Где же ты, моя бабочка?

      Оперевшись спиной о ствол дерева, белобрысый медленно прикрыл глаза, сжимая в ещё тёплой ладони кольцо с переливающимся красным камнем. Если бы только было возможным вернуть время вспять, уберечь омегу от самого же себя прошлого и не дать плохому воплотиться в реальности… Если бы это было только возможно, то Юнги бы отдал всё, что у него есть, ради своего омеги, своей второй половинки, своей родной бабочки.       По щеке медленно скатилась одинокая слеза. Сознание медленно покидало альфу, а тело слабело. Голова Юнги склонилась к плечу, а разбитое любовью сердце пропустило последний удар. Кольцо с кровавым камнем упало на снег, а вдалеке послышались отдалённые голоса… * — Ваше Величество, — слуга, поджимая от неловкости губы, нерешительно коснулся плеча уснувшего прямо за столом альфы, пытаясь разбудить его, — Ваше Величество, проснитесь.       Юнги от чужого касания вздрогнул, чем немало напугал молодого слугу, поднял голову со сложенных на столе с книгами рук и взглянул на бету испуганно, чувствуя, как холодный пот стекает по лбу. И вновь этот ночной кошмар, терзающий альфу вторую неделю. И вновь он возвращается к нему, как только альфа засыпает не рядом со своим супругом. Чуть раньше Мину казалось, что его ночной кошмар — это реальность, что он действительно не уберёг своих сына и мужа и остался совершенно один, умирая под деревом, под которым когда-то пометил своего омегу. Но стоило только проснуться, как все его страхи развеивались, оставляя на душе неприятный осадок и горечь.       Руки заметно дрожали, сердце бешено билось в груди, а Юнги всё ещё пытался собраться с мыслями, вытирая со лба рукавом проступившие капельки пота. — Ваше Величество, Ваш супруг попросил передать… — Да, знаю-знаю, — всё так же растерянно кивая, Мин быстро понял к чему здесь слуга. Чимину было сложно уснуть в такой период одному, да и к тому же требовалось обработать швы, ответственность за которые взял сам Мин. ЛиБин приготовил необходимую для лучшего заживления мазь, которую чуть позже передал правителю. Лекарь по возвращению императора и его супруга уже успел осмотреть недоношенного альфочку, которого Чимин с трудом отнял от своей груди. Омеге было тяжело первое время отпускать от своего тела драгоценную частичку себя, отчего лишь Тэхёну, лекарю и мужу, позволял брать ребёночка на руки. Любой посторонний человек рядом с его малышом, включая дворцовых слуг, вызывал у молодого родителя состояние недоверия, опасения и даже агрессию.       Из провинции родившего омегу и его дитя обратно во дворец отряды смогли вернуть лишь через неделю, пока Чимин не оправился от родов и не набрался сил. К тому же рыжеволосый не смел покидать деревню ровно до тех пор, пока найденного блондина и его слугу не погребли в землю, отдав им все почести и прочитав молитвы за их упокоение. И лишь новорожденный не дал Чимину уйти в то уныние, которое ещё долго водило омегу за руку, ведь меньше всего он ожидал подобный исход для умершего друга. Ещё не раз Пак спрашивал себя почему МинГи не сдержал своего обещания и наложил на себя руки, вот только ответ на свой же вопрос он нашёл сам, но намного позже.       Староста провинции, в которой они временно пребывали, всячески старался содействовать отряду, размещая в своём большом доме часть людей и супругов с их ценным сыном. Лекарь, принявший роды, тоже был рядом с Паком и малышом, следя за его состоянием все те первые дни, которые они провели в их краях. Вей же всюду следовал за своим дедушкой хвостиком, вновь выглядывая Дона средь остальных солдат. Русоволосый наедине с омегой поговорить не рискнул, боясь, что лекарь этого не одобрит, от чего уже по возвращению во дворец вызвался вернуться обратно, чтобы отправиться в деревню и вместе с уже новым отрядом привезти лекарю и старосте провинции обещанное за Чимина вознаграждение. И именно тогда альфа решил заговорить с пожилым омегой о его внуке.       Юнги же весь долгий путь во дворец следовал всюду за своим омегой, не желая и на мгновение его от себя куда-то отпускать. Больше всего альфа переживал, что его семью вновь посмеют у него отнять. Страх, волнение, переживание, — единственные ощущения, которые испытывал альфа в дороге, порываясь всем сердцем как можно скорее вернуть своё найденное сокровище обратно. И как только путь остался позади, Юнги на руках отнёс своих омегу и сына в покои Чимина, где когда-то осталось его гнездо. Рыжеволосый лишь немного подправил его, а после вновь наполнил комнату чудесным запахом мелиссы, наконец-то чувствуя себя в полной безопасности под защитой мужа и дворцовой стражи. И только чуть позже, с разрешения самого Пака, в его комнату принесли небольшую кроватку для новорожденного, одежду и прочие вещи для него и его сына.       Альфочку в отдельную постельку Чимин класть не спешил, лишь у груди подле себя держа, так как на душе было куда спокойнее, когда сын находился под боком в его уютном гнезде. Вот только рыжеволосого кроме безопасности своего малыша волновало и то, что он был крайне неспокоен рядом с ним. Понять почему сын постоянно плачет и часто не может успокоиться омега не мог долго, лишь позже замечая, как мгновенно умолкает альфочка в присутствии своего отца. Юнги достаточно было прийти к супругу и сыну, чтобы второй тут же успокоился, умиротворённо засыпая в присутствии обоих родителей. Хотя и первого Мин успокаивал также быстро, если его пара нуждалась в чём-то или сильно переживала из-за их дитя. И сейчас вновь всё повторяется: Юнги нужно всего-то пересечь границу супружеских покоев, чтобы альфочка, почуяв присутствие своего отца, умолк, лёжа за балдахином на постели вместе с Чимином.       Белобрысый неспешно подошёл к кровати, чуть отодвинул край непрозрачной ткани, а после, с разрешения чуть сонного и жутко уставшего мужа, лёг рядом, прижимаясь грудью к его спине и одну ладонь на вмиг успокоившегося альфочку поверх тёплой Чимина укладывая. Омега рядом с Юнги расслабляется, укладывает голову на подушку, чувствуя, как их запахи смешиваются в один умиротворяющий, и прикрывает от усталости глаза, желая отдохнуть от криков своего неспокойного малыша. А Мин и не спешит, даёт омеге пару минут на отдых, перед тем, как они перейдут к обработке швов, которые совсем скоро снимут. Альфа прижимается к телу рыжеволосого аккуратно и так же гладит своего маленького сына, руку через тело Пака протягивая и на маленьком животике её укладывая. Альфочка смотрит на отца удивлённо, пронзая своими невероятно большими чёрными, как два омута, глазками. Малыш в большей степени унаследовал черты внешности своего отца, как и было со всей его династией: такой же необычный взгляд чёрных глаз, белобрысые волосы и небольшой носик. От Чимина же он взял полноту розовых губ, что не могло ни радовать самого Мина. Юнги знал, что когда его сын вырастет и станет юношей, то он разобьёт немало омежьих сердец и несомненно превзойдёт его самого.       Альфочка с приходом отца в их с папой гнездо больше не капризничал, как это было с Чимином. Малыш спокойно лежал на спине в небольших хлопковых одеждах рядом с родительской грудью, молоко которой никак не хотел пить, но после появления Мина, тут же вернул свои губы к подставленному соску, начиная с тихим причмокиванием есть его. Хоть альфочка и был немного недоношенным, он всё равно выглядел для своих месяцев достаточно зрело, что не могло не радовать окружающих. Больше всего новоиспеченные родители боялись, что их ребёнок будет иметь плохое здоровье или какие-то другие проблемы, но они обошли его стороной. О том, что произошло сразу после родов, никто не смел, по приказу самого Юнги, говорить Чимину о их сыне. Меньше всего Мину хотелось, чтобы омега знал, что дитя действительно могло погибнуть, если бы он ничего не предпринял. От чего Тэхён и лекарь со своим внуком умолчали об этом, когда рыжеволосый пришёл в сознание, тут же прося вернуть ему его сына. Сам Чимин от родов практически ничего не помнил, разве что как его принесли в дом лекаря, тело пронзали мучительные схватки и к нему неожиданно вернулся его супруг. Остального омега не мог вспомнить, а другие сделали всё возможное, чтобы он этого так и не узнал. — Какой же Чжи неблагодарный, — слабо улыбается лежащий на боку Чимин, ладонь на головку своего малыша укладывая, чтобы тому было удобнее испивать его грудь. Омегу немного задевал тот факт, что их с Юнги сын был больше привязан к отцу, нежели к самому папе, который вынашивал его все эти месяцы. — Я его носил, рожал, мучался, а он меня ни во что не ставит, капризничает и молоко моё пить не хочет в твоё отсутствие.       Юнги на все жалобы своей пары умиротворённо улыбается, приподнимается на локте и целует её в щёчку, а после спускается поцелуями к оголённому плечику, наконец-то имея возможность прикоснуться к своему истинному. Чимин ещё раньше рубаху стянул ниже, чтобы груди свои обнажить для малыша и напоить его молоком, которое у него после молозева появилось недавно, а от того Мину не требуется припустить ткань, чтобы оставить коротенькую дорожку из поцелуев на своём любимом, перед тем как ответить ему. — Он любит нас одинаково, — носом в шею омеги Юнги зарывается и дышит мелиссой, наслаждаясь чудесным мгновением. Ладонь всё так же покоится на успокоившемся альфочке, мирно посасывающим грудь и наблюдающим за тем, как его отец покушается на сонного папочку, прикрывшим от чувственных поцелуев глаза. Недавний ночной кошмар отступает от Мина окончательно. Он рядом со своим сыном и мужем, и больше никто не посмеет их у альфы отобрать. Юнги не позволит, не даст даже самой малейшей возможности. Сохранит свою семью, убережёт её от других, никому и пальцем её не даст тронуть. Сделает всё, чтобы его сын и муж были в безопасности и больше никогда не оставили его. Юнги её не отдаст. Никому и ни за что. — Но больше уважает и принимает за главного именно тебя, — усмехается рыжеволосый, не открывая карих глаз и чуть вытягивая шею, подставляя её под ласку своего альфы. — Я же у него не в таком почёте.       Плотнее прижимаясь к супругу, Мин отрывается от нежной шеи, смотря прямо в глаза сосущего родительское молоко альфочки, что не отрывал от него своего заинтересованного взгляда. — Обижаешь мою омегу и своего папочку? Как ты смеешь так поступать с ним? Разве не он был рядом с тобой всё это время, разве не он носил тебя под сердцем и мучался, когда ты отбивал своими маленькими ножками его животик? Ммм? — с улыбкой Юнги пальцами провёл по белому пушку на голове своего альфочки, который, будто бы понимая слова отца, перехватил его ладонь своими маленькими пальчиками, ощутимо сжимая их. — Я, конечно, очень рад, что ты ценишь меня, вот только нельзя забывать про своего любимого папочку и обижать его, верно, мой мальчик? — не сдерживает тёплой улыбки белобрысый, когда смотрит на сына и, при виде его вздымающейся груди, едва сдерживает себя от одинокой скупой слезы, всё ещё помня тот день, тот час и мгновение, когда появился на свет бездыханный плод. Сколько бы он не пытался принять это, такое казалось ему всё ещё не посильным. Не сейчас, чуть позже, когда его мальчик окрепнет и чуть подрастёт. И тогда, и только тогда Юнги сможет выдохнуть спокойно, и без дрожи в руках, которые до сих пор помнили тепло крохотного посиневшего тельца, прикоснуться к своему маленькому, но уже давно любимому сыну с чувством полного спокойствия. Лучше Чимин об этом никогда не узнает, Мин скроет правду и убережёт мужа от этого ужасного чувства, которое гложило его самого: чувства, что одно лишь мгновение способно было похитить жизнь их драгоценного альфочки. Пусть омега верит в то, что их мальчик живёт через его боль и страдания, чем через тот момент, когда альфа «вдохнул» в него жизнь. Юнги не расскажет и никому этого не позволит, больше страдать своему омеге он не даст, достаточно было того, что он сам сделал с ним в прошлом. — Думаю, придётся подождать не один год, прежде чем он поймёт, что ты ему сказал, — с закрытыми от усталости глазами произнёс хриплым голосом Чимин, наслаждаясь присутствием своего супруга и резко изменившимся поведением их сына. — За это время может произойти многое, ведь за эти пару лет у нас может появиться… — Нет! — дёрнулся испуганно в объятиях рыжеволосый, предугадывая то, что хотел сказать ему его муж. — Я уже всё сказал — больше никаких детей! Если нужен ещё один, то сам его рожай. Я никого не намерен более вынашивать, забудь о своих фантазиях насчёт ещё одного ребёнка. Нет, нет, нет и ещё раз — нет! — Тише, Минни, успокойся, я больше от тебя ничего не требую, всё хорошо. Если никого более ты не хочешь, то так тому и быть, — Юнги плотнее прижался к спине возлюбленного, успокаивая свою напрягшуюся и открывшую глаза половинку поцелуями к шее и голым плечам. А Чимин, всё ещё обиженный на недавние слова супруга, ткнул того слабо в грудь локтем, после возращая отяжелевшую от усталости голову обратно на мягкие подушки. Одна лишь мысль о том, чтобы вновь выносить дитя, заставляла омегу покрыться мурашками, оставляя за собой неприятное чувство тревоги. Нет, больше так страдать Чимин не намерен. Лучше он, как и обещал, рожая ребёнка Юнги, лишит его придатков, нежели вновь понесёт второго ребёнка. Повторно проходить через несколько кругов ада омега не хотел, боялся этого сильно. А на желание мужа о большой семье ему было всё равно, ведь возможность рождать тех самых детей была лишь у Чимина, а по тому именно он не разрешал Юнги больше думать о втором малыше. — Так то, — как можно удобнее устроился омега меж своих двух альф, одного кормя грудью, а второго чуть подталкивая ногой, напоминая о своих швах. — Я спать хочу жутко, глаза слипаются и сил больше нет ни на что.       