****
После недолгого разговора с директором Гарри окончательно утвердился в решении не рассказывать правды целиком. Существовала не призрачная вероятность, что его хрупкие отношения с приличной частью общества затопит отборным таким говном, когда станет известно, что он без права на амнистию стал гомосексуалистом-зоофилом. Посему Гарри выдал ровно тот минимум, который не угрожал ему ничем большим, кроме как новым прозвищем. Да, его действительно больше десяти дней укрывали от пожирателей. Кто? Он не знал. Было темно. Его поили одурманивающими зельями. Какая теперь разница, если он все равно намерен найти этого паршивца. — Он мне понравился. И я не успокоюсь, пока не найду его, — опережая следующий вопрос, отозвался Поттер, лениво потягивая опаляющий горячий чай. В гостиной Гриффиндора повисла многозначительная тишина. Где-то вдали застрекотали сверчки и пронеслось на полной скорости перекати-поле. — Беспокоиться не о чем, по крайней мере, уж вам точно, ребята, — смеясь, проговорил Гарри. У Рона было такое лицо, словно его со всей силы ударили под дых. Гарри только сочувственно пожал плечами, запуская пятерню в стог рыжих волос. Он хотел было сказать, что новые вводные не меняют их отношений, что он по-прежнему есть и будет его верным другом, что зад у него слишком костлявый, чтобы на него позариться. Рон, скинув с себя его руки, лишь брезгливо поморщился. Равнодушное и неспокойное «понятно» было достаточно красноречивой реакцией на сложившуюся ситуацию. Что конкретно было «понятно» привычно непонятливому Рону осталось для всех загадкой. Впрочем, у Гарри сейчас была задача поважнее, чем разбираться с оскорбленной честью друга-натурала. Перебесится — успокоится. — И что ты собираешься делать? — несмотря на то, что мисс Грейнджер также находилась в трансе от полученной информации, выглядела она собранной и спокойной. Когда на втором году обучения Гермиона, предварительно устроив пожар в южном крыле школы, осталась максимально равнодушной — стало понятно, что удар она держит прилично. Четкого плана как такового у него, разумеется, не было. Как взяться за дело? В былые времена он, конечно, взял бы себя в руки, и перетрахал всех подряд, а то и по несколько раз. Но годы уже не те, да и времени всего каких-то несколько недель. Рассчитав приблизительное количество учеников, пребывающих в стенах школы, Гарри, разумеется, сразу отнял половину, которая едва ли достигла пубертатного возраста. Оставалось всего каких-то 80 учеников. Количество, которое Гарри мог окучить играючи. Голая математика показывала, что его обнаженное румяное тело, помноженное на энтузиазм и разделенное на число учеников, вполне могло справиться с задачей. Но времена действительно были не теми. Из этих 80-ти учеников сколько би- или гомосексуалов? Цифры таяли на глазах. По имеющимся вводным он установил весьма скудный набор параметров, который едва ли позволил бы ему сузить круг поисков: 1. Змей, очевидно, был человеком действительно одаренным. Исходя из того, что Нигрор знал все и обо всем (или, по крайней мере, создавал видимость этого) он явно был исключительным учеником. Не из Гриффиндора или Пуффендуя, очевидно. Остается лишь Слизерин или Когтевран. 2. Если это действительно так, то ему предстоит нелегкая работка, возможно, придется задействовать Гермиону, которая съекшалась с зубрилами со всех факультетов школы. Сколько их может насчитаться? Как сузить поиск? 3. Мог ли он быть старше? — Да. 4. Мог ли он оказаться преподавателем? — С учетом того, что в Хогвартсе преподавателем могли оказаться все: от приспешника темного лорда до потенциально опасного оборотня, — почему бы нет? Чем растлитель малолетних хуже? — Ты сможешь отдать мне кое-кого? — Зависит от того, что ты планируешь потом с ними делать? Невилл, который по-прежнему сидел в углу гостиной Гриффиндора, опасливо заерзал на стуле. Как будто ему могло что-то угрожать. — Ничего такого, от чего они не придут в восторг. — И кто тебе нужен? — сопротивления не было от слова совсем, ведь девушка и без того знала, на что Гарри способен пойти, чтобы добиться своего. Даже было любопытно, насколько хватит выдержки Пенелопы Эригрот, когда великолепный Гарри Поттер направит на нее свое главное оружие — обаяние. Что она сделает, если Гарри ее поцелует? Она, конечно, не была лучшей в их клубе самых одаренных волшебников, но все же она по-прежнему оставалась девушкой. — Найди мне парней, которые блещут в травологии, зельеварении и трансфигурации. Они должны быть либо нашего возраста, либо старше. — И что ты будешь делать, если его не окажется среди них? — Гермиона, его маленькая умница. Она всегда умела задавать хорошие вопросы. Действительно, что он будет делать, если поиски зайдут в тупик? Выйдет из себя? Как это все-таки странно… Знать, что ты нравишься человеку, и не иметь возможности прикоснуться к нему, завладеть всем его вниманием, подчинить всю его жизнь своей воле, своим примитивным желаниям. Не сознательный ли отказ со стороны Нигрора и создал этот животный интерес. — Посмотрим, — Гарри не хотел думать о том, что змей действительно может оказаться кем-то из преподавательского состава. Разработку этой версии было решено отложить до худших времен, когда не останется никого из умненького молодняка.****
Так уж устроен Хогвартс: чем страшнее секрет, тем быстрее он становится достоянием общественности. Слух о том, что Гарри Джеймс Поттер резко и бесповоротно сменил свой курс по жизни, записавшись в отряд под радужным флагом, казался абсурдным. Но так оно и было. Сенсация! Сенсация!!! Золотой мальчик стал голубым. Жаль, конечно, этого добряка. Трагедия почти мирового масштаба. Проходя по коридорам, Гарри впервые увидел обращенные на него взгляды, в которых не было вожделения. Больше не было. Теперь девушки на него смотрели с какой-то странной смесью разочарования и грусти, как на торт, который съесть, увы, не получится. Что касается парней, то из класса завистников-ненавистников они автоматически стали потенциальными жертвами. Они действительно его боялись. Правильно, мальчики, бойтесь. Не высовывайте лишний раз ноги из-под одеяла, а не то злой дядя Поттер придет к вам поздней ночью и звонко отымеет. В своих силах Гарри перестал сомневаться