В гости к тебе идти по парапету, И не верить бреду, что тебя нету ©.
~~~
«Год. Сегодня ровно год, как ты ушёл от меня. Покинул, сбежал, бросил, испарился… Не оставил никаких явок и паролей, не оставил адреса. Ты вообще понимаешь, как ты поступил? Оставил меня одного, совсем одного в этом сумасшедшем мире. Мне плохо, Тэхён, мне так без тебя плохо… Есть Хосок, он старается, очень. Он вытаскивает меня на непродолжительные прогулки, на прошлой неделе познакомил со своим новым другом, его Юнги зовут, он странный, но добрый. Думаю, у них с Хосоком есть будущее. А вот моё «будущее», как и настоящее, осталось там, в прошлом годовалой давности, там, где у меня ещё был ты». Чонгук смахивает с намокшего листа бумаги капли. Они разъедают своей солью текст, размывают, размазывают, превращают строчки, написанные чёрной гелевой ручкой, в сплошное неразборчивое месиво. Чонгук растирает заледеневшие руки над свечой, на дворе глубокая осень, но отопления ещё нет, его всегда дают слишком поздно в их районе. Ещё и света в комнате нет, давно пора вкрутить новую лампочку и жить цивилизованно, а не писать письма над тлеющим огарком свечи, только зачем ему это? Зачем ему это всё одному? «Надеюсь, тебе тепло. Надеюсь, у вас солнечно, а если нет, то ты хорошенько там одевайся. Пожалуйста, не забывай про шарф, когда выходишь на улицу, ты всё время забывал дома шарф, а потом возвращался с простуженным горлом. Оно всегда у тебя было слабое.» Чонгук достаёт сигарету и поджигает прямо от свечи. Тэхён всегда ругался, что он курит, хотел избавить его от этой вредной привычки. А теперь Чонгуку всё равно, пусть его лёгкие почернеют, пусть превратятся в угольки и рассыпятся, прахом станут. Теперь Чонгуку настолько всё равно, что он курит прямо в квартире, закоптив за этот год обои с бело-чёрными геометрическими рисунками, которые они когда-то выбирали вместе. Чон затягивается едким дымом, цепко в организм проникающим и дурманящим разум, он уже не закашливается, как раньше, когда был совсем мальчишкой и только начинал курить, когда прятался за углом дома от мамы, а Тэхён его прикрывал, Тэхён всегда был для него ангелом. Ангелом-спасителем, не сумевшим спасти себя самого. «А помнишь, как я лечил твоё горло? Помнишь бесконечные литры горячего молока, в которых я бережно размешивал сливочное масло? Ты тогда говорил, что эта отрава — худшее в твоей жизни пойло, ты отворачивал свою мордашку, словно маленький ребёнок, и мне чуть ли не силой приходилось заливать в тебя это чёртово молоко… Но ведь оно помогало, согласись, помогало. Твоё горлышко уже наутро чувствовало себя прекрасно, и ты ласково называл меня своим личным врачом, целовал нежно, обнимал крепко… Скажи, а есть ли такое волшебное средство, как горячее молоко со сливочным маслом, только для души? Есть ли что-то, что теперь сможет помочь мне?» Оставив бычок в стеклянной пепельнице, Чон встаёт из-за стола, он в два шага оказывается у балконной двери и открывает её — необходимо хоть немного проветрить помещение. Чон бросает взгляд на горшок с фиалками, стоящий на подоконнике, он берёт его осторожно, обеими руками, и относит на письменный стол. Поливает остатками воды из стакана, она в нём прямо из-под крана. Раньше Тэхён поливал свой любимый цветок отфильтрованной водой, а теперь как-то не до выкрутасов, теперь у Чона даже графина этого специального нет. «Я исправно поливаю твои любимые фиалки. Знаешь, они почти загнулись без тебя, хотя я ни дня о них не забывал, но они ведь тоже живые, чувствуют, что хозяин их оставил, потому погибнуть было вздумали, но потом пришёл Хосок, он влил в них какую-то жёлтую жидкость, именуемую удобрением, и они ожили. Они возродились и теперь цветут вовсю, радуются свету солнечному, но нынче на дворе осень, и солнца становится всё меньше. Скажи, а они боятся холода? Я ведь совсем не разбираюсь в цветах, Тэхён! Что мне делать с твоими фиалками?! Я на всякий случай убрал их с подоконника, пока открыта балконная дверь, не хочу застудить, им ведь не поможет молоко с маслом.» Чонгук запускает руку в свои густые чёрные волосы, растерянно смотрит на своё письмо, оно покрыто мокрыми пятнами, и в тех местах совсем не разобрать текст. Чон складывает лист бумаги ровно напополам, достаёт из выдвижного ящика стола белоснежный, новенький конверт, помещает туда послание, срывает тонкую ленту, за которой липкий слой, и запечатывает бережно. Завтра он обязательно отправит письмо адресату. А теперь пора спать, его веки уже стали тяжёлыми от слёз, да и на часах давно за полночь. Чон задувает свечу, едва освещающую комнату, и, не переодеваясь, прямо в джинсах и чёрной футболке, забирается в кровать. Постельное бельё холодное, оно давно не пахнет вкусным кондиционером, оно давно не гладилось, да что греха таить, давно не стиралось. Крайний раз, если Чонгуку не изменяет память, больше месяца назад, да и то под надзором всё того же Хосока, регулярно посещающего его обитель. Чонгук закрывает глаза и погружается в сон, он сегодня, на удивление, не тревожный и не мрачный, но тем не менее болезненный, он родом из детства, оттуда, где у маленьких Чонгука и Тэхёна всё ещё хорошо.~~~
— Не догонишь, не догонишь!!! — кричит Чонгук и с хохотом убегает от своего лучшего друга Тэхёна, им обоим по пять лет. По пять лет, которые они провели вместе, проживая бок о бок. Родители Чонгука и родители Тэхёна дружили много лет, вернее, дружили их отцы, они были вместе ещё со студенческих времён, они всегда были самыми хорошими товарищами друг для друга. Затем влюблённость, свадьбы, любимые жёны, быт, дети… Вот с детьми получилось особенно интересно, их жёны родили с разницей в ровно один месяц. Чонгук появился на свет пятого февраля, а Тэхён пятого марта того же года. Родители к тому моменту уже дружили семьями, они были неразлучны, а потому, подумав, приобрели две квартиры, расположенные по соседству, буквально через стенку. У них была одна общая мансарда и два смежных балкона с перегородкой, от которой они избавились — так даже интереснее, можно ходить друг к другу в гости через балкон. Родители смеялись и чувствовали себя, как в сказке «Снежная королева», они облагородили общий балкон, его металлические прутья обнимал раскидистый плющ, а кругом, на маленьких столиках, стояли горшочки с розами и фиалками. Мама Чона любила розы, а мама Тэ — фиалки, потому они и рассаживали их в огромных количествах, превратив балкон в настоящий цветник. У них даже дети подружились, как Кай и Герда, вот только оба были мальчиками, и мама Тэхёна частенько сокрушалась, что если бы у них была девочка, возможно, они с Чонгуком влюбились бы друг в друга, когда выросли, и стали бы самыми настоящими, реальными Каем и Гердой. В общем-то, так и получилось, не помешал даже тот факт, что они оба выросли в статных парней. — Нет, догоню!!! — кричит в ответ маленький Тэ и несётся следом. На дворе июнь, жарища несусветная, они, вместе