Юнги всё понимает и тут же поднимается с постели, оставляя своего мужа с ребёнком лишь на мгновение, чтобы взять со стола небольшое углублённое блюдце с полупрозрачной массой. После он возвращается и ждёт, пока Чимин, всё так же лежа полубоком, задерёт края недлинной рубахи, оголит свои бёдра, а затем рукой отведёт одну ягодицу, ожидая на себе прохладную, чуть жидковатую субстанцию. — Чего же ты ждёшь? — спрашивает лежащий на боку омега, краснея от того, что на него смотрят там. Ни то чтобы его пугал сам муж или же он боялся показать себя нагим, а сколько было стыдно за состояние своего рожавшего тела. Он знал, что лекарю пришлось сделать этот надрез, иначе альфочка мог бы просто-напросто не протиснуться, но всё же иметь эти шрамы не сильно хотелось, в особенности на одном из интимных мест. Про растяжки, ползущие от округлых бёдер до ещё не ушедшего полного животика, Пак и вовсе молчал, но честно верил, что вот-вот всё придёт в прежнюю форму и он будет выглядеть так, как и год назад. И пока Чимин стыдился своего нового шрама и больших изменений в теле, Юнги аккуратно приставил смоченные в мази пальцы к кольцу мышц, нежно промазывая швы и больше всего переживая, что одним неловким движением может доставить своей паре боль. Но ничего плохого не происходит и Мин быстро справляется, напоследок целуя одну из ягодиц супруга, перед тем, как вновь подняться с постели и убрать мазь, предварительно вытерев влажные пальцы. Чимин на лёгкий поцелуй немного дёргается, старается побыстрее прикрыть низ рубахой, и больше всего боится, что Юнги успел рассмотреть всё то безобразие, которое с ним случилось. «Всё пройдёт, обязательно пройдёт», — успокаивал в мыслях себя Чимин, а после расслабленно выдохнул, когда супруг вернулся к нему. Белобрысый прижался сзади, протягивая через Пака руку и вновь прикладывая одну из ладоней к животику сына, рассматривая его любопытно, так, будто бы это не он каждые день и ночь приходил к нему, чтобы успокоить и приласкать, давая долгожданный отдых своей паре. Омега надеялся на то, что к нему не охладеют из-за утратившего былую красоту тела, ведь меньше всего рыжеволосый хотел потерять ту опору и поддержку, в которой он так сильно нуждался после рождения их общего малыша. Но Мин об этом даже не думал, видел его тело, знал, что омега многое перенёс, а потому не смел даже и мысли плохой допустить, что Чимин стал хоть чуточку хуже. Совсем наоборот, омега в его глазах стал самым ценным, любимым, единственным давшим ему и его династии наследника, долгожданного и уже любимого многими. И именно поэтому Юнги и мысли допустить не мог, что Чимин начнёт стыдиться собственного тела. — Чжи засыпает, — тихо подметил Мин, намекая на сына. Омега молча кивнул, соглашаясь с ним и гадая в своих нерадостных мыслях, что испытывал Мин, помогая ему с его швами. — И вновь от себя его не отпустишь? — приподнял одну бровь белобрысый, на что Чимин качнул головой, всё так же продолжая обнимать альфочку и кормить его тёплым молоком. — Побудь с утра со мной чуть подольше, я не могу спать из-за его плача, когда мы с ним наедине, — быстро усмиряет мысли омега, укладывая удобно голову на сгибе локтя и чуть приоткрывая глаза, уже из-под опущенных ресниц глядя на головку своего альфочки, мирно сосущего молоко. Чимин ещё после своего пробуждения, когда ему только дали его альфу на руки, с трудом мог представить, как такая крупная голова могла протиснуться в промежности его ног. Швы затянуло неприятно, но виду Чимин не подал, принимая боль стойко, ибо участь родителя не легка, но ради собственного ребёнка любые невзгоды казались в сравнении с ним мелочью. — Как пожелаешь, вот только он всё равно разбудит тебя, хотя бы за тем, чтобы поесть, — от малыша Мин руку к груди своего мужа поднял, пристраивая пальцы на голеньком обнажённом соске. Альфочка же удивлёнными глазами, и всё с тем же вторым соском родителя во рту, следил, как его отец нежно сжимает грудь своей пары, аккуратно массируя и выдавливая из неё капли тёплой и сладкой жидкости. Рыжеволосый от такой стимуляции чуть стонет, а Юнги, улыбаясь, продолжает легонько прокручивать вершину груди между указательным и большим пальцем руки, оставляя всё те же нежные поцелуи. Альфа с трудом мог сдерживать себя от того, чтобы не зацеловать свою пару с ног до головы, ибо как его истинный из-за долгой разлуки, страданий и страха, он был преисполнен той чувственной нежности, любви и ласки к своему родившему дитя предназначенному. С Чимином хотелось всегда быть рядом, не выпускать его из крепких объятий, зацеловать его руки, шею, лицо, бёдра — каждую частичку его прекрасного тела без исключения. Но только сам омега отдал себя без остатка их сыну, от чего теперь Юнги в их общем гнезде мог лишь на одно мгновение приласкать свою любимую пару прямо во время кормления их малыша. К тому же альфе приходилось подолгу задерживаться из-за своих обязанностей как правителя вне их общей комнаты, из-за чего Мин успевал вылавливать лишь редкие моменты, чтобы побыть рядом со своей семьёй. Юнги старался, делал всё возможное для них, дабы его два самых больших счастья ни в чём не нуждались. Альфа своей жизни без супруга и сына больше не видел, отчего жил лишь в такие моменты, рядом с ними двоими.       Продолжая всё так же увлечённо покрывать голые плечики и ключицы мужа мягкими и тягучими поцелуями, Мин не сразу заметил чужое недовольство. Он всё так же ласкал чувствительную грудь Чимина под тихие вздохи удовольствия, забываясь в изгибе от плеча к шее и наслаждаясь приятным сладковатым запахом мелиссы. Юнги даже не заметил, как от активной стимуляции ареола по груди его мужа полилась струйка тёплого молока, но это не ушло от второй пары чёрных глаз. От увиденного альфочка неприятно поморщился, отнял влажные губы от покрасневшего соска и завизжал негромко, явно не желая ни с кем делить молоко своего папы, пусть даже если это будет его собственный отец.       Чимин на каприз сына тихо засмеялся, гладя его ладонью по белому пушку белёсых волос, а Юнги на произошедшее удивлённо поднял брови, отрывая губы от нежной шеи своего супруга. — Не нужно мне твоё молоко, я же не малыш как ты, чтобы пить его, — тут же оправдывается император, возвращая свои прикосновения к сыну, который быстро успокаивается, более не заметив посторонних рук на груди своего папочки. Может капризничать он с ним и любил и есть молоко не всегда хотел, но это самое молоко и грудь Чимина были только его по праву, а от того никто не смел прикасаться к омеге, родившим его. Любые покушения карались детскими визгами и плачем новорожденного. — Жуткий собственник, весь в тебя, — тянет сонно рыжеволосый, наконец-то чувствуя себя хорошо меж двух своих альф. Спереди маленький защитник, а сзади коварный искуситель, успевший породить внутри него огонёк страсти за один короткий момент. — Мне не дают поласкать твои груди, тут даже мне он смеет перечить… — Правильно делает, не для тебя теперь моя грудь, вот и не трогай её, — Чимин всё так же из-за опущенных ресниц наблюдал за тем, как малыш возвращает свои маленькие губы обратно к любимому ареолу, обхватывает его ртом и начинает активно посасывать, вытягивая струи вкусного молока. — Но я же могу её трогать, когда он не видит, — альфочка шумно выдыхает, свою маленькую ручку на грудь папы кладя. — По всей видимости так тоже нельзя. — А что-то другое с позволения сына я могу твоё трогать? — тут уже Юнги ладонь на талию омеги перекладывает и начинает её поглаживать, всё так же лёжа на боку и прижимаясь к спине супруга. — Нет, теперь я полностью его. Сам просил наследника, вот и получай, — тихо хихикает рыжеволосый, а Мин на сказанное морщит недовольно нос. Рыжеволосый таит надежду, что Юнги полностью искренен в том, как сильно он желает его тело, пусть даже если и не так много прошло с момента его родов и животик ещё не успел уйти, как и те набранные во время беременности килограммы. — Но это же нечестно. — Ещё как честно, будешь знать, как ребёнка мне заделывать. А теперь, Ваше Величество, будьте добры перелечь с другой стороны от своего сына, чтобы я мог хоть немного свободней разлечься на этой постели. Я левый и правый бока отлежал за сегодня жутко, да и поспать не на огромном теперь животе очень хочется. Наконец-то хоть какая-то свобода для моего сна настала, я ждал этого несколько месяцев. — Я даже не могу уснуть в твоих объятиях? — Наобнимались уже, вот результат этого, — кивнул на мальчика у своей груди омега, вновь толкая супруга локтём. — Давай, давай, переходи на ту сторону, он уже заканчивает есть, а я очень сильно хочу спать. Ну, Юнги… — альфа напоследок целует Чимина в голое плечо, а после с тяжёлым вздохом огорчения перебирается на то место, на которое ему указал его муж. — Теперь между нами всегда будет ребёнок? — Да, а если ещё раз заикнешься и о втором, то будешь спать в своей комнате, — улыбается ярко Чимин, в макушку светленьких волосиков целуя своего альфочку, который, насытившись, выпустил из рта потемневший ареол родительской груди. Малыш ещё с минуту переводил взгляд с папы на отца, а после, наевшись и вымотавшись за несколько часов бодрствования, уснул крепким сном меж двух своих родителей, держа Чимина за край его спальной рубахи, чтобы тот от него не смел никуда уйти. А рыжеволосый на это лишь улыбается, мысленно отмечая, что альфочка унаследовал от своего отца черты собственничества, от чего теперь ему точно не найти покоя меж двух огней.

***

      Хмуря брови и бросая на Тэхёна недовольные взгляды, Чонгук старался со всей аккуратностью перевязывать рану на плече, используя то, что накануне принёс ЛиБин для смены повязки. Изначально лекарь сам хотел перевязать красноволосого, но брюнет настоял на своей кандидатуре, никого не допуская до своей пары. Сам же Пак лишь скромно улыбался, желая, чтобы его альфа наконец-то смягчился и перестал дуться на него, ведь прошла уже добрая неделя, как они встретились друг с другом после недолгой разлуки, но Чон упорно продолжал держать обиду на своего истинного. — А если бы он попал тебе не в плечо, а чуть ниже? Если бы убил прямо там? — вновь причитая о своём, Чонгук продолжал перевязывать обнажённого красноволосого, боясь и мысль до себя допустить, что было бы с ним, если бы лучник попал не в плечо. — Но ничего же не произошло, прекрати уже напоминать об этом каждый день. Со мной всё хорошо, — Тэхён чувствовал за собой вину перед своим предназначенным, из-за чего всячески старался успокоить его, то лаской, то словом, но Чонгук на это не реагировал, не раз упрекая его в беспечности. — Да? Хах, ничего плохого не произошло… но могло же! А если бы я потерял тебя, остался бы совершенно один? Думаешь мне было сладко понимать, что мой омега сбежал прямо из-под моего носа неизвестно куда? Что надел броню, а после ушёл с одним из отрядов, окруженным одними альфами? А если бы они что-то сделали с тобой? — Гуки, я не раз объяснял тебе… — Помяни моё слово, я руки отрежу тому человеку, который взял тебя с собой. И займусь я этим сразу, как только он вернётся из той деревни, — качая головой и смотря на то, как медленно заживала глубокая рана от стрелы, Чон едва ли не сходил с ума от мысли, что она чудом не задела ничего важного. — Хочешь того мальчишку без истинного оставить? К тому же, если бы не Дон, то сбежал бы я с другим отрядом, и там действительно было бы за что волноваться. Поэтому лучше сказать спасибо Ли за то, что оберегал меня ото всех, когда я был в отряде, — с мягкой улыбкой Тэ вспомнил о мальчике лекаря, о котором ему весь путь рассказывал друг и с которым он сам успел познакомиться ближе после родов своего брата. Омега упорно и долго уговаривал Дона вернуться обратно, ведь того до сих пор грызли сомнение и неуверенность, потому что тот юноша был первым, кто так сильно приглянулся ему. Понять, почему русоволосый лишь за несколько дней одних гляделок так быстро привязался к пареньку, красноволосый смог быстро, в отличие от самого Ли. Сомнений в том, что они были истинными не осталось уже после того, как они покинули деревню. Таким нервным и сильно опечаленным, даже после того, как они нашли Чимина, Тэхён своего друга никогда не видел. — И всё равно я не успокоюсь. Как только можно было… — …Додуматься, сбежать с отрядом подвергая себя и своего ребёнка опасности, и при всём этом поставить на своё место постороннего омегу… Знаю, Гуки, знаю, ты повторил это уже больше сотни раз, с того дня как я приехал. Но как бы то ни было отвечу так же, как и в первый раз: со мной всё в порядке, и я прекрасно осознавал свой предел, мою задницу всегда защищал Дон, а тот наложник всего лишь чутка побыл мной. И я несказанно рад, что ты ничего не сделал с ним, когда узнал, что он это не я, — Пак вновь натянул на губы свою необычную улыбку, вспоминая как на следующий же день после своего приезда тайно, через своих слуг, одарил омегу из гарема обещанными драгоценностями. — Несмотря на это, я всё равно… — закончив с перевязкой, продолжал бубнить себе под нос альфа с недовольным лицом. — … Буду продолжать припоминать тебе всё это, чтобы ты никогда больше не смел так рисковать собой… Гуки, я больше всего надеюсь, что так нудить ты будешь лишь недельку, а не вплоть до моей смерти, иначе мне точно придётся засунуть в твой рот кляп. И поверь, я сделаю это непременно. — Тэ… — только начал Чон, как Тэхён, вильнув перевязанным плечом, чуть отсел от него ближе к центру постели, на которой он сидел всё это время. После купальни он скинул у подножия их ложа свой халат, от чего до сих пор был полностью обнажён перед брюнетом, и что его совершенно не смущало как могло бы ещё несколько месяцев назад. Так было легче перевязать плечо, да и быстро заткнуть нудящего весь вечер альфу своими разведенными и согнутыми в коленях стройными ножками. Красноволосому не хотелось снова как и все предыдущие вечера в тёплых объятиях выслушивать очередные монологи Чона о своём не очень хорошем поступке. Поэтому, придвинувшись к центру постели и разведя ноги, омега надеялся на романтическое продолжение их вечера, ведь они чуть меньше месяца не были близки телами друг с другом. Но казалось на Чонгука такие уловки не произвели большого впечатления, хоть карие глаза и заблестели озорным огоньком. — Думаешь, я так просто забуду, что ты оставил меня, подменяя другим и пренебрегая моими чувствами и опасениями за нашего малыша? — Нет, я всего лишь хочу, чтобы ты свой длинный язык использовал в другом деле, кроме как попросту болтать без остановки, — Тэхён быстро взглянул в сторону подушек, придвинул ближе к себе одну из них, а после уложил на неё свою голову, ноги ещё шире раздвигая и сверкая своей манящей промежностью. Альфа заметно напрягся, один лишь раз скользнув взглядом голодно по миниатюрному омежьему члену и сжимающемуся сфинктеру. Хотелось облизнуть губы, но брюнет сдержался, стараясь не думать о том, что может сделать с этим покорным телом на их общей постели. Омега же нарочно выгнулся дугой, чуть прикрывая глаза и смотря на своего альфу томно, молча зазывая его к себе, ловко используя своё тело. — Мы не закончили, Тэ, — Чонгук старался придать голосу серьёзность и твёрдость, вот только это было куда труднее при виде того, как начал извиваться на постели его истинный, здоровой рукой поглаживая свою грудь и неспешно спускаясь к дёрнувшемуся от невинной ласки члену и поджавшемуся кольцу мышц. — А тут ещё даже не начали, — игриво улыбнулся Тэхён, начиная ласкать себя внизу. Раненое плечо доставляло немалый дискомфорт, но эта боль меркла на фоне тех игр, что он устроил. — Не хочешь присоединиться? Я уже сильно соскучился по тебе и твоему дружочку, — с собственных слов хихикнул омега, прикусывая в возбуждении нижнюю губу. — Хочешь меня своей задницей заткнуть? — судорожно сглотнул альфа, вновь смотря на омежью промежность. — И не только ей, — хмыкнул довольно Тэхён, когда Чон, цокнув и покачав головой, нетерпеливо присоединился к нему, быстро скидывая с себя одежду и желая как можно скорее завладеть мягкими губами своей пары.

