***
Следующий день был таким же теплым — по крайней мере, устало и без малейшего желания дописывая реферат, Нана полностью допила свой запас холодного кофе. Утро началось со звонка её сменщицы, злого «что надо, Мацуда?» и желания перестать существовать на некоторое время. Например, на лет двести. Никогда не выходить из дома и исчезнуть. Снова. Сохранив документ, Такахаши выключила ноутбук и откинулась на кровать, поворачиваясь к прикроватной тумбочке, чтобы взглянуть на время. Через полчаса нужно было выходить, её должны были ждать у кафе, и, конечно, её грела мысль, что сейчас она может хорошо провести время с приятным человеком, но чуть больше хотелось остаться дома и не тянуть резину, потому что в конечном счете они оба знали, зачем видятся, — попытка скрасить день и заполнить небольшую (или большую) дыру внутри. Нана налила себе воды, проверила, полностью ли высушились волосы, надела приготовленные классические брюки и майку, сложила и убрала на место свою пижаму, накинула постиранный тренч, приоткрыла окно и вышла из квартиры. Выйдя из дома, она слегка поежилась от прилетевшего в лицо ветерка, и двинулась в сторону кофейни. Люди, словно жидкость, стекающая по жирной тарелке, слыли мимо, мешались с гулями, торопились по своим делам или шли домой, не обращая на неё внимания. Изредка в спину или в бок утыкались взглядом гули, тут же уходя в своём направлении. Нана чувствовала их. И они, несмотря на все её попытки скрыть свой запах, чувствовали Нану. Она не хотела, чтобы её чувствовали, замечали, знали в ней то, что она не хотела знать сама. Стараясь перегрузить свой запах ясно чувствовавшимися духами, она также параноидально пыталась себя уверить, что у кого-нибудь могут возникнуть мысли, что она пропахла другим гулем. Чертов запах, чертовы гули, чертова человечина. — Здравствуй, Такахаши-сан! Нана подняла голову и наткнулась взглядом на мужчину, стоящего перед ней, и кивнула, вынимая руки из карманов, поправила волосы и улыбнулась. Собраться. Собраться-собраться-собраться. — Привет, Кобояши-сан.***
Вечер прошёл действительно сносно: они выпили кофе, обсудили планы на дышащее в затылок лето, ситуацию в городе, нюансы их работ и любимую выпечку (как иронично). Кофейня была уютной, он улыбался приятно и, как и в день их знакомства, поддерживал беседу и не вел себя эгоистично. Когда они вышли из кофейни, он повёл её в супермаркет и купил «для неё» виски и газировки, взяв также подарочный красивый пакет. Нана пыталась отказаться — сказать, что не пьёт, что ему не стоит тратиться на неё, но Кобояши был непреклонен и уверял, что просто рад обеспечить ей хороший отдых. «Да-а, хороший отдых с отвратительным напитком, спасибо, Кобояши-сан» — подумала про себя Такахаши, но сдалась и поблагодарила мужчину за такой «подарок», мысленно придумывая, под каким предлогом отдать это пойло Соре. О, возможность задобрить её дядю и прозрачно узнать, как там продвигаются дела у CCG, — отличный предлог. Говорить об этом самой Соре, конечно, не следует. — А как насчет того, чтобы провести остаток вечера у меня? Знаешь, у меня хорошо получается самодельный «хайбол», думаю, тебе должно понравиться, — он легко улыбнулся и кивнул на пакет в своей руке, едва останавливаясь среди улицы и вынуждая её остановится с ним. Нана встала рядом, чуть поднимая голову, чтобы заглянуть в глаза, и закусила губу, размышляя, что ответить. С одной стороны, она понимала, к чему он клонил, и в каком-то смысле она хотела этого продолжения. Возможно, она ошибалась, а он действительно предлагал лишь выпить «хайбол» вместе, но из человеческого алкоголя ей менее мерзким кажется умэсю, а лежащий в пакете «Хибики» вызывает рвотный позыв только своим запахом. С другой стороны, завтра она собиралась в университет, но уезжать домой в либо наверняка отвратительном состоянии, либо после первого за некоторое время оргазма, вероятно, будет трудно и не захочется, но