ровно в тот самый сладостный момент, когда девушки от него уходили на дрожащих ногах. Заполучив в руки список со всеми парнями, которые могли подойти под описание его будущей женушки, Гарри, отполировав свои золотые чресла, вышел на охоту. Трудно сказать, в чем заключалась первопричина этого невиданного доселе упорства. Возможно, дело в азарте, его любопытстве, униженном достоинстве. Хотя кого мы обманываем? Гарри на генетическом уровне не воспринимал отказов в свой адрес. Если такое случалось, а на его практике бывало всякое, и девушка не готова была предоставить во временное пользование его угрю свою пещеру по первому же требованию, то берегитесь. В его зеленых, похожих, на похотливое болото, глазах можно было пропасть с концами. Гарри и сам не до конца понимал, в чем тут дело. Почему эта старая, как сам мир, игра так просто ему давалась? Конечно, слава, внешность и деньги добавляли очков в общий рейтинг. Но дело было, скорее, в его природной, граничащей с хамством дерзости. Гарри Поттер знал, как его видят окружающие. Если змей хочет играть с ним, Гарри установит свои правила. Справедливости ради стоит заметить, что Гарри принимался серьезно «обследовать» отнюдь не всех парней из списка Гермионы. Некоторые из них не подходили уже на этапе детального изучения материала. Скорпиус Лейн — застенчивый юноша его лет. Казался таким крохотным маленьким птенчиком, что Гарри даже не допустил мысли о его последующем растлении. Настоящие джентльмены женщин и детей не трогают. Эвенер Шор — двухметровая шпала и редкостный засранец с противным писклявым голоском. Даже несмотря на действие парализующего заклятия, Гарри отчетливо запомнил, что змей в своем человеческом облике был ниже, да и голос у него был приятный, низкий и тягучий. Ирфан Голдблюм — об этом и говорить было нечего. Еврей и в Африке еврей. Даже если бы он не толкал перемолотый кал пикси, которым закидывались торчки, все равно от него все время несло жареным луком и подгнившей тыквой. Однако первым на дорожке из голубого кирпича ему захотелось растлить относительно юное слизеринское тело. Люциан Боул показался идеальным вариантом, чтобы разговеться, начинать все равно ведь с чего-то нужно. В заметках Гермионы, отличающихся детальным описание сильных и слабых сторон парня, Поттер улавливал легкие нотки неодобрения: — Вырос в семье алхимиков, Камелии и Ульгрида Боул, которые активно снабжают некоторых преподавателей бесплатными составами. — Дважды представлял Хогвартс на турнире по травологии для детей от пятнадцати до семнадцати лет, его дядя, Аристарх Корчинский, заседал в жюри. Занял призовое второе место. — Является членом команды по квиддичу, нападающий. Силен, жесток, беспринципен. — С девушками и парнями замечен не был. Последнее слово нарочно было подчеркнуто жирной осуждающей полосой, чтобы недалекий Поттер без лишней помощи смог понять, что этот союз уж точно на небесах не заключится. Однако, какое это имеет значение, когда у Люциана такое отличное, правильное тренированное тельце? Изучив короткие комментарии по поводу нехитрого расписания парня, Поттер решил отправиться в свою сексуальную эскападу незамедлительно, пока жертва еще не успела причислить себя к лику возможных целей. Хогвартс множился слухами о нем ежеминутно. Аккурат, после пятого по счету урока (зельеварение у Снейпа) Гарри подкараулил его у дверей в класс. Люциан вышел один, он всегда был один — большая оплошность с его стороны, ведь все знают, что отбившуюся от стада косулю подстрелить в разы проще. На ходу перелистывая конспекты, он выглядел напряженным и задумчивым — еще бы, пора заключительных тестов началась, а у Снейпа (который не делал особых различий между своими студентами и другими) было преотвратительное настроение. Никто толком не понимал, отчего у чудовища подземелий произошло желчеизвержение: то ли магнитные бури, то ли повышенное либидо, которое абсолютно не на кого направить. В конечном счете, не все ли равно — Гарри был очень даже доволен. Наконец-то и все остальные прочувствуют на своей шкуре, что такое быть «любимчиком» у профессора Снейпа. — Привет, здесь свободно? — он старался говорить спокойно, как будто ему на самом деле было все равно, разрешат ему устроиться или нет. На счастье, в библиотеке было достаточно много людей, чтобы его жест можно было истолковать превратно. Свободных мест было впритык, его просьба не выглядела подозрительной. На секунду пронзительно голубые глаза сощурились от недоверия: где это видано, чтобы заклятые враги, Монтеки и Капулетти магической школы, сидели вместе. Недоуменно переводя взгляд со свободного места на Гарри, потом на читательский зал и снова на Гарри, парень никак не мог ответить, лишь жалобно хлопая глазами. Поразительная застенчивость для человека, которого Гермиона обозначила как «жестокого и беспринципного». Поняв, что со стороны, вероятно, выглядит как идиот, Люциан, захлопнув рот, угрюмо кивнул, вновь утыкаясь в конспект. Все шло идеально. Люциан, искоса посматривающий на Гарри, которого до этого видел лишь издали и мельком, с жадностью изучал его тонкий профиль. Гарри же, отлично понимающий, как выглядит со стороны, делал вид, что ничего не замечает. Книга о драконьих зельях, которую ему всучила Гермиона, источала мировую скуку. Впрочем, это не мешало изображать внимание и интерес. То ли дело было в глубоких, похожих на омуты, глазах, то ли в нежном, словно высеченном из камня, профиле, но глядя на него, у людей невольно создавалось впечатление, что он думает о чем-то прекрасном, высоком. В эти минуты Гарри, как правило, не думал. Впрочем, иллюзия одухотворенности рассеивалась, как только он открывал рот. Наверное, именно поэтому Снейп его так сильно и ненавидел: не мог терпеть несоответствия внешней изящности и внутреннего уродства. Да Гарри и не скрывал, что он в общем-то не глубокой души человек. Жизнь, очевидно, была дана ему для того, чтобы получать от нее удовольствие, пока есть… пока еще есть время. Гарри искренне сомневался, что он сможет дожить до кризиса тридцати лет, что успеет полысеть или обзавестись брюшком — раз так, то и моральной стороны жизни для него не существовало. — Я уже читал эту книгу, если тебе нужно подготовиться к зачету профессора