Мне бы тебя из себя достать, Ведь ты там как бы вовсе и не нужен, И не моё это так страдать, Просто мой разум был тобой простужен.
Едва ощутимый прохладный ветерок колеблется у самого пола, пробираясь в небольшую щель злополучной двери, и приходится поджимать пальцы на ногах от неприятного ощущения. Рука сама поднимается и застывает в нерешительности. Из комнаты не доносится ни единого звука, и только сердце быстрыми глухими ударами нарушает тишину в темноте коридора. Дин прислоняется головой к двери, стараясь дышать как можно тише, но не получается. Что будет, если сейчас он зайдет внутрь? Мысль появляется в сознании и сразу же растворяется, как будто ее вовсе и не было. Появляется неприятный зуд в пальцах, и хочется куда-нибудь деть руки, чтобы не стоять как оловянный солдатик, безвольно сложив их по швам, но он не двигается. Из-за двери доносится слабый шорох, и Дин вздрагивает, как будто по голове чем-то огрели. В нерешительности смотрит на дверь, но в комнате все смолкает, и он продолжает так же стоять, ничего не предпринимая. В голове куча мыслей, переплетающихся друг с другом, и уцепиться за что-то одно стоит невероятных усилий, а неопределенность продолжает душить, словно змея на шее. Думал ли он, что так все случится? Что сейчас он будет стоять под дверью и в нерешительности переминаться с ноги на ногу? Нет, конечно, он так не думал. Он и так каждый раз опускается все ниже и ниже, как видит Каса. Имя горечью остается на языке, и он сглатывает. Сколько еще он сможет это терпеть? Он не знает, да и не хочет знать. Как бы ни трудно это было, кажется, что все еще есть этот тоненький прутик, ухватившись за который, можно спастись. А от чего спасаться? От чего он бежит? Все неправильно. Все, что с ним происходит – противоречиво. Дин отшатывается и как можно тише старается спуститься по лестнице, но ступеньки издают просто отвратительный скрип каждый раз, как голая ступня касается их поверхности. В доме абсолютная тишина, становится даже не по себе. Заходит в комнату и пытается неслышно закрыть за собой дверь, но замок все равно громко щелкает, и когда он убирает руку с новой позолоченной ручки двери, она слишком громко возвращается в свое горизонтальное положение, глухим стуком раздаваясь по комнате. Свет фонарей, пробивающийся из окна, мерно ложится на пол, кое-как освещая помещение, полностью утонувшее в мусоре. Дину даже становится неловко за такой бардак, ведь даже у Кастиэля все не так запущено, учитывая его темперамент. Он опять начинает злиться, что мыслями все равно возвращается к нему. И что в нем такого особенного? Да, конечно, все эти пестрые кофты, мешковатые джемперы до колен и фенечки на тонких запястьях привлекают внимание, но Дин же не раз видел неформалов, но чтобы они так надолго оставались в его голове. Никогда. Он думает, что причина в том, что живет с ним, и тот постоянно мельтешит у него перед глазами, своими действиями и словами вводя в ступор. Но почему-то сразу же понимает, что врет самому себе. А смысл? Правда, а смысл врать самому себе? Подходит к кровати, становится на колени и, нагнувшись, залезает рукой под кровать, водя по полу в поисках свертка. И зачем он это делает? Рука, наконец, нащупывает вещицу, и он вытаскивает небольшую коричневую бумажную упаковку. В голове сразу же мелькает мысль, что зря это все, и будет лучше, если он отправит подарок снова под кровать, но отмахивается от навязчивой мысли. Сегодня Рождественская ночь, а значит попробовать стоит. Обертка шелестит, когда Дин разворачивает ее, чтобы потом снова свернуть. Но сначала надо кое-что сделать. Он подходит к столу. Где-то под всем этим мусором должна быть более праздничная открытка – совсем маленький кусочек бумаги, расписанный завитушками и прочей рождественской ерундой, которую Винчестер на дух не переносит. Он находит обычную шариковую ручку и, прикусив губу, пытается сделать поздравление как можно ровнее, но несмотря на старания, все равно выходит кое-как, и буквы скачут в