Я не гребаный мальчик-который-не-мальчик-и-который-не-выжил, я теперь всадник дракона!

Тряска, скрежет металла, боль в виске и теплое тело сына в руках — это все, что успела запомнить Эмма прежде, чем ее накрыла тьма. В следующий раз, когда она открыла глаза, то не удержалась и громко воскликнула: — О нет! Только, мать его, не это! Эмма резко села, и со слабой надеждой, что ошиблась, оглядела белое пространство, напоминающее вокзал Кингс-Кросс, где она уже когда-то бывала. А конкретно, когда умерла. Нет, смерти она не боялась. Больше всего Эмма переживала, что увидит рядом с собой Генри. Но того, как и вообще кого-либо еще, здесь не было. Хотя это мало успокоило женщину. Ведь в таком случае, ее сын остался на разваливающемся корабле, посреди космоса, с монстрами, контуженым дедом и не внушающей доверия компашкой, которая уже пыталась, ну или, по крайней мере, стояла в стороне и спокойно смотрела на то, как в нее стреляют и как она потом истекала кровью. — Не бойся, мой мастер, скоро ты вновь увидишь сына… — прошелестел голос у нее за спиной. Эмма рефлекторно прикрыла грудь и подтянула к себе колени. Она, конечно, женщина побольшей части стыдливостью не обременена, но все же нагой бегать не привыкла, а именно таковой, как и в прошлый раз, она сейчас и была. Тут, рядом с ней, в туманной дымке, появился то ли плащ, то ли простынь, но ей в принципе было плевать, чем прикрываться, поэтому она просто схватила ткань, и накинув ее себе на плечи, резко встала. — Что, сегодня обойдемся без притворства? — спокойно спросила Эмма, намекая на то, как в прошлый раз та ее посетила в образе Дамблдора. Она совершенно не боялась существа перед ней, Эмма уже столько пережила, что Смерть была для нее, как старый друг. Лишь только судьба Генри не давала ей покоя. Она так жаждала детей и теперь, когда у нее появился сын, Эмма не хотела его терять, особенно так быстро. Бесформенное существо, закутанное в мерцающий, как некогда принадлежащий Эмме, тогда еще Гарриет, плащ-невидимка, балахон, из-под которого не было видно ни рук, ни ног, ни лица, вдруг мелко затряслось и стало издавать странные звуки. Через пару секунд Эмма изумленно поняла, что Смерть смеется. «Кажется, мой личный список странностей, которые я видела за обе свои жизни, только что пополнился еще одним достижением. Смеющаяся Смерть, ха», — подумала блондинка, подняв бровь, смотря на жутко хихикающее существо, которое боялись все, но все равно, рано или поздно с ним встречались. То наконец притихло и промолвило: — Пожалуй. На это и времени, как ни странно, нет. Эмма подняла бровь. — На том свете, и нет времени? — спросила она, потуже затянув вокруг себя плащ. — Это место находится между живыми мирами и мертвыми, тебе ли не знать, — ответил ее собеседник и стал вдруг ближе к Эмме. — И ты не мертва, в отличии от прошлого раза, а лишь спишь, от того и времени мало. Одно дело, когда сюда попадает душа, а другое, когда лишь сознание. Услышав, что она все еще жива, Эмма обрадовалась, но лишь на миг, а потом насторожилась. Неспроста же ее сюда притащили, раз уж она все еще жива, то точно зачем-то нужна. Но зачем?.. — А есть разница? — спросила Эмма, поняв, что место, где они были, все такое же белое и туманное, изменилось и не напоминало вокзал, отчего еще больше подобралась. — Да, — ответил ее собеседник, уже находясь почти прямо перед ней. — Душа — это сама суть, которая оказывается здесь в виду гибели тела, а ты сейчас лишь образ, иллюзия сознания, которое здесь, лишь пока дремлет плоть. Эмма прищурилась. — И мое сознание здесь, потому что?.. — протянула она, предчувствуя подвох. Да нет, у Эммы в голове буквально вопила сирена, что она вновь влипла в какую-то историю. Тем временем, место ее пребывания окончательно потеряло черты вокзала и превратилось в странную: то ли дорогу, то ли мост. Были видны лишь края и сама дорога, а что было за краем — неизвестно. Лишь клубы тумана и белизны, режущей глаз. — Потому что у меня есть для тебя работа, мастер, — твердо сказало существо, угрожающе нависнув над Эммой. Судя по интонации в этом бесполом голосе и тому, как блондинку вдруг окатило могильным холодом, отказаться она не могла, но спокойно сдаваться Эмма не собиралась. — Работа? Какая еще работа? — возмутилась она. — Я даже твоим «мастером», уж прости, не хотела быть. Да и вообще, до сих пор не знаю, что под этим подразумевается. Так что… — Неважно, чего ты хотела, это твоя судьба, — холодно сказал ее собеседник. — Ты родилась в первой жизни, как и в последующей, со знаком избранной, спасительницы, воина… Ты солдат, и твои битвы будут вечны… Губа Эммы против воли задрожала, и она с трудом подавила детское желание заткнуть уши и повертеть головой. Она не хотела слышать этого, хотя в глубине души знала, что Смерть говорит правду. Всегда, куда бы Эмма или Гарриет не пошла, находился тот, или те, кого нужно или можно спасти. Она не хотела быть каким-то воителем, она хотела, чтобы у нее просто была семья. Было место, которое она могла назвать домом. Да, господи, черт с ним. Эмма просто хотела покоя и Генри. Мерлин! Будь ее воля, она бы вернулась назад и