За весь путь, что отряд прошёл до ближайшей деревни, с неба не упало и капли, несказанно радуя всех, в особенности альфу, что держал Пака. Он не раз заставал моменты, когда Чимин просыпался, а после вновь терял сознание, и лишь на подходе в деревню окончательно очнулся, почувствовав усиливающиеся схватки.
Пака встретили всё те же два солдата, которые были отправлены ранее, и именно они взяли его на руки от воеводы, тут же занося в дом лекаря. Пожилой омега был встревожен, потому что уже знал, кем именно являлся рыжеволосый, а оттого даже возмущаться не стал, когда к нему в дом ещё полчаса назад ввалились двое солдат, наперебой рассказывая, что случилось и прося у него помощи.
Чимина с явными признаками преждевременных родов унесли в небольшую комнатку, уложив на твёрдой поверхности длинного чуть широкого стола. Его оставили с одним совсем ещё молоденьким омегой, что являлся внуком самого лекаря. Альф до той комнаты допустили лишь потому, что они смогли Чимина донести и уложить, ведь на своих двоих ему было бы не добраться дотуда. Позже всех мужчин пожилой омега выгнал из маленького помещения, не давая им видеть чужих страданий и мук.
— У нас ещё раненый солдат, — воевода, что сопровождал императорского супруга в плоть до той самой комнатушки, остался, чтобы переговорить с лекарем. — Он омегу того собой прикрыл, если бы не он, некого было бы сейчас везти к Вам.
— А с ним что?
— Стрела попала в плечо. Всевышний уберёг его и сохранил жизнь, от того он до сих пор жив, как впрочем и спасённый им омега, — альфа кивнул в сторону комнатки, из которой слышались чужие стоны и хрипы. — И прежде, чем я покинул Вас, хочу спросить… Он действительно в этот день породит новую жизнь? Но срок же ещё…
— Ребёнок сам решает, когда появится ему на свет. Если он захотел сегодня, то так тому и быть, — развёл руки пожилой омега.
— С ним и омегой будет всё хорошо?
— Тут я не могу видеть наперёд. Если повезёт, то будет в здравии и дитя, и родитель, а если нет… то на всё воля Всевышнего, захочет он к себе кого-то из них забрать или же нет, уже не мне решать.
— Я понял, — кивнул альфа, к выходу направляясь, а после запуская внутрь Дона и Тэхёна, которого русоволосый на себе тащил. Воевода оставил их наедине с пожилым омегой, всё никак из головы не выбрасывая слов лекаря и молясь, чтобы всё прошло хорошо. Он знал, что будет, если дитя или же сам супруг правителя погибнут в этот день, но больше всего желал, чтобы оба выжили. Страх за эти две ценные жизни крепко засел внутри каждого из солдат, что расположились в домах принявших их мирных людей. И не было ни одного из той провинции, который не произнёс бы за здоровье найденного беременного омеги молитвы.
— Раненного можешь оставить, я помогу ему, но потом заберёшь и уведёшь отсюда. Скоро придёт время новой жизни, а альфам видеть этого не нужно, — омега кивнул на доспехи Тэхёна, которые поспешил снять Дон, чтобы рану как можно быстрее осмотрели. Пак шипел, прикусывал губы и до цветных вспышек перед веками жмурился, стараясь не сорваться на крик, когда друг помогал ему обнажать верх.
— Какой же ты щуплый однако, а ведь в доспехах куда больше выглядел. Совсем же маленький, — усмехнулся пожилой омега, усаживая Пака на скамейке рядом со столом и доставая тонкий длинный ножичек, нитки и иглу из шкафчиков со скрипучими дверками. Обстановка в ветхом домике была скудна, но от всего веяло незримым теплом и уютом, отчего Тэхён немного успокоился, чувствуя себя намного лучше. — Вей! — позвал своего внука пожилой мужчина. — Мне нужна тёплая вода и тряпки, оставь его пока что, пусть отдохнёт, сил наберётся, они ему скоро понадобятся.
Из комнаты, в которую отнесли Чимина, выглянул совсем молоденький омежка. Он быстро взглянул на оставшихся в их доме солдат, тут же краснея до кончиков ушей и не смея ступить ногой за дверь от нахлынувшего смущения.