с родителями, выехали на природу, к озеру. У них впереди целое лето и целая жизнь. Тэхён заливается смехом, бежит, что есть сил, да вот незадача, спотыкается об какой-то мелкий камушек и падает на колени, раздирая их в кровь. — Тэхёни!!! — Чон замечает плачущего друга и подбегает, опускается рядом, усаживаясь на каменный пляж озера. — Мамочка, тётушка Хаюль, Тэхёни упал! Ким Хаюль — мама Тэхёна, уже спешит к сыну, прихватив с собой дорожную аптечку — обязательный атрибут любого мини-путешествия, а особенно, когда имеешь непоседливого сынишку. Она обрабатывает Тэхёну коленки специальной обеззараживающей жидкостью и обильно смазывает йодом. Маленький Ким роняет слёзы, а Чонгук сидит рядом и держит его за руку — он сейчас очень сочувствует товарищу и даже ощущает свою вину, ведь это он предложил побегать наперегонки, а теперь у друга на коленях красуются две крупные ссадины с ободранной кожей. — Хочешь, я отдам тебе свою шоколадку? — шёпотом спрашивает маленький Чони, но Тэхён лишь утирает слёзы и отрицательно мотает головой. — Тогда я подарю тебе своего плюшевого динозавра. Хочешь, Тэхёни? Да, я подарю тебе своего динозавра, он ведь тебе очень нравится. — Правда подаришь? — Тэхён шмыгает носом и удивлённо приподнимает брови. — Ты ведь любишь своего динозаврика. — Я и тебя люблю. — Чонгук, совсем как взрослый, гладит Тэхёна по голове. — Пусть он у тебя будет жить, а я буду приходить в гости через балкон и его навещать, ладно? — Ладно, — кивает Тэ, он теперь поскорее хочет поиграть с динозавром и совсем забывает об ушибленных коленках, да и мама как раз заканчивает. Чонгук поднимается и протягивает Тэхёну руку, помогая подняться и ему тоже. К детям и Хаюль подходит мама Чона. — Какой у тебя Чонгуки воспитанный, просто умничка, — восхищается сыном подруги Хаюль. — Такой добрый мальчик растёт, ну что за золотце! Родительницы умиляются и с улыбкой наблюдают за своими сыновьями, которые уже, взявшись за ручки, топают неспешно к машине, откуда отцы выгружают провизию для сегодняшнего пикника. — Я не буду давать ему новое имя, — сообщает Тэхён. — Пусть твоего динозавра, как и раньше, зовут Юки. — Хорошо, — радуется Чонгук. — Пусть остаётся Юки.~~~
Чонгук волчком крутится в кровати, он сжимает в руках простыни, обливается холодным потом, начинает задыхаться, от нехватки кислорода просыпается резко и подрывается на постели. Чон вдыхает воздух и даёт себе время перевести дыхание, он растирает глаза с налитыми свинцом веками, щурится и всматривается в часы, висящие на стене. В комнате ещё достаточно темно, но Чонгуку удаётся разобрать время — пять утра. Пытаться спать — бессмысленно, Чон проходил через это сотни раз. Сон, пришедший из детства, крутится перед глазами яркими картинками, и Чонгук вспоминает, что в тот раз действительно подарил Тэхёну своего любимого динозавра, а тот его потом бережно хранил много-много лет. Чонгук выбирается из кровати и босиком шаркает на кухню. Он не планирует умываться и чистить зубы, а вот глоток крепкого кофе совсем не помешает. Чон включает кофемашину и отходит к окну. Тёплый свет фонарей освещает ещё тёмную улицу; людей, разумеется, нет, а в воздухе медленно кружат последние листья, опадающие с деревьев. Где-то неподалёку подметает дворник — Чонгук слышит шаркающий звук метлы, он собирает опавшие листья в кучу, сминает и отправляет в мусорный мешок. — Надо же, — задумывается Чонгук. — Жизнь идёт своим чередом. Меняются сезоны, расцветают и увядают растения, а деревья, стоящие напротив, они всё те же. Они такие же, какими были год, два, пять лет назад. Они видели Тэхёна, слышали его, наблюдали молчаливо, а теперь, когда его не стало, чёртовым деревьям будто нет никакого дела, они по-прежнему распускают листья весной и сбрасывают их осенью, они глядят молчаливо и даже не осуждают, словно совсем ничего не произошло, словно Тэхёна никогда и не было. Чонгук злится на деревья. Почему вокруг него крутится жизнь? Почему никто не замечает произошедшего? Почему все молчат, когда ему, Чонгуку, хочется орать, выть хочется, рвать на себе одежду, волосы, содрать кожу, в попытках избавиться от боли, вынуть наружу душу, залатать её, поставить на страшные раны и шрамы заплатки, зашить крупными и корявыми стежками чёрных ниток, а потом затолкать обратно, прикидываясь, что всё в порядке, что теперь всё станет нормально… Не станет. Звук кофемашины звонко пиликает, оповещая о приготовленном напитке. Пора подкрепиться, а как немного рассветёт, отправиться на кладбище. Необходимо отправить письмо. Чонгук делает себе нехитрые бутерброды из хлеба и ветчины, забирает чашку дымящегося кофе из громоздкого аппарата, подаренного когда-то Тэхёну. Он был тем ещё любителем кофе, скупал вечно разные сорта в супермаркетах, а потом с важным видом варил напиток в турке. Чонгук подарил Тэхёну кофемашину на позапрошлый Новый Год, и тот обрадовался так, будто это была не машина для кофе, а самая настоящая машина. Он всегда умел радоваться даже любым мелочам. Сам же Чонгук кофе никогда не любил, он предпочитал зелёный чай, называя кофе «гадской горечью». Теперь Чонгук пьёт кофе каждый день. Он даже привык к его вкусу и нашёл для себя плюсы... Жаль, что слишком поздно.~~~
— Чонгуки, ну ты где там долго ходишь? Я уже приготовил ттоккук и всё остальное. — Тэхён встречает парня на пороге, на нём классические чёрные джинсы и белая рубашка, а поверх фартук. — Боже, это что такое??? Тэхён чуть ли не падает в обморок, когда видит Чона, волочащего за собой огромную коробку в блестящей обёртке и с крупным красным бантом. — С Новым Годом, любимый! — Чон тянется за поцелуем и тут же получает его в ответ. — Я знаю, ты её очень хотел, потому не смог отказать тебе в этой маленькой шалости. — Ох, Гуки, ты сумасшедший! — Тэхён спешно разрывает упаковочную бумагу, уже догадываясь, что там может быть. Его ожидания оправдываются — внутри мощная кофемашина, самой лучшей фирмы и модели. — Спасибо, спасибо!!! Тэхён пищит и бросается на шею Чону, а тот с лёгкостью его подхватывает и уносит в комнату. Через час встреча с родителями, встреча Нового Года, а пока… А пока у них ещё есть время друг для друга. Чон валит Тэхёна на старенький диван, который скрипит под ними раз за разом сильнее и сильнее, он вжимается всем телом, сминает жадно родные губы, ему Тэхёна всегда мало, всегда не хватает, он им надышаться не может, не может нацеловаться, не может вдоволь его прочувствовать. Они каждый раз растворяются в моменте, друг в друге, сливаются в единое целое. Чонгук трясущимися руками избавляет Тэхёна от одежды, он срывает на джинсах пуговицу, и она со звоном укатывается за диван. Они смеются, а затем лихорадочно избавляются от оставшейся одежды. Чонгук бережно разрабатывает, один палец, второй, растягивает он мастерски, практически не причиняя боли, а потом входит. Двигается медленно, удовольствие продляет, а Тэхён уже скулит, он