разные стороны. Дин хмурится и думает, что надпись не так уж и плоха, поэтому засовывает бумажку в сверток, сворачивает, но на этот раз кладет в шкаф, к остальным подаркам, на которые он потратил все свои деньги, и теперь его кошелек абсолютно пуст. Разве что паутина еще не появилась. Он смотрит на часы. Полчетвертого. Сон совсем не идет. Наверное, все как в глупой сказке, размытой сознанием, которая почему-то запечатлелась в памяти: Оле-Лукойе обошел его стороной и не подул в затылок, чтобы погрузить в долгожданный сон. Он упрямо смотрит в потолок, прислушиваясь к шуму с улицы. За окном, мягко шипя, растворяются невидимые снежинки. Это как вечный покой, бесконечное чудо. Ветка дерева, упирающаяся в окно, ударяется по стеклу, напоминая стрелки часов, Дин закрывает глаза, пытаясь сосредоточиться на этом звуке, но провалиться в сон совсем не получается. Его поступкам нет оправдания, и все кажется таким бессмысленным и неоправданным. Все раздражает, как будто под кожей ползают муравьи, вызывающие зуд во всем теле. Перед глазами опять предстает бледное лицо, в обрамлении иссиня-черных волос. Кажется, что Новак знает больше, чем остальные. В глазах грусть, и Дин хочет, чтобы тот улыбнулся, хотя бы чуть-чуть, но когда их взгляды пересекаются, этих эмоций ждать совсем не стоит. А все потому, что он оттолкнул, отшвырнул его опять назад, да так, что вряд ли Кастиэль решится снова подойти поближе. От его голоса перехватывает дыхание, да иногда мысли тревожат ночь напролет и прекратить их невозможно. Поцелуй. Наверное, он потратил не один час, просто его вспоминая. Зачем Новак с ним играет? В чем смысл? Зачем целовать человека, совершенно ничего к нему не чувствуя? Дин думает о том, как все направить в правильное русло, но не знает где именно кроется эта правда. И что делать дальше? Мерзкий осадок остается на душе, но ничего не вернешь. Он закрывает глаза. Спать или ждать чудес? Ветка ударяется о стекло, и мысли, словно бесцветный калейдоскоп, мелькают в сознании, но с каждым «оборотом» становятся все туманней и расплывчатей.***
Кастиэль открывает глаза, и замечает, что тень, отбрасываемая синим витражом на противоположную стену, напоминает бабочку. Та как будто пытается взлететь, и в голове мелькает мысль, что они похожи. Он тоже пытается, но это едва заметно. Одеяло, словно кокон, спрятало его в себе, и Кастиэль блаженно потягивается, зажмуривая глаза. Слабый стук в дверь, но этого достаточно, чтобы он услышал. Появляется Ребекка. Ее кудрявые волосы спадают на плечи, и среди них мелькают тоненькие, пестрые ленточки, придающие образу яркость и живость. Хотя она всегда такая. Яркая и живая. Губы растягиваются в широкой улыбке, и она садится на край раскладушки, одной рукой уперевшись позади себя, а другую положив на колени. Она всегда поймет, когда самому не понятно. - Может, уже пора вставать? Кастиэль накрывает голову одеялом, и чувствует, как мама проводит рукой поверх ткани. - Ну же, Солнце, внизу под елкой куча рождественских подарков, которые надо срочно подарить, - Кастиэль чувствует, как она улыбается, и кажется, что даже видит тоненькую сеть морщинок вокруг глаз через толстую ткань. - И если ты не встанешь, все разберут. - Очень смешно, - слышится приглушенный голос. - Джону я уже подарила, так что остались только вы. Уже все давно встали, и ждем только тебя. Он высунул голову, и кажется, что черные пряди образовали еще больший порядок на голове. Между бровей залегла складочка, и сейчас он напоминал самого настоящего ребенка. - Все встали? - Солнце, уже десять, и даже странно, что такая ранняя пташка еще не проснулась. Кастиэль рывком садится, и их лица оказываются совсем близко. - Не начинай. Она хмурится и проводит по волосам, хоть как-то стараясь их пригладить. - У тебя все в порядке? – видно, старается сказать это спокойно, но Кастиэль знает, что означает этот тон. Она видит, что что-то не так, но рассказывать о своих проблемах сейчас не время. - Я потом расскажу. - Надеюсь, ничего