— Хватит заглядываться на чужих, лучше принеси всё, что нужно, не заставляй человека кровью истекать, — тут же прикрикнул омега, заставляя молоденького юношу краснеть пуще прежнего. Внук кивнул, спеша выполнить приказ, лишь напоследок быстрый взгляд на Дона бросая, которого он заметил чуть раньше Тэхёна. Русоволосый, сам того не понимая, улыбнулся мальчишке доброй улыбкой, на что в ответ получил покрасневшие мочки ушей юноши, перед тем, как тот скрылся за другой дверью в поисках всего необходимого. Альфа отвлёкся лишь на пару секунд, закрытую за внуком лекаря дверь мгновение сверля, чуть позже вновь всё внимание на шипящего Тэхёна переводя.
И пока омежка набирал воду в небольшой тазик и подготавливал чистые тряпки для умывания, лекарь осмотрел рану, невольно замечая зеленоватые разводы на всём теле Тэхёна, смекая откуда они и для чего.
— Ты зачем, скажи мне, запах свой скрывать пытаешься? — спросил омега, принимая от вернувшегося внука таз с водой и начиная вытирать уже запёкшуюся тёмную кровь и ту более яркую, что медленно из раны вытекала.
— Омегой мне в отряд не сунуться было бы, — ответил Пак шикая от боли.
— Значит, ты в отряд хотел попасть, а зачем тебе оно было нужно? Или же из-за него, — кивнул в сторону комнатки лекарь, в которой стихли копошение и стоны. — А кто он тебе? Близкий друг или же…?
— Он мой брат, а-а-ай, — прикусил кончик языка Тэхён, пытаясь боль в плече стерпеть, когда старичок раны тряпкой небрежно коснулся.
— Опасно было делать это, да ещё и под стрелу потом кидаться… Видно любишь ты его крепко, раз на такой отчаянный шаг решился. Не каждый жизнью своею рискнет ради ближнего, — промыв рану и осмотрев глубину проникновения, лекарь продолжал отвлекать Пака разговором, пока его внук, что остался рядом, то и дело бросал заинтересованные взгляды на Дона, который так же проявлял к нему интерес, изредка возвращаясь к Тэхёну.
— Я тогда ни о чём не думал, единственное, что волновало меня в тот момент, так это сам брат. О себе и мысли не проскользнуло, — только сейчас Тэхён понял, что ещё совсем недавно мог лишить Чонгука не только истинного, но и ещё совсем маленького ребёнка. Красноволосый скользнул ладонью по своему плоскому оголённому животику, мысленно прося прощения у своего альфы и нерождённого ребёнка, которым рискнул, подставляя собственную спину под стрелу врага.
— А что случилось с этим лучником? Вы поймали его? — закончив стирать с тела сырой тряпкой чужую кровь, лекарь взял в руки острый ножичек, готовясь раскраивать рану, чтобы прочистить её и вытащить весь металл, попавший в неё от стрелы и брони.
— Убили, — твёрдо и спокойно произнёс Дон, всё так же держа доспехи красноволосого в руках и ожидая, когда лекарь закончит с раной Тэхёна, чтобы лично убедиться, что с ним и его братом всё хорошо. Альфа ответил на вопрос лекаря, бросив более долгий взгляд на молодого омежку, который, как ему показалось, вздрогнул, впервые услышав его голос. Понять почему его так влекло к красивому незнакомцу русоволосый не мог, поэтому продолжал блуждать взглядом от Пака к внуку лекаря, который точно так же как и сам альфа, скромно улыбался, чувствуя жар алых щёк.
— Он был похитителем твоего брата? — хмыкнул лекарь обращаясь к красноволосому.
— Один из. Думаю, Чимин каким-то образом смог сбежать от них откуда-то недалеко. Он не смог бы в таком положении долго пробыть в пути, а от того оставшиеся отряды продолжат поиски, чтобы выяснить где держали Чимина всё это время и кто был к этому причастен. Уверен, что каким бы не был исход сегодняшних родов, император захочет отомстить похитителям своего мужа.