извивается, шепчет в самое ухо развратные фразочки, лишь распаляющие и Чон ускоряет темп, он вдалбливается в нежное тело по самое основание, прикусывает мочку уха, дыханием опаляет. Воздуха катастрофически мало, как и времени, с минуты на минуту придут родители Тэхёна. Чонгук толкается и замечает, что Тэхён уже на грани, ему даже нет необходимости помогать себе руками, он кончает себе на живот с гортанным стоном, а Чон думает, что это самый лучший звук на всём белом свете, он совершает ещё несколько резких движений и замирает. Чонгук всегда молчалив, от него не дождёшься стонов, как от Тэхёна, но Ким готов поклясться, что ему достаточно и одного вида Чона. Он сейчас растрёпанный, с испариной на висках, с розовеющими щеками, он жмурится, выдыхает тяжело и успокаивается, размякая всем телом. Тэхён подцепляет его пальцами за подбородок и целует под нижнюю губу — любимое местечко с крошечной милой родинкой. — Гуки, как же не хочется, — шепчет Тэ, зарываясь в волосах, не желая выпускать из объятий, не желая подниматься и встречать родителей. — А не пошёл бы к чёрту этот Новый Год? — Не пошёл бы! — улыбается Гук, рассматривая любимое лицо и удивляясь какое же ему всё-таки счастье досталось, — Давай-ка, поднимайся. Нам пора. Парни скоро одеваются, Тэхён не находит свою пуговицу, потому решает оставить рубашку навыпуск, дабы прикрыть отсутствие металлической кругляшки. Они смеются, оттаскивают кофемашину на кухню, вместе накрывают на стол, они сейчас так счастливы, так счастливы… Они ещё не знают, что это последний Новый Год Тэхёна.~~~
В кухню входит пушистый серый кот, он важно изучает содержимое своей пустой миски и протяжно мяукает, прерывая Чонгука и вытаскивая его из размышлений. — Нами, проснулся, — Чон поднимается с табуретки и тянется за кормом, доставая его с верхней полки. — Проголодался, да? Понимаю. Прости нерадивого хозяина, не оставил тебе еды на ночь. Кот жалобно мяукает, словно поддакивая, он смотрит неодобрительно, но на корм набрасывается сразу же. На самом деле, Чонгук — не хозяин Нами, его хозяином был Тэхён. Кота их семья завела ещё много лет назад, когда Тэхёну исполнилось лет десять, а потом родители переехали жить в загородный дом, оставив Нами с сыном, и теперь пушистый пенсионер проживает с Чонгуком. Он честно старается о нём заботиться, не забывать кормить, поить и даже пытался один раз его искупать, на пару с Хосоком, но шерстяной засранец исцарапал Чону все руки, давая понять, что лучше зарастёт в грязи, но никому, кроме Тэхёна, не дастся. Чонгук подливает в соседнюю миску воды, забрасывает свою чашку из-под кофе в мойку, к горе уже грязной посуды, и идёт в комнату, чтобы одеться. За окном уже светает, а значит пора отправляться в путь. Выбрав незамысловатые джинсы, свитер с высоким горлом, и накинув сверху тёплую куртку, Чон прячет письмо во внутренний карман, и выходит из дома. Полторы минуты в лифте, две минуты ожидания такси, пятьдесят пять минут в пути, и вот он на месте. Он в новом доме Тэхёна. Он у него в гостях. Чон пробирается меж мраморных плит и гранитных стел в самую глубь кладбища. По пути покупает небольшой букет у бабули, торгующей цветами. Чон с закрытыми глазами может пройти страшный лабиринт, точно зная местоположение любимого человека. Он присаживается на деревянную скамью с облезшей краской, всматривается в фото и не верит в этот бред, не верит, что всё так, что всё реально, это не какой-то страшный кошмар, раздирающий душу, режущий острым скальпелем на рваные раны, и не оставляющий ни единого живого места. Чонгук шуршит конвертом и кладёт его рядом с цветами. Молчит. Прошёл целый год «жизни» без него, а Чон всё ещё не знает как себя вести, он каждый раз чувствует максимальную неловкость, смешанную с болью и непониманием. — Это моё восьмидесятое письмо тебе. Юбилейное. Чон растирает нос, который предательски щиплет, и чувствует, как глаза начинают гореть огнём. — Прости, что не приходил больше двух недель, я не мог, — Чонгук прикрывает глаза, а по щекам текут слёзы, он раздувает ноздри, набирая в грудь побольше воздуха, чтобы продолжить свой монолог. — Хосок снова запихнул меня в лапы врачей. Они опять обкалывали меня какими-то успокоительными и травили таблетками. Чонгук открывает глаза и шмыгает носом. Он ковыряет носком ботинка сырую землю, ночью здесь прошёл дождь и поверхность похожа на мокрую глину. — Я не больной, Тэхён, ты же меня знаешь, — Чонгук горько усмехается. — Я нормальный. Только Хосок так не думает. Знаю, он желает мне лишь добра, но его постоянные попытки запихнуть меня в лечебницу — откровенно заебали. Он встретил парня, Тэхён. Представляешь? Наш Хосок встретил парня, его зовут Юнги. Впрочем, я написал тебе об этом в письме. Почитаешь. Чонгук слышит какую-то возню позади себя и оборачивается, за оградой шуршит седовласый мужчина, на вид ему лет девяносто, не меньше, он кряхтит, поправляет съехавшую на лоб кепку, и тяжело дышит, закашливается. — Утром здесь всегда меньше всего народу, — обращается пожилой господин к Чону. — Самое хорошее время, чтобы навестить близких. Чонгук молчит, он не знает что ответить. Кратко угукнуть? Поддержать беседу? Поинтересоваться к кому именно пришёл старик? — У меня здесь вся семья, — не дожидаясь вопроса, рассказывает мужчина и присаживается на лавочку. — Жена, дети, внуки. — Примите мои соболезнования. — Спасибо, родной, — старичок крестится, а затем привстаёт с места и смахивает с плиты листья клёна, налетевшие с порывом ветра. — Вот так бывает, всех пережил. Жены нет уже двадцать лет. — Двадцать? — Чонгук ощущает мурашки, какая ужасающая цифра, ему год без любимого кажется адом бесконечным, а тут целых двадцать лет. — Двадцать, — кивает старик. — А ты к кому? К другу, к брату? Чонгук дёргается. Старик увидел плиту с изображением молодого парня и подумал, что это друг Чона или родственник. — К другу. Лучшему. — А ты молодец, — хвалит мужчина. — Нынче молодёжь знаешь какая, ох. К родственникам пожилым не придут, не то что к друзьям. Чонгук тушуется, ему неловко обманывать старичка, но и говорить всё, как есть на самом деле, не уместно. Он отворачивается и мужчина тоже затихает. Двадцать лет, подумать только. А что будет с Чоном через двадцать лет? Ему будет уже сорок пять, но он наверняка будет точно также приходить в гости, разговаривать, оставлять письма… В кармане вибрирует телефон и на экране высвечивается имя Хосока. Чонгук сбрасывает вызов, но знает, что перезвонить необходимо — у него определённо самый лучший друг на планете, он искренне переживает за Чона, потому не стоит заставлять его волноваться. Чонгук задерживает взгляд на каменной плите, прощается с мужчиной и удаляется. Он быстро обходит участки и оказывается на главной дороге, достаёт телефон. — Да, Хос, доброе. Звонил? — начинает разговор Чонгук. — Звонил, Чонгук, — строго проговаривает друг. — Ты где сейчас? — Я был у Тэхёна. На том конце