***
Белоснежные стены, пол, потолок, окна со стальными решетками поверх стекла психиатрической больницы окружали его каждый день уже на протяжении месяца. Мельтешащие врачи то и дело то носились по коридорам, то присматривали за пациентами. Тех было не особо много, но на старое здание и этого количества хватало чтобы обеспечить всем нормальное проживание, еду, тепло и препараты. На вид самая обыкновенная психиатрическая больница, но почему то находясь в ней, чувствуешь какую то особую атмосферу. Словно старое здание находится в какой то ужасающей параллельной вселенной, где то и дело по улицам шастают убийцы с ножами и арбалетами, а в самом помещении сидят самые неадекватные шизофреники и психи. Больница находилась на самом севере города рядом с его границей. Только густой хвойный лес, в котором не исключено, что водились дикие звери, окружал больницу и навеивал еще больше страха и обреченности на пожизненное заключение в этом психиатрическом аду. Но это совсем не так. Не на всю оставшуюся жизнь Сала Фишера упекли в психушку. Предположительно только на три месяца. Как раз когда закончится его такое долгожданное лето, которое он будет вынужден провести в больнице, и наступит холодная осень. Зайдя в больницу, если подняться на четвертый этаж и пройти по темному коридору, где лишь изредка мигала блеклым светом одинокая лампочка, то в конце коридора можно было найти серую дверь. Это и была палата голубоволосого парня. Ему не повезло, так как там он находится не один. Это конечно имеет какие то плюсы, в том что ты просидишь в комнате не один и у тебя будет возможность с кем то поговорить. Но… Если бы. В палате он находился с мужчиной, диагноз которого является шизофрения и женщиной, на вид лет сорока с диагнозом биполярное расстройство. И знаете ли, оба являлись не особо таки разговорчивыми. Лишь иногда можно было вести с ними адекватный разговор, но чаще всего он быстро заходил в тупик. Эта больница испортила ему жизнь. Конец двенадцатого класса и возможность подготовиться и сдать все экзамены на успешные результаты была утрачена, а надежда на поступление в престижный колледж и нормальную работу разбилась вдребезги, словно стекло об асфальт. Эшли Кэмпбелл, девушка, которая «помогла» Фишеру попасть в это место, лучшая подруга, которая даже в такой сложной для него ситуации осталась рядом и помогла чем смогла. Конечно ей было обидно, за события, что произошли в тот роковой день, за слова, сказанные Салом, и за его поведение, но она понимала, что ее лучшему другу и так сейчас тяжело, поэтому просто не смогла на него дуться вечно и давно простила его. За это он ей благодарен. Зеленоглазая шатенка множество раз за этот последний месяц приходила к нему, все время приносила какие нибудь сладости, болтала с носителем протеза, рассказывала, что уже подала документы в художественный колледж, и говорила как хочет стать дизайнером. Она единственная, кто навещал его. Но ему этого было достаточно. Бывало конечно пару раз когда она приводила с собой их рыжеволосого очкастого друга, умника Тодда Моррисона. Они сидели на койке юноши и весело общались, в то время как со стороны его соседей, которые вечно ссорились друг с другом, доносились крики. На данный момент голубоглазый парень сидел на какой то деревянной табуретке за рабочим столом и пытался что то нарисовать. Если взглянуть на маленькое окошко, тускло освещавшее комнату, то можно понять, что на улице сейчас пасмурно, но дождя вроде не намечается. Вы спросите, как ему тут живется? Если не обращать внимания на факт о том, что он сейчас находится в психушке, то живется здесь Фишеру довольно неплохо. Еда здесь ни как в тюрьме, есть можно. Тепло есть, палата тоже комфортная для проживания. Также многих пациентов, не исключая Сала, выводят погулять по небольшому парку, находящемуся на территории больницы. Там им разрешают заниматься спортом на тренажерах, бегать, играть в баскетбол и волейбол. Как на курорте. Ну или же в каком нибудь оздоравливающем санатории. Только вот все это не для Сала. Ему не