Снейпа, — на последних словах парня слегка передернуло, — лучше используй антологию Маклера Строгача. Фактически, бедный мистер Боул сам раздвинул перед ним ноги, только пока об этом и не подозревал. Это был звездный час Гарри Поттера, который, подобно затаившейся в норе змее, ринулся в атаку: — Неужели? — его голос звенел от негодования, — не думаю, что мне поможет подготовиться к этому экзамену сам господь Бог. А что до Строгача, то ты и сам должен понимать, что книг его не достанешь в нашей библиотеке. Кем он там был? Педофил… Право слово: дай дураку поумничать — и вот он уже твой со всеми своими доверчивыми потрохами. — Извращенец, приспешник Гриндевальда, — с легкой улыбкой закончил Люциан, — ну, а по поводу Снейпа, ты прав, да. Даже студентам Слизерина иногда приходится с ним тяжело. Меня, кстати, зовут… — Люциан, — мягко продолжил Поттер, аккуратно закрывая книгу и откладывая ее от себя. — Я тебя помню. Красивые матовые щечки парня даже заалели от удовольствия: сам Гарри Поттер, возможно, один из лучших ловцов Хогвартса, его помнит. В тот момент, когда в прошлом году Гарри влетел в него на полной скорости, Люциан уже не мог поверить своей радости. Его руку сломал сам избранный. А теперь, теперь он сидит с ним за одним столом. Они разговаривают. О боже, это вообще с ним происходит? Это реально? Это аномально! Пока парень пребывал в растерянных чувствах, Гарри решил не терять времени и нанести последний удар. В обхождении с телом, которое природа наградила еще и мозгами, было несколько линий поведения. Одна из них заключалась в том, чтобы найти болевую точку предмета своего воздыхания и бить в нее, пока вся интеллектуальная защита не падет. В этой схеме существовал ряд нюансов, которые не очень-то устраивали Гарри, исключительно с моральной точки зрения: во-первых, необходимо было хорошенько разработать самооценку объекта, убедив того, что его самовосприятие отличается от мнения окружающих. Во-вторых, принципиально важным становился вопрос создания эмоциональных качелей. В-третьих, на разработку одного жалкого Люцина Боула Гарри потратил бы целую неделю, а то и две. Это было совершенно неприемлемо. Посему было принято решение прибегнуть к старой, как сам мир, технике дятла. Для грамотного разыгрывания постановки достаточно лишь нахождения точки наивысшего эмоционального отклика, после чего, исходя из самого названия, следовало незамедлительно начинать процесс долбежки. Гарри явно был в ударе. Никогда еще о свойствах мембраны яйца хвостороги не рассказывали с таким жаром. Обладая поистине великолепной памятью, Гарри почти дословно переложил все то, что в него втолковывал Снейп, змей, Гермиона — знали бы они, как он пользуется полученными от них сведениями. Пожалуй, только он и мог превратить учение в способ забраться кому-нибудь в штаны. Краем глаза он наблюдал за реакцией Люциана: вдруг в раскосых глазах проскочит хоть намек на узнавание. Но нет, за пеленой восхищения была сплошная, непроглядная темень. Уже на этом моменте надо было закругляться, ведь его змей уж точно бы не стерпел тех намеренных помарок в формулировках, которые Гарри допустил, чтобы его поддразнить. И этот человек еще участвует в каких-то там конкурсах. Стыд и позор ему! Поразительно, как просто и естественно это вырвалось: «его змей» — даже профессор с его кислой физиономией отошел на второй план за своей ненадобностью. Где-то на краю сознания, Гарри увидел образ Нигрора, его большие черные глаза явно смотрели с осуждением — конечно, ведь он был выше всего этого. Так или иначе, но эту дикую машину по обольщению всего подряд было уже не остановить. Закончить начатое — дело чести, его мужской гордости. Гарри Поттер принципиально решил склонить этого мелкого змееныша к непотребствам. Под конец своей тирады, в которую Люциан вклинивался лишь для уточнения спорных моментов, на них уже обратили внимание некоторые студенты. Гриффиндор и Слизерине сидит за одним столом, они беседуют, им нравится общество друг друга — это ведь немыслимо. Слухи, распространившиеся ровно настолько, чтобы истолковать эту сцену в определенном ключе, вызвали у окружающих понятливые гаденькие улыбочки. Гарри заметил их вовремя, группка зеленых мантий уже начала откровенно пялиться в их сторону. Настал момент для финального удара. — Боже, никогда не думал, что скажу это. Но ты умен… для Слизерина, — подколки, или оскорблименты, были любимой частью шоу, — Не хочешь сегодня со мной позаниматься? Люциан Боул, в семье просто Лютик, был погружен в учебу, общественную жизнь и спорт настолько, что даже не раскусил подвоха. Жалобно, почти жалко улыбаясь, он пытался найти в себе силы, чтобы ответить отказом, хотя Гарри по глазам его видел, что он хотел пойти. Он видел, что парень, явно не обделенный мозгами, был напрочь лишен здравого смысла. Что он мог себе нафантазировать? — Я не думаю, что нам стоило бы… Контратака должна была последовать незамедлительно, однако осуществить ее помешала толпа раздосадованных пуффендуек, которые просто не могли вынести одного вида их обожаемого Гарри, сидящего с кем-то из предателей. Когда полчище девушек, пренебрегая длиной своих ультра-мини-юбочек, забралось к ним на стол, у сидящего в прострации Люцина отвисла челюсть. От одного только их вида его бросало то в дрожь, то в жар. Конечно, дальше должна была разыграться удивительная по скуке и притворству сцена. Венди, Сэнди и, как бишь ее там, Линди, очевидно, решили, что раз Гарри переспал с каждой из них, то они имеют на него какое-то летучее право? — Скрылись отсюда, живо, — ему не пришлось повышать голоса, одного только взгляда хватило, чтобы убить их игривое настроение. Впрочем, то же самое касалось и настроения самого Гарри. Как говаривала мадам Трелони, если случайность повторяется из раза в раз — это уже не случайность. — Итак, о чем мы говорили? — спросил Гарри, откашлявшись. Делать вид, что он сходит с ума от страсти, у него получалось, пожалуй, лучше, чем взаправду от нее сгорать. Вдох — выдох, и мы с тобой играем в любимых. — Я не помню, — Люциан ответил неуверенно, и Гарри с удовольствием отметил, что голос у парня задрожал. — По-моему, о том, что ты боишься… ну, кроме самого очевидного, что нас увидят вместе, — Гарри старался говорить спокойно, хотя ему с трудом удалось сдерживать раздражение. Если что-то и отличает хогвартское заведение, так это задержка в эмоциональном развитии его обитателей. — Нет… я… нет, это не так. — Знаешь, я бы мог показать тебе свою метлу. Или еще лучше, ты бы мог на ней полетать, — мягко улыбнувшись, Поттер легко встал, — Впрочем, я не настаиваю. Решай сам.****