провода молчание. Хосок переваривает информацию. Чонгука только вчера выписали из психиатрической лечебницы, ему строго запретили «посещение» в ближайшее время, а этот негодный мальчишка снова ослушался. Для Хосока Чонгук всегда мальчишка, хотя ему самому двадцать восемь, всего три года разницы, тем не менее он для него, как родной младший брат. Даже фамилии одинаковые. — Куда сейчас собираешься? — осторожно интересуется Хосок. — А у меня есть варианты? — усмехается Чон. — Вызываю такси и еду домой. — Мы с Юнги заедем к тебе сегодня, не против? — Без разницы. У Чонгука нет жажды жизни, да какой там жажды, у него нет даже крошечного желания. Без Тэхёна весь мир для него не существует. — Вот и договорились, — отвечает Хосок, и Чонгук представляет, как тот сейчас удовлетворительно покачивает головой. — Мы привезём обед и продуктов на ужин, можешь ничего не покупать. — Я и не собирался. Хосок что-то мычит в трубку и заканчивает разговор. Чонгук не в духе, а значит не до длительных разговоров. Чонгук не в духе уже ровно год. С того самого злополучного дня, когда Тэхён ушёл.~~~
Вызвав такси и добравшись до города, Чонгук входит в свою квартиру. На пороге его встречает Нами, он ластится, трётся об ноги, и Чон чешет ему подбородок, а затем, даже не переодевшись, направляется в свою комнату. Он поливает фиалку и перемещает её обратно на подоконник, затем садится за стол, закуривает сигарету и открывает ящик. Шарит рукой на ощупь, пытаясь найти бумагу, он снова хочет писать письмо. Бумаги нет. Чон перерывает всю верхнюю полку, затем вторую и третью, есть целая стопка белых бумажных конвертов, а листов нет, закончились. Чон начинает закипать, он, с дымящейся сигаретой в зубах, отправляется к шкафу, судорожно ищет хоть какой-нибудь захудалый лист или тетрадку, но ничего нет, всё, что было — давно исписано и «отправлено». — Дьявол! — ругается Чон, он тушит половину оставшейся сигареты в пепельнице и спешит на кухню: может, хоть там завалялся какой-нибудь поганый листок, но ничего не находится. Парень злится и начинает крушить всё вокруг себя, он сносит резким движением руки со стола две тарелки и чашку, разбивая их на мелкие кусочки, переворачивает стулья, а одну табуретку выбрасывает в окно. Он стучит кулаком в стену, разбивая его до крови, пинает стол и направляется в комнату. Чон стягивает на пол всё постельное, он отшвыривает ноутбук, стоящий на столе, туда же отправляется огарок свечи вместе со стеклянным подсвечником, разбивающимся вдребезги. Он опустошает шкаф, агрессивно вышвыривая оттуда немногочисленные вещи. Чон своими действиями пугает Нами и тот забивается под диван. Парень направляется в сторону балкона и замирает — он замечает горшок с фиалками, стоящий на подоконнике. Чонгук пятится назад ошарашено, он будто очнулся, пришёл в себя, он озирается по сторонам, а затем прячется в уголке комнаты, садясь прямо на пол. Он жмётся в угол, обхватывает голову руками и раскачивается со стороны в сторону, издавая страшные звуки, похожие то ли на вой, то ли на скулёж. Маниакально-депрессивный психоз, остро проявляющий себя в состоянии психического возбуждения — всего лишь один пункт из списка его диагнозов. С уходом Тэхёна в голове Чона что-то щёлкнуло и повлекло за собой массу не самых приятных последствий. Его несколько раз насильно отправляли в лечебницу, спасибо подоспевшему вовремя Хосоку, несколько раз оттуда выписывали, выдавая справку, в которой стояла печать и над ней два слова «Состояние стабильное». Ряд психических заболеваний — последствия сильного стресса. Сначала из жизни Чонгука ушли родители, разбились в авиакатастрофе, не вернулись из отпуска, а спустя два года ушёл Тэхён. После первой потери Чонгук более менее оправился, помогал любимый человек, поддерживал, всегда был рядом, а вот от второй потери Чонгук отойти не смог. Самое страшное, что сейчас происходит с Чонгуком — он не верит, что Тэхёна больше нет. Его жизнь теперь делится на несколько стадий, на несколько его пониманий происходящего. В стадии обострения он уверен, что парень всего лишь уехал в другой город, что он вернётся обязательно и они снова будут жить вместе в своём уютном уголке, снова оживят цветник на балконе, снова будут упиваться любовью… В ещё одной стадии Чон считает, искренне считает, что Тэхён бросил его. Нашёл себе кого-то другого и бросил, оставив одного. В своей самой спокойной стадии, в коей он находился после очередного посещения лечебницы и до сего момента, Чон понимает, вроде как понимает, что именно произошло с Тэхёном, но он всё равно не может называть вещи своими именами, предпочитая слову «умер» — слово «ушёл». Никто и никогда из его уст не слышал первое, зато все регулярно слышат второе. В этом своём состоянии он и пишет Тэхёну письма, относит их на могилу, и всей душой верит, что тот их прочитает, а иногда… даже ждёт ответ. Первые полгода дались Чонгуку особо тяжело, и Хосоку даже пришлось переехать к нему, чтобы не случилось беды, ведь Чон слабо себя контролировал и несколько раз пытался покончить с жизнью. Хосок не спал ни день, ни ночь, двадцать четыре на семь находился рядом с другом, благо работа позволяла, у парня свой небольшой бизнес автозаправок, он временно переложил свои основные обязанности на заместителя, а сам «охранял» Чона, ведь у него больше никого, абсолютно никого нет во всём этом мире. Есть, конечно, родители Тэхёна, но после произошедших год назад событий, они виделись всего единожды — на похоронах. Родителям больно видеть Чонгука — в нём всё напоминает о Тэхёне, ведь те провели рядышком друг с другом всю свою жизнь, все свои двадцать четыре года…~~~
— Чонгук, ты уверен? — Тэхён в глаза заглядывает и переживает искренне. — Думаешь, они поймут? Думаешь, стоит им сказать? — Малыш, я уверен, — кивает Чон. — И у тебя, и у меня прекрасные родители, желающие нам только добра, они обязательно поймут и не осудят, вот увидишь. Парням по восемнадцать лет, они тайно встречаются уже больше года, с тех самых пор, как поняли о взаимных чувствах друг к другу. Однако живя через стенку, находясь в постоянной близости, скрывать отношения становится всё сложнее и сложнее, поэтому Чонгук предложил совершить каминг-аут, признаясь родителям о своей взаимной влюблённости. — Хорошо, Гуки, я тебе верю, — мягко улыбается Тэхён. — А пока нужно подготовить речь. — Пока мои не вернулись с работы, предлагаю заняться чем-то поинтереснее, — хитро щурится Гук. — Иди ко мне. Тэхён закусывает губу и глядит своим завораживающим взором из-под пушистых ресниц, Чона его взгляд с ума сводит, потому он не церемонится, разворачивает Тэхёна спиной и подталкивает к кухонному столу, он стягивает с того шорты и одну ногу Кима на стол ставит. — Что-то новенькое, Гуки? — Тебе понравится. Чон смачивает пальцы слюной и разрабатывает совсем узенькую дырочку. Парни не виделись две недели, Тэхён уезжал вместе с родителями в отпуск, и они страшно соскучились по друг другу. Чон заканчивает с прелюдиями и входит сразу на половину, Тэхён мычит, а тот его одной рукой за шею хватает, а второй за талию, и сам на себя насаживает. Боль стихает, и Тэхён активно двигается, пытаясь попадать в такт с одновременной дрочкой, пульс учащается, а дыхание сносит напрочь, Тэхён просит не останавливаться, и Чон не останавливается. Волна накрывает одновременно, влюблённые кончают в унисон, и Чонгук разворачивает Тэхёна к себе лицом, аккуратно опуская его ногу на пол. На смену страсти пришла нежность, и Чон покрывает всё лицо Тэ лёгкими поцелуями, опускается к шее, к ключицам… — Чонгуки, если мы не остановимся, у меня опять встанет, — шипит Тэхён и шутливо пытается увернуться. — Чонгукиии, твои родители вернутся скоро. Чон отстраняется, поднимает штаны, болтавшиеся ниже колен, застёгивает ширинку, пуговицу и ремень, а затем сам натягивает на Тэхёна его шорты. Снова целует, и в этот же момент слышит в двери ключ.~~~