оставаться на ночь — обречь себя на раннее пробуждение и спешку до дома, а после до университета, в который она обещала прийти Соре… — Кобояши-сан, я была бы не против, но завтра у меня дела, — уклонилась Нана, ведя ногой по тротуару и оттягивая карманы своего пальто вниз, сжимая ткань внутри них пальчиками. Солнце скатилось вниз по небу, окрашивая совсем тонкую полосу горизонта, прикрываемую домами и офисными зданиями, в темно-розовый цвет. Смеркалось — совсем скоро появятся звезды на безоблачном небе. Кобояши понимающе кивнул и сразу двинулся вперед. Нана доли секунд мялась на месте, размышляя о его реакции. Мужчина провожал её до дома, — она жила недалеко от кофейни, к своему счастью, — сказав, что ходить одной в такое позднее время очень рискованно и даже опасно. «Неизвестно, какому гулю захочется поужинать тобой» — сказал он, и Нана едва сдержала фразу «меня съест разве что зверски голодный гуль-каннибал». Когда они были за полтора квартала от её дома, он, замедлив шаг, повернулся к ней лицом и спиной к дороге, идя прямо напротив, и спросил, легко и как будто незаинтересованно, может ли он зайти к ней. Нана остановилась перед ним, чуть опешив, и он тоже остановился, расстояние между ними уменьшилось из-за внезапной остановки, и она замялась с ответом, понимая, что это все перестаёт ей нравиться. Они стояли среди улицы, но та была пустой — в этом спальном, тихом маленьком райончике в это время почти никого не было. Кобояши добро усмехнулся и легким движением похлопал её по плечу, словно ничего из всего этого не было странным. Нана попыталась улыбнуться и повела плечом, мягко пытаясь сбросить его руку. — Разве у тебя нет завтра дел, Кобояши-сан? Я думала, что тебе завтра на работу. — Расслабиться в выходной все равно не помешает, Такахаши-чан, — Кобояши пожал плечами и посмотрел сначала на небо, а потом его взгляд скользнул за Нану, оглядывая улицу. — Так ты против? — он склонил голову вбок. Нане казалось, что она не могла ничего ему противопоставить. И это было так глупо, так ненавистно ей, что она даже слегка усмехнулась. Что сказать, что соврать, что делать? Ей больше не хотелось проводить с ним время. Нане казалось, что она не могла ничего ему противопоставить, что она не хотела ему ничего противопоставлять — она пыталась убедить себя в этом, когда он снова погладил её по плечу, когда приблизился к ней, наклонился и обдал губы своим теплым дыханием с запахом кофе, когда вторая его рука легла на её поясницу, заставляя встать ещё ближе, а губы коснулись её губ, сминая жадными, сухими и неприятными касаниями. Нана остекленела. «Зачем, зачем, зачем?» — билось в голове быстро-быстро, с сумасшедшей скоростью ударяя по всем мышцам, посылая импульсы от мозга до двигательной системы, но та словно отключилась — такого не должно было произойти, она не могла так себя вести, почему все это происходит с ней? «Очеловечилась настолько, что не можешь постоять за себя?» — усмехнулся внутри теплый голос. — Прекрати, — прохрипела она, с силой отпихнув от себя Кобояши. Она не знала, кого именно просила прекратить. К щекам прилила кровь, Такахаши, тяжело дыша, вытерла губы тканью тренча и попыталась обойти мужчину. Касания горели на коже, вызывая тошноту, горяча голову и посылая сигналы к какухо, и Нана тряхнула головой, пытаясь взять себя в руки. Не срываться. Не сейчас. Она не может. Она не будет. Она не такая. Здесь нельзя. Пожалуйста. Пожалуйста. Только не снова. Сейчас она уйдет, а потом напишет на него заявление в полицию. — Куда же ты, Нана? — елейно протянули рядом с ухом, и Нана снова напряглась. Запястье сжала мужская рука, оттягивая с собой в ближайшую подворотню, рот закрыла большая ладонь, спина ударилась о кирпичную стену. Кобояши над ней насмехался — то же самое делал голос в голове. Нане правда захотелось исчезнуть, захотелось перестать слышать, слушать, видеть, как его губы покрывают шею