротуар, деревья, парочка домов и легкий ветер, который едва поднимал подол моего черного платья. Это меня успокоило, и я глубоко вдохнула и выдохнула, повернувшись назад. Однако в этом момент у меня чуть не случился сердечный приступ, так как прямо перед моим носом появилось то нечто, которое преследовало меня и в день аварии, и в самой больницы после выхода из комы. Сейчас в свете дня я запросто смогла разглядеть это нечто: высокая человеческая фигура, окутанная тёмным одеялом ночи с ярко желтыми глазами… От неожиданности я шлёпнулась на твёрдый, холодный асфальт пятой точкой. — Валери… — хриплый, словно из трейлера к фильму ужасов голос, продолжал звать меня. — Что ты такое? — я продолжала тяжело дышать, стараясь хоть на метр отдалиться от этого существа. — Валери… Здравый смысл и теория о том, что я всё ещё нормальная, а это всего лишь последствия аварии, перечеркнуло это существо, погружая мою забитую голову в раздумья. Однако, долго думать мне не пришлось. Слова мистера Смита всплыли так же быстро, как поплавок, ударяющийся об тонкую гладь воды. — Ты нереален… - стараясь убедить себя в этом, тихо повторяла я. Не знаю, откуда в тот момент у меня взялось столько храбрости и смелости, но я потянула руку к этому существу, которое продолжало повторять мое имя, при этом не отдаляясь от меня ни на сантиметр. Я поднялась на ноги, делая шаг вперед, ближе к сгустку черноты. Моя храбрость вмиг улетучилась, после того, как мои вечно холодные пальцы коснулись тени и почувствовали нечто невообразимо горячее, словно пламя ада, от чего я тут же отдернула руку и упала на колени. Боль пронзила тело. Казалось, даже коснуться горячей посуды или кипяченой воды не так больно, как почувствовать на себе эффект от прикосновения к своему кошмару наяву… Вот оно — моё сумасшествие…Продолжение следует…