Рождены, чтобы совершать ошибки

      Шёл дождь. Сильный. Он как штора — за ним не было видно ничего дальше пяти метров. Намджун сидел у Ханган. Было там одно тихое место. Стоило спуститься от знакомой кофейни вниз, через дорогу, немного пособирать грязь на кеды — и вот ты на берегу реки. Справа, метров через двести, был большой шумный мост. Но в такой дали привычного шума не было слышно, а дождь приятно полировал тишину. На другой стороне реки был порт и выглядел он очень по-киношному. Эти огромные, цветные, тяжёлые контейнеры, несколько судов с непримечательными названиями и деревянный пирс. Намджун был там несколько раз — место не самое людное, больше рабочее и по пропускам. Поэтому, когда был помладше да с шилом побольше, то пару раз проскальзывал мимо наблюдающих.       Но в последнее время на шалости не тянуло. И на сладкий кофе тоже. Намджун очень любил кофе, желательно с тонной карамели и слоем корицы. Чтобы пряно, чтобы сладко, чтобы зубы сводило от количества сахара. Но в последнее время Намджун брал только двойной эспрессо, а горечь послевкусия шла приятным бонусом. Головная боль и отвращение к себе тоже.       Вечерело. А Намджун сидел у реки, на каком-то бетонном блоке, торчащем из земли. Видать, строили что-то и забросили, а бетонные изваяния так и остались маленькими серыми островками у реки. Намджун как раз занял один из таких, накинул поверх себя свой плащ так, чтобы тетрадь, лежащая на коленях, не сильно намокла. Хотя, там уже хоть спасай, хоть нет, чернила на влажных листах растекались в кляксы, из-за чего парень чертыхался и хмурился.       Текст шёл, но был тяжёлым, вымученным, пережёванным и выплюнутым. Намджун писал для людей, но текст не получится красивым, если ты ненавидишь людей. Он и обижать-то никого не хотел, но врать в своей лирике не получается от слова «совсем», а потому пишется только что-то вроде "все мы только и учимся тому, как идти по головам, перешагивать через людей, стирать их из своей памяти и ненавидеть". Зато честно.       Дождь порядком подмочил плащ, и Намджун стал чувствовать плечами холодящую влажность. Хорошо, что ветра не было - сдул бы плащ к чертям. Текст писался, а рука с каждым символом тряслась всё сильнее.       «Нахуй весь этот «мир и любовь», я знаю, что это только мешает успеху».       Рука дрогнула.       — Блять! — выругивается парень, и, вскочив, одним махом забросил ручку куда-то в реку. Плащ слетел и удачно остался на куске бетона, а не в луже рядом. А вот тетради повезло меньше. Она приземлилась прямо на землю, но Намджун просто игнорировал это. Он стоял посреди пустого берега под дождём, мокрый и злой. Так, как он, ещё никто не смотрел в пустоту над рекой. Так неприкрыто с ненавистью. Дождь, перекрывающий видимость противоположного берега, создавал впечатление полнейшего одиночества. Ничего. Там нет ничего. Грудь тяжело вздымалась, с каждым вздохом чаще, как перед истерикой. Лицо посекундно искажалось попытками не разрыдаться прямо сейчас, губы дёргались, челюсти сжимались всё сильнее, ноздри надувались. Ничего, он один посреди огромного «ничего». Ничего и никого.       Шум дождя, всё это время бывший где-то на фоне тихим и незаметным, как будто ты был в берушах, резко громыхнул, ударил по слуху, словно ты только что эти самые беруши снял. Намджун вздрогнул, выпал из оцепенения. Резко и холод накатил, и дрожь пробрала. И кофе захотелось. Того самого мерзкого, горького, чтобы просто согреть внутренности и отрезвить сознание. Он обхватил себя за плечи и ссутулился. Дождь неприятно бил по затылку.       Капли вдруг стали глухо барабанить и не долетать до Намджуна. Тот на секунду замешкался, но когда поднял голову, то увидел розовый зонтик прямо над своей головой. А затем, всё так же запрокинув голову, повернул её вправо. Хозяин зонтика молчаливо смотрел туда, куда смотрел до этого Намджун. Ким тогда понял одну вещь: он давно не смотрел на людей. Он либо в облаках витал, так что не замечал никого вокруг, либо намеренно не смотрел, потому что знает — ничего необычного. Намджун устал от обычных людей. По улицам все идут серые, задумчивые, уставшие. Одетые уныло и безвкусно. Нет в таких людях жизни. На таких не хочется смотреть, такими не вдохновляешься. Так что парень, на которого сейчас смотрел Намджун, был одним из первых, кто за последние полгода притянул к себе его внимание. Этого человека хотелось рассматривать, чем Намджун и занимался честно целую минуту. Ему даже показалось, что он видел его в какой-то дораме. Такие люди не существуют за пределами экранов. Или существуют? У парня, судя по всему, мягкие волосы, красивый разрез глаз и большие губы. Реально большие, Ким Намджун тогда был готов поклясться, что давно не видел таких, разве что у какого-нибудь айдола. Парень вдруг повернул голову в сторону Намджуна и так с улыбкой, издеваясь, спросил: «Что?»       И ведь знает, «что».       Намджун отвернулся от внезапного гостя и скривил губы. Минута воодушевления от чужой внешности прошла, прежняя злость сменилась на усталость.       — Чувствуешь себя, как в кино, да? — спросил парень с зонтиком.       — Че? — Ким Намджун даже покосился на него.       — Ну, сидишь в ливень непонятно где, швыряешься чем-то в воду и кричишь. Кажется, видел подобную сцену в каком-то фильме. — Намджун ясно ощущал запах тупого подъёба, точно не желания поддержать или завязать никому не нужный диалог. Просто постебаться.       — Да пошёл ты. И доброта твоя… оставь себе, — Ким вышагнул из-под зонтика, снова попадая под дождь. Он взял свой плащ и попытался надеть его, но тот был таким мокрым, что едва поддавался.       — Как грубо. Вообще-то это моё место, не помню, чтобы звал кого-то на свою вечеринку под мостом.       — Твоё место? Ах, прости, не приметил надпись «эти куски бетона принадлежат сующему нос в чужие дела придурку».       — Я могу и обидеться, — прозвучало ненаигранно оскорблённо. Намджун даже застыл. Он не помнил, когда в последний раз так грубо с кем-то разговаривал. Он был таким человеком, который и ворчание бабушек у подъезда встретит с приветливой улыбкой, и мимо щенка не пройдёт, и всем бездомным мелочь раздаст. Просто этот парень с зонтиком попал под горячую руку, так решил Намджун. И чтобы не наговорить лишнего, Ким, наконец, справившись со скрученными рукавами плаща, ушёл с берега, хлюпая мокрыми кедами и размышляя о том, когда успел стать таким говнюком.       Настроение было поистине ублюдским.