***

      Забавляясь с того, что Дон, пересилив себя, всё же решил убрать «козлиную» бородку, как часто любил её называть Чимин, рыжеволосый едва сдерживал рвущуюся на губах улыбку, сохраняя внешнее спокойствие. Альфа вернулся с отрядом поздно вечером, а уже с утра супруг правителя пожелал его видеть во дворце. А чтобы он чувствовал себя спокойно, ЛиБин предложил им встретиться в его покоях. Чимин оставлять месячного ребёнка на слуг не захотел, поэтому взял его с собой, к тому же показать его другу, благодаря которому он и Тэхён выжили, рыжеволосый посчитал нужным. — Не смотри на меня так, просто я решил, что без неё мне куда лучше, — Дон инстинктивно огладил гладкий подбородок, пытаясь привыкнуть к тому, что теперь у него нет той бородки. Чимин же, придерживая своего сына на руках, сел рядом с лекарем на его постели, уже не сдерживая смешка при виде такого растерянного друга. — Скажи ещё, что это не из-за того омеги было сделано, не поверю, — засмеялся рыжеволосый, укачивая на руках альфочку, что с большим интересом рассматривал нового человека стоящего напротив себя. — Это моё и только моё решение, — подошёл ближе Дон, с Чимина взгляд на его сына переводя и вставая перед ним на корточки, чтобы поближе его рассмотреть. Сам же малыш чуть шире раскрыл глаза при виде приблизившегося к нему вплотную альфе. — И как тебя зовут, дитя грозы? — вглядываясь в черты лица маленького дитя, Дон не мог забыть разразившихся в день его рождения жуткой грозы, бурелома и ливня. — ЮнЧжи, — пухлых губ Пака едва касалась улыбка, ведь было принять тяжело, что Дон прекрасно всё знал. Знал о восстании, о той мести, о Хосоке и Юнги. Знал и видел то, как бывший предводитель стал тем, кем никогда бы не хотел быть ещё год назад. Чимин понимал что изменился, изменились обстоятельства и его взгляды на эту жизнь, но перед Доном с их от Юнги ребёнком на руках, омега чувствовал себя неспокойно. Возможно омега боялся осуждения со стороны друга и даже принял бы то, если альфа не хотел бы больше продолжать с ним общение, ведь мысль, что он предал всех их не отпускала. Но сам Дон не спешил высказывать по этому поводу своего мнения. Он долго наблюдал за альфочкой, смотрел как тот его изучает и тянет к нему свои крохотные ручки. — У него глаза его отца, — заключил после пары минут Дон, к малышу протягивая свою руку, чтобы тот зацепился за неё и сжал своими крохотными пальчиками. — Он в большей степени унаследовал его черты, но у него твои губы, — мягко улыбнулся альфа, за чью руку продолжал держаться малыш, который в свою очередь не спешил отпускать от себя интересного человека, что видел впервые. — Наследник своей династии и этим всё сказано, — кивнул Чимин, у которого отлегло на душе, при виде заинтересованного их с Юнги ребёнком альфы. Больше всего в это мгновение рыжеволосый боялся, что Дон отвернётся от него. — Как у тебя… с императором? Надеюсь он, — поджал губы Дон, смотря на два чёрных омута перед собой, — относится к тебе как подобает супругу к родившему ему наследника истинному — со всем уважением и заботой. — Да, он изменился и его отношение ко мне во многом поменялось в лучшую сторону, — Пак поспешил развеять любые плохие сомнения друга в отношении своего мужа. — Не стоит переживать, что он сделает что-то не так в отношении меня или нашего сына, Дон, всё, правда, хорошо… — Я понял, — кивнул альфа, переживая за омегу и не зная как поддержать его. За все эти месяцы у него было много времени для того, чтобы подумать о произошедшем, об императоре, как о истинном Чимина, и их общем ребёнке. Не забывал он и о погибшем Хосоке, вот только при виде Пака с альфочкой на руках от другого, Дон понимал, что прошлого не вернуть и всё зашло слишком далеко. Теперь рыжеволосый совсем другой, не тот, что был раньше, и, поэтому, принимая нового его, альфа решил, что отпустит воспоминания ушедших дней, ибо сейчас перед ним был далеко не Безликий, а родитель наследника великой династии. Хоть и погибли в своё время тысячи людей, но осуждать никого русоволосый не смел, не он судья и не ему осуждать за людские грехи, а от того Дон смог принять омегу, что смотрел на него с надеждой в своих карих глазах. Чимин будто молча, без лишних слов, просил у него прощения, в котором, как думал альфа, он и не нуждался. Если бы он только держал на него обиду, то не было б его в тот день на том лугу, не стал бы он защищать братьев от лучника. Свой ответ Дон дал давно, ещё прикрывая их с Тэ своею спиной перед Августом. Нет у него никакой обиды на Пака, а от того русоволосый улыбается альфочке и с нежностью проводит кончиком указательного пальца по маленькой щёчке. — Дитя грозы… Сколько же людей боялись за твою жизнь, боролись за неё и молились, — альфа завороженно всматривается в пронзительный взгляд маленькой копии Мина и не видит в нём того холода, что был у его отца. Дитя пленяет одним лишь взором и умиляет внешностью, от чего Дону требуется несколько минут, прежде чем от него отстраниться и вернуться на своё место, дабы продолжить разговор с лекарем и успокоившимся Чимином. — Значит, тот омега, с которым ты познакомился по случаю — твой истинный? — ЛиБин ладонь на одну из коленей Чимина положил, поглаживая её и пытаясь успокоить его дрожь в ногах, что ещё долго не могла пройти. — Да, — кивнул Дон, уже переключаясь на Вея и вспоминая как радостно ему улыбался омега, когда он вернулся в ту деревню вновь. — Что он и его дедушка сказали на этот счёт? — Я сначала решил обо всем рассказать лекарю, что испытываю рядом с его внуком, как тяжело мне было уезжать от туда и как сильно хотел узнать метку самого Вея. — А он? — поинтересовался бета, быстренько взглянув на альфочку и Чимина, а после вновь взгляд к Дону возвращая. — А он сначала прогнать меня хотел. Уж слишком сильно боялся за единственного внука, ведь с его сыном когда-то его истинный обошёлся жутко. Но когда он услышал о том, что мне было не по себе после нашего первого отъезда, то он на мгновение забыл о своей неприязни. Оказалось, что Вей испытывал тоже, что и я, а от того он хворал несколько дней. И лишь после долгих уговоров, я допытался до истины. У нас с ним схожие метки. Сначала лекарь мне об этом сказал, а потом я уже и сам убедился в этом воочию. — Если это так, то ты был с Веем? — заулыбался рыжеволосый, возвращая былой румянец на щеках. — Да, мне и с ним удалось поговорить о нашей истинности. — А ещё что? Вы оставались наедине? Что об этом сказал Вей? — всё больше и больше распалялся омега, сверкая блестящими глазами. — Чимин, не смущай его так сильно, он только недавно своего омегу нашёл, будь к нему чуть снисходительнее, — переложил руку на плечо Пака ЛиБин, так же, как и омега не сдерживая улыбки с порозовевшего лица Ли. — Я же ничего плохого не сказал… Кстати, Дон, насколько я помню путь до той провинции не такой уж и долгий, да и отряд раньше тебя вернулся на несколько дней. Признавайся. — В чём? — смущённо поинтересовался альфа, с разрешения лекаря садясь на рядом стоящий стул и отводя растерянный взгляд от Пака, что пытался допытаваться до правды. — В том, почему ты там задержался на несколько дней? Ну, давай-давай, мне же жутко интересно, что и как… — горящими глазами смотрел на альфу рыжеволосый. Но не успел он договорить, как его прервал тихий стук в дверь, а уже через пару секунд в проёме двери показалась красная макушка брата. — Я не опоздал? Дооон, — заулыбался омега при виде знакомого лица, сразу проходя в покои ЛиБина и закрывая плотно за собой дверь. — А куда ты свою бороду дел? Омеге своему что-ли отдал на память? — Ещё один, — выдохнул тяжело альфа, но улыбки при виде весёлого Тэхёна не сдержал. Омега за этот короткий срок чуть пополнел, стал мягче и улыбчивее, чем был прежде. Сомнений, что эти недели рядом с истинным ему пошли на пользу, не осталось, да и сам омега буквально светился от счастья, заключая поднявшегося со стула альфу в объятия. — Главное сейчас, тебя от Гуки моего спрятать, а то он до сих пор злится, что ты меня с собой тогда в отряд взял. Клянусь, тысячу раз пытался его переубедить, что ты только помог мне, но он ни в какую, прибью говорит и всё на этом, — уже не испытывая былой боли в плече, которое практически зажило, омега не поскупился на объятия, стискивая друга до хруста в позвонках. Дон с трудом отстранился от любвеобильного красноволосого, боясь, что тот его ещё немного и просто напросто раздавит в кольце своих рук. — Теперь мне ещё и расправой угрожают. В таком случае моё решение вернуться в ту деревню навсегда не кажется мне таким уж неправильным, — усмехается Дон, сразу же ловя на себе недоуменные взгляды всех присутствующих. — Что? — неверяще выдыхает Тэхён, опуская свои руки и переводя непонимающий взгляд на своего брата. — Я пропустил что-то важное? — Ты о чём, Дон? — такой же удивлённый Чимин на мгновение зависает, пытаясь понять правильно ли он понял Ли. — Ты хочешь уехать отсюда? — Да. Я хочу жить там, где мой истинный. Об этом я и хотел поговорить с вами, — тяжело выдыхая, Дон возвращается обратно на стул в сидячее положение и чешет затылок, пытаясь подобрать верные слова, прекрасно понимая, что двое братьев успели прикепеть к нему душой. — Значит, навсегда? — Тэхён проходит через покои, совершенно растерянный садится рядом с братом и его альфочкой, а после пустыми глазами и без прежней улыбки смотрит на Дона, не представляя как сможет пережить то, что больше никогда не увидит друга. — Ну, не скажу что навсегда, ведь я мог бы приезжать сюда, чтобы вас навещать, но жить я хочу остаться именно там. За последние дни я понял, что без Вея я не смогу, а он не хочет сюда, ведь переживает за дедушку, которому без него тяжело. Да и с хозяйством им нужна помощь, поэтому я и решился на этот шаг. — А как же твоё дело? Ты же сам говорил, что не сможешь без своих любимых коней? — озвучил первый же промелькнувший в голове вопрос Чимин, плотнее к себе альфочку прижимая, что всё так же увлечённо продолжал рассматривать Дона. — В той провинции немало живности, в том числе и коней. Я смог бы помогать не только Вею и его дедушке, но и другим жителям. Думаю, с тем, чтобы занять себя, у меня будет предостаточно работы, об этом переживать не стоит. — Значит, ты уже договорился и с лекарем, и со своим омегой о своём переезде к ним? — Тэхён, наглаживая свой животик, нередко поглядывал на племянника, не зная куда деть себя и свою нервозность. Любое переживание могло послужить серьёзным поводом для волнения у беременного омеги, от чего тот пытался самостоятельно успокоить себя, сдерживая в руках. Хоть непрошённые слёзы и рвались наружу, Тэхён стойко сдерживал себя, стараясь не выпускать из-под контроля себя и свои эмоции. Не сейчас и не перед Доном. — Да, они согласны. Дедушка Вея был даже рад, что у них наконец-то появиться альфа, ведь без поддержки и сильной руки им тяжело жить вдвоём. К тому же я не хочу оттягивать этот момент и уже успел обо всём доложить воеводе. Я возвращаюсь туда через пару дней. — Так скоро? — сам ЛиБин заметно начал нервничать, уже на свои колени перекладывая обе ладони. — Верно, к тому же есть ещё одна причина, по которой я хочу вернуться туда как можно скорее. — Дон! — уже было воскликнул Тэхён, невольно хватаясь за грудь от пришедшей ему первой догадки. — Ты же не хочешь сказать, что вы… — Нет-нет, ты что? О детях и речи быть пока что не может, — отмахнулся испуганно Дон, не представляя себя отцом, а Вея беременным. — Ух, слава Всевышнему, я уж подумал, когда вы успели? — облегчённо выдохнул Тэхён. — Ладно, если не ребёнок, то что ещё послужило причиной твоего скорого отъезда? — Я оставил на нём свою метку. Дело в том, что он не хотел отпускать меня, а с ней он был согласен на мой отъезд сюда. Сейчас мне крайне тяжело без него на расстоянии, поэтому понимаю, что слишком долго не протяну, сорвусь к нему. — В таком случае, это многое объясняет, — грустно подметил Чимин, переглядываясь сначала с Тэхёном, а после и с ЛиБином. — Значит, ты здесь всего-то на пару дней? — Да, — кивнул альфа, понимая как тяжело ему будет со всеми прощаться и оставлять своё место в конюшне. — В таком случае, обращайся с чем-нибудь, обязательно поможем. — Дитя грозы успокоишь, чтобы меня бурелом и ливень в пути туда не настигли? — усмехнулся Дон, смотря то на повеселевших братьев Паков, то на ЛиБина, который тоже улыбнулся. Альфе меньше всего хотелось своим отъездом кого-то огорчать, но и без новообретённого истинного больше не хотелось жить одному. Душа неизменно рвалась к меченному омеге, что так же верно ждал его за несколько вёрст в далёкой провинции. А оттого Дон с трудом мог дождаться заветного дня, когда уже наконец-то сможет вернуться и остаться с ним на все оставшиеся годы.       Чимин со слов друга улыбнулся, огладил головку сына и невольно вспомнил то природное бедствие, случившееся в день родов. Многие дороги затопило водой, в лесах после бурелома были переломаны старые и молодые деревья, а маленькое дитя, рождённое в самый пик страшной грозы, спокойно спало на руках своих родителей. Даже сам рыжеволосый поражался таким совпадениям, поэтому невольно подумывал, что такое появление могло стать настоящим предсказанием на его будущее. На свет появился великий правитель. — Чжи навряд ли подвластна сама природа, но, думаю, он будет рад проводить тебя в путь. Благословения от него ты, конечно, не услышишь, но хотя бы запомнишь его таким. — А когда вернёшься сюда, чтобы навестить нас, если соберёшься, то не узнаешь его: вырастет и станет куда больше и выше. Может к тому моменту и моего сына уже увидишь, — огладил ещё маленький животик Тэхён, улыбаясь своей яркой необычной улыбкой. — Обязательно вернусь сюда на несколько дней, чтобы посмотреть как вы и ваши сыновья изменились, — Дон подмигнул смотрящему на него Чжи. — В таком случае, ждём и от тебя ответного жеста. Смотри, не тяни долго, а то ты не так молод, чтобы лишь через несколько лет становиться отцом. Да и к тому же Вей — омега хороший, будет неплохим родителем, уж в этом я не сомневаюсь, — вспоминая симпатичного юношу и свои ночные разговоры с ним, Тэхён не боялся, что друг с этим омегой пропадёт. Наоборот, создаст хорошую семью, какую заслуживал. — Я с ним всего-то раз поцеловался и метку на нём свою оставил, а вы: дети, дети. Рано. Вот когда привыкнем друг к другу, обживёмся и наладим наши отношения, тогда и поговорим, а сейчас ещё рано думать об этом. — Ну смотри, старость не за горами, — цокнул языком Чимин. — Да-да, ты к тому времени опять свою козью бороду отрастить успеешь, — прикрывая ладошкой рот, хихикнул Тэхён. — Ну чего вы к моей бороде привязались? — Так её у тебя нет, чтобы мы к ней привязались, — Чимин поджал губы, оглядываясь на ЛиБина. — Вот-вот, омеге своему её отдал, — поддержал брата Тэхён. — От чего ушли к тому и вернулись, — закатил глаза Дон, под смех омег и лекаря оглаживая свой гладкий подбородок.