серьезного? – она хмурится, и, наверное, механически начинает теребить браслет на руке. Беспокоится. Кастиэль читает ее как книгу. Замечает каждую эмоцию, распознает любые изменения в поведении. А Дин совсем другой. Не такой, как все. Его не «прочтешь», с легкостью переворачивая страницы… - Нет, - Кастиэль опускает ноги на пол и встает с кровати, направляясь в сторону шкафа. - Ничего серьезного. Я потом расскажу. Может, вечером. - Как знаешь, - мама улыбается и подходит к двери. На ней длинное коричневое платье с поясом из паеток, и с каждым шагом оно скользит по полу. - Спускайся вниз, и будем распаковывать подарки. У меня для тебя сюрприз. Кастиэль оторвал взгляд от шкафа и перевел на нее, слегка нахмурив брови и чуть наклонив голову в сторону. - Какой? - Сюрприз же. Половица скрипнула, и дверь закрылась с легким хлопком. Первая попавшаяся кофта и мешковатые штаны сильнее оттеняют кожу. Кастиэль смотрит на себя в зеркало, и ему кажется, что он изменился. Как будто в нем щелкнуло что-то, но пока непонятно, горит он или же наоборот гаснет. Достает пакет со всеми коробками и замирает, услышав внизу громкий смех и гогот. Спускается, обхватив свое сокровище двумя руками, и прикусывает губу, как только заходит в гостиную. Если бы ему сказали год назад, что все будет именно так, он бы ни за что не поверил. Никогда не думал, что будет нормальный дом, а не фургончик, с постоянно барахлящим мотором. Никогда не думал, что кто-то будет так на него смотреть, как это делает Сэм – с теплотой и трепетом. Младший «брат» сидит на подлокотнике кресла и забавно улыбается, руками теребит край растянутой кофты. Джон и Ребекка, обнявшись, стоят возле елки и с таким обожанием смотрят друг на друга, что Кастиэлю становится одновременно завидно и хорошо. Мать нашла человека, который будет рядом с ней, возможно, до конца жизни, но Дин никогда на него так не посмотрит, поэтому горечь застывает в груди, но сразу же растворяется, как только он смотрит на Винчестера. Тот сидит на диване, забравшись на него ногами в черных кедах. Он подпер щеку рукой, но краем глаза Кастиэль отмечает, что он смотрит в его сторону. Новак подходит ближе, ставит пакет на пол возле рождественского дерева, а сам садится напротив, в кресло, только устраивается не на сиденье, а на спинке, наблюдая за всеми немного свысока. - Наконец-то, - Ребекка отлипает от мужчины и хлопает в ладоши. – Итак, никто не хочет ничего сказать? Не получив ответа, мама продолжает, тепло улыбнувшись каждому: - Хорошо, я могу сказать, - рука складываются на груди, и подвески на браслетах громко звякают, ударяясь друг о друга, - Я точно могу сказать, что многое изменилось. Думаю, вы не будете спорить. Кастиэль замечает, как Дин поднимает голову и смотрит на него, как будто ждет, пока тот ответит взглядом, но как только Кастиэль набирается смелости и ловит его взгляд, светлые ресницы мгновенно опускаются. - Приятно знать, что теперь мы настоящая семья, и всегда сможем друг друга поддержать, стоит только попросить помощи. Кастиэль смотрит на Винчестера, и внутри все переворачивается. Это как сон наяву, как вода посредине пустыни. - Я очень рада, что мы встретились, - она берет Джона за руку, и Кастиэль замечает, как он слегка сжимает ее руку в ответ, как будто давая обещание, что не бросит. Сэм улыбается, в его каре-зеленых глазах плещется восторг. - Все, хватит этой сахарной ваты, - говорит Дин, слишком нарочито хмурясь. В его глазах опять мелькает странная эмоция, различить которую Кастиэлю кажется нереальным. - Конечно, Дин, - улыбается Ребекка и взлохмачивает ежик светлых волос парня. Она обходит диван и подходит к елке, доставая из-под нее небольшую коробку, обмотанную синей лентой. – Это тебе. Дин приподнимает бровь, как будто не ожидал, что ему что-то подарят. Подходит и берет подарок из рук, улыбнувшись. – Спасибо, - просто говорит он, и Ребекка кивает, улыбаясь краешками губ. Сэму достается вытянутая яркая коробка с алой лентой в центре. - Это