— Я думаю, что оставшиеся отряды за пару дней отыщут бывшее пристанище убитого мной похитителя. Если брать в расчёт, что Чимин бежал от них сегодня, или хотя бы вчера, то прошёл он немного миль, — кивнул Дон, всё так же на молодого омежку заглядываясь.
— Чего гадать? Потом у самого омеги и спросите, — сосредоточившись на оставшемся под кожей наконечнике, лекарь и не заметил, как его внук с аленькими от смущения щеками уже не смотрел за его действиями, перенимая опыт, а всё своё внимание отдавая одному нежданному гостю в их доме. Омега был несказанно рад, что до прихода солдат успел умыться и переодеться в чистую одежду после того, как с утра он и его дедушка вернулись из леса с большими корзинами трав. Было бы особенно стыдно встретить симпатичного чужака, ввалившегося в их избу с раненым омегой, чумазым и неопрятным. Единственное, что волновало омежку, так это нерасчесанные гребнем длинные густые волосы, которые он наспех с утра подвязал бечёвкой. Коротенькие волоски у лба то и дело ползли в лицо, из-за чего юноша частенько заводил их за покрасневшие уши, стараясь выглядеть чуть лучше обычного. Он привык к тому, что в их деревне почти не осталось молодых альф, оставшиеся которые были заняты своими истинными, а от этого с непривычки не мог устоять перед молодым солдатом с красивыми глазами и добрым взглядом. Омегу будоражили новые чувства, родившиеся где-то глубоко внутри. Он чувствовал как сильно щекочет сердце при виде русоволосого альфы, из-за чего юноша совсем не обратил внимание на странно зудящую метку на левом запястье.
— Что касаемо этого омеги, Чимин, верно? — спросил лекарь, одновременно вынимая острый наконечник стрелы из тэхёнового плеча.
— Да! — стискивая зубы и жмурясь, заныл на шаткой скамейке Тэхён, здоровой рукой обхватывая левое предплечье, желая сильно не кричать, чтобы Чимин его не услышал из соседней комнатки. Меньше всего хотелось, чтобы рыжеволосый в такой напряжённый момент ещё и за брата волновался, слыша крики родного человека через ветхую стенку.
— Чимин, хм… Столько шуму он наделал, слухи даже до сюда дошли ещё пару дней назад. Насколько я знаю, его не так давно ищут, но сколько людей собралось на его поиски! Не думал, что именно мне падёт такая честь видеть, как на свет явится наследник известной династии. Да и Вей мой успеет увидеть своего первого родящего омегу, — тут лекарь бросил взгляд от кровоточащей раны Тэхёна на внука, что не сразу понял, что именно о нём сейчас шла речь. Юноша вздрогнул, быстро отвёл взгляд от Дона и растерянно кивнул, не зная с чем соглашаясь.
— Он ваш ученик? — как бы невзначай спросил альфа.
— Да, нужно же будет кому-то заменить меня. Вей, принеси ещё больше тканей, нужно будет перевязать раненного, — лекарь вновь обратился к внуку, на что омега, кивнув, без промедлений скрылся за скрепучей дверью в соседней комнате. Старичок же, дождавшись, когда юноша покинет их, тяжело вздохнул, обращаясь к Тэхёну и Дону. — Сын мой не выжил, погиб от болезни ещё больше десяти лет назад. Попал под ливень, простудился и умер, так и не дожив до двадцати. Вею было шесть, когда его папы не стало.
— А где его отец?
— Не знаю. Моему сыну было тринадцать, когда над ним надругалось двое альф. Их так и не удалось найти, но только после изнасилования мой сын понёс, а метка на его запястье вскоре сгорела. Погиб его истинный, не прошло и месяца. Может это и к лучшему, не знаю.
— А что насчёт вашего альфы?
— Он оставил меня чуть раньше трёх лет назад. С тех пор мы с Веем остались совершенно одни. Было тяжело, да и сейчас не легче, но что поделать, такова жизнь. Больше всего мне жалко его, — лекарь поджал губы, остатки металла из тэхёновой раны острием ножичка выковыривая, — мало то, что сирота, так и останется в этой глуши век свой доживать, как и я, один. Здесь у нас старики, да немногие обручённые пары лишь и остались.