***

      Взяв двухмесячного Чжи на ручки, Тэхён поцеловал племянника в пухленькую щёчку, продолжая покачивать его в своих объятиях. Чимин лишь наблюдал со стороны, как брат тискается с его сыном. Прикрыв книгу, которую рыжеволосый читал накануне прихода Тэ в его покои, омега откинулся на спинку стула, молча наблюдая за развернувшейся картиной. — Опять Гуки? — приподнял одну бровь Чимин, понимая почему к нему пришёл брат уже третий раз за весь день. — Да, я скоро с ума сойду от него. Знаешь, раньше мне казалось, что Юнги слишком навязчив был к тебе во время беременности, но сейчас понимаю, что Гук обошёл его. Я же не знал, что у них, у альф, крышу сносит от их беременного омеги. Думал там, что заботиться чуть больше будут, оберегать, но не залюбливать же с ног до головы изо дня в день. Я больше это не выдержу, верните мне спокойного и уравновешенного альфу, который не будет трястись надо мной каждую минуту, — заныл в голос Тэхён, покачивая альфочку на своих руках. — И как он тебя до меня только пускает? — усмехнулся рыжеволосый, выслушивая чужие причитания. — Попробуй меня только не отпусти к тебе, я его закусаю. Хотя и без этого хочется его закусать. Я уже устал от всех этих милостей, я хочу хотя бы раз спокойно лечь спать, чтобы меня не зажимали в объятиях и не подтыкали одеяло со всех сторон, чтобы не было холодно. Хочу спокойно погулять по саду без вечного внимания слуг и опасений Гуки, хочу прокатиться верхом без этих вечных уговоров, хочу просто полежать, чтобы меня не зацеловывали с ног до головы, и не лапали моё пузо, будто там уже ребёнок готов вылезти из меня. Ну почему нельзя вернуть мне моего прошлого спокойного Гуки, который не будет дотошно одевать меня в сотню одежд, когда на улице прохладно? — Он переживает за тебя и вашего с ним ребёнка, поэтому так сильно опекает. Не переживай, это пройдёт. — Да? Когда наш сын появится на свет? — Нет, на собственном опыте скажу, что даже после родов он не отстанет ещё долгое время, — усмехнулся Чимин, вспоминая своего Юнги. — Я не выдержу этого, — поражённо выдохнул красноволосый, уныло кивая Чжи. — Да, мой маленький, не дадут эти семейные альфы нам никакого покоя. Вот ты же таким не будешь, верно? Надеюсь, что нет, иначе эти страдания никогда не закончатся. — Не скажу, что это очень плохо, просто ты к этому пока что ещё не привык. Ещё несколько месяцев и ты сам понемногу начнёшь втягиваться, — сложил на чуть полненьком животике руки Чимин, продолжая всё также сидеть на стуле. — К тому времени Гук задавит меня своей заботой. — Ну есть же и свои плюсы, так ведь, любитель ходить вразвалочку? — намекая на странноватую походку брата, хмыкнул Чимин. — Это единственное, что спасает меня. К тому же теперь и в близости он крайне осторожен со мной. Ни по попе хлопнуть, ни за волосы дёрнуть не хочет, всё боится дискомфорт причинить. — Да тебе не угодишь, то так плохо, то так не хорошо, определился бы уже, у меня и того то нет, — надул губы Чимин, пытаясь вспомнить, когда в последний раз был близок со своим предназначенным. — Спешу напомнить, что инициатор своей без интимной жизни ты сам. Юнги вон только вокруг тебя и ходит, обхаживает везде, голодным зверем на тебя смотрит, а ты как неприступная крепость… Слушай, братец, заканчивал бы ты всю эту игру, нет ничего плохого в твоей фигуре. Поверь, я видел тебя, и нет там ничего страшного, что могло бы его от тебя оттолкнуть. Юнги, вон, только возможность дай, так он тебя с костями проглотит и ещё не раз попросит. Всё с тобой в порядке. Прекрати и его и себя мучать. — Где всё в порядке? Я там дважды был зашит, а бёдра с животом? Ты их видел? Всё в растяжках, большое и некрасивое, да он сразу нос отвернёт, только он всё это увидит. — И когда ты собираешься наконец-то перестать забивать голову всей этой чепухой? Когда ребёнка выкормишь и вновь к верховой езде вернёшься? Думаешь, если куча времени пройдёт, и ты в прежнюю форму вернёшься, то всё будет хорошо? — Да. — Значит, ты хочешь ещё год или полтора себя день изо дня этим мучать, только потому, что не можешь с Юнги честно обсудить сложившуюся ситуацию? — Я не хочу, чтобы он видел меня таким. — Ну ты же не говорил с ним об этом. Ты даже возможности не дал ему высказать своё мнение, а уже сделал выводы исходя только из своих умозаключений. Чим, просто обсуди всё это с Юнги и перестань голову глупыми мыслями забивать. Повторюсь, с тобой и твоим телом всё хорошо. Ты родитель, а это значит, что несколько месяцев ты вынашивал дитя в себе, ел для него, заботился о нём, и те швы получил только потому, что нужно было родить его здоровым. И ты родил. Родил прекрасного здорового альфочку, за которого Юнги благодарен тебе всей душой. Он был с тобой всё это время, видел, как ты мучаешься и давал тебе поддержку, на какую был только способен. Юн прекрасно знает и помнит через что ты прошёл, чтобы даровать ему наследника, и поэтому сильно уважает за всё. Поверь, если бы с тобой действительно было бы что-то не так, то даже в таком случае он бы принял тебя без остатка, ведь ты родитель его сына и никто другой тебя не заменит. Сейчас лишь ты сам накручиваешь себя, даже не узнав, что об этом всём думает он. Просто возьми себя в руки и найди в себе силы искренне поговорить с ним о всём том, что волнует тебя сейчас. Не мучай ни его, ни себя. — Я поговорю с ним, но только чуть позже. И, пожалуй, самое главное — не говори ему ничего, я сам, как-нибудь соберусь и скажу обо всём. Хорошо? — Хорошо, только не тяни с этим, — прижал к своей груди малыша Тэхён, представляя как скоро у него уже будет свой ребёнок: такой же крохотный и жутко миленький мальчик. Осталось только не сойти с ума от той опеки, которой его окружил истинный.

***

      Облизывая нервно губы, Чонгук вновь поглядывает на дверь в покоях Юнги, с ноги на ноги переступая. Белобрысый же, замечая это в который раз, поджимает плотно губы и поднятой рукой останавливает слугу, что вслух читал длинное письмо. — Оставь нас на несколько минут, — кивая замершему бете на дверь, Юнги с друга глаз не сводит, тяжело вздыхая. И когда слуга с поклоном покидает императорские покои, Мин уже к Чону обращается: — В каких облаках ты витаешь? Опять что-то с Тэ? — Нет, с ним всё хорошо, — брюнет взгляд уводит и пытается своего волнения не выдавать. — Говори уж, всё равно, зная тебя, уверен, что без него тут не обошлось, — ухмыляется довольно Юнги, понимая, что попал прямо в цель.       Чонгук вновь прикусывает губы и поражённо опускает плечи, понимая, что Мин прекрасно поймёт его состояние. — Скажи мне, пожалуйста, ведь ты тоже испытывал нечто подобное, как головокружительное волнение, когда находился не рядом с Чимином, что был в положении? Чувствую скоро с ума сойду, если останусь хотя бы на одну минуту без Тэхён-и. — Всё настолько плохо? — удивлённо приподнял брови Юнги, поражаясь такому положению своего друга. — Чувствую, да, — кивнул взвинченный брюнет. — Ну, что сказать, привыкай, пока что так и будет первое время. — Это пройдёт? — По своему опыту скажу, что даже после того, как он родит, то это чувство с тобой останется ещё надолго, — ответил Мин, вспоминая про собственную тягу к своей паре, к которой каждую ночь приходил, едва ли не расплываясь у его ног лужицей. Вот только свои чувства и эмоции он контролировал, находясь на расстоянии от Чимина, рядом же с ним весь самоконтроль неминуемо распадался на кусочки, изводя альфу до сладкой истомы перед непреступным мужем. — А что мне сейчас с этим всем делать? Я пытаюсь сдерживаться, ведь понимаю, что Тэ это сильно напрягает, но поделать с собой ничего не могу, — вновь на дверь в покоях смотря, Чон мысленно отговаривает себя от того, чтобы заявиться к своей паре прямо сейчас, которую очень сильно хотелось. — Самоконтроль, дорогой мой друг, самоконтроль. Учись, пробуй, пытайся, иначе изведёшь своего омегу раньше времени, а он потом моему Чимину жаловаться будет. А тот согласится с тем, что все альфы нетерпеливые собственники и я опять от него получу оплеуху за приставания. Поэтому думай о спокойствии Тэхёна, ведь волноваться сейчас ему не стоит, и старайся себя особо не накручивать. Знаю я о чём сейчас все твои мысли, поэтому пойми, что он всегда со слугами и стражей, или с Чимином, или с ЛиБином, поэтому ничего ему не угрожает. Да и сам омега у тебя не маленький ребёнок, знает что к чему, поэтому смысла волноваться по лишнему поводу не стоит. Успокойся, Чон, он всегда в безопасности, накормлен и под присмотром, поэтому голову в руки и долой плохие мысли. — А если с ним… — Ничего плохого не произойдёт. — А вдруг… — И не вдруг. Так, Чон, ещё раз ты заставишь меня засомневаться в тех людях, что окружают моего омегу, с которым сейчас находится Тэ, я тебе голову сверну, а омегу твоего под собственную опеку возьму. Ты понял меня? — Понял, — с тяжёлым вздохом брюнет опустил голову, чувствуя как тревога понемногу начала отступать. — Но всё равно я… — А теперь от слов переходим к действию, — без лишней болтовни Юнги хлопает по столу обеими ладонями, а после поднимается на ноги. — Да простит меня Тэхён за твою смерть.