то, что я думаю? – в глазах мальчика плещется восторг. - Посмотри и узнаешь, - говорит Джон своим низким голосом. Его темно-синяя рубашка сильно контрастирует с карими глазами, и Кастиэлю почему-то кажется, что он напоминает шкаф: высокий, большой и угловатый. Тем временем мама достает подарок для него, но там две коробки. Одна чуть поменьше, в красной обертке с оленями, другая – желтая. - Это тебе от нас, - говорит женщина протягивая желтую. – А вот это тот сюрприз. От Бальтазара, - красная коробка как предупреждающий сигнал. Кастиэль чувствует взгляд на своем затылке, но не оборачивается. Потом откроет. Точно не сейчас. - Спасибо, - коротко говорит он. Сэм искренне рад получить книгу. Он смотрит на Новака с таким восторгом, и, обхватив своими ручищами, чуть ли не душит его в своих объятьях. Кастиэль же получает от него ксивник. Приятная на ощупь джинсовая ткань украшена деревянными бусинами и вставками. В центре, на кармане, вышит пацифик, и Кастиэль невольно улыбается, рассматривая сумку. - Спасибо, Сэм, - тот лишь пожимает плечами и улыбается в ответ. С замиранием сердца Кастиэль поворачивается в сторону Дина, все это время наблюдающего за ним. - Думаю, моя очередь, - продолжает юноша, и Винчестер невольно вздрагивает. Едва заметно, но Кастиэль замечает, и прикусывает губу, - Это тебе. Надеюсь, понравится. - Хм, - Дин хмурится, и протягивает свой подарок. Получается нелепо и несуразно, но Кастиэль вообще не ожидал, что Винчестер ему что-нибудь подарит. Поэтому, когда сверток оказывается у него, хочется обнять парня напротив, но он не рискует. Пока что. – Спасибо. Такое простое слово, а сколько тепла. Кастиэль кивает и улыбается, а у Дина внутри все скручивается. Почему этот парень так на него действует? Слегка вьющаяся прядь упала Новаку на лоб, и Дин с огромным усилием сдерживается, чтобы не убрать ее. Руки слегка дергаются, и хочется открыть подарок, чтобы посмотреть, что же там такое. Сначала страшно, что не понравится. Но Дин сразу отбрасывает эти мысли. Конечно ему понравится, по-другому и быть не может. Тоненькая паутина становится крепче, с каждой секундой, пока они стоят рядом. Кастиэль поворачивается к матери и улыбается, все еще чувствуя на себе взгляд Дина. Он немного выше его, может, совсем чуть-чуть, и кажется, как будто стоишь за каменной стеной. Дин в растерянности отводит взгляд, смотря на пол. Сейчас он начинает сомневаться в подарке, что подарил Новаку. - Я думаю, мы можем пойти завтракать, - заявляет Ребекка, пытаясь заглушить молчание. Она скрывается на кухне, а вслед за ней пропадает Джон. Кастиэль садится на диван, складывая ноги по-индусски. - Сэм, что у тебя? Младший Винчестер садится рядом и кладет на колени подарок. Пытается аккуратно развернуть, чтобы не повредить упаковку, но терпения надолго не хватает, и вскоре слышится звук рвущейся бумаги. - Я думаю, что телескоп, - парень отдирает обертку и, действительно, как только видит надпись, широкая улыбка расплывается на его губах. Кастиэль ничего не понимает в технике, но судя по картинке, это довольно навороченная модель. – Это просто невероятно. Новак улыбается, наблюдая за этой картиной, а Дин наблюдает со стороны за ним. У Каса пронзительный взгляд. Ему кажется, не столько из-за голубого цвета глаз, сколько из-за самих эмоций, что в них плещутся. Черные брови в разлет, пухлые губы с размытым контуром, густые ресницы, немного заострённые черты лица – все это заставляет любоваться, становясь невольным пленником. Хотя, он и не возражает, ему нравится. Он прикусывает губу и отводит взгляд в сторону, замечая как Новак, повернув голову, смотрит на него. Сэм что-то бормочет про совершенно новую модель и как он счастлив, а Дин старается утихомирить бурю внутри. - Я сейчас, - младший Винчестер вскакивает с места, и неуклюже и слегка размашистой походкой движется по направлению к кухне. - Не хочешь посмотреть? – тихо спрашивает Кастиэль. – Я долго думал над подарком. Приятный баритон переливается в