Конечно же он пришел. Поттер услышал его шаги еще в коридоре: неуверенные, робкие, трижды прошедшие взад-вперед перед дверью в комнату так и сяк. На десятой минуте этих безрезультатных снований туда-сюда Гарри уже готов был с одинаковой готовностью как втащить его внутрь, так и тихо смыться через другую дверь. Но Люциан все-таки зашел. Школьная легенда гласит, что в вышеупомянутую комнату найдет вход лишь тот, кто искренне нуждается. В чем же именно нуждался Люциан Боул? По ярко-красным пятнам, украшавшим его красивое личико, утруждать себя поисками ответа не было необходимости. — Привет, — неловко переступая с ноги на ногу, проговорил парень. Наверняка, он был просто в ужасе от того, что ему здесь предстояло вытерпеть, он был в ужасе от той части себя, которого этого хотела. В этой ситуации не было никаких особых правил, как следует или не следует себя вести. Любовь — занятие действительно душевное, в него необходимо вкладывать ровно столько, сколько хочешь получить взамен. Уже по неловким касаниям и поцелую, который был похож скорее на обследование его миндалин — Гарри понял, что это никуда не годится. Люциан был так взволнован, что едва мог контролировать свой язык, который то и дело норовил вывалиться изо рта. По десятибалльной шкале Гарри отдал этому поцелую заслуженную тройку: усердный, чересчур влажный и нервный поцелуй — едва ли его такое могло хотя бы возбудить. И все же отступать было некуда. В некотором роде, Поттер действительно был так себе человеком, но втаптывание в грязь парня, который так искренне к нему льнет было слишком даже для него. Глядя куда-то через Люциана, Гарри не очень-то задумывался над тем, что делает. Он расстегнул пуговицу на его рубашке и дал понять, чтобы остальное Люциан расстегнул сам. Тупо глядя на него своими стеклянными, игрушечными глазками, он, хоть и слегка замешкался, но повиновался. Страх перед грядущим сделал из него практически безвольный кусок мяса, который сам идет в мясорубку. Нарочито небрежно, как будто имеет дело не с живым человеком, а с куклой, Гарри помогает ему снять и нижнее белье, которое парень из стеснения решил оставить на себе. Плотно закрытые глаза на красивом личике как бы говорили, что Люциана воспитывали в семье добропорядочных католиков, которые если и занимаются сексом, то лишь в темноте и с закрытыми шторами — от греха подальше. Не успев начать, они уже кончили. Всего пара каких-то неубедительных касаний — и первозбудившийся парень уже спустил весь пар, с громким, больше похожим на крик, стоном. Согласно не писанному гейскому кодексу, кончил сам — помоги другому и живи спокойно. Как истинный джентльмен Люциан, конечно же, сразу опустился перед ним на колени. Гарри научился верить в то, что даже самый неумелый минет все равно лучше, чем, скажем, понюхать прекрасную розу или увидеть невообразимой красоты закат… Или прожить счастливую жизнь в окружении тех, кого любишь. Или услышать радостный, похожий на перезвон колокольчиков на ветру, детский смех. Череда дней, наполненных великим и ужасным ничем, пугала Гарри Поттера куда больше, чем Темный Лорд с его маниакальным желанием его прикончить. Парень давно уже понял, что жизнь его не стоит ровным счетом ничего, что он, запертая в клетке зверушка, лишь ждет своего часа. Для чего? Для финального рывка? А что будет дальше? Смерть? О нет, такими вопросами Гарри не стремился забивать свою чудесную голову. Ожидание — вот чего он на самом деле боялся? Вот чему все время трепетно, с полной самоотдачей служил. Секс был лишь одним из способов убить тоску и скрасить ожидание, пожалуй, чересчур затянувшееся. Когда неумелый рот вовсю был занят тем, чтобы доставить ему удовольствие, Гарри неожиданно обмер. Прямо за дверью кто-то стоял и слушал. Поттер не мог понять, почему в этом так уверен, но чуйка, взявшая на себя в некоторых ситуациях функции мозга, всегда работала у него прекрасно. Происходящее было настолько карикатурно и неправильно, что все его существо разделилось как бы на две части: безвольное, амебоподобное тело и невыразимо холодную душу. Душа Гарри Поттера отказывалась участвовать во всем вышеперечисленном, она неустанно кричала об аморальности происходящего, упрашивая, умоляя тело унести их отсюда. Зачем, зачем, скажите на милость, им это? Зачем им этот влажный рот с тремя десятками острых зубов? Кому они пытаются доказать, что любой подойдет на замену? Гарри Поттер увлекался, добивался, прости Мерлин, трахался, но никогда не любил. В сложном механизме его разума шестеренки, отвечающие за соединение мыслимого колеса и колеса сердечного, наконец соединились. Послышался едва различимый щелчок. И вот сейчас, когда он представил, что на месте Люцина, неловкого и нелепого мальчика, находится его змей, он впервые ощутил боль. Боль утраты. Ведь его впервые в жизни отверг тот самый человек, нужный и единственно правильный. Отверг наверняка потому, что неправильным был уже сам Гарри. В искренности этого рвущегося голоса сомневаться было нельзя, поэтому тело, и до того не проявляющее чудес оптимизма, обмякло окончательно. Послышались уверенные отдаляющиеся шаги. Тот, кто стоял за дверью, ушел.