***

      Неспешно идя вдоль ещё зелёных деревьев, Юнги к груди малыша своего прижимает, тепло закутанного своим папочкой. Чимин после бессонной ночи сильно устал, отчего Мин его успокоил тем, что забрал сына на прогулку в сад, давая мужу редкую возможность как следует отоспаться в гнезде без детского плача и криков. Пак ребёнка супругу доверил, не боясь, что с ним что-то произойдёт, вот только попросил ещё и ЛиБина быть рядом, чтобы у омеги не осталось никаких опасений, даже малейших. Лекарь согласился быстро, помогая рыжеволосому сына на прогулку собрать, а после сопровождая правителя в саду, что оставался таким же прекрасным до самого конца лета.       Весь путь Мин альфочку от себя не отпускал и, покачивая того в своих руках, больше своим видом следующих за собой и лекарем слуг умилял. Беты, шедшие следом за новоиспеченным отцом, то и дело обменивались улыбочками и смешками. Они никак не могли привыкнуть к тому, что император теперь был поглощён только своей семьёй, а не чем-то другим. Остальное меркло в его глазах, при одном лишь виде маленького альфочки или же молодого мужа. — Подумать только, прошло чуть больше года, а всё так поменялось, — с улыбкой оглядываясь по сторонам, Мин придерживает Чжи и частенько на него поглядывает, то в щёчки, то в лобик маленькие целуя. — Верно, — усмехнулся идущий рядом ЛиБин, руки за спиной своей держа. — Никогда не знаешь, что ждёт нас завтра, не говоря уже о годе. Многое может поменяться, вот только в лучшую или худшую сторону — неизвестно. — Теперь будущее только в лучшую сторону будет меняться, — смотря на Чжи, Юнги не может перестать улыбаться. Для своих сына и мужа он сделает всё, что будет в его силах, не даст он в себе и на мгновение им в этом усомниться. — Надеюсь, что так оно и будет, — поглядывая на счасливого отца с ребёнком на руках, бета забывает те дни, когда император был ему ненавистен. Прошло то время, когда альфа покушался на его жизнь, прошла и та эпоха, когда Чимин отвергал его. Теперь же, наблюдая за тем, как, благодаря маленькому альфочке, чувства двоих истинных укрепляются, ЛиБин забывает ушедшие дни, стараясь принять настоящее. Может было это и не так легко, но смысла в том, чтобы держать старые обиды, не было. Настало время перемен. — Я знаю, что мой супруг много времени в вашей компании проводит, я бы сказал, что он с вами находится постоянно, отчего хочу о кое-чем спросить, — решив, что о странном поведении Чимина стоит поговорить с тем, кто действительно всегда находился рядом с ним, Мин надеялся во всём разобраться. Да и к тому же, не всегда выпадет такая прекрасная возможность побыть вместе с ЛиБином, без Тэхёна и Чимина, что от беты буквально не отходили. Омеги обвили его таким вниманием, будто бета был для них заместо их погибших родителей, поддерживая словом в трудный момент и помогая советом, когда те нуждались в нём, всегда присутствуя в жизни обоих сирот. — О чём же? — с нескрываемым удивлением спросил лекарь, уже перебирая в голове возможные вопросы. — В последнее время Чимин сам не свой, хотя со дня родов прошло не меньше двух месяцев и к Чжи он стал намного спокойнее относиться. Сомнений в том, что он принял нашего сына и любит его, у меня нет, но только вот ко мне он… — остановился с Чжи на руках Мин, пытаясь подобрать нужные слова. — Охладел? — попытался помочь лекарь. — Не то чтобы охладел, нет, наоборот, всегда тянется ко мне, когда мы вместе, допустим в том же гнезде с нашим сыном. С этим всё хорошо. Меня больше сейчас волнует не это. — Он не хочет вступать в более близкую и тесную связь? — ЛиБин невольно вспомнил о том, как омега плакался в один из вечеров ему о том, что ему ненавистно его тело. Вот только говорить о подобном, к тому же с Юнги, бета не сильно желал, да и сам же рыжеволосый не хотел, чтобы муж его об этом прознал, поэтому лекарь не знал как поступить. С одной стороны, хотелось помочь Паку принять себя, а с другой — не хотелось предавать данное ему слово, поэтому Либин решил умолчать об этой проблеме. Всему своё время. Чимин чуть позже сам обо всём расскажет супругу, стоит только немного подождать, был в этом уверен бета. — Да, именно это, — поглаживая нежно спину своего мальчика, кивнул Мин, отчасти чувствуя себя глупо, обсуждая подобное с лекарем, с которым у него когда-то были не самые лучшие взаимоотношения. — Ну об этом стоит поговорить с самим Чимином, а не со мной. — Я пытался, и не раз, вот только не могу же я заставить его отвечать искренне. Вижу, что отговаривается, прикрываясь другими причинами, но о реальных не хочет говорить. Понимаю, что что-то тревожит его, не даёт покоя, вот только что? Сколько бы не спрашивал, он постоянно уворачивается от всех расспросов, то кормлением Чжи, то усталостью и измотанностью. А навязываться сильно не хочу, понимаю как ему сейчас тяжело, но и жить в таком напряжении и недоговорённости тоже сложно. Вот я и подумал, что может быть Вы знаете в чём дело? — альфочка отцу в грудь агукает и привычно за одежду руками цепляется, а Мин на ЛиБина с надеждой смотрит, из-за чего лекарю как-то не по себе становится от такого взгляда. — Мне Чимин ничего такого не рассказывал, — врёт бета, хоть это и душу рвёт, но обещание, данное старшему из братьев, не нарушает. — Но может стоит чуть подождать, пока он полностью свыкнется со своим положением? Думаю, дело в том, что и его статус, и сын, немало сейчас беспокоят омегу. Ему нужно время, чтобы ко всему привыкнуть. Наберитесь терпения, Ваше Величество, оно Вам ещё потребуется.       Юнги на это тяжело вздыхает, смотрит вперёд на дорожку из сада и кивает, явно не радостный таким исходом. Сколько бы он не пытался узнать правду — не мог этого сделать. Видно ему действительно стоило подождать, пока Чимин к своей роли привыкнет и сможет наконец-то супругу открыться. Но сколько придётся ждать, терпеть омегу рядом с собой, не имея возможности спокойно обнять его, поцеловать или же новую метку оставить? Белобрысый готов был на стену лезть от вида разнеженного мужа в гнезде, кормящего своей обнажённой грудью их сына. Стоило ему только вспомнить нечто подобное, как мысли тут же переполнились воспоминаниями со дней совместно проведённого гона, из-за чего Мин едва не выл в голос, сдерживая себя из последних сил. Супруга хотелось до скрежета зубов, вот только желание сохранить покой в браке было куда выше всего остального.       Но как следует подумать о происходящем с Чимином альфе не даёт громкий возглас ЮнЧжи, что тут же перетягивает на себя всё отцовское внимание и вызывает на лице напротив мягкую улыбку. Альфочка грустить ему не позволяет, чувствует родительскую тревогу, а оттого к себе всего Юнги обращает. Отцу, помимо себя, о другом и думать не даёт, чем Мина от нерадостных мыслей спасает.

***

      Придя под вечер к покоям супруга, Мин узнал от слуг, что Чимин чуть меньше часа назад ушёл в купальню и совсем скоро должен был вернуться. Сказанному альфа довольно улыбнулся, подумал о том, что всё успеет сделать к его приходу, и что сегодня они наконец останутся наедине друг с другом впервые за последние три долгих месяца после родов. Из-за ребёнка Чимин супруга к своему телу не допускал, всё время твердя, что с сыном сильно выматывается, из-за чего на Юнги совсем не оставалось времени. А после того, как с омеги сняли швы, Пак и вовсе не показывал своего тела, постоянно ночуя в длинных до пят одеждах, будто нарочно скрывая от альфы каждую частичку себя. Мин же, оголодавшим зверем, всячески старался подступиться к своему омеге: задаривал золотыми украшениями и дорогими подарками, намекал, просил уделить ему время и внимание, приставал, когда альфочка спал, воровал редкие поцелуи, за которые нередко получал тумаки, держал в своих объятиях, шепча тому на покрасневшее ушко неприличное и из кожи вон лез, стараясь Чимина хоть как-нибудь развратить. Сначала Юнги думал, что, родив, его пара боялась зачать вновь, отчего решила полностью избавить их жизнь от всякой романтики. Но потом Чонгук предположил, что причина не в опасениях омеги, а в самом Юнги, что Пак совсем не хочет иметь близкую связь со своим истинным, из-за неприятия его, или же простой из-за какой-то своей неприязни, но это предположение Мин сразу отмёл. Разговор с самим Чимином не дал никаких результатов, омега на все расспросы отвечал одинаково: устал, нет сил и желания. Хотя на этот счёт Юнги от слуг был наслышан, что омега активно удовлетворял себя в купальне, из-за чего он бывал там до полутора часов, сначала моясь в присутствии своих же слуг и отмокая в воде, а после прося оставить его одного.       А когда Юнги уже окончательно запутался в своих догадках, на подмогу к нему пришёл Тэхён, который поведал ему о истинной причине странного поведения своего брата. Для разговора белобрысый с младшим Паком решили прогуляться в саду. Чонгук окружил свою пару чрезмерной заботой, отчего на прогулку без него красноволосому было вырваться крайне сложно, но Юнги активно тому посодействовал, чему больше был рад сам Тэхён. Пака порой утомляло такое обилие внимания со стороны новоиспеченного мужа, но поделать с этим он ничего не мог, альфа волновался за него и их сына, всюду следуя за ними. — Надеюсь, когда мы вернёмся, Чон не свернёт мне голову за то, что я забрал тебя у него, — белобрысый шёл не спеша, подстраиваясь под шаг беременного омеги и держа того бережно под руку. Тэхён же на сказанное лишь усмехнулся, свободной ладонью наглаживая свой живот. — Он ничего такого не сделает, поворчит как обычно, что я в такую прохладу так долго гуляю, а потом всё равно успокоится, — мягко улыбался омега, вспоминая как брюнет каждый вечер нежно наглаживал его уже большой животик, разговаривая с их малышом и постоянно зацеловывая каждый участочек кожи его родителя. — Буду надеяться, а то в последнее время он сам не свой с твоей беременностью. — Помнится, и мне ты тоже был таким с беременностью моего Чимы, вот только ребёнок родился, а ты всё так же продолжаешь бегать, но не за им одним, а за ими обоими, — Тэхён легонько подтолкнул императора в бок. — ЮнЧжи спокойное дитя, что не скажешь о его папочке. Постоянно о чём-то волнуется, словно птица загнанная в моих руках трепещет, когда я обнимаю его, да и себя он показывать боится, не знаешь почему он так себя ведёт? — всё-таки добравшись до вопроса, который как никакой другой не волновал альфу последние месяцы, Юнги взглянул на Тэхёна пронзительно, ожидая его ответа. Красноволосый сначала опешил, а потом, поджав губы, всё же решился обо всём рассказать правителю, хоть Чимин и просил держать это в тайне. Но омега слишком долго тянул, прошло чуть больше месяца с их разговора, но Пак так и не признался во всём Юнги, поэтому красноволосый решил взять всё в свои руки. — Думаю, нам лучше присеть в той беседке, у меня что-то ноги в последнее время сильно отекают и долго ходить очень трудно, — Юнги тут же кивнул, помогая беременному дойти до небольшой скамеечки под навесом средь осеннего сада, а после усаживая того и присаживаясь рядом, всё также продолжая придерживать за руку. — Значит, хочешь знать, что с Чимой в последнее время происходит? — Давно хочу знать, и сколько бы не пытался поговорить с ним, он постоянно ускальзывает от ответа, — тяжело вздыхает Юнги. — А сам по этому поводу что думаешь? — не спешил обо всём рассказывать красноволосый, всё так же наглаживая свой скрытый дорогими шелками животик. — Много чего надумать успел, бывало и такое, что я полагал, будто он не хочет видеть меня подле себя и нашего дитя, будто… будто продолжает ненавидеть меня как и раньше, вот только не говорит об этом, пытается скрывать. — Чима не такой, если он продолжал бы ненавидеть тебя, то уж точно бы не остался с тобой, а ушёл, оставив тебе ваше дитя. Ну или по крайней мере говорил тебе о том, что ненавидит, пакостил и уж точно бы ничего не скрывал. Вспомни, каким он был раньше. Вот тогда он тебя действительно ненавидел, а сейчас привык, с горем пополам принял, и уже более менее испытывает тёплые чувства, видя в тебе поддержку и опору. — Тогда почему он продолжает себя так вести? — нетерпеливо произнёс Юнги, желая уже поскорее узнать истинную причину. — Тело. Вернее из-за непринятия своего нового тела, — грустно улыбнулся омега, смотря куда-то вперёд и вспоминая, как плакался ему его брат из-за своей, как он говорил, «уродливости». — Что? Что ты имеешь в виду, причём здесь его новое тело, и что это за «новое тело»? — не понимая, о чём говорит ему Тэхён, альфа путается сильнее, хмуря белёсые брови. — Рожавшее, Юнги, выносившее дитя, родившее его и выкармливающее своей грудью. Тело беременного омеги меняется, — Тэхён ладонь альфы берёт в свои руки, а после прикладывает к своему животу, к тому месту, где пинается его мальчик, — и порой не в лучшую сторону. На животе, бёдрах появляются растяжки, грудь чуть полнеет, а после родов теряется прошлая стройность и худоба. Чаще всего это становится причиной той хандры, которой нередко болеют рожавшие омеги, и твой не стал её исключением. Чима для здоровья вашего с ним Чжи много кушал, стараясь питаться правильно, отчего после родов у него остался чуть полненький животик. Сам помнишь каким он был до той беременности, стройным, сильным, из-за всех тех тренировок и постоянной верховой езды, а тут же он стал слабее и больше. Из-за всех переживаний, тяжёлых родов, смерти МинГи, выкармливания своего сына — Чима потерялся, стал думать, что, утратив свою прекрасную фигуру и былую привлекательность, перестанет нравится тебе, что из-за всего этого ты оставишь его, перестанешь любить и заботиться. А поддержка для него сейчас очень важна, сам понимаешь. Я много раз пытался уговорить его, переубедить, что всё далеко не так и что навряд ли ты перестанешь любить его из-за тела, вот только его сложно в чём-то другом убедить. Я пытался, но ничего не получилось, не получилось и у ЛиБина. Поэтому вся надежда на тебя, Юнги, надеюсь хотя бы ты сможешь переубедить его, — закончив свой рассказ, Тэхён взглянул на альфу вопросительно приподняв одну бровь, а Мин, растерянный таким признанием, лишь кивнул. Тэхён снисходительно улыбнулся, поднялся на ноги, отряхивая своё тёплое ханьфу, а после, вспомнив ещё нечто важное, вновь обратился к Юнги: — Ах да, будь добр наконец-то удовлетворить его в плане интимной близости, а то, думаю, ещё одного нытья по поводу его неудовлетворённости я просто не выдержу. А теперь мне пора, иначе мой альфа опять будет волноваться за нас с малышом. Хоть в последнее время он и стал чуть сдержаннее, но всё же не может без меня и часа протянуть. *       Зайдя внутрь покоев своего супруга, Юнги застал знакомого слугу возле кроватки их с Чимином малыша. Бета был оставлен самим омегой, чтобы тот присматривал за неспокойным альфочкой, который в отсутствии родителей не умолкал. Лишь недавно Пак начал доверять близкому кругу своих слуг, чтобы на тех оставить ненадолго своё дитя, когда он уходил мыться или же на какие-нибудь официальные приёмы как подобает супругу императора. Мин был рад такому послаблению маниакальной привязанности Чимина к их сыну, ведь теперь омега меньше переживал и потихоньку начинал возвращаться к дворцовым людям, преподавателям и слугам, ко всем тем, кто окружал его ранее.       