Чонгук всё ещё продолжает раскачиваться, прячась в дальнем углу комнаты, но его внимание привлекает звук ключа, проворачиваемого в замочной скважине. Он прислушивается и слышит знакомые голоса. — Чонгук? Чонгук! — Хосок проходит в квартиру, у него всегда, на всякий случай, есть запасные ключи. Он приходит сюда, чтобы покормить кота, пока Чон в больнице, а иногда приходится самостоятельно открывать дверь, как в данном случае. Он добрые две минуты до этого тарабанил в дверь, но, не дождавшись ответа, открыл её сам. — Чёрт! Юнги, смотри на кухне, я в комнату! — Хосок, ты с письмом, да? — Чонгук подрывается со своего места и навстречу выбегает. — Ты принёс письмо? Принёс? — Вот же чёрт, — шепчет Хосок, понимая, что Чонгук снова словил волну ожидания ответа от Тэхёна, а затем уже чуть громче, но спокойным тоном, отвечает. — Гуки, иди-ка сюда. Хосок осторожно, за запястье, тянет Чона на диван, рядом присаживается, молчит несколько мгновений, руку не отпускает. В комнату тихо заходит Юнги, Чон поднимает на него глаза полные слёз, в комнате ужасающая тишина, даже кота не слышно, лишь часы на стене размеренно отбивают свой ритм. — Чонгук, я рядом, — тихо шепчет Хосок, он достаёт из ящика стола таблетки в белой матовой баночке, Юнги подоспевает с водой, быстро принеся её из кухни. — Давай, выпей парочку, ладно? Чонгук безэмоционально проглатывает два круглых колёсика, запивает одним глотком воды. Осматривается по сторонам, скользит взглядом по беспорядку, который устроил, вспоминает причину и снова начинает нервничать. — Я хочу написать ему письмо, — Чонгук встаёт с дивана и вышагивает по комнате. — Мне нужна бумага, Хосок. У тебя есть бумага? Пожалуйста. Хосок подаёт знак Юнги, тот кивает и спешит в машину, у него на заднем сидении завалялась тетрадка, и он торопится принести её Чону. — Сейчас Юнги найдёт бумагу, не переживай, — Хосок подходит к Чонгуку и обнимает, тот обмякает телом в его руках и заходится плачем. — Хосок, почему он меня бросил? Почему ушёл? Разве я плохой, скажи, я ведь совсем не плохой, я его так любил, так люблю, его там никто так не полюбит. — Ох, Чонгуки, — друг гладит парня по волосам, пока тот роняет на его плечо солёные слёзы. Хосок понимает, что тому сейчас нужно выплакаться, а потом его немного отпустит, обязательно. В квартиру возвращается Юнги, он забегает, запыхавшись, и протягивает растрёпанную тетрадку, Бог знает сколько валявшуюся в машине. Чонгук замечает, быстро утирает слёзы, выхватывает тетрадь и уходит на кухню. Он хочет написать письмо в тишине. — А что потом? — спрашивает у Хосока Юнги, он в курсе всей этой истории, но пока только поверхностно. — Надеюсь, успокоится, — вздыхает Хосок. — Только вчера же выписали, думал хоть пару недель протянет, а сегодня видишь, на кладбище съездил, а потом ебучую бумагу не нашёл и всё, пиздец, накрыло. — Страшно, — делает неутешительный вывод Юнги. — Страшно, — соглашается Хосок.~~~
«Тэхён, скажи, ты ответишь мне когда-нибудь? Я пишу уже восемьдесят первое по счёту письмо, но я ни разу не дождался твоего.» Чонгук шарит по карманам и находит пачку сигарет, он всегда курит, когда пишет свои послания. Парень затягивается и смотрит в окно. Наверное, его немного успокаивают эти письма. Он выговаривается, оставляет какую-то часть своих эмоций и воспоминаний на бумаге, а потом спокойно ждёт ответа и «живёт» до следующего срыва или послания. «Хосок с Юнги приехали. А помнишь, как мы в детстве, когда все были ещё мелкими пацанятами, украли на базаре живую курицу? Мы с тобой убегали, хохотали, а Хосок бежал за нами и отчитывал. Он всегда был сознательным каким-то что ли, серьёзным, ответственным. А потом эта противная курица вырвалась из моих рук, а Хосок же её и поймал. Ох и прилетело нам тогда от родителей! Ты ведь тоже это помнишь, правда?» Чонгук шарит в холодильнике, находит затвердевший кусок сыра, покрывшийся белым налётом, откусывает и садится обратно за стол. «Нами по тебе очень скучает. Он не даёт себя купать, у него проблемы с зубами, и он едва может есть свой корм, похоже, пора переводить его на влажный. Знаешь, он как-то совсем постарел и осунулся после твоего ухода, мне кажется, он даже стал более серым, поседел что ли, я не знаю. А ещё соседская кошка недавно родила котят. Я соседку месяц назад встретил, она котёнка взять предлагала, а куда мне котёнка и зачем, это ты всегда кошек любил, готов был любого с улицы подобрать. Да и деньги, лишние растраты, мне выплачивает пособие государство, говорят беды с башкой, сиди, Чонгук, дома, не работай. Но сам знаешь какое оно, это пособие. Хосок помогает продуктами, он всегда их привозит, без него бы уже загнулся скорее всего, а я не хочу загибаться, я ещё от тебя ответа не дождался.» Чонгук доедает сыр и перечитывает послание, добавляет пропущенные запятые, исправляет пару опечаток. Тэхён всегда был грамотным, он не любил ошибки, всегда исправлял его, помогал с корейским языком во время обучения в школе, писал за него сочинения, а теперь эти сочинения пишет Чонгук. «Где ты теперь, Тэхён? Какое у тебя там время года, время суток? Я хотел бы увидеть хоть одним глазочком, подглядеть за тобой, украдкой сделать фото на память и всегда носить при себе. А помнишь те фотокарточки? Наши любимые. Ты тогда был со своим естественным цветом волос, ещё не начал подкрашивать их в серый, а я наоборот, только вернулся из барбершопа какого-то модного, о котором ты болтал без умолку. Я решил сделать тебе сюрприз, немного обрезал свои волосы, а концы окрасил в оранжево-красный. Ты тогда так смеялся, так смеялся… А потом мы переоделись в свои клетчатые пижамы, в гости забрёл Хосок, он сделал эти две фотокарточки на свой фотоаппарат моментальной печати. Мы там такие счастливые, Тэхён. Я всегда держу эти фотографии при себе, особенно вторая мне нравится, где я прижимаю тебя к себе крепко, а ты смеёшься, вырываешься. Ты знаешь, чем ты пах в тот вечер? Я