поцелуями, скупыми на ласку и жадными, жестокими, неприятными. Ей хотелось перестать чувствовать, как крепкое колено давит на место между её бедер и больно прижимается к промежности, а смех в голове бешено сдавливает горло и сцарапывает всё, что она строила так давно, все усилия, которые приложила, чтобы забыть о месте своего какухо хотя бы на некоторое время. «Ты падаешь все ниже и ниже в моих глазах, Кихо» — лелеял голос в голове. — Перестань, пожалуйста, я не хочу, не сейчас, — Нана обслюнявила пальцы Кобояши, руками елозя по его телу и пытаясь оттолкнуть, потными ладонями взялась за его шею, пытаясь надавить на кадык, и вторая его рука легла на её живот, скользя к пуговицам брюк. Если она сейчас оттолкнёт его слишком сильно, он умрёт, если она высвободит кагуне, он закричит. Кто-нибудь выйдет, кто-то услышит, её найдут, ей будут доказывать, кто она на самом деле, на ней останется кровь, её узнают, её убьют. — Ну же, Нана-чан. Просто расслабься. Я сделаю тебя очень мокрой, обещаю. Кобояши расстегнул брюки, пальцы коснулись резинки трусов, Нана остервенело затрясла головой и пнула его ноги, руками сжала плечи и начала кряхтеть в панике, чувствуя, как инстинкты собираются взять вверх. Она отбивалась и закрыла глаза, тяжело дыша, чувствуя, как тело мужчины сильнее прижималось к ней, о спину терлись ткань одежды и стена, она горела, варилась в котле собственного страха и желания, ненависти и голода. Такахаши выдохнула в лицо мужчины и снова вдохнула, пытаясь набраться сил, чтобы контролировать себя, сжала веки так, что увидела разноцветные круги, прося его остановиться и слыша только раздраженное рычание над своим ухом, заставляющее гореть ещё сильнее. Они все рычат так же. Как животные, преследуя свои собственные цели, продолжают своё дело, поглощая тебя, не обращая внимания на любые попытки остановить их. Гули. Люди. Они разрывают тебя, съедают изнутри или снаружи, обгладывая кости и выпивая кровь. Они убивают, а Нана хочет жить. — Эй, ты чего там творишь? Другой мужской голос слева от них быстро приблизился, большой силуэт за ним пах гулем, и мозг Наны начал полностью перегорать от непонимания происходящего, когда она, все ещё держа глаза закрытыми, услышала, как что-то большое с кряхтением ударилось о стену впереди неё, а тело Кобояши больше не ощущалось рядом. Небольшой вечерний ветер обдул мокрые от касаний шею и ключицы, скользнул под расстегнутые брюки, неприятно касаясь открытых взгляду трусов. Надеясь, что она справляется с контролем и какуган скрылся, Нана открыла глаза и наткнулась на двух других мужчин, также смотрящих на неё. Её запах смешался с запахом Кобояши, от неё веяло страхом и ненавистью, резкие духи ударяли в нос даже ей самой. Он не должен был почувствовать её. Мужчина прошествовал к ней от противоположной стены, по которой скатился отключенный Кобояши, Гуль сзади него смотрел в сторону беззащитного тела, облизываясь. Нана тоже давно не ела. Но она держится. Она не такая, как он. Её «спасатель» протянул ей руку, пока её колени подкашивались, а голова кружилась от тошноты и желания заплакать и перестать слышать голос в голове, он безэмоционально поглядывал вниз, притягивая к себе и говоря, что «они отведут её домой». Не успела она подумать, как над ухом шепнули «тебе не стоит быть такой беззащитной», гульи руки стянули с неё тренч и завели руки назад, а человеческая рука скользнула под трусы, легла на лобок и вульву. Нана дрогнула и закрыла глаза, слыша смех в голове и чувствуя губы на шейном позвонке. Этого стоило ожидать. Ей никто не поможет. — Отпустите, — она ударила мужчину коленом в живот и заехала локтем в ребра гуля. На рот легла рука, и глаза заслезились, голова закружилась, язык прошёлся по ранке на пальце гуля, застывшая кровь смешалась со слюной. Под ногами валялся тренч. — Лучше не рыпайся. «Ты не сможешь вечно притворяться, Кихо». — Заткнись. Заткнись-заткнись-заткнись, — в