терпится вернусь к своей нормальной скучной жизни, к проблемам окружавшим его, к друзьям, любезно заботившимся о нем. Ни одна из попыток сбежать не обвенчалась успехом. Его все время успевали поймать, когда тот уже почти сумел перелезать высокий решетчатый забор. Все потому что повсюду находились камеры, ведь дела ведутся в психиатрической больнице, полной самых разных неадекватных людей. Колючая проволка на верху ограждения к тому же придавала непреодолимости и неизбежности. Голубоволосый юноша давно смирился с тем, что ему придется отсидеть и пролечиться здесь положенный срок. Аккуратный, но уверенный стук в дверь заставил его отвлечься от раздумий и обернуться на дверь. В палату зашел мужчина среднего роста, каштанового цвета волосами и такими же длинными густыми усами. Очки в широкой оправе помогали ему разглядывать в окружающий мир и наблюдать за пациентами. Он подошел вначале к женщине и начал расспрашивать ее о самочувствии. — Что ж, мисс Морган, могу только сказать вам, что вы почти здоровы. Где то через недельку мы вас выпишем и вы сможете вернуться домой. После своей реплики психолог подошел к другому мужчине, разделявшим палату с Салом и мисс Морган. Также как и ранее у пациентки, он смерил ему температуру и сделал небольшой допрос. — Мистер Пакертон, сегодня ваше состояние немного улучшилось, но практически продолжает стоять на мертвой точки с вашего появления в нашей больнице. С сегодняшнего дня мы хотим усовершенствовать ваше лечение, когда нам привезут новые препараты. А пока что отдыхайте. Услышав благодарность в ответ от пациента, врач направился к последнему человеку находившемуся в белой комнате. — Ну что мистер Фишер, как у вас дела? Жалобы есть? Взглянув на добродушного мужчину, Сал не мог не улыбнуться ему в ответ, только вот протез успешно скрыл эту эмоцию, как и все другие. — Здравствуйте, доктор Откин. У меня все хорошо. Я в порядке. — Это очень хорошо. Значит лекарства и успокоительные которые вы принимаете помогают. Что ж, я рад, — он широко улыбнулся и также вставил в голубоглазого градусник, чтобы измерить температуру. — Что рисуете? Можно посмотреть? Вместо ответа, Сал пододвинул рисунок к психологу. Хотя это сложно было назвать рисунком. Скорее всего это был какой нибудь абстракционизм, но на самом деле Фишер просто разлил черную краску поверх чистого белого листа и немного поводив кисточкой, размазав капли, получил это шедевр. Примерно такая же «буря» сейчас находилась в нем самом, но показывать этого он уж точно не собирался. Он давно делал вид что с ним все в порядке, что все хорошо. Но на самом деле, в глубине души он также тосковал по Ларри Джонсону, совершившему самоубийство месяц назад. Но сейчас он решил не вспоминать о нем, а спокойно попрощаться с доктором, но перед этим задав ему вопрос: — Извините, доктор, как скоро меня выпишут? Вздохнув, психолог ответил: — Мистер Фишер, вы спрашиваете об этом каждый раз, когда я прихожу к вам проверить самочувствие. И мы это уже обсуждали. Вас выпишут через полтора месяца, в сентябре. Если мы сочтем разумным выписать вас раньше, мы вам сообщим. А пока что сохраняйте спокойствие и имейте терпение. Всего хорошего. Сказав это, он вышел из палаты, прикрыв дверь, и только через небольшую щель было слышно удаляющиеся шаги в глубь коридора, которые вскоре и вовсе утихли. Нахмурив брови и сжав зубы, носитель протеза со всей силы стукнул сжатыми кулаками по столу, от чего стоявшая на нем ваза с тройкой желтых тюльпанов чуть было не опрокинулась, но Сал вовремя ее перехватил. От шума со стороны голубоволосого, в дальнем конце палаты на койке проснулся уже успевший на тот момент заснуть Пакертон и сонно зевнул, после чего нервно посмотрел на Фишера. Только было он собрался возмущаться, как в дверь снова кто то постучался. После короткого «войдите», в палату вошла Эшли, и вся злость покинула Фишера, оставляя после себя только усталость. Мистер Пакертон только недовольно что то пробубнил, но тоже успокоился и отвернулся к холодной стенке, после чего быстро провалился в царство Морфея.***