Напугав своим появлением слугу, Юнги приложил к губам палец, чтобы бета без лишних слов покинул покои, оставив их с сыном наедине. Слуга послушно поклонился, в последний раз взглянул на альфочку в небольшой, огороженной деревянными бортиками кроватке, а после поспешил уйти, не поднимая на альфу головы. Когда же дверь закрылась за бетой, Мин прикрыл глаза, втягивая глубоко любимую и давно ставшую родной мелиссу. Альфочка, что до прихода отца беспокойно хныкал и никак не хотел успокаиваться, замер, чувствуя знакомый запах. Больше плакать ребёнок не смел, знал, что рядом его родитель, а потому чуть повернул голову, пытаясь в допустимой видимости отыскать пришедшего. Юнги не заставил себя долго ждать, и, насладившись запахом своего мужа, подошёл к кроватке сына, улыбаясь при виде успокоившегося дитя, а после беря свою крохотную копию на руки. — А кто тут ещё не дремлет в такое позднее время? — расплывается в широкой улыбке Юнги при виде пухленьких розовых щёчек своего альфы. — Ждёшь папочку, чтобы вновь его от меня увести на всю ночь? Не получится, мой маленький разбойник, сегодня я его у тебя заберу, — чуть выше на руках Мин сына поднимает, кончиком носа касаясь его пухлых щёк, а после блаженно вдыхает мелиссу с него, смешанную с запахом грудного молока. Чимин кормил его, перед тем как уйти в купальню. — Такое чудо я когда-нибудь точно проглочу и косточек не оставлю, — оставляет лёгкий поцелуй на маленьком лбу Юнги. Чжи на слова отца лишь моргает, смотрит на него разумно и, будто понимая его речь, хватает родителя за нос, чтобы тот не отстранялся от него. — У тебя и свой чудный носик, малыш, — Мин удобнее одной рукой дитя перехватывает, чтобы одну освободить и убрать маленькую ручку Чжи со своего лица. — Давай-ка мы с тобой обратно в кроватку ляжем, а там прикроем глазки и уснём, давай? — альфочка на предложение о сне вновь руки к лицу отца потянул, но Мин вовремя приподнял голову, тихо посмеиваясь с поведения сына. — Я уже сказал, папа на эту ночь мой. Я украду его у тебя и ты ничего не посмеешь сказать, верно? — альфочка снова рукой махнул, в попытке достать до лица родителя, но зацепился лишь за воротник его одежды. Мин тяжело вздохнул, качая головой: — Неужели ты и вправду такой жуткий собственник, что родному отцу не дашь хотя бы одной ночи побыть с твоим папой наедине? Нет? Тогда я без твоего согласия уведу его, — Мин с этой фразой склонился над постелькой, чтобы положить дитя обратно, но альфочка поморщился, показывая всем видом, что вот-вот сорвётся на плач, если его уложат обратно. Юнги опешил, поджал губы, но вернул ребёнка обратно к себе на руки, смотря на того с осуждением: — Значит, манипулируем, так? — альфочка активно заморгал, уже не думая плакать на родных руках отца. — Тогда вот что, я подарю тебе самого быстрого скакуна, которой только будет во всём Китае, когда ты подрастешь и станешь статным юношей, обещаю, но взамен ты не станешь плакаться сейчас, прикроешь глазки и уснёшь сладким и крепким сном, а я непременно сдержу своё обещание. Согласен, мой маленький цветочек? — беря в обращение метку сына на его крохотном запястье, с хитрым прищуром спрашивает император. Альфочка продолжает молча моргать, смотрит своими большими чёрными глазками на отца, а после медленно прикрывает веки, будто бы соглашаясь с предложением. — А может и на вторую ночь согласишься? — по резко открывшимся глазкам своего Чжи, Юнги понял, что нет, а от того с тяжёлым вздохом согласился с первым вариантом их уговора. — Хорошо, одна ночь, так одна ночь, спорить с тобой не выгодно. — Укладывая альфочку аккуратно на его небольшую кроватку, Мин прикрывает крохотное тельце лёгким одеялком и снова мягко целует того в лобик. После Юнги продолжает стоять рядом, укачивая постель сына и ожидая прихода своего драгоценного мужа. Чимина не терпелось увидеть, обнять, приласкать, от мыслей, что можно сделать с ним, у альфы пересохло в горле, а руки на деревянных бортиках кроватки непроизвольно сжались сильнее. Альфочка быстро уснул рядом с Юнги, чего никогда не делал в присутствии слуг или же самого Чимина. Мятный запах по особенному успокаивающе действовали на него, отчего малыш не плакал и не кричал в присутствии своего отца. Мину это нравилось, ведь любые истерики их с Паком сына, он мог успокоить одним лишь своим появлением, Чжи достаточно было почувствовать только запах родного человека, как он тут же умолкал. Вот только с платками такое дело не выходило, и каждый раз приходилось то носить альфочку к самому Юнги, то просить через слуг, чтобы тот сам возвращался в покои супруга.       И пока Юнги наблюдал как Чжи засыпает, а после начинает сладко посапывать в своей постельке, в покои вернулся Чимин с распущенными и отросшими до плеч немного влажными рыжими волосами. Слуги, шедшие за ним, оставили его ещё у дверей, отчего внутрь Чимин зашёл один, удивлённо смотря на Юнги у постели с их сыном. Альфа вновь приложил палец к своим губам, намекая, что их сын уже спит, и что не стоит издавать лишних громких звуков, чтобы случайно не разбудить его. Омега быстро это понимает, кивает, а после подходит ближе, чтобы взглянуть на Чжи. Альфочка спит крепко, не видя, как его отец тут же приобнимает подошедшего к нему Чимина, что решил взглянуть на сына. — Сегодня он уснул раньше, чем обычно, — Юнги дышит тяжёло в присутствии своего мужа, рукой крепче к себе за талию притягивает и жадно сглатывает, испепеляя взглядом лицо любимого. Чимин смущается, убедившись, что Чжи спит, ладонью накрывает руку Мина на животике и убирает её со своего тела. — Я не думал, что ты так рано придёшь сюда, — шепчет тихо рыжеволосый. — Просто решил уложить сына сегодня самостоятельно, ведь не всегда удаётся сделать это из-за дел, — Юнги голодного взгляда с омеги своего не сводит и едва не стонет при виде оголённых плеч, ключиц и своей же метки у основании шеи. Лёгкое белое одеяние до щиколоток, едва держащееся на плечах супруга, сводит с ума и без того держащегося больше трёх с половиной месяцев в целомудрии альфу, порождая в нём невыносимое желание сорвать с омеги всё, что смеет скрывать его тело. Но слова Тэхёна о страхах Чимина Юнги свято помнит, а потому начинает с объятий, которые Пак неумолимо обрывает. — В таком случае ляжем сегодня раньше? — уже хотел двинуться в сторону гнезда рыжеволосый, но его остановила рука мужа, что внезапно схватила за запястье, возвращая омегу обратно к Мину. — Думаю, сегодня мы уснём не раньше, а позже обычного, — притягивает резко к себе Чимина Юнги, и держит его куда крепче, чем раньше. Омега в его объятиях тут же напрягается, смекая к чему ведёт его муж, а после спешит вырваться на свободу, вот только его подхватывают на руки и неумолимо выносят из покоев, где был их сын.       Будить своего альфочку лишними криками Юнги не был намерен, а оттого шикнул на брыкающегося в своих руках Пака, чтобы тот был тише. Чимин, покрасневший до ушей и растерявшийся таким резким выпадом со стороны супруга, с трудом смог заткнуть себя, пока они с Мином не пересекли черту его покоев, дабы ненароком не разбудить ЮнЧжи. После рыжеволосый, под удивлённые вздохи служивших ему слуг, что были за дверью, когда Юнги вынес его на руках, начал порываться сбежать от мужа, вот только тот неумолимо крепко держал его и следовал в свои покои, намереваясь наконец-то остаться с ним один на один. — Время идёт, а ничего не меняется, — качает головой улыбающийся бета, когда супруги скрываются из вида и крики рыжеволосого утихают эхом по недлинному коридору. — Ну хотя бы сейчас они не пытаются убить друг друга как раньше и у них уже есть наследник, — добавляет второй с той же радостной улыбкой. — Это прогресс. — Мда, мы, наверное, не доживём до того момента, когда они начнут решать свои конфликты тихо и мирно. — Ну хотя бы скучно с ними точно не будет, когда мы ещё такое увидим? — усмехнулся слуга, не спеша возвращаться к Чжи, что сладко спал в своей постели в покоях родителя. — Завтра, и послезавтра, и послепослезавтра, в общем, времени на это у них вся оставшаяся жизнь. — И наша тоже, — ещё немного времени выждал бета, перед тем как открыть тихо дверь и войти внутрь, боясь потревожить уснувшего дитя. *       Оставив свою брыкающуюся ношу на большом ложе, Юнги, довольный своим редким гостем в этой постели, прижал Пака сверху, оба запястья за рыжую макушку заводя. Чимин же, понимая, что дальше будет, не оставлял попыток вырваться, пытаясь скинуть с себя тяжёлого альфу, но всё было безуспешно, Мин лишь крепче прижал его руки. — Юнги, что ты творишь, отпусти меня! — пыхтит под мужем омега, всё так же извиваясь и этим больше возбуждённого альфу провоцируя. — Неприменно, любовь моя, сразу же, как только мы закончим, — едва не мурлыкает довольный своей выходкой Мин. Чимин наконец-то с ним в одних покоях, без спящего между ними Чжи и снующих туда-сюда слуг. Омега перед ним испуган, вот только страх в его глазах не тот, что был раньше, он совсем другой. И Юнги это видит, отчего смотрит прямо в карие глаза и на пробу руку вниз к его задернувшемуся краю ночнушки опускает. Рыжеволосый сильнее начинает из рук альфы вырываться, когда Мин ещё выше ткань его одеяния поднимает и оголяет округлые бёдра, растяжками покрытые по внутренней стороне бедра. — Юнги, не зли меня, отпусти, иначе я не посмотрю, что ты мой муж и отец ЮнЧжи… — Злить? Я не собираюсь злить тебя, я хочу сделать приятное своему омеге, что от меня это сокровище несколько месяцев скрывал, — сильнее натягивая белую ткань, Юнги ночнушку задирает до талии, смотря на всё то, что так долго от него муж прятал. Чимин поджимает губы и жмурит сильно глаза, голову набок поворачивая. Такого стыда он ещё никогда не испытывал, поэтому в руках супруга он перестаёт дёргаться и замирает, понимая, что теперь Мин увидит всего его нового и вот-вот отвернётся в отвращении. Пак сильнее стискивает зубы и хочет провалиться под земь или же утонуть где-то в пруду, пока ждёт ответа от белобрысого. Но ни слов, ни действий от альфы не следует, и Чимин напрягается ещё сильнее. Неужели всё действительно настолько плохо, что истинный потерял дар речи? На свой страх и риск омега приоткрывает один глаз и смотрит на мужа, что с полнейшим недоумением рассматривает его обнажённое по пояс тело. Значит, он и вправду теперь больше не по вкусу супругу. Слишком уродливый. — Теперь, увидев всё это, отпустишь меня к сыну? — тихо интересуется рыжеволосый, всё так же лёжа под замершим альфой. Юнги на вопрос реагирует не сразу, выдерживает паузу, а после хмурый взгляд на супруга поднимает, смотрит на него, а затем ослабляет хватку на чужих запястьях и поднимается с постели, направляясь к столу. Такое действие Чимин понял по-своему, отчего, незаметно для Мина вытерев выступившие у краешек глаз слёзы, сел на помятой постели, смотря в спину мужу. Теперь даже будучи одетым, он не будет чувствовать себя лучше.       Понимая, что больше омеге нечего ждать и желать, Чимин поднимается с ложа, поправляя свою ночную одежду. Рыжеволосый не сомневался, что именно всё так и будет, Юнги не примет его, охладеет и перестанет любить, как прежде. Больше всего охватывал страх, что Пак лишится своей прежней поддержки, это было куда страшнее, нежели всё остальное. А ведь омега надеялся, что всё-таки сможет скрыть себя чуть подольше. Не получилось. — Если захочешь вернуться в гнездо к нам с сыном, то мы будем ждать тебя, — напоследок бросает огорчённый произошедшим Чимин, направляясь к двери, чтобы как можно быстрее покинуть эту комнату и зарыться в их общем семейном гнездышке. Сомнений по поводу сегодняшней ночи у него не было, Мин останется здесь, не желая больше спать с ним бок о бок. Но не успевает рыжеволосый и шагу из покоев сделать, как его останавливают. — Я не разрешал тебе никуда уходить, — внезапно разносится за спиной у омеги, когда тот ладонью едва двери успевает коснуться. Чимин, не понимая происходящего, поворачивается к супругу, что взяв что-то со стола, продолжал смотреть на него неотрывно, чёрными глазами пронзая насквозь. — Но и остаться ты меня не просил, — пожал плечами рыжеволосый, не совсем понимая, что Юнги нужно от него теперь. — Вернись туда, где я тебя оставил, и сними с себя всё лишнее, тебе это сейчас не к чему, — держа в руках странную маленькую коробочку, Мин ждал, пока Чимин выполнит его приказ. — Тебе было мало того, что ты увидел? — искренне не понимая мужа, омега совсем теряется. — Мне было этого более чем достаточно, чтобы наконец-то понять, что мой драгоценный супруг наивно полагал, что с ним и его телом произошло что-то ужасное. — Ты о чём? — настороженно интересуется Пак, стараясь не поддаться искушению приобнять себя руками. — Я всё знаю, и о том, что тебе не нравится твоё тело и о том, что близости со мной ты хочешь так же, как и я с тобой, — хитро усмехается Мин, вертя в руках таинственную миниатюрную коробочку, которая с лёгкостью умещалась на его ладони. — Мы не закончили, поэтому будь добр оставить всё лишнее там, где ты сейчас стоишь, и подойди ко мне ближе.       