оставила его себе. Сама бы его вырастила и любила бы. Но этого она сделать не могла, от того так и лелеяла те последние годы детства, которые в жизни сына еще успела застать. Ведь тот уже почти подросток и скоро она будет ему не нужна. Но даже их уже, кажется, у нее не было. Ее вновь против воли, как и первой жизни, из-за дурацкого пророчества, как и в этой, засунув ее в шкаф, тоже из-за, мать его, пророчества, лишили… Всего. Детства, юности, выбора, любви и защиты. А главное: ребенка. Единственного дитя, которое у нее появилось за две жизни. Да будь у нее хоть какая-то опора, разве бы она отдала своего мальчика? Конечно, нет. Просто в тюрьме Эмма достигла пика отчаяния и сделала эту глупость. Ведь даже до слияния она глубоко внутри себя жалела, что отдала сына, а после и подавно. А теперь что? Ее вновь хотят заставить воевать. А в том, что делать придется именно это, она не сомневалась. Но Эмма не хотела. — То, что нужно будет сделать, не под силу никому, кроме тебя, — странно мягко сказал голос из-под капюшона. — К тому же… Если ты откажешься, то возвращаться тебе, как и твоим спутникам, твоему сыну, будет попросту некуда… Эмма обреченно вздохнула. — То есть? — уныло спросила она, смирившись, что выбора, как всегда, у нее нет. — Миров существует бесконечное количество, у каждого из которых, за редким исключением, существует параллели или альтернативные версии. Они все взаимосвязаны,  — начала Смерть. — Да, порой целые параллели гибнут, но так положено. Чтобы родились новые миры, старые должны погибнуть. Но иногда миры гибнут раньше своего срока и это становится губительным. И не только для них. В таком, случае происходит… Что-то вроде волны. Как если бы в спокойные воды озера кинуть камень, из-за которого вся гладь будет потревожена, постепенно, но неумолимо. Причем откат в таком случае только набирает обороты. Вот и с мирозданием так. Один погибший прежде срока мир, может утащить за собой еще не одну сотню ближайших к нему, как смыть волной, так же не обреченных заранее, на разрушение, миров. Что означает миллиарды миллиарды душ, которые лишили жизни раньше времени. И это катастрофа. Баланс мироздания может не выдержать такого наклона. Это недопустимо, — на миг компаньон Эммы стих, а потом продолжил: — Поэтому и есть ты. Я Смерть, и вопреки вашим страхам, я не отнимаю ваши жизни по прихоти, я лишь помогаю вам пройти дальше, когда приходит срок… Но моя жатва следует графику, и если он будет нарушен… Но я не могу вмешиваться в дела живых, как и не могу, за редким исключением, посещать мир дышащих, само мое присутствие там все рушит, а ты… — Живая, — закончила Эмма, поняв, к чему клонит ее старый знакомый. Капюшон неуловимо шевельнулся, как бы в кивке. — Верно, — сказал голос из-под него. — И сейчас, один из миров оказался в опасности, и если не предотвратить катастрофу, именно то, о чем было сказано, произойдет, и вселенная, из которой ты пришла, твой второй мир… он будет одним из тех, что обратится прахом… Как еще тысячи других. И только ты можешь предотвратить это… На мгновение воцарилась тишина. — Ясно, — подавленно сказала Эмма. Ну, и как отказать? Бесконечное количество погибших на ее руках, потому что она не хочет воевать, Эмма себе не простит. Хватает и тех, кого уже сгубила. Она поджала губы и произнесла:  — Ну, и что мне нужно сделать? — Помочь такому же как и ты, избавиться от хладного губителя, возомнившего себя богом, — тут же последовал ответ. Эмма непонимающе захлопала глазами. — Такого же, как я? — спросила она. — Избранник, наподобие тебя. Вы рождаетесь редко, и ваши судьбы сложны, а бремя несоизмеримо… — сказал ее собеседник. — Но его сбили с пути, отвели от его истинной цели… Мир, в котором он родился, жесток и примитивен. Там правит алчность и выживает лишь сильнейший. Но в тоже время, тот мир находится в застое. Избранник должен был начать Золотой век… Он должен принести Рассвет… Но его лишили всех привилегий, лишили того, что принадлежит ему по крови… Ему нужна помощь. Один он не выстоит. А его битва страшна… И только ты можешь понять вес бремени, которое он несет, как и помочь ему. В его мире ходит тот, кто возомнил, что может заменить меня… Он забирает души, принадлежавшие мне, заключает их в уже мертвые кости, лишая воли, делая их своими рабами… — Супер, — выдала Эмма, чувствуя, как ее настроение становится все хуже. Судя по словам Смерти, этот «хладный» похлеще Волды Морды будет. Хотя… Что-то все это ей показалось странно знакомым. Она сжала переносицу и устало спросила: — Ну, и как зовут моего несчастного «коллегу»? — Его истинное имя Джейхейрис, но всю жизнь он носил имя Джон… — начал голос, но побледневшая Эмма, которую вдруг озарило догадка, перебила своего собеседника и закончила: — Сноу, да? «Гребаная Игра Престолов? Серьезно, мать вашу?» — со стоном подумала она, увидев, как капюшон вновь дернулся в кивке. Самый отвратный мир, который можно только придумать. Мир, где всех убивают, родственники спят друг с другом, и где… Где должен вот-вот наступить конец, в виде жуткой смеси ледникового периода и зомби-апокалипсиса. Потрясно, бл*ть. Ну почему она?! Опять!