Полтора месяца прошли довольно быстро. За них ничего примечательного не произошло. По мнению большинства врачей, состояние Сала Фишера стало стабильным, и уже сегодня он сможет вернуться домой. Сейчас он сидел в кабинете доктора Откина и дожидался звонка подруги. Эшли с минуты на минуту должна была приехать и забрать парня. Вещи давно стояли собранными около двери. Откин заполнял какие то бумаги сидя за своим рабочем столом, изредка бросая взгляды на Фишера. Вскоре телефон голубоволосого зазвонил. Это была Кэмпбелл, которая сказала Фишеру выходить на крыльцо больницы. Попрощавшись с психологом, он направился к выходу. Солнце сегодня светило на удивление ярче обычного, ветра не было, а птицы щебетали чуть ли не над ухом. Казалось что весь мир сегодня радовался тому, что Сала выписали из психиатрической больницы. Да и сам парень был этому несказанно рад. Спустившись по каменной лестнице с крыльца здания, он подошел к Эшли. Та приехала на своем фиолетовом мотоцикле марки Honda Goldwing GL1200, и облокотившись на него, залипала в телефон. Голубоволосый подошел к ней, тепло обнял и сел вслед за ней на ее «малышку». Так и ни сказав друг другу ни слова, девушка завела мотором и через минуту они с ревом понеслись по дороге, рассекая воздух. Но вот примерно на середине дороги, на удивление Сала, мотоцикл не поехал в сторону апартаментов Эдисона. Он понял это, когда в положенное время на дорогах не показались другие машины, а на просторах вместо небольших домиков показались какие то незнакомые деревья, которые позже сменились лесами. Но вот когда на они начали заезжать в сам лес, его это не на шутку взволновало. — Куда мы едем? — ЧТО ТЫ СКАЗАЛ?! — Я СПРАШИВАЮ КУДА МЫ ЕДЕМ!!! — ТЕБЕ ПОНРАВИТСЯ!!! Больше задавать вопросов парень не стал. Голубые и каштановые волосы развевал резкий ветер из-за большой скорости, но благодаря головным шлемам лицо оставалось в безопасности. Но вот, из-за появившихся кочек и корней деревьев, девушке пришлось снизить скорость, чтобы не врезаться в какое нибудь старое дерево. Наконец остановившись, когда Сал снял шлем, он прямо-таки ахнул. Водная гладь огромной лужицей занимала большую часть поляны. Деревья, что располагались вокруг озера, словно сцепившись ветвями друг с другом, водили вокруг него хороводы. А самое невероятное что здесь было — тишина. Эта мертвая тишина, что не было слышно ни птиц, ни каких то лягушек, сверчков, кузнечиков, течения воды — ничего. Эш стало как то не по себе. Она проживая в шумном городе с самого рождения, не привыкла к подобному отсутствию звуков, но не Сал. Живя в психбольнице, днем, среди обезумевших и вечно орущих пациентов, и ночью, когда тебя преследует чувство, что ты находишься в заброшенной психушке посреди леса, а вокруг никого. Настолько в здании было тихо, что не было слышно ни сопения, ни храпа, ни плача, ни криков. Совершенно ничего. Как в гробу. Поэтому наличие тишины на озере его ни сколько не удивило, разве что только напомнило первые бессонные ночи от одиночества и боязни сойти с ума окончательно. Пара друзей подошли к берегу и присели на удивительно мягкую молодую травку, едва заметно покачнувшуюся от шагов ребят. Пушистые облака что обеспечили отсутствие яркого солнца только придали странного чувства одиночества. — Сал, сними протез, — тихо попросила шатенка. Ничего не сказав, он беспрекословно выполнил ее просьбу. Бояться быть увиденным или чего то скрывать смысла не было, так как еще год назад парень показал Кэмпбелл лицо, и наличие ее на данный момент рядом с собой спустя год, лишь показала, что эта девушка не отвернется от него никогда. — Ам… Сал, мне надо поговорить, — замявшись она старалась не смотреть голубоволосому в глаза, чтобы не делать ситуацию максимально неловкой. А вот Фишер наоборот, с некой заинтересованностью обернулся на свою подругу. — Столько времени прошло с того момента когда я впервые увидела тебя без маски. Я действительно хочу сказать что ты очень красив, и что я всегда хочу тебе только помочь и сделать лучше. Еще