знаю. Ты пах своим любимым кремом, детским. Ты всегда на ночь мазал им лицо и кожа твоя становилась самой нежной, не то что у меня нынче — грубая. Ты пах любовью, Тэхён, ты пах мной. Говорят, запахи имеют самую сильную память… Я до сих пор боюсь брать в руки твой детский крем с медвежонком на упаковке, я боюсь его открыть, понюхать боюсь, Тэхён. Скажи, ты ведь тоже бы этого боялся?» Чонгук вытирает подступившие слёзы и поджигает очередную сигарету. В кухню тихо заходит Хосок, они молчаливо смотрят друг на друга с полминуты, а затем Хосок присаживается рядом и тоже закуривает. Чонгук складывает лист бумаги напополам, не хочет, чтобы кто-то видел его сокровенное. Он идёт в комнату и возвращается оттуда с конвертом, Юнги уже вышел из квартиры, ждёт Хосока в машине и друзья остаются одни. — Какое это по счёту? — спрашивает Хосок, выдыхая густое облако дыма. Он противник курить в квартире, но иногда, ради Чонгука и его спокойствия, может поступиться своими принципами. — Восемьдесят первое, — Чонгук запечатывает конверт. — Утром отправил юбилейное. Парни молчат, Хосок знает, что иногда молчание в ситуации с Чоном — самое лучшее, он сам выговорится, если захочет. — Я встретил одного господина на кладбище, — вспоминает Чонгук и растирает виски. — Ему лет девяносто, не меньше, и он уже двадцать лет приходит туда к своей жене. Она тоже ушла, как и Тэхён. Чонгук принципиально игнорирует слово «умерла». Ему кажется, что если он не произносит это страшное слово — ещё не всё потеряно, ведь те, кто ушёл, всегда могут вернуться. — Все когда-то уходят, Чонгук, — качает головой Хосок. — Это неизбежно, и когда-то с этим смиряешься. — Не в моём случае, — хмыкает Чон. — Врач сказал, что мой букет заболеваний навсегда со мной останется. А значит, останутся и все приступы, они могут немного поутихнуть, будут реже проявляться, но в какой-то части моего мозга стоит блок и он не хочет, он не может правильно воспринимать информацию. Может, я шизофреник, Хосок, как думаешь? Чонгук сейчас спокоен. Он написал письмо, выплеснул свои мысли и сейчас тот случай, когда он всё понимает, понимает, но даже тут не хочет смиряться с утратой. — Ты не шизофреник, — Хосок тушит бычок в пепельнице, они у Чона по всему дому расставлены. — Я регулярно разговариваю с твоим лечащим врачом. У тебя есть ряд установленных диагнозов, но какая-то часть мозга до сих пор остаётся неисследованной для человечества, потому тебе никто никогда не ответит почему именно это с тобой происходит. Чонгук кивает и соглашается, он и сам давно не знает что именно с ним происходит. Половина событий, особенно острые периоды, попросту стираются из его памяти, они как-то не задерживаются и улетучиваются, будто их никогда и не было. Зато Чонгук помнит все свои письма, он всегда сам относит их к адресату, а когда приходит в следующий раз — их уже нет на месте, и Чон считает, что адресат их непременно получил. На самом деле это Хосок старается, а ещё иногда ветер — они два почтовых чистильщика. — Я привёз продукты, — сообщает товарищ. — Тебе хватит на несколько дней, но я ещё заеду завтра, ладно? — Ладно, — Чонгук не противится, он Хосока любит, и когда тот рядом, Чону спокойно. — Ты знаешь сам, наши двери для тебя всегда открыты. Хосока дёргает от Чонова «наши», но он умышленно не акцентирует на этом внимание, он пожимает другу руку, приобнимает за плечи, напоминает, что его телефон доступен двадцать четыре часа в сутки, и удаляется. Чонгук остаётся один, он подходит к окну и тупо смотрит прямо перед собой, он сейчас ни о чём не думает, его мозг уже слишком перегружен и не выдерживает, а потому иногда предпочитает «отключаться», абстрагироваться от ужасной реальности. От реальности, наступившей ровно один год назад.~~~
— Чонгуки, хочешь мороженое? — Тэхён ластится, как котёнок, прижимается поближе, они лежат в постели в обнимку после очередного захода, от обоих пышет жаром. — Я бы не прочь охладиться. — Я тоже, малыш, — Чон целует в висок. — В холодильнике есть мороженое, большое ведёрко, я ещё вчера купил, пломбир твоей любимой фирмы. — Если бы к нему ещё клубничное варенье, — мечтательно тянет Тэхён. — Идеальный бы получился десерт. — Прости, Тэхёни, клубничного в магазине не было, я закупался недалеко от работы, а возле дома в магазин не зашёл. — Я сбегаю! — Тэхён торопливо поднимается с постели, натягивает джинсы на голое тело, игнорируя нижнее бельё. — Сбегаю в магазин у дома, он же всё равно круглосуточный, даже ночью работает. — Я с тобой. — Нет, Гуки, отдыхай! — Тэхён чмокает парня в губы. — Ты сегодня работал, а у меня выходной, я сам сбегаю, туда и обратно, честно. — Давай только быстро, — Чон ухватывает за футболку и к себе притягивает, целует. — А потом ещё один заход, детка. Если ты, конечно, выдержишь. — Смотри сам не сдуйся и не засни, пока меня не будет! — хохочет Тэхён, вытаскивая из шкафа куртку, на дворе глубокая осень. — Всё, давай, я мигом. Чон провожает Тэхёна с улыбкой и возвращается в постель, он листает каналы передач на телевизоре, висящем напротив, ничего не находит и решает покурить. Парень набрасывает на себя куртку, оставаясь в одном белье и домашних тапочках, купленных, конечно же, Тэхёном — в их маленькой семье именно он отвечает за уют и домашний очаг. Чонгук чиркает спичками, он снова потерял свою зажигалку, а спички в их доме есть на постоянной основе, Тэхён бережёт их на случай отключения электричества, он вообще очень хозяйственный, весь в маму, а Чон полная противоположность, он простой молодой парень, вкалывающий на двух работах и приносящий домой мясо, как было у предков в каменном веке. Тэхён тоже работает, но на дому, через интернет, ему так удобно и больше нравится, да и квартиру всегда в порядке держать лучше удаётся. А ещё цветник. После смерти Чоновых родителей и переезда в пригород Тэхеновых, забота о цветнике полностью легла на плечи Кима, но ему это только в радость. Он поливает цветы, а в холодное время года держит их в квартире, Чонгук всегда ворчит, пробираясь по узким проходам, заставленным горшками, ворчит, но всё равно Тэхёна любит, и цветы эти его любит, только не признаётся. Соседняя квартира теперь пустует, парни живут в квартире Чона, и он не раз предлагал перенести многочисленные цветы в квартиру через стену, но Тэхён противится, он хочет жить в окружении цветов, он очень любит и розы, и фиалки, рассаженные просто в огромных количествах, он носится с ними и с котом, как с детьми, и Чонгук, глядя на это, понимает, что Тэхён когда-то станет прекрасным отцом. Сигарета медленно тлеет в руке, и Чон, стоя на балконе, всматривается в темноту ночи. Фонарь, стоящий напротив, отключили, либо же он сломался, перегорела лампочка, выкрутили инопланетяне, Чон перебирает в голове массу вариантов отчего сегодня не работает поганый фонарь, и из-за этого он не может рассмотреть Тэхёна, который как раз скоро должен вернуться