You Raise Me Up

Хосок курит крепкие сигареты, от которых внутренности обволакивает сладким, как патока, ядом. Он курит одну за другой, до рвотных позывов и тумана в голове, до дрожащих рук и надсадного хриплого кашля. Сплевывает горькую слюну себе под ноги и отворачивается к окну, чтобы не смотреть на Чонгука. Тот сидит за кухонным столом, сгорбившись, упирается руками в столешницу — из глаз крупным градом катятся слезы. Хосоку не нравится, как выглядит плачущий Чонгук, ему тошно, когда он такой. Но если начистоту — Хосоку тошно уже от любого Чонгука. Он как те же сигареты — чем его больше, тем острее боль в груди. Как зависимость, от которой невозможно избавиться, как опухоль, которую нельзя вырезать. Он влез под кожу, прошелся по венам, отравил Хосока своими чувствами, своими ясными глазами, своими улыбками, которым красная цена одна вона. Чонгук — хуже любого яда, потому что от него нет антидота. Хосок пытается, раз за разом пытается выбраться из этих отношений, в которых ни для одного из них нет ничего хорошего. Но Чонгук вцепляется в него, давит надрывное «я умру без тебя», и Хосок остается. Остается, чтобы снова смотреть на лживые улыбки, на град крокодиловых слез. Потому что Чонгуку до Хосока дела нет — он для него не человек даже, а «моё, не отдам никому». Он как ребенок, не понимающий слова «нет», который ломает чужие игрушки, потому что завидно становится. И который, словно сторожевой пес, охраняет свои. И Хосоку тошно от такого отношения, от Чонгука, который не понимает, что делает не так. Не хочет понимать. И плачет каждый раз, стоит Хосоку завести речь о расставании. Хосок и курить начинает, чтобы вытравить одну зависимость другой, но только хуже себе делает. У него по венам никотиновые реки циркулируют, вместо кислорода поставляя прямо в сердце яд. Он согласен сдохнуть здесь и сейчас, только бы это всё закончилось. Чонгук ревет уже не стесняясь, срывающимся голосом просит «пожалуйста, не уходи», а Хосок очередную сигарету закуривает, глубоко затягивается и выпускает дым в открытую форточку, отчаянно завидуя, что сам не может так же.