****
Хогвартс из элитной школы чародейства и волшебства превратился в филиал журнала «Сплетница». Слухи, многочисленные и беспощадные, множились в геометрической прогрессии. К концу следующей недели уже вся школа судачила о том, как Гарри «прокатил» Люциана на своей метле. А так как никто из них не мог рассказать правды, чтобы не навлечь на себя худшей участи, было решено молчать. Ведь Люциану не хотелось прослыть жалким скорострелом так же сильно, как и Гарри — импотентом. Разумно рассудив, что слишком уж он много регалий собрал для своих лет, Гарри умолк. Поиски было решено окончить. Хватит с него позора. Было очевидно, что Нигрор знал о предпринятых попытках. Было очевидно, что он намеренно его игнорирует. Что же, пусть так. Пусть гордится тем, что удалось сперва его грандиозно трахнуть, а потом еще и бросить не сказав ни слова. — Привет петухам, — усаживаясь по левую от Поттера руку, проговорил мистер Уизли. В их отношениях, находящихся не в лучшей фазе, наметился некий прогресс. Рон вновь начал с ним разговаривать. — Да заткнись ты уже, — зашипела Гермиона, ласково поглаживая Гарри по голове, — и без тебя тошно. Она остро переживала неудачи Гарри, которые беспокоили ее ничуть не меньше, чем собственные. У них с Роном тоже в последнее время не ладилось, но по сравнению с Гарри, это были мелочи. Несчастный, похожий на опустошенный бурдюк, Гарри. Как это иногда странно бывает, ты долгие годы бок о бок живешь с человеком, знаешь его не хуже себя, но и понятия не имеешь, как глубоко он может чувствовать. Тот образ, который Поттер умело им всем внушал в обычной жизни, никак не хотел вязаться с тем, во что он превратился, когда вернулся со своего ночного свидания. Была поздняя ночь, когда он завалился в гостиную Гриффиндора, едва волоча ноги. Гермиона, которая решила окончить чтение, не спала. Она хотела было съязвить, что слишком уж он рано, но не стала. Одного взгляда в почти наполненные слезами глаза, было достаточно, чтобы понять, насколько все плохо. Единственное для них всех утешение — скоро каникулы. Они отдохнут, наберутся сил. Все это скоро забудется. Последнее занятие по зельеварению проходило на удивление спокойно, Северус-мать-его-Снейп даже не удосужился припрятать для них никаких ультраважных проверочных и лабораторных работ. Последнее занятие — скажете вы, не волнует, результаты переходят на следующий год — ответит Снейп. И все бы ничего: на занятии было тихо, дав им какой-то совершенно беззубый тест на закрепление — профессор с каким-то трепетным меланхоличным безразличием смотрел на свой класс. На ряды набитых разве что соломой голов. В прошлый раз Снейп ходил в таком настроении, когда охотника из Слизерина, Кассиуса Уоррингтона, отстранили от игры за неуды по учебе. Вообще, будь Гарри повнимательнее, он уже давно бы все понял. Гарри еще раз взглянул на доску. Аккуратный мелкий почерк такой же, как в той записке. Озарение не свалилось на него с высоты многоэтажного дома. Возможно, дело в том, что он всегда знал, кто же этот загадочный змей. Возможно, он просто не хотел в это верить. Возможно, это открытие было последним оплотом, за который его психика цеплялась, чтобы окончательно не съехать. Их взгляды встретились. Казалось, профессор все время только и ждал, когда великий герой обратит на него свое внимание. Едва заметное движение ехидно очерченных губ — и Гарри все понял. Это ведь точно Снейп? Не очередная его ошибка? Не плоды изъеденной похотью фантазии? Сколько было в этой слабой улыбке затаенной грусти. Глаза, подернутые мутной дымкой, смотрели на него со смесью какого-то странного оцепенения и боли. Если бы Гарри знал его достаточно хорошо, возможно, ему бы удалось намного раньше разобраться в их ситуации. Что ни говори, они были в полном дерьме. Ситуация доходила до абсурда еще и в том месте, где профессор, прекрасно осведомленный о поисках, который учинил Поттер, продолжал молчать. Он знал, какой тот выбрал способ, чтобы его найти. Гарри всегда отличался широтой взглядов. На этот раз эта широта вышла за берега здравого смысла и человеческих возможностей. Сам же Гарри так, очевидно, не считал. — Эй, ты чего? — обеспокоенная Гермиона, закончившая тест в числе первых, выплыла из чтения. На ее лице отображалась яркая смесь из непонимания и беспокойства. — Плохо себя чувствуешь? — Нет, все в порядке, в полном. Черные, похожие на уголь, глаза впились в его лицо с каким-то болезненным вниманием. Профессор, очевидно, ожидал увидеть ответ на свой немой вопрос. Не совсем понимая, что ему делать, Гарри аккуратно сложил пергамент со своим тестом и встал из-за стола. Под удивленные взгляды одноклассников он направился прямиком к профессорскому столу. Передав Снейпу свиток, он принялся ожидать своей участи. Специально переписав все ответы на неправильные, Гарри с удовольствием подметил, как маска мужчины, наполненная ехидством и нарочитым спокойствием, треснула от слабой улыбки в уголке рта. Когда профессор закончил проверку, на листе красовалось твердая буква «П» с пометкой 12. Он понял, чтобы так сильно закосячить, надо было знать ответ на каждый вопрос. — Это занятие последнее? — холодно поинтересовался мужчина так тихо, что его едва ли можно было услышать. Гарри лишь согласно кивнул, — я хочу, чтобы Вы подождали меня здесь, пока не закончу. Хорошо? Гарри не ответил, только кивнул. Шок от всего происходящего был, пожалуй, сильнее радости и здравого смысла. Когда занятие закончилось и аудитория начала медленно пустеть, Гарри не сдвинулся с места. Даже когда профессор, нарочито небрежно собрав все работы, вышел из класса, он даже не шелохнулся. Мыслями он был уже не здесь. Конечно, чересчур самонадеянно было об этом думать, но он себе уже нарисовал довольно радужную картину, в которой профессор, сгорая от страсти, сам падает в его объятия. Интересно, а сможет ли он заставить того обратиться в змея? А он так же хорош в образе человека? А когда он вернется? — Ты чего это здесь торчишь? — рявкнул Рон уже на выходе. — Ничего, у меня есть дела с профессором, — в тон отозвался Гарри, которого доставучий голос выбил из светлых фантазий о грядущем воссоединении. — Вали отсюда. — Ох-ох-ох, только не говори мне, что ты и его надумал… этого самого, — мистер Уизли говорил с деланным пренебрежением, пытаясь свести все к неспешной шутке. Но проблема заключалась в том, что шуткой-то это как раз-таки и не было. Впервые за много времени Рон, слабой стороной которого извечно была догадливость, попал не в бровь, а в глаз. То ли Гарри перекосило от злости, то ли от возбуждения, то ли от того и другого — но резкое предположение Рона перестало казаться тому смешным. — Вали отсюда, — не повышая голоса, повторил Гарри, обводя аудиторию внимательным взглядом. Не хватало им еще и подраться у кого-то на глазах. По несчастливому стечению обстоятельств, в конце зала как раз сидел крохотный, как всегда незаметный, Эрик Строуд, сидел и совершенно