воздухе, скользя по волосам, вискам, чтобы, наконец, пробраться в изгибистую раковинку уха. Тело аккуратно вздрагивает с каждым новым предложением. - Не думаю, что стоило, - Дин поднимает глаза, смотря точно на Каса, но с каждой секундой становится некомфортно, и он опускает глаза, переключаясь на коробочку в ладонях. Обычная простая упаковка. Без лишних аляпистых картинок. Кулон на толстой коричневой веревке лежит в самом центре. В нем нет ничего особенного. Грубоватая работа. Он слегка почернел, но в этом и есть изюминка. Вещь как вещь, но в груди как будто разливается горячее железо. Дин поднимает глаза, замечая, как Кастиэль нервно смотрит на его руки. Он закусил губу, и она слегка покраснела. Тонкие пальцы, сложенные в замок, поверх подарка на коленях, сжались от напряжения, и Дин чувствует умиление, смотря на это странное существо. Кас не смотрит на него, лишь бы успокоиться и перестать дергаться. - И что ты думаешь? – не выдерживает Новак. Получается резко, и голос срывается, но Винчестер не обращает на это внимания. Он понимает. - Мне нравится, - честно говорит он. Внутри бушует ураган, но сказать эти два слова получается совершенно легко. Потому что он говорил правду. Искреннюю правду, не запачканную притворством и желанием поощрить. – Спасибо, Кас. На лице Новака отображается смятение, но потом оно плавно переходит спокойствие. Его плечи, некогда напряженные от ожидания, едва заметно опускаются, и пальцы больше не сцеплены в крепкий замок. Он кивает и, двинув рукой, слышит шорох от обертки. - Я должен завершить ритуал? - Если ты так хочешь, - парирует Дин, а Кастиэль хмыкает, но все свое внимание обращает на сверток. Как-то неумело развязывает нитку и, засунув руку внутрь, вытаскивает футболку. Дин не очень хорошо понимает Детей Радуги. Странные законы, взгляды, обычаи – все это ново и непривычно, поэтому с подарком пришлось изрядно повозиться. Винчестер даже представить не мог, что забредет в такую часть города, о которой даже не подозревал. Этот Новак его с ума сведет, если уже нет. Сопротивление бессмысленно и приближается к нулю. Откуда он взялся? - Это, - учащается дыханье. Бежит душа, спотыкается. Кастиэль хмурится, стараясь подобрать слова, но в голову ничего не умного не идет. Тонкая ткань футболки с размытыми водяными пятнами лежит в ладонях. Дин не просто купил абы что. Он выбирал. Эта мысль как стрела врезается в сознание, и Кастиэль улыбается про себя, ликуя от восторга. - Очень здорово. Я не умею говорить красиво, но для меня это очень важно. Непреодолимое желание обнять, коснуться, хотя бы пальцем, но Кастиэль смиренно сидит, сжимая в руках подарок. Глупо было убеждать себя в том, что он справится. Новак подается вперед, и обхватывает дернувшегося Дина за шею. Совсем невесомо, но чувствует тепло у уха. Короткие волосы щекочут щеку, и Кастиэль позволяет себе улыбнуться, в любую минуту ожидая момента, когда его оттолкнут. Дин закрывает глаза и сглатывает ком. Сердце слишком медленно бьется в грудной клетке. Ощущение внутренней силы в этом тонком теле. На плечах тонкие, алебастровые, будто прозрачные пальцы, ледяные, несмотря на тепло, разлившееся в воздухе. - Кас, что ты делаешь? – Как можно спокойней говорит он, думая, что Новак придет в себя и отодвинется. Но как бы не так. - Пытаюсь наладить с тобой отношения, - но он внезапно продолжает, желая закончить прерванную мысль, - и ты мне сейчас не облегчаешь задачу. После столь решительных и быстрых действий отступать уже глупо. Дин хмыкает и кладет руки ему на спину, подбородком чувствуя плечо Новака. Странное ощущение. Теплое и тягучее, но Кастиэль неожиданно отстраняется и с пугающе серьезным видом добавляет: - Не хочу доставлять тебе проблемы. Замолкает, утыкаясь взглядом куда-то ему за спину. Что сказать? Дин молчит, и с каждой минутой Кастиэлю становится страшнее. Читать «книгу» совсем не просто, можно сказать, невозможно. Чувствует, как внутри - в душе, в сердце, еще где-то, но внутри, срабатывает бомба. И