ладонь прохрипела она. Нана с силой прокусила крепкие пальцы, зубами напарываясь на костяшки, слизывая выступающую кровь, капающую в рот и стекающую по подбородку. Сзади раздался рык, гулье колено заехало в копчик, человеческая рука больно надавила на промежность, но это всё уже было не важно. Кровь, нечеловеческая, но всё равно сладкая, долгожданная, заставляющая дрожать в блаженстве и просыпающемся зверином желании, заставляющая зудящий в глотке голод растекаться раскаленным железом по телу, была у неё во рту. Она так давно не чувствовала этого превосходного вкуса на своём языке, так давно не закатывала глаз в неконтролируемой эйфории от долгожданной еды, что не могла больше сдерживаться. Они не спрашивали, хочет ли она заняться сексом, почему она должна спрашивать, можно ли их съесть? — Како… Кагуне прорвался сквозь тело гуля, прижавшееся сзади, щупальце раскрылось внутри тела, откинутый таким внезапным нападением гуль отпустил её руки, второе щупальце проткнуло тело мужчины, поднимая над землей, и Нана начала смеяться, слизывая кровь с губ и зубов, застегивая ширинку и оборачиваясь, чтобы откинуть человека к телу Кобояши. Поздно высвободившийся коукаку разрезал одно щупальце, Нана, сталкиваясь взглядом с такими же черно-красными глазами, одним щупальцем вцепилась в кагуне гуля, а второе обернула вокруг его шеи, стискивая сильнее, поворачивая эту голову левее, поднимая над землей и прижимая к стене. Щупальце проникло в структуру кагуне противника, зубы сжались в приступе злости, когда она почувствовала, что со стороны двух лежащих у боковой стены тел послышались хрипы. — Сука, — просипел гуль прежде, чем его голова полностью отделилась от тела, взлетая в воздухе, и приземлилась у ног Наны. Его кагуне обвалилось, её щупальце вытащило его сердце, превосходно красное и истекающее кровью цвета спелой вишни, перестающее сокращаться. Нана обернулась к Кобояши и второму мужчине, уже умершем от дыры в своей груди, проделанной её кагуне, и неудовлетворенно заметила, что Кобояши не умер, а сейчас хрипит, пытаясь отодвинуться подальше от неё. Теперь ей придется его убить. Теперь на её руках будет кровь ещё трех «жертв». Никто не узнает, за что они были убиты. Теперь она окажется монстром. «Ты никогда не сможешь сделать эту игру реальностью» — рассмеялись в голове. — Это все из-за тебя, — прорычала Такахаши. Злость в горле сжалась комом, сомкнулась вокруг ног крепкой веревкой, Нана рухнула на колени рядом с телом мужчины, сдирая ткань брюк, ощущая, как сердце Кобояши стучит все быстрее, поврежденная голова истекает кровью, один запах которой заставляет её рычать. В глазах скопились маленькие капельки слёз, собираясь и убегая бисеринками по щекам. В глазах мотающего головой мужчины отражался какуган, и Нана застыла, рассматривая это отражение и чувствуя, как желудок сводит от обилия запахов, как голод расходится агонией по телу, горяча разум и стирая рамки. Стен снова нет. Все, что она так старалась строить с прошлого перекуса, разрушилось. — Ты сама виновата, — выдавил Кобояши, все ещё пытаясь отодвинуться от неё. Рука Наны остановилась в сантиметре над его грудной клеткой. Она шумно выдохнула и закрыла уши руками, поднимаясь, шаткой походкой уходя к другой стене. Она шептала «неправда, нет, неправда», пока её щупальце разодрало его шею, кагуне исчезло, оставляя Нану один на один с бездыханными телами, убитыми ей. Такахаши подняла пальто, дрожащими руками надела его. Сквозь слезы на нескрываемом какугане глядя под ноги, она сдерживала желание ощутить на языке вкус мяса и крови с этих тел. Нана побрела прочь из подворотни, обнимая себя и сжимая ткань одежды дрожащими пальцами. Стоящий на крыше мужчина с седыми волосами поправил сумку, собираясь спрыгнуть к окровавленным телам. Рядом присвистнул второй гуль, кивая на уходящую девушку. — Странно ведущий себя Сакурай, — улыбнулся он. — Стоит взять на заметку.