с того момента когда я заметила тебя в школьной столовой, ты мне очень понравился. Ты такой веселый, интересный, с тобой мне всегда было легко и просто общаться. Мы дружим уже около полутора года и… Вообщем хочу сказать что… Ты мне нравишься, и… Не просто как друг. Слов сказанных зеленоглазой было достаточно для Сала чтобы все понять. Та призвалась ему в любви и он как то совсем не знал как реагировать на это. Никто еще прежде не совершал этого в сторону Фишера и это было впервые. Но готовый пережить уже всякое в жизни, он не растерялся и решил все же рискнуть и попробовать, хотя изначально такого в его планы не входило. Вместо ответа, юноша потянулся к Эшли, беря одной рукой ее за подбородок и завлекая в первый нежный поцелуй, а другой он гладил ее по волосам. Девушка ответила ему взаимностью, но не стала углублять его. И совсем не важно, кто здесь умел целоваться, кто нет. Ну по крайней мере так было этим двоим. Они получили удовольствие, а Эшли — ту детскую радость от того, что она наконец спустя полтора года все же смогла признаться ему в чувствах, и оказалась не отвергнута. После этого, оторвавшись от чужих губ, улыбки засияли на лицах влюбленных. И не смотря на никакую с виду и мрачную атмосферу, ну душе было тепло и спокойно. Теперь они пройдут через все вместе. Наслаждаясь друг другом, незаметно для них пролетело время и на телефон Эшли пришло сообщение от мама. В нем, она попросила Эш посидеть дома с ее младшим братом Беном, так как им с папой надо отъехать за продуктами. Эш было начала расстраиваться, что родители прервали их первое с Фишером свидание, но голубоволосый парень крепко обнял ее и сказал что зайдет за ней завтра в восемь. Собравшись, они сели на мотоцикл девушки и направились в апартаменты.***
Примерно через двадцать минут фиолетовый Honda Goldwing GL1200 уже стоял напротив пятиэтажного здания. Так странно, что поблизости кроме него никаких других домов не было, разве что только маленькая церковь, но и до нее было приличное расстояние, а также скромное кладбище. Само здание было не совсем старым и разваливающимся, но у него уже прошел немалый такой срок, что заметно потрепал его. Кирпичные стены изрисованные граффити местными «художниками», неподстриженный газон, побитые стекла в некоторых местах. Также старенькая деревянная табличка с надписью «ADDISON APARTMENTS». Но в целом, это здание хранило множество теплых воспоминаний из детства и юности. Обняв на прощание свою «подругу», Сал сделал вид что пошел к себе в квартиру. Но как только он зашел в здание и немного подождав убедившись что шатенка уехала, он вышел из дома и чуть ли не побежал на задний двор дома. Обойдя его, он уже издалека заметил знакомое сооружение на ветвистом дереве. Он бежал и оглядывался так, что ему будто казалось, что он бежит на запретную территорию, а следом за ним бежит полиция и грозит арестом. Но никакой полиции к счастью не было, поэтому как только он добежал постройки, он остановился. Мысленно молясь о том, что все оставалось как раньше, подросток стал аккуратно взбираться по деревянным дощечкам сложенных в некую «лестницу», надеясь что они не обвалятся под ним. Открыв люк и зайдя в домик, он тяжело вздохнул и прикрыв его обратно прошел внутрь. Остановившись он огляделся по сторонам и к его великому счастью все вещи остались на местах. Пройдясь мимо каких то сундуков и коробок с вещами, мимо полок со статуэтками, картинами, постерами и старыми фотографиями, он остановился на последнем. Взяв одну из них, где находились только два маленьких мальчика, широко улыбающихся в камеру и обнявшись по дружески за плечи, в углу было подписано: май 2009г. «Лучший друг». — Третий класс… — тихо прошептал парень. Присев с фотографией прямо на деревянный пол, он долго сидел и рассматривал ее, ловя какие то флешбеки из детства и тихо посмеиваясь от них, а слезы медленно стекали по раненным щекам, ожигая еще не зажившие раны солью…Прошло все лето А я все помню твой взгляд Где же теперь наш май? На щеках слезы Не верил я почему так Люблю тебя. . .