Чимин невольно поджимает пальцы на ногах, смотря в глаза мужу и пытаясь понять правда ли всё то, что он сейчас услышал. Альфа хочет его? Хочет близости с омегой, у которого такое тело? Сон или реальность всё происходящее с ним рыжеволосый уже не понимает из-за звона в ушах и тяжёлого дыхания. Пак не пытается разобраться в этом, потому что, слушаясь своего альфу, снимает с плеч ночнушку и сбрасывает белую ткань к своим ногам. Второй раз оголяться перед мужем уже не настолько боязно как в первый, хотя бы потому, что альфа уже знает чего ожидать. Паку казалось, что с этой одеждой он обнажил не только своё тело, но и душу, которую представилось лицезреть Юнги. — Теперь подойди ко мне, — зовёт ближе альфа, а омега молча повинуется, едва не сгорая от испытываемого им стыда. — Поиграть со мной хочешь? — думает об настоящем издевательстве Пак. — Вот только когда обратно в свои покои через следующее мгновение отправишь меня, не забудь о том, что я сказал тебе чуть ранее, — Чимин ждёт, когда Юнги ему в лицо рассмеётся и скажет, что просто искушает его, заставляя чувствовать себя хоть немного достойным, а после этого ткнёт пальцем на многочисленные растяжки и вернёт обратно к сыну. Но этого не происходит. Вместо глупых омежьих страхов Чимина притягивают одной рукой к крепкому торсу, всё также держа зрительный контакт. — Зачем же мне отправлять тебя обратно так просто и быстро только потому, что ты стесняешься того, что на самом деле не ужасно и наоборот прекрасно? Зачем я буду тебя отпускать, когда я столько месяцев ждал, когда же смогу наконец-то тебя сюда затащить? Я думал с ума сойду, пока дождусь этого мгновения, а ты так хочешь быстро покинуть меня лишь из-за собственных страхов? Ну уж нет, не дождешься, я из тебя все соки выпью, по рукам и ногам свяжу, но выпускать из своих рук самую ценную бабочку я больше не намерен. Хватило мне и прошлых приключений. Не жди, что сможешь так просто ускользнуть от меня сейчас, не позволю, — от омежьей талии Мин ладонью скользит по изгибу спины, касаясь сначала шеи мужа, а после пальцами зарываясь в немного влажных рыжих волосах, резко в кулак их сгребая. Чимин на это болезненно шикает, но уже через секунду к его губам миновы прижимаются, и омега, на мгновение теряясь, целует альфу в ответ.       Юнги его совсем не жалеет, волосы болезненно натягивает и пухлые губы ощутимо покусывает, желая мужу показать всё своё желание, накопившееся за месяцы целомудрия. А омега на это охотно поддаётся, без остатка вверяя себя обнажённого в сильные руки. Мин этим пользуется сполна, сначала углубляя поцелуй, а после второй рукой к своему торсу плотнее прижимая, чуть касаясь супруга уголком маленькой коробочки, что всё так же в его ладони покоилась. Но Чимин тому значения не предал, полностью поглощённый своим истинным. Очнулся омега лишь тогда, когда через пару минут обоюдных ласк, его начали к постели подталкивать, не выпуская из объятий и не разрывая поцелуя. Юнги не мог набраться сил, чтобы оторваться от губ своей пары хотя бы на минуту, дабы уложить Пака на постель. Но ощущая жажду в другом, белобрысый всё же оттягивает от себя рыжую голову мужа, что всё ещё продолжала тянуться к нему. — Моя бабочка уже игралась сегодня с собой? — шепчет прямо в губы Юнги, а Чимин на это краснеет, ощущая жар своих щёк и смущённо кивая, тем самым вызывая на лице напротив довольную улыбку. — В таком случае сколько пальцев ты использовал, чтобы растянуть себя там? Два? Три? Я хочу знать, — выжидающе на Чимина Мин смотрит, желая уже приступить к самой сладкой части их встречи. В горле пересыхает и альфа сглатывает, предвкушая чудный вкус своей пары. — Три, — отвечает Пак и смотрит на мужа, будто провинившееся дитя на своего родителя. — Чудесно, — рвано выдыхает Юнги и, больше не сдерживаясь, поднимает омегу на руки, тут же на постели ближе к подушкам укладывая, а таинственную коробочку на краю оставляя. Чимин, продолжая стесняться себя и того, что творил его муж, скромно ноги вместе сводит, пока Мин, отстранившись от него на мгновение, снял с себя халат, обнажая себя перед Паком. — Не бойся, — ладони на коленях мужа Юнги уложил, раздвигая пред собой его ноги и смотря на манящую промежность, не замечая тех изъянов, о которых волновался его супруг. Для него Чимин всегда будет самим совершенством. — Он не красивый, но совсем скоро я вернусь в прежнюю форму, — пытается оправдываться омега, замечая как альфа смотрит на его животик, оставшийся после беременности. Но вместо ответа, Мин шире ноги разводит и меж них устраивается, чтобы накрыть собою супруга, и, уперевшись в постель локтями, влажным языком по пухленьким губам проводит. — Он превосходный, — затуманенный возбуждением в губы шипит раззадоренный малыми играми Юн, плотнее к телу под собой прижимаясь. — В тебе всё прекрасно, красиво и бесподобно, — не зная с чего начать, ведь в омеге всё желаемо до предела, Юнги припадает к трепещущей шее, вылизывая светлую кожу и смакуя на кончике языка сласть любимого лимонного запаха. Омега от даруемой ласки закатывает глаза и голову на шёлковых подушках откидывает, подрагивая. А Юнги от омежьей покорности и вовсе сознание сносит, отчего он активнее продолжает вылизывать его шею: дёрнувшийся кадык, хорошо выраженные ключицы, ямочку меж ними и свою же старую метку от зубов. Омега на любой поцелуй или укус лишь тихо и сладко стонет, чем немалое удовольствие своему мужу доставляет. — Ты меня скоро с ума сведёшь, — будто в бреду выдыхает рвано Юнги, языком скользя по выступающим ключицам и не спеша спускаясь к чувствительной припухшей груди с хорошо видимыми венками, прямо к налившимся кровью сосками. Чимин невольно хватается ладонями за белобрысую голову, над своими грудями, когда супруг начинает вылизывать её. А когда чужие пальцы неожиданно сжимают один из сосков, а губы припадают ко второму — в покоях раздаётся тихий всхлип. Поднять глаза на лицо омеги было ошибкой для Мина. Прикушенная губа, взгляд из-под рыжеватых ресниц, спадающие на глаза пряди волос, что в свете свечей создают невообразимой красоты контраст красок на лице. Карие глаза, что почти утонули в черноте, закатываются, а голова откидывается обратно на подушку, когда альфа, не отрываясь от чужого лица, с урчанием снова присасывается к припухшему от кормления сына соску, играясь с ним. — Юнги, — со вздохом произносит омега, чувствуя как в животе всё трепещет от такой стимуляции, а миниатюрный член ниже дёргается, привлекая к себе внимание. Мин продолжает всё с тем же упоением ласкать груди, оттягивая пальцами и прокручивая аккуратно то один сосок, и языком и губами играясь со вторым. — Юнги, — на повторе стонет омега, одной руку держа на затылке супруга, а второй ниже к члену спускаясь и обхватывая его всей ладонью. Но Мин это замечает и тут же омежью руку от органа убирает, не давая тому быстрой разрядки. — Не сейчас, — лишь на секунду от груди отрывается альфа, после вновь припадая к влажным от слюны соскам. Чимину ничего не остаётся как с хныканьем вернуться к белым волосам на затылке, ощутимо сжимая их и крепче к своим ареолам прижимая голову Юна. — Сложно терпеть это, — бурчит Чимин и давит на чужую голову чуть сильнее, а ноги закидывает на поясницу, бёдрами зажимая между ними Юнги, в отместку на его отказ в скорой разрядке. — Придётся, хочу, чтобы ты кончил от моего языка в своём нутре, — усмехается альфа, смотря на изнывающего под собой истинного и восхищаясь его обнажённой красотой в который раз за этот вечер.       У альфы от запаха мелиссы и тепла желанного тела голова кругом идёт. Он губами захватывает чувствительный сосок и втягивает его губами, посасывает, лижет кончиком языка активно, играется, а Чимин от получаемого удовольствия начинает дрожать. Омега уже ногтями впивается в голову над собой, прижимаясь своим низом к голому торсу и начиная тереться своим членом о тело мужа, в попытках сбавить растущее напряжение в паху. Юнги в подобном не отказывает, лишь прикусывает бусинку груди и в удивлении распахивает резко глаза, смотря на омегу странно. Отняв рот от ареолы, альфа сглатывает, а на его губах остаётся подтёк молока. Он его слизывает, молчит и думает о чём-то своём, не спеша комментировать случившееся. — Я молоко… сцедить не успел, — прикусил нижнюю губу омега, прекращая тереться о супруга, — его слишком мало, Чжи его не всегда хватает, поэтому приходится часто стимулировать грудь. А тут ты, — щёки Чимина розовеют, а руки невольно тянуться к груди, прикрывая её от взора супруга. Омега стыдится, вот только понимает, что ничего плохого не случилось, ведь он родитель трёхмесячного альфочки. Всё в порядке, супруг всего-то стимулировал его грудь, не более, ему нечего стыдиться, но цвет кожи на лице неизменно оставался ярко розовым, да и сам голос дрожал, что не ушло от внимания Юнги. — Руки, — требует Мин, с неприязнью смотря на ладони прикрывающие потемневшие ареолы. Чимин мычит смущённо, чувствуя жар, исходящий от своего лица, но все-таки показывает мужу грудь, которой он кормит ЮнЧжи. Соски испачканы пенкой и молоком, что тоненькой струйкой течёт вниз по груди. — Чимин… — Я сцежу его, только подожди немного, мне нужно будет вернуться в свои покои, — растерянно мямлит омега, спеша отстранить от себя мужа и подняться с постели, дабы накинуть на себя брошенную у дверей ночнушку. Вот только приподняться ему не дают, аккуратно толкают обратно на подушки, с улыбкой смотря на смущённое лицо. — Нет, я сам тебе помогу, — Юнги в предвкушении намеченного лакомства, слизывает с губ подтёк молока и снова к груди возвращается, не думая даже о том, чтобы выпустить омегу куда-то в таком положении. Чимин краснеет ещё сильнее, дышит чаще и, запрокинув на подушки голову, прикрывает глаза, накрывая белёсую голову ладонями. Пак привык к тому, что кормит Чжи придерживая его, отчего рыжеволосый в привычке начинает гладить мужа по волосам, притягивая плотнее к себе. Сам же Юнги широким мазком лижет по одной из ареол и припадает к вздёрнутому соску, который так долго ласкал до этого. Сладость грудного молока тёплой и тоненькой струйкой растекается по языку, что с нежностью давит кончиком по её источнику, кружа вокруг него неспешно. Мин всегда думал, что молоко у омег густоватое, ведь не раз видел первое молозиво у Чимина, когда помогал ему кормить в первые дни после родов Чжи. Но испивая его сейчас, понимает, что это не так, что оно более водянистое, чем какое-либо другое молоко, с привкусом миндаля, слегка пряное, но безумно вкусное. Почему их малыш так часто любил бунтовать насчёт такого приятного лакомства, альфа понять не мог, ведь ему самому понравился вкус молока его истинного. Юнги с жадностью высасывал струйки сладковатой жидкости, не представляя сколько удовольствия доставлял этим своей паре. Мин делал всё нежно, аккуратно, с любовью, из-за чего Чимин готов был расплакаться в голос от стекающей по ягодицам смазки, ибо вытерпеть те сладостные муки едва было возможно. Омега мучался от возбуждения, уже готовый отдаться своему супругу на растерзание, вот только Юнги не спешил заканчивать со своим лакомством, поэтому Чимин немало страдал, сгорая от страсти.       Мин страданий мужа не замечает, увлечённо продолжая испивать его грудь. Вторая рука альфы нежно укладывается на припухшую вершину, не оставляя и её без внимания. Сгибая ладонь в форме чашечки, Юнги начинает медленно, с оттяжкой массировать большим пальцем чувствительную кожу, пока сам занят другой. Он помнит, насколько его омега здесь раним и что нужно быть осторожным, поэтому губы не прекращают нежно сминать горошинку и трепетно её посасывать, скрывая зубы. Меньше всего хотелось причинить предназначенному дискомфорт при лактации. — Его действительно не так много, стоит намного чаще стимулировать твою грудь, — отрывается от ареолы с трудом альфа, понимая, что в этой груди ему уже не найти молока, поэтому спешит ко второй припасть губами, ибо он только успел войти во вкус, и останавливаться так рано он не собирался. — Ты же теперь не собираешься пить моё молоко так же часто, как Чжи? В его присутствии ты этого сделать не сможешь, мой мальчик не позволит тебе совершить этого, — прикусывает губу Чимин, дугой под альфой выгибаясь, когда начинает чувствовать, что его член стоит колом, требуя удовлетворения. — Мы будем делать это тайно, чтобы он этого не увидел, — говорит альфа, а после продолжает к груди ластится. — Ты сейчас, как маленькое дитя, — усмехается Чимин, хотя в таком состоянии ему далеко не до смеха. — Я правитель, великий и хладнокровный, но лишь тогда, когда дело не касается тебя или нашего сына. Для вас я всегда буду другим, — отвечает Юнги, жаром своего дыхания опаляя влажную ареолу. — Никогда бы не подумал, что тебя может заинтересовать омежье молоко или моя задница. Скажи мне об этом кто-то год назад, никогда бы не поверил, чтобы ты и с такой нежностью мои соски ласкать захотел, — но вместо ответа Пак видит взгляд, направленный на себя, когда лицо обратно к белобрысому возвращает, распахивая глаза. Чимин невольно растягивается в улыбке, когда понимает, что альфа согласился с ним, сам не понимая, как до этого всего дошёл.       