беспечно укладывал все принадлежности в сумку. То ли по своей личной причине, то ли волею судеб, но парень действительно оказался не в том месте и не в то время. Гарри это понял в тот самый момент, когда Рон, перехватив его чересчур внимательный взгляд, направленный на паренька, двинулся в его сторону. В обычной жизни на хороших успокоительных мистер Уизли и пальцем бы его не тронул, но сейчас… Когда события последних дней коснулись и его, заставив темную голову капаться в материях не менее темной души… В общем, у несчастного Строуда не было шансов избежать столкновения. Рон налетел на него, как дикий пес, готовый разорвать в любой момент в надежде отхватить сочный кусок свежего мяса. Гарри даже не сразу понял, как это Уизли так быстро оказался перед пареньком, как это он так ловко его поднял за ворот, как красиво легла его рука на его матовое личико — ей богу, как будто всегда там лежала. Размером во все лицо багровый след сразу же и украсил бледное личико, которое невольно исказилось в гримасе боли. — Что, ебаться тут удумали, пидоры? — в его голосе звучала такая искренняя досада и отчаяние, что невольно создавалось впечатление, что весь корень бед зарыт в том месте, где Рона не пригласили поучаствовать. Очевидно, что говорить с ним в таком состоянии было бесполезно — он бы не послушал. К тому же, Эрик Строуд действительно был геем. Об этом уже давно догадывались все. Одной только догадки хватило, чтобы вывести из себя Рона, балансирующего на планке, разделяющей латентную гомо- и гетеросексуальность. Гарри и раньше догадывался, что во внезапной вражде, от которой сгорал его друг, было что-то большее, чем привычный всем снобизм недалекого мальчика. Было в его первобытной ярости нечто такое, что заставляло думать о его тайной причастности к их «жалкому племени». Отбросив от себя тряпично обмякшего парня, Рон весь покраснел от злости, когда Гарри, мертвенно спокойный и собранный, поднялся со своего места и двинулся в сторону мистера Строуда. — Ну же, не плачь, все хорошо, — почти ласково поднимая хрупкое тельце с пола, парень ни на секунду не выпускал Рона из поля зрения. Уизли пребывал в самом, что ни на есть, паршивом настроении. В такие дни даже Герми старалась его лишний раз не трогать. — Я знаю, что ты здесь, выходи, — на секунду Гарри показалось, что тень в кладовой дернулась, но звук уверенных легких шагов развеял эту иллюзию. В кладовой, наверное, никого и не было. Гермиона, очевидно, находясь в ужасе от всей этой ситуации, держалась даже для себя чересчур чопорно. Цокот ее каблучков звуками переливающейся крови отдавал в висках. — Что ты здесь устроил, кретин? — зашипела девушка, помогая Гарри взвалить на себя несуразно хрупкое тельце. Ответа не последовало. Впрочем, каких объяснений она хотела от человека, который уже не вполне способен себя контролировать. Тяжело выдыхая воздух из широких, по-бычьи растопыренных ноздрей, Рон готов был броситься на них в любую секунду. — Уведи-ка его, Гермиона. Уверен, что хочешь ссориться, Рон? — встав между пареньком и другом, Поттер положил руку на крепление с палочкой, делая вид, что поправляет мантию. — Ты окончательно спетушился, Поттер, или решил прибегнуть к магии? — Так мы будем ссориться без магии? Не боишься вирусом пидора заразиться? — Гарри был горд собой, довести друга до такого состояния не выходило даже у Гермионы, которая не подпускала Рона к телу целых пять месяцев. — Ссориться? С тобой? — Рон демонстративно плюнул в его сторону. Это должно было выглядеть оскорбительно, если бы Рон при этом не оплевал самого себя. Вообще Гарри не собирался затевать драки — четверг, день рыбный, ну никак не располагал к расправе. Однако и его бриллиантовому терпению когда-нибудь должен прийти конец. Даже силуэт профессора, притаившегося где-то в кладовой, уже не мог его остановить. Наоборот, Гарри ощутил прилив какой-то геройской удали. Он уже во всех красках представил себе сладостный миг: драка окончена, враг повержен, профессор, впечатленный его силой и ловкостью, вешается ему на шею. Звучат свадебные колокола. Отовсюду летит рис. — Так что, морды бить будем, сладкий, или может, сразу мне отсосешь? — в общем-то терять было совершенно нечего. Гарри прекрасно понимал, что друга он потерял навсегда… Да и были ли они когда-нибудь друзьями, раз все так просто и по-дурацки закончилось? Удар прилетел аккурат в глаз. Больно, но не критично. Ловко вывернувшись и перехватив Рона за руку, Гарри со всей силы заломил ее в локте. Одно ненавязчивое давление — и рука вылетела бы из сустава с поразительной точностью… Но Рон не был бы Роном, если бы не мог выбраться даже из задницы крысы с минимальными для себя потерями и без говна в волосах. Он никогда не отличался ни умом, ни сообразительностью. Но уж чего ему точно было не занимать — так это силы. Еще во времена совместных ходок в подземелья Слизерина, чтобы разогнать кровь и разбить парочку титулованных задниц, Гарри заприметил, что друг его, помимо взрывного нрава, имеет какую-то странную животную силу. А ведь так и не скажешь, что парень, похожий издали на проросший картофель, играючи способен проломить чей-нибудь лоб. Быстрее, чем Поттер успел сгруппироваться, Рон вывернул ногу и всадил ей по основание бубенцов. Ринфорцандо вышло настолько оглушительным, что у парня почти потекли слезы гордости. В былые дни их нежной дружбы Поттер пожал бы руку за такой маневр, находящийся явно на верхней планке человеческих возможностей, но сейчас… После всего, что между ними было, удар по яйцам казался верхом неприличия. Как все же странно, вот они маленькие мальчики, на крови клявшиеся всегда и во всем быть друг за друга. Гарри еще помнил влажное прикосновение его ладони к своей руке. Помнил, как Рон повел коня на г3. Он помнил того мальчика, который всегда обещал быть рядом. Что же с ними стало? С обоими… Едва умудряясь дышать, Гарри, взявший силы разве что из земли, вскочил на ноги чересчур быстро, чтобы Рон успел среагировать. Используя тело в качестве тарана, Гарри удалось-таки впечатать массивную фигуру Уизли в стену. Послышался пронзительный треск деревянных перегородок, отделявших их от кладовки. Удар оказался такой силы, что из Рона напрочь выбило весь дух, тяжело