из магазина. Внизу слышно какую-то возню и девчачий крик, Чонгук пытается рассмотреть, но ничего толком не видит, он заходит в комнату за телефоном, включает на нём фонарик и видит перед собой картину, которая ещё миллиарды раз будет приходить к нему в кошмарных снах. На молодую девчушку, лет восемнадцати, нападают сразу трое парней, один вытряхивает содержимое её сумки, второй держит, а третий обшаривает её карманы. Чёрт знает кто понёс эту девушку ночью на улицу, но случается всякое, не зная ситуации — судить не стоит. Девушка плачет и вырывается, и Чонгук уже хочет подорваться с места, чтобы выбежать на помощь, как замечает, что на помощь приходит Тэхён, он с криком нападает на обидчиков, отталкивает от них девушку, пытаясь защитить, а сам дубасит одного по голове пакетом. Чон срывается и прямо в трусах, тапочках и куртке, с сигаретой и телефоном в руках, выбегает из квартиры. Он спускается по лестнице, перепрыгивая сразу по несколько ступенек, вылетает из подъезда и бежит к следующему, именно там развернулось страшное действие. Чонгук столбенеет. У него стынет кровь в жилах, а мозг, кажется, парализует. Нападающие хулиганы сбежали с места преступления, на земле сидит девушка, она воет, она вся в слезах, а рядом Тэхён. Преступники оставили ему небольшой «подарочек» в виде ножевого ранения в сердце. Тэхён лежит в луже собственной крови и улыбается, глядя на Чонгука, тот падает на колени и судорожно вызывает скорую, держит любимого за руку, его колотит, а из глаз непроизвольно слёзы льются. — Я люблю тебя. — Малыш, я тоже тебя люблю, но мы обязательно обсудим это позже, — Чонгука трясёт страшно, он часто облизывает свои губы, чувствуя на них солёный привкус. — Всё будет хорошо, скорая уже едет, не говори ничего, не трать свои силы, ладно? — Я люблю тебя, Чонгук. Люблю. — Тише, пожалуйста, — скулит Чон, заламывая руки. — Тише, родной, я тоже тебя люблю, всё будет хорошо, всё будет хорошо… — он повторяет эти слова, как мантру. Тэхён не отвечает, он прикрывает глаза, а Чонгук не понимает дышит ли тот, он боится к нему прикасаться, чтобы ненароком хуже не сделать, он скулит над окровавленным телом, его рвёт на куски, размазывает нещадно, он не помнит, как приезжает скорая, не помнит, как Тэхёна загружают в машину с мерзкой сиреной и мигалками, не помнит, как сам туда загружается. Машина едет по ночному городу, а у Чона пелена перед глазами, он сидит в стороне, на нём трусы, домашние тапочки и куртка, в руке телефон, который он сжимает до трещин на стекле. Врачи колдуют над Тэхёном, а Чонгук молится. Он никогда особо не верил в Бога, а теперь у него просто нет другого выхода… Он молится всем Богам, вспоминает все самые важные слова, складывая их в мольбы, он клянётся быть для Тэхёна всем, если он будет спасён, клянётся никогда больше не оставлять его, ни на миг, ни на секунду. Клянётся быть ему защитой, его ангелом-хранителем быть, пусть только его спасут, пусть только он будет жив, пусть… Не помогает. Тэхён умирает, не доехав до больницы. Ножевое ранение поранило жизненно важный орган, это повлекло за собой огромную потерю крови и, скорее всего, его не спасла бы даже операция. Ранение то ли по ужасной случайности получено прямо в сердце, то ли наоборот, ему попался знающий убийца, точно рассчитавший силу удара и попавший прямо в цель. Этого никто и никогда не узнает, ведь преступников так и не нашли, а девушка, за которую заступился Тэхён, попросту сбежала, возможно испугалась ответственности, возможно чего-то ещё, но это тоже навсегда останется неизвестным… Чона парализовало. Не совсем его, конечно, но какую-то часть его мозга точно. Первые месяцы после «ухода» Тэхёна стали для него адской пыткой, и если бы не Хосок, если бы не врачи, что не единожды вытаскивали его с того света, он бы точно не выдержал. Он всегда думал, что сильный, что он настоящий мужчина, даже думал, что сильнее Тэхёна. Нет. Тэхён, может, и был слабее физически, но вот морально слабее точно оказался Чонгук. Его жизнь закончилась в тот самый вечер, в их дворе, в котором они бегали ещё совсем маленькими ребятишками, где росли вместе, где Чон выкуривал свою первую сигарету, где они впервые поцеловались, когда в шестнадцать лет Чонгук схватил Тэхёна, прижал за углом дома, впечатал в стену и впился неумело в манящие, сладкие губы. «Хён, что ты?» — только и успел сказать Ким, а через секунду уже сам неопытно сминал горячие губы и за шею обнимал крепко. В этом дворе они вместе убегали от раззадоренной старушки, живущей по соседству, они прятались под раскидистым деревом и жадно, страстно, настойчиво целовались, надеясь, что их не заметят случайные прохожие или любопытные взоры жильцов дома. Здесь прошло их детство, юность, здесь началась молодость и здесь же закончилась, закончилась в октябре месяце, по страшной случайности, и из-за ненавистного клубничного варенья, которого, как назло, не оказалось в супермаркете, в котором ещё вчера днём затаривался продуктами Чонгук.~~~
«Это мой второй Новый Год без тебя. Честно, я не очень хорошо помню первый, я тогда лежал в больнице и плохо соображал из-за уколов и таблеток, они сильно туманят разум, и после сложно вспомнить хоть что-то происходящее. Я сегодня украшал квартиру, Тэхён. Я сделал уборку и достал коробку с украшениями и гирляндами, я знаю, что ты их очень любил. Скажи, а вы там тоже украшаете пространство к твоему любимому празднику?» Чонгук ёжится, он пишет очередное письмо, сидя на подоконнике. С форточки неприятно веет холодом, Тэхён всегда утеплял окна на зиму, а Чонгук этим совсем не занимается. Парень закуривает привычную сигарету и прикрывает глаза, вспоминая их праздники из детства. Из беззаботного детства, в котором не было ни боли, ни горя, ни утрат, где они счастливы и им кажется, что всё впереди. Им так хотелось всё попробовать, всё почувствовать, они, будучи юными, жаждали для себя удивительной судьбы, мечтали, строили планы с трепетом и большими надеждами. Там — они ещё были друг у друга и это было главное счастье. Они, уставшие, под утро возвращались домой после ночной прогулки, шли через застилающий ещё спящий город туман, обнимались и смеялись, покупали на последние деньги любимое мороженое Тэхёна в небольших круглосуточных ларёчках, хохотали и убегали друг от друга, а потом, когда открывались парки и аттракционы, катались на карусели с прекрасными, пёстрыми лошадьми… А дальше учёба в университете, работа, взрослая жизнь, такая короткая, но совместная… По сути, они были друг у друга все двадцать четыре года, пока Тэхён не ушёл. Они провели тысячи дней, наслаждаясь друг другом, и даже дав им ещё столько же лет, а потом ещё столько же — им всё равно было бы мало, потому что любящим душам всегда недостаточно времени. «Я вчера зашёл на твой профиль в фейсбуке. Оставил там комментарий, в надежде, что ты когда-то его заметишь и непременно прочтёшь. Ты всегда ворчал, что я