мучительнее всего, чувствуется приближение этого взрыва. Медленно. Фитиль уже горит. Чувствует, что огонь уже где-то совсем рядом, что скоро будет больно. Она взрывается. - Хорошо. Это все? Кастиэль хмурится. - Ты больше ничего не скажешь? - А что я должен сказать? Новак растеряно пожимает плечами и слабо улыбается. - Ничего. Просто спасибо. С кухни слышится голос Ребекки, и Кастиэль встает с дивана, переминаясь с ноги на ногу. Он ничего не говорит. Задумчивый взгляд устремлен куда-то в сторону, и Дин чувствует укол совести, что последние предложения прозвучали сухо, но в голове такая каша, и он боится сказать что-нибудь не то. В кармане вибрирует мобильный телефон. Харвелл. Он от нее устал, поэтому нажимает кнопку отбоя. Он еще не разобрался в себе.***
День пролетает со скоростью кометы, оставляя за собой яркий огненный хвост воспоминаний. В воздухе еще стоит запах еды и праздника. Ленивое, сладкое ощущение, скрашиваемое утренним волнением. Тенью ночь задвигает шторы небесного купола, закрывая городу глаза, погружая его в вереницу сказки со счастливым концом. - Так и что же случилось? – спрашивает мать, когда они остаются одни в гостиной. Приглушенный свет ложится на пол, и она, лежа на диване, так, что голова упирается в подлокотник, заменяя подушку, внимательно смотрит на него. Во взгляде чувствуется напряженность, несмотря на позу. – Ты обещал. - Я помню, - Кастиэль вздыхает и садится на край дивана около ее бедра. – Но это не так просто, знаешь ли. - Что же такое тебя мучает? – она слегка улыбается, подбадривая. В голубых глазах загораются тревожные огоньки, и появляется сомнение. Она может не понять. Осудить. Сказать, что он ведет себя, как последний эгоист. - Я поцеловал одного человека, - начинает он. Ребекка не издает ни звука. Ждет продолжения, и Кастиэль, борясь со страхом, добавляет, - И я чувствую к нему что-то большее. - Большее это… - Любовь? Влюбленность? Просто увлечение? Мам, я не знаю, - Кастиэль устало закрывает глаза. – Это было так глупо. Надеяться, что мне ответят взаимностью. - И он тебя оттолкнул? – она приподнимается и садится рядом. На лице написана напряженность и любопытство. Браслеты звякают при движении. - Да, оттолкнул. Но я не могу все это забыть. Понимаешь? Это совсем непросто. Я вижу его каждый день. - И кто же это? – Ребекка настороженно сканирует его глазами. Раз-два. Три-четыре. - Это Дин. Слова зависают в воздухе. Это так странно произносить. Как-то неестественно. Необычно. Действительно, очень странно. Он ей доверяет. Она не должна сказать ничего ужасного. - Ты уверен? Совершенно спокойный голос, и, повернув голову, Кастиэль замечает такой же спокойный взгляд. - Абсолютно. - Давно? – перебивает она, подразумевая, как долго Дин ему нравится. - Давно? - переспрашивает, не сразу понимая, о чем Ребекка говорит, но тут же спохватывается и продолжает. – Не знаю. На самом деле мне с самого начала стало казаться, что я схожу с ума. Она молчит, наверное, подбирает слова. - Он хороший мальчик, - говорит она, и Кастиэль соглашается. – И с моей стороны было бы неправильно так говорить, но мне кажется, что ты ошибаешься, думая, что взаимных чувств нет. Кастиэль приподнимает бровь. - О чем ты говоришь? - Я ужасная мать, но я скажу, - она набирает в грудь воздуха и продолжает. – Во-первых, никто не должен знать. А во-вторых, я понимаю Дина. Мальчику это все впервой. Я же вижу со стороны, как он смотрит. Раньше не придавала значения, думала, что вы просто поладили, но сейчас… Сейчас я все понимаю. И, Кастиэль, прошу тебя, не дави на него. Новак приближается к ней и, обхватив руками за талию, утыкается носом в шею. - Прости, если опять тебя разочаровал. - Тебе не о чем волноваться. __________ * Ксивник - нагрудный (нашейный) мешочек для переноски важных вещей. Самыми важными вещами у олдовых хиппи являлись паспорт (отмазываться от ментов) и записная книжка с адресами вписок. У современных хиппи вместо записной книжки мобильник, комуникатор, ipod или т.п.