Юнги с сосками истинного играется долго, доводя супруга до исступленного вожделения, в котором Чимин совсем разомлел под ним, желая лишь одного. И когда в обеих грудях совсем не осталось молока, альфа вернулся к губам, целуя лишь раз, а после вновь спускаясь по ослабевшему от возбуждения телу, оставляя поцелуи на рёбрах и чуть полном животике. Рыжеволосый не сопротивляется, ноги свои с торса мужа убирает и разводит их широко, не находя в себе сил на то, чтобы что-то сказать. А Мин от него этого и не требует, играется с ним немного и чувствует как вот-вот с ума сойдёт от вида своей пары. — Прекрасен, — в бреду шепчет альфа. Чимин перед ним уязвимый, заласканный и на всё готовый. Немного уставший от роли родителя и такой заморенный от собственных страхов, что Юнги хочется выть от такого Чимина в голос. Он слишком прекрасен: такой горячий, полностью обнажённый и жаждущий тепла и заботы от своего истинного. Юнги шумно сглатывает, кладёт свои большие ладони на пышные бёдра, гладит их не спеша, наслаждаясь видом влажной промежности, а после просит мужа протянуть одну из подушек. Чимин скулит, подрагивает немного и, ничего не говоря, с трудом руку заводит за голову, чтобы хоть за что-то взяться. После небольшой паузы тянет подушку альфе, понимая что тот хочет сделать с ним, и едва держится, пока дожидается, когда его низ приподнимут. — Пожалуйста, — стонет омега от скользящих по коленям до внутренней стороны бёдер ладоней супруга. Юнги будто бы нарочно издевался над ним. Но Мин, несмотря на просьбу мужа чуть ускорить процесс, среагировал не быстро, он продолжал оглаживать полные бёдра и рассматривать сжимающийся сфинктер, истекающий небольшим количеством смазки. Рядом со старым едва заметным беленьким шрамом красовался новый, чуть больше первого. Юнги долго смотрел на них, а после, отпустив себя, наконец-то припал ко входу губами, прикрывая в блаженстве глаза, как и его истинный от долгожданного наслаждения. — Хорошо, — выдыхает омега, полностью расслабляясь в руках своей пары. Юнги на это едва сдерживает усмешку, языком водя по кругу сфинктера, медленно подступаясь к самому сокровенному. После толкается кончиком в горячее растянутое нутро под томные вздохи и вылизывает редкие капельки природной смазки с таким усердием и чувством, что бедный омега от собственных стонов сначала захлёбывается, а после, хватаясь за белобрысую голову меж разведённых ног, оттягивает её, чтобы отдышаться. Юнги тут же протестует, убирает ладони с короткими пальчиками от своей головы и вновь к вылизыванию возвращается, на этот раз несильно прикусывая чувствительную кожу, отчего по покоям разносится омежий визг. — Юнги! — хнычет рыжеволосый, руки на своей груди укладывая, чтобы не нарываться больше на подобное. — Юнги?       Альфа не отрываясь от своего дела мычит, продолжая всё также вылизывать омегу, а Чимин хнычет, елозит задницей по подушке и губы нетерпеливо прикусывает только бы прикоснуться к себе внизу. — Можно? — просит надрывно рыжеволосый в ожидании разрядки. Вот только Мин не отвечает, он сам обхватывает ладонью омежий член и сжимает ощутимо, не доставая языка из растянутого нутра. Паку этого хватает, чтобы излиться прямо в руку супругу в это же мгновение, судорожно хватаясь за одеяло под собой и крича от бьющих тело конвульсий. Юнги улыбается хитро, отнимая губы от импульсивно сжимающегося сфинктера и убирая испачканную бесплодным семенем руку с обмякшего члена. — Чудесен, — шепчет с улыбкой Мин, поднимаясь с постели и о взятый платок вытирая ладони и пальцы, а после возвращаясь к ослабевшему телу на ложе. Он останавливается у края постели и долго смотрит на разморенного и полувозбуждённого, даже после оргазма прелюдиями любимого омегу. Несмотря на недавнюю разрядку, Чимин, тяжёло дыша, смотрит на мужа из-под опущенных рыжеватых ресниц и ждёт, когда Юнги к нему вернётся, чтобы получить собственное удовольствие.       Белобрысый ещё с минуту смотрит на супруга, даёт тому отдышаться и набраться сил, да и сам любуется своим творением, с нетерпением желая приступить к самой сладкой части их ночи. Омега перед ним уже готов принять его, готов впустить в свою душу и тело, из-за чего Юнги больше не тянет, берёт оставленную ранее шкатулочку и открывает её, устраиваясь у разведённых омежьих ножек. Омега-лекарь, с которым Мин разговаривал накануне, предупредил, что у рожавших порой недостаточно собственной смазки, из-за чего Юнги решил заранее всё подготовить. И уже перед промежностью Пака альфа окунает пальцы в прохладую скользкую субстанцию, приставляя их ко входу, смазывая, а после две фаланги в омегу проталкивая, легко скользя внутри него. Вскоре Мин заполняет его третьим и четвертым пальцами, по новой возрождая желание в податливом теле. Чимин едва ли может что-то чётко произнести или сделать, поэтому лишь молча наблюдает за действиями своей пары, не спрашивая о коробочке маленькой. Ему слишком хорошо в этот момент, этого вполне достаточно, чтобы в блаженстве прикрыть глаза, полностью доверяя супругу. А Мин и рад этому, он недолго растягивает до этого тронутый Паком сфинктер, после чего отставляет коробочку, убирая её в сторону, чтобы та не мешалась. Омега раскрыт перед ним полностью, жаждет, когда его заполнят, поцелуют в губы и вновь заключат в объятия, поэтому альфа больше не медлит, оставшуюся смазку со своих пальцев по возбуждённому члену размазывает и смотрит на пару желанно. — Можно? — обнажает дёсна беловолосый, а Чимин, распахивая веки, начинает звонко смеяться, с трудом поднимая руки и протягивая их супругу, зазывая того к себе. — Нужно. ***       Держа на руках своего малыша, Чимин со стороны наблюдает, как двое слуг возвращают на место рядом с портретом бывшего императора изображение Бао. Омега с картины смотрит на рыжеволосого особенно по-доброму, неизменно нежно улыбаясь и даруя особое тепло, что раскрывалось внутри у стоящего перед Бао омеги. У своей груди Чимин держал годовалое спокойное дитя.       Когда беты повесили портрет, то поспешили встать за спиной рыжеволосого, не мешая тому любоваться супругом бывшего правителя. Пак всё же решился спустя долгие годы вернуть то, что когда-то решил похитить из стен этого замка. К тому же теперь у него был тот, кто колоссально изменил его жизнь. Но не успел Чимин погрузиться в глубины собственных мыслей, как двери позади него распахнулись. Чимин не гадал, кто пришёл, знал, что это был его муж. Обернувшись на вошедших, омега невольно улыбнулся, стоя на том же месте напротив картины. — Не передумал? — войдя внутрь зала огромной величины, на ходу спрашивает Мин, так же как и его супруг держа на руках трёхгодовалого рыжеволосого альфочку. Ребёнок тут же с интересом начал рассматривать помещение, бойко покачивая ножками, он был чрезмерно активным в сравнении со своим спокойным старшим братом. Сам же семилетний ЮнЧжи спокойно шёл вместе с отцом, взяв того за руку и поглядывая то на папу, то на улыбающегося младшего братика с нежно розовыми волосами. — Нет, это решение полностью обдуманное, к тому же не хочу разлучать их, — кивнув головой на портрет отца Юнги, Чимин откинул длинную рыжую прядь со своего плеча. — Тебе потребовалось семь с половиной лет, чтобы принять это решение? — подходит вплотную к супругу Мин, Чжи к папе ближе подводя, и отпускает его маленькую ручку, чтобы ею дотронуться до щёчки младшего из троих сыновей и коснуться губами его маленького лобика. — Нет, мне достаточно было родить СуДжи, — кивнув на омежку с персиковыми волосами, Чимин замечает как по особенному смотрит на него Юнги. С такой лаской, любовью и заботой, будто бы это не он был против его ещё восемь лет назад. Рыжеволосый помнил как отчаянно альфа пытался внушить ему то, что не потерпит сына-омегу, избавится от него сразу же, как только тот родится, ведь ему был нужен лишь альфочка, наследник. Но теперь, смотря на то, как Мин залюбливает их годовалого малыша, так похожего на его собственного папу, Чимин не может себе представить, как бы Мин относился к нему, будь всё иначе. Альфа в омежке души не чаял, как только он появился на свет с рук его не спускал, по сей день больше всего любя гулять с ним по цветущему саду. Хоть Чимин и заставал часто своего мужа за тем, как он забавно играется с их омегой, когда тот обычно лежит в небольшой постельке в их покоях, рыжеволосый никогда не мог сдержать улыбки при виде этого, понимая, что теперь СуДжи его главная ценность. Младшего сына Юнги обожал безмерно, но и двух своих альф любовью не обделял, стараясь каждому дать часть внимания и заботы. Чжи вырос быстро, воспитываясь слугами и родителями, отчего немало времени проводил с учителями, уже с малых лет получая должное образование, как подобало наследнику. СуМин же, средний из сыновей, будучи ещё небольшим, для своих трёх лет был активным и бойким, самым капризным в противовес своим двум братьям. Именно с ним Чимин едва выносил беременность, вечно страдая от жуткой активности альфочки в утробе. Юнги же тогда ему много помогал, пытался успокаивать, вот только это не так помогало, как с Чжи. И если старшенький был копией своего отца, то СуМин был копией самого Чимина, полностью перенимая его внешность и часть характера. Единственный, кто равномерно принял на себя родительские черты, был СуДжи. У омеги имелись чёрные глаза его отца, губы и очаровательный носик папы, волосы же не были похожи ни на одного из них, будто бы белый и рыжий смешались воедино. — Несмотря на это, ты мог бы оставить портрет у себя, но если ты решил так, то я не буду тебя уговаривать. Это полностью твой выбор, — соглашается с мужем Юнги, поправляя одной рукой коротенькие мягкие волосики омеги, а второй всё так же держа альфочку, что улыбался младшему брату. Донимать его СуМин любил жутко, постоянно изъявляя желание побыть у небольшой постельки, чтобы поиграть с СуДжи, потрогать его или просто послушать ещё неуверенный лепет братика. Такой привязанности удивлялись не только слуги, но и сами родители. Рыжеволосый альфочка, невзирая на свои малые годы, проявлял заботу к братьям, то с младшим увлечённо играя, то со старшими братом и омегой сидя, наблюдая за тем, как те учатся писать и читать. Чжи воспитывался всему не один, рука об руку с единственным сыном советника императора проводя большую часть своего времени. Тэхён смог родить лишь одного омегу и, несмотря на многочисленные попытки понести вновь, ничего не получалось. Смирение с этим пришло лишь через несколько лет, когда на свет появился третий сын у его брата — СуДжи. Хоть красноволосый и мечтал о большой, как у Чимина, семье, у него не выходило. Чонгук успокаивал истинного, постоянно твердя, что большего для счастья ему и не нужно, хватало двух омег, его и их сына, любимых и единственных. Тэхён же понимал, что альфа просто хотел его утешить, поддержать, но омега всё же продолжал мечтать, что когда-нибудь вновь сможет родить ребёночка. Но сколько бы он не пытался, новой жизни он дать не мог. Лишь позже, с появлением омеги у брата, Тэхён примирился со своей судьбой, уже водясь с детьми Чимина, и залюбливая своего единственного сына. — В том, что это верный выбор я не сомневаюсь, — рыжеволосый в последний раз оборачивается на Бао, улыбается ему, а после к своей семье возвращается. — Думаю, нам пора, мы задержались здесь на день дольше, чем хотели. — Верно, Тэхён-и ещё успеет изрядно поворчать по этому поводу, — возвращая руку к стоящему рядом Чжи, Юнги берёт его за тёплую ладонь, оглаживая большим пальцем гладенькую бледную кожу. — Это точно. Но я нисколько не разочарован в том, что мы всё же решили вернуться сюда, — Чимин, смотря на мужа, кивает тому на выход, одним взмахом руки оставшихся с ними бет отправляя чуть вперёд, чтобы те открыли им двери, — было приятно увидеть знакомые стены, не находясь в изгнании в этот раз, — хмыкает идущий впереди омега, оборачиваясь назад на супруга, что поджав губы, тяжело вздохнул. — Не устану просить прощения за это… — Папочка, ты был здесь раньше? — Чжи идёт держась за руку отца, на мгновение оборачиваясь на портрет, что сколько он помнил всегда был с Чимином. Омега с картины поразительно был схож с его братом, вот только если на полотне была его взрослая версия, то на руках Пака, был ещё небольшой ребёнок. — Да, и при каких условиях! Хотя и твой отец тоже бывал здесь раньше, но не об этом сейчас. Меня больше интересует то, что ты, — обращаясь к супругу, Чимин замедляет шаг, чтобы Юнги поравнялся с ним, потому что альфа шёл медленнее, подстраиваясь под маленькие шаги ЮнЧжи, — подразумевал, когда сказал вчера, что нам не хватает ещё одного? Помню наш разговор смутно, так как практически спал, но последнюю фразу я запомнил достаточно чётко, не хочешь объяснить? — хитро поглядывая на беловолосого, Чимин уже мысленно достает штыки, понимая, что на этот раз действительно останется жить вдали от собственного мужа, ибо четвёртого ребёнка омега боялся как огня. Ему хватало троих сыновей, ведь беременность каждым из них была сущим испытанием. Вторая беременность была не в планах молодых родителей, но однажды Мин слишком увлёкся своей парой, что поздно опомнился, понимая, что они сцепились, сам того не желая вновь начиная всё по новому кругу. Когда же ЛиБин подтвердил, что Чимин в положении, рыжеволосый не разговаривал с мужем три месяца, полностью того игнорируя, и лишь простуда Чжи, помогла им вновь примириться. СуДжи появился уже от желания самого рыжеволосого, вот только это было в течку, отчего после неё, омега не мог припомнить своих слов о согласии на третьего ребёнка, хоть и понимал, что в свои течки он любил принимать в себя узлы. После активного СуМина Пак хоть и боялся, что всё может повториться по-новой, но омежка был куда спокойнее, что не скажешь о тяжёлых и мучительных родах. Чимин после них восстанавливался долго, на этот раз не позволяя больше ни себе, ни Юнги думать о ещё одном ребёнке. — Я сказал это в шутку, не переживай, моё солнце. — Смотри, я досточно принципиальный омега, если захочу, ещё что хуже, как молчание на три месяца, придумаю тебе. — Большего счастья мне и не нужно, — рыжеволосого альфочку приподнимая чуть выше одной рукой, произносит Юнги, всё так же держа второй идущего рядом с собой ЮнЧжи. Супруги проходят мимо слуг, что придерживали для них открытые двери, и весь оставшийся путь продолжают вести диалог, уходя от зала всё дальше и дальше. И когда двери за ними закрываются, а помещение пустеет, слышатся лишь отголоски их голосов и омежий смех.       Портрет Бао, вернувшийся на своё место спустя долгие годы и оставленный рядом с изображением супруга, всё так же продолжает нежно улыбаться, смотря теперь уже на закрытые двери. И хоть один из его внуков был поразительно похож на него, оставалось надеяться на то, что их судьбы не будут такими же схожими.