хватая ртом воздух, он старался не только отдышаться, но и отделаться от Поттера, который каким-то чудом умудрился на него запрыгнуть. — Хватит, успокойся, — Гарри захватил его рычагом таким образом, что Рон едва мог дышать, его рука была настолько сильно прижата к шее, что практически его и душила. — Давай поговорим, прошу тебя. По яростному сопротивлению посиневшего Уизли Гарри понял, что разговора не получится. Стоит ему лишь чуть-чуть ослабить захват, чтобы Рон мог хотя бы вздохнуть, и мощные кулаки опять начнут выбивать из его лика всю красоту. Поразительным казался сам факт, что парню удавалось так долго удержать тушу почти в сто килограммов на одном месте. Туша, продолжавшая неистово вырываться, то и дело молотила телом несчастного мистера Поттера по стене, отделявшей их от кладовки. В какой-то момент Гарри услышал знакомый хруст, словно вернувший его в те далекие времена, когда еще никто не знал, что Гарри Поттер — имя нарицательное. В семь лет Дадли, приложив чуть больше сил, чем требовалось, сломал ему ребра. Комната наполнилась тем же отвратительным звуком. Было больно и обидно. По дороге в больницу тетя и дядя науськивали его: что и как он должен сказать. Иначе что? Не получит еды? Не выйдет из комнаты? Не пойдет в школу? Ты точно ушибся, малыш? — Я упал, когда катался на качелях. Это точно? Тебя точно никто не обижает? По пожелтевшим от времени синякам старый доктор должен был понять, в чем дело, но сила толстой котлеты из купюр во все времена творит чудеса. Иногда Гарри спрашивал себя, что было бы — расскажи он правду? — Прекратить, — его голос ожидаемо звенел от ярости. Тщательно утирая рот, сочащийся от крови, Гарри невольно засмотрелся на профессора, так ловко вклинившегося между ними. Ничто в его узкой спине не выразило сомнений или толики страха. Он был гибким и сильным, как дикая ива. Просто поразительно, как он был похож на себя в змеином обличии: такой же красивый. От этой мысли Гарри даже слегка хрюкнул от смеха. — Немедленно, — его рука с зажатой в ней палочкой, угрожающе наставленной прямо в рыжую голову. Второй рукой Северус прижал Гарри к стене, полностью закрывая его своим телом. Его похолодевшая ладонь, совершенно нелепо вцепившаяся в его содранные пальцы мертвой хваткой, ласково и совершенно по-дебильному растирала ушибленные места, как будто от этого могло стать легче. — Да вы что шутите надо мной? — заорал Рон и вновь двинулся в сторону Гарри. На его лице не было ни тени понимания — лишь тупая, брызжущая слюной, ярость. Когда сноп ярких искр, повязал парня по рукам и ногам, Рон, больше похожий на сверкающую гусеницу, изо всех сил пытался удержать равновесие. Но сила притяжения, как известно, сука беспощадная, поэтому он все-таки рухнул. С грохотом и болезненным клацаньем челюстей друг о друга. По тоненькой струйке крови, которая нежно окрасила оскаленные зубы, можно было понять, что падение было действительно болезненным. Воцарилось молчание. Долгое и тягучее. Расправив мантию и брюки, чтобы не помялись, профессор сел на колени рядом с барахтающимся Роном. — Я не люблю шутить, мистер Уизли. И Вам не позволю, — взмахнув палочкой, профессор поднял в воздух его скованное тело. Огромный лаваш, который из себя представлял Рон Уизли, с похоронной торжественностью пролетел через весь класс, прямиком к двери, где уже с него и сняли заклятие. Без особой нежности и аккуратности его массивное покрасневшее от злости тело рухнуло на каменный пол. Когда Рон ушел быстрым и порывистым шагом, профессор некоторое время продолжал смотреть ему вслед, словно выжидал. Порывисто взмахнув палочкой, Северус дождался, пока двери, ведущие в класс, ровно как и ставни, затворились со звонким щелчком. Воцарилась приятная полутьма, и только тогда он, наконец, обернулся к нему. Ни привычного раздражения, ни язвительных комментариев, ни даже намека на их вражду. — Вы как, Поттер, в норме? — руки, прохладные и большие, легли аккурат на ушибленные лоб и веко. Лишь титаническими усилиями заставив себя подавить стон облегчения, парень оскалился. Он принялся усиленно думать о сломанной лопатке и ребрах под ней, о том, как в месте поломки распускается боль. Она отнюдь не была оглушительно острой — за свою короткую жизнь Гарри научился смирению, которое позволяло легко переносить любые невзгоды. — Откуда эти лишние сантименты, профессор? — сплевывая кровь на пол, он чувствовал не столько боль от утраты коренного зуба, сколько горькое всеобъемлющее недоумение. На кой черт устраивать весь этот цирк? Если и хотел вмешаться, то почему не сделал этого раньше? Неужели интерес, кто возьмет в схватке верх, оказался сильнее здравого смысла? — А что Вы мне предлагаете? — без особой злобы спросил мужчина. Вытащив из тумбы сумку, очевидно припасенную именно для таких случаев, мужчина принялся бережно раскладывать на столе всевозможные баночки и колбы. — Можете не переживать по поводу зубов, мы это запросто исправим. Или Вы хотите отправиться в больничное крыло? Выражение лица мальчика не изменилось, он все так же продолжал молчаливо сидеть на холодном каменном полу, изредка сплевывая кровь, когда ею чересчур полнился рот. Бросив на него надменный, похожий на лезвие взгляд, Гарри легко покачал головой. Северус и не сомневался, что он не захочет выносить сор из избы. Не по этой ли причине он даже не удосужился оштрафовать Гриффиндор за отвратительное поведение студентов? Не по этой ли причине решил в очередной раз все скрыть от директора? Решив, что если оставить все как есть, Поттер так и продолжит расхаживать без нескольких зубов и с выбитым плечом, мужчина принялся раскладывать на столе зелья, которые могли бы им помочь. Зелье роста костей у зубов? Определенно. Кровевосстанавливающее? Всего одну чайную ложку. Обезболивающее? Не больше унции. Может быть, зелье сна без сновидений? Северус никогда не питал к Гарри тех чувств, которые с таким рвением пытался ему внушить все эти годы. Десятки глаз, еще больше ушей — и каждый из обладателей готов был распотрошить его за одну только мысль, что ему не все равно. Так уж вышло, что общая картина была важнее тех мелочей, которые касались только их двоих. Мальчик, пусть и не был одаренным волшебником, в привычном понимании этого