не комментирую твои идеальные селфи… А я, знаешь, залипал на них по ночам, пока ты мирно спал рядом, любовался и не понимал, как можно быть настолько прекрасным. Я злился и ревновал, когда под твоими постами появлялись комментарии твоих знакомых девушек с университета и работы. Но я всегда знал, что ты меня любишь так сильно, как люблю тебя я.» Чонгук спрыгивает с подоконника, достаёт пачку влажного корма для Нами и вываливает в миску, кот подходит не спеша и Чонгуку кажется, что у него слезятся глаза. Он тоже скучает. И это тоже его второй Новый Год без хозяина. «Я тут подумал и понял, что раньше моя жизнь заключалась в работе, доме, спортзале и тебе, а ещё в совместных вылазках на прогулку, которые ты так сильно любил, в совместном шоппинге и закупках в супермаркетах, в приготовлении ужина, в занятиях любовью и ночах стихов. Ты помнишь эти ночи? Я долго противился, а потом привык, и ты в наши совместные выходные всю ночь напролёт читал мне вслух стихи своих любимых японских поэтов. Почему тебя всегда так манила Япония? А может быть, ты сейчас там? Может, ты переродился в журавля и теперь паришь над страной восходящего солнца?» Чон достаёт из пачки последнюю сигарету и снова поджигает над свечой. Он переместился с кухни в комнату, а света здесь, по-прежнему, нет. Хосок недавно вкрутил лампочку, но Чонгук её снял, ему больше импонирует темнота. В ней не видно всех окружающих вещей, нещадно напоминающих о Тэхёне. «Теперь же, моя жизнь ограничивается нашей квартирой и Нами. А ещё периодическими попаданиями в лечебницу и сотнями уколов в зад. Тэхён, представляешь, у меня задница уже вся синяя. Я их прошу остановиться, но они не останавливаются, колют в меня свои инъекции и обещают, что полегчает. Не легчает, Тэхён. Я их спрашиваю: зачем они меня домой отпускают, если через две — три недели забирают обратно, а они объясняют, что в стабильном состоянии необходимо адаптироваться к обществу. К какому обществу, Тэхён? К Хосоку и Юнги? К коту? У меня всю жизнь был только ты, а никто другой мне не нужен был и сейчас не нужен. Ты был моим затмением, ты собой весь свет закрывал, но в то же время был моим рассветом, моей зарёй, моей бесконечной любовью… Скажи, а ты тоже скучаешь?» Чонгук выуживает из привычного ящика стола белоснежный конверт и запечатывает очередное послание. На часах давно за полночь и ему пора спать, ведь утром необходимо отправиться в гости, необходимо доставить письмо адресату. Настенные часы отбивают свой размеренный ритм времени. Времени, которого больше никогда не будет у этих двоих, но которого ещё предостаточно у Чонгука. Парень засыпает и видит сны, родом из детства. Заевшие картинки, будто плёнка киноленты, прокручиваются раз за разом, возвращая его хотя бы на мгновение в тот мир, в мир, где они ещё были рядом. На одной полосе.~~~
Каменные плиты припорошены снегом. Чонгук сегодня надел тёплое пальто, зима разошлась не на шутку, такие холода редкость для Южной Кореи, потому приходится утепляться, чтобы не замёрзнуть по пути в гости. Чонгук пробирается через знакомые до боли лабиринты, в его руках букет цветов и конверт с письмом. Он подходит к знакомому месту и рассматривает изображение на памятнике. «Моему дорогому любителю роз и фиалок» — гласит надпись, и Чон смахивает с неё снежинки. Он дрожащими руками кладёт на плиту цветы и послание в белоснежном конверте, присаживается на скамеечку и молчит, пристально рассматривая изображение, скользя по нему грустным взором. Позади слышится какое-то шуршание и Чонгук оборачивается. Молодой парень пришёл к кому-то из своих родственников, он собирает завядшие бутоны и отправляет их в мешок, освежая место новым букетом. — Утром здесь всегда меньше всего народу, — обращается Чонгук к молодому парнишке. — Самое хорошее время, чтобы навестить близких. — А вы, — парень задерживает взгляд на каменной плите, у которой сидит Чонгук. — Вы пришли к своему… внуку? — Нет, — Чонгук смахивает снег с выгравированной даты. — Это мой друг. Чонгуку в этом году исполнилось восемьдесят лет. Юбилей. Пятьдесят шесть лет одиночества, пятьдесят шесть лет без Тэхёна. Пятьдесят шесть Новых годов и Дней рождения. Хосока не стало двенадцать лет назад, а Юнги одиннадцать. Эти двое всю жизнь прожили вместе и лишь один год по одиночке. Чонгуку так не повезло. Его болезнь, как и прогнозировали врачи, не прошла, но стихла, притупилась. Его вспышки всё реже, и он всё чаще пребывает в спокойном психически состоянии. Чонгук так и не встретил никого на своём пути, он просто не смог бы полюбить кого-то настолько сильно, как Тэхёна. Чонгук всё ещё проживает в своей квартирке, он по-прежнему пишет письма своему любимому адресату, и один Бог знает сколько тысяч листов и конвертов он уже истратил. После того, как не стало Нами, он долгое время жил в одиночестве, пока какая-то детвора, несколько лет назад, не подбросила ему под дверь пушистый, серый комочек. Чонгук приютил котёнка и назвал его Юки. Так звали его любимого плюшевого динозавра, которого он подарил Тэхёну. Память — странная штука. Иногда Чонгук не помнит чем занимался вчера и что ел на завтрак, зато моменты своего детства, юности, молодости сохранились в памяти идеально. Чонгук облагородил цветник, расположенный на балконе. Он отыскал необходимую информацию по уходу за цветами, возродил жизнь в многочисленных Тэхёновых горшочках. Правда, большинство из них потрескались от времени, но Чонгук приобрёл новые, с наступлением пенсионного возраста, на удивление, финансово жить стало немного полегче и он может себе позволить не только скудные продукты, но и редкие лакомства для себя, для Юки, и для цветов. Он изучил все виды удобрений, и розы с фиалками разрослись по всему цветнику. В холодное время года Чонгук держит их в квартире, он ворчит, когда в очередной раз спотыкается об горшок, но всё равно их любит и поливает исправно. Они напоминают ему о Тэхёне, они вселяют веру, что когда-нибудь он обязательно, обязательно получит заветный ответ в белоснежном конверте… Соседские дети давно прозвали Чонгука сумасшедшим цветочником, но он не слишком обижался. Он всего лишь размахивал своей клюкой, помогающей передвигаться, и ворчал, называя оборванцами и наглецами, а потом, когда встречал их в добром расположении духа, угощал карамельками. Теперь они сдружились. Двое соседских мальчишек всегда помогают пожилому мужчине с сумками, когда он возвращается из магазина, а Чонгук не остаётся в долгу. Каждый месяц, когда получает пенсию, он угощает ребят мороженым. Он приглашает их к себе в цветник, родители детей не переживают, ведь все всю жизнь знают этого грустного, но доброго господина, и Чонгук с радостью устраивает для двух мальчишек, напоминающих ему себя и Тэ, маленький пир. На столе всегда стоит ароматный чай для ребят, кофе для Чонгука, вкусная выпечка и мороженое. Мороженое с клубничным вареньем, которое так сильно любил Тэхён.