выражения, поражал мужчину своей живостью, неиссякаемым желанием жить и познавать новое. Как будто вся энергия была заключена в нем одном. Гарри — четыре горящих на языке звука. Огненный мальчик. Сперва ему казалось, что смотреть будет достаточно, что его от природы холодная натура будет удовлетворена только этим. Фатальная, граничащая с идиотством, ошибка. И как же было странно при всех изображать ненависть, а за глаза следить за каждым его шагом, стараясь вовремя подставить руки, чтобы падение не было таким жестким. Его блистательный, действительно слепленный из сияющего золота, мальчик. Внезапно в его плечо судорожно впилась рука, Северус, полностью ушедший в свои мысли, вздрогнул всем телом от боли и неожиданности. Лицо парня внезапно приблизилось, и мужчина увидел мелко подрагивающие, залитые кровью губы, и стекла очков, мерцавшие в отблеске свечей, словно два огромных зеленых глаза. Окровавленные жесткие губы впились в него с такой силой и решительностью, словно желали стереть эти несколько недель, проведенные врозь. Не без труда перехватив инициативу, мужчина постарался придать их столкновению более мирный характер: подхватив льнущего к нему Гарри на руки, он ловко переместил их на свое преподавательское место, старательно располагая костлявое тельце на своих не менее костлявых коленях. Оторвавшись от него, лишь чтобы глотнуть воздуха, Северус, запустив руку в ком спутавшихся густых волос, принялся ласково и аккуратно их распутывать. В свете нескольких свечей, которые продолжали судорожно сиять на противоположных концах аудитории, мужчина видел лишь общие его черты. Бледная, почти прозрачная кожа покрылась нежным, казавшимся бархатным, румянцем. Губы все еще блестят от крови, глаза — от какого-то странного возбуждения. — Если Вы не выпьете зелья, я не буду больше целовать Вас, мистер Поттер, — крепко прижимая к себе его израненное тело, Северус неосознанно улыбнулся. Он был почти счастлив. Ловко извернувшись, чтобы взять со стола бутылочку со снадобьем, мужчина протянул ее совершенно отъехавшему Поттеру. — Что? — Гарри, совсем разомлевший от ласковых касаний, от радости обладания, казалось, даже не понимал, что ему говорят. Парень лишь чудом сохранял спокойствие, ибо нутром он уже чувствовал, что курочка в гнезде, яичко в пизде, а сковорода докрасна раскалена. Приехали, как говорится. Однако, когда холодная рука ощутимо сжала его подбородок, заставляя открыть рот, он повиновался. Горькая, похожая по вкусу на плесень, жижа потекла в горло непрерывным, отливающим золотом, потоком. Взяв в руки другую склянку, профессор аккуратно вылил тягучее содержимое на свои длинные, паучьи пальцы, принимаясь аккуратно растирать бальзам по израненной коже парня. Под рябиновым настоем раны начали заживать прямо на глазах, оставляя после себя едва липкий оранжевый след. — Как же я долго тебя ждал, — он не знал, поймет ли Гарри, о чем он говорит. Все же мыслительный навык не был его сильной стороной, как показали события этих нескольких недель. Сперва он, конечно, ужасно злился на Гарри: как, ну скажите, как можно было не понять, что змей — это взрослый, умудренный опытом мужчина? Как Гарри смел ставить его в один ряд с этими жалкими, похожими на слабое, выдохшееся вино, юнцами? Северус, никогда не отличавшийся горячим нравом, впервые за долгое время почувствовал укол ревности и раздражения. Укол этот со временем превратился в полноценную рану. Рассказы о похождениях Гарри Поттера шли далеко впереди самого Гарри Поттера. Студенты Слизерина, никогда не отличавшиеся умеренностью в выражениях, особенно когда дело касалось их визави, во всех красках расписывали грехопадение мальчика-который-стал-геем. Казалось, никогда еще Поттер не был таким популярным, как в те дни. Те дни, наполненные лишь бесконечными полосканиями подробностей его личной жизни. А вы слышали, что Поттер отсосал кому-то в библиотеке? А чего ты ожидал? Он ведь редкая шолошовка. Говорят, что он кого-то ищет… Интересный же он выбрал способ найти… Во всем этом самым ужасным было то, что Северус прекрасно понимал, что это вполне может оказаться правдой. Гарри ведь не был ни девственником, ни неженкой. Все доводы рассудка он напрочь отверг, все его намеки предпочел не заметить. На пути познания он вновь выбрал плотскую тропу. Мужчина дал слово, что не станет следить. Это ниже его достоинства, да и не по-человечески что ли. Но довод об аморальности слежки оказался бессилен перед лицом объективной реальности: он боялся, что Гарри может увлечься кем-то другим. В голову мужчины не приходила даже сама мысль о том, что Поттер может быть хоть сколько-нибудь постоянее в своих чувствах. Он был так молод и очарователен. В его глазах, полных зеленого адского пламени, профессор видел лишь отражение самой жизни с ее витиеватыми, похожими на тропы лабиринта, вариантами. Северус ощущал, что его жизнь как будто идет вспять. Он вновь прыщавый юнец, выбравший предметом своего воздыхания самого популярного парня в школе. Прошло несколько недель с их возвращения и Северус все больше убеждался, что Гарри перестал проявлять к нему интерес. К этому самому моменту он готовил себя довольно долго, но удар все равно оказался слишком болезненным. Иногда, глядя на него, Северус замечал что-то неуловимое в полураскрытых губах, обнажавших ровный ряд верхних зубов, и в приподнятых уголках губ, в задорном, плутовском блеске зеленых глаз. Иногда Северусу казалось, что он имеет хотя бы право… не повод, никак не повод — надеяться. Ему бы хватило одной лишь мысли, что Гарри способен его принять, чтобы умереть за него со спокойной и светлой душой. — Я идиот, да? — это было первый осмысленный вопрос, который ему задал Гарри, когда немного отдышался. Его лохматая, со сбившимися волосами в драке, голова покоила на его плече, Северус даже мог ощутить его теплое, похожее на перешептывание листвы, дыхание у себя на шее. — Абсолютный, — с улыбкой ответил он, ласково растирая его спину, — я вообще удивляюсь, что ты смог меня найти. — Я никогда не смотрю на доску. — Это мы уже поняли, мистер Поттер, — мужчина снова улыбнулся, — один только сегодняшний тест чего стоил. — Я думал, что ты не хочешь меня больше видеть, — его голос как-то странно задрожал.