— Но у него же тоже должен быть свой истинный альфа, может он ещё встретит его? — не открывая зажмуренных глаз, произнёс Тэхён зубы крепко сцепив.
— Да где этот истинный? На свету уже шестнадцать лет он прожил, так и не встретив пару свою, а там он и вовсе зачахнет, так и не познав альфы.
— Неужели ему столько лет? Я думал ему намного меньше, — рассеяно произнёс Дон, понимая, что тот молодой омежка совсем зрелый и не настолько юн, как он предполагал ранее.
— А Вы его шибко не рассматривайте, нечему и удивляться будет, — с неодобрительным прищуром лекарь взглянул на русоволосого, что виновато кивнул ему в ответ, понимая, чего именно остерегался пожилой омега.
— Я и мысли скверной не допустил до него, Вам не о чем переживать, уверяю Вас. Просто не каждый день таких омег встретишь… — произнёс Дон, оборачиваясь на скрип двери, из которой выглянул сам Вей. Мальчишка услышал часть разговора, на мгновение замирая от волнения перед мыслью, что альфа им интересуется. Хоть они и не были знакомы, омега чувствовал как его тянет к этому солдату. Может это и была заинтересованность его слабой омежьей натуры перед сильным альфой, которого ему раньше не доводилось видеть, а может и просто из-за безвыходности сердце билось как бешеное, ведь он ни разу не был близко знаком с противоположным полом. Но как бы то не было, омеге всё больше и больше хотелось познакомиться с пришедшим в их дом гостем поближе.
— Вей, вдень нить в иглу и подай мне, — лекарь не сразу отвёл прищуренный взгляд с Дона, наконец-то замечая как солдат с его внуком переглядываются. Не долго думая, после того, как Вей выполнил очередное поручение, старик отправил его к Чимину, чтобы скрыть молодого юношу с чужих глаз. Вновь повторять ошибку, какую он допустил со своим сыном, не хотелось, а от того пожилой омега поспешил зашить раны Тэхёна, чтобы Дон, убедившись что с ним всё хорошо, поскорее покинул их дом.
Потребовалось не так много времени, чтобы наложить швы и поверх их обвязать плечо чистой тканью, оставив на омеге лёгкую рубаху, какую из его же походной сумки достал ему Дон.
К тому времени, когда с плечом было покончено, Чимин уже полностью вымотался, покрываясь капельками пота. В комнатушку, где он находился, незнакомый молодой омега принёс зажженные свечи, подготавливая таз и тряпки, чтобы обтереть горящее от жара тело Пака. После молоденький брюнет принёс горячую воду, кору зелёного имбиря, несколько засушенных листьев и какое-то растение, чтобы приготовить отвар для обмывания тела будущего
новорожденного. Дона лекарь в комнату, где был Чимин, не пустил, как и желая ранее, выпроваживая его из своего дома, а Тэхёна же наоборот прося остаться с братом, чтобы тому было спокойно рядом с близким ему человеком.
С тела будущего родителя сняли всю лишнюю одежду и намокшие от обильных выделений и околоплодных вод штаны, оставляя на нём лишь нательную рубаху, тем самым скрывая ею наготу чужого тела.
На улице, снаружи, было слышно, как сильно завывает ветер и гром бьёт где-то очень близко. Дождь начинает понемногу собираться, но капли всё ещё не падают, давая время путникам под тёмным небом как можно быстрее добраться до нужного им человека.
*
Шум ветра и рассекающие небо молнии были слышны приглушённо. Рядом с МинГи горела оставленная слугой свеча, несмотря на то, что была лишь середина дня. Небо затянуло плотное тёмное покрывало из туч, не давая лишнего света через окошко с резной рамой. Ван приходил к искалеченному омеге каждые полчаса, проверяя его. Слуга не раз предлагал МинГи что-нибудь из еды, вот только он не хотел ни есть, ни пить, ни с кем-либо говорить. Он лежал и молча приоткрывал неповреждённый глаз, когда к нему заглядывал его верный слуга. На все вопросы блондин упорно молчал, лишь изредка качая головой. И только когда гроза за окном разгулялась до бушующего сумасшествия, МинГи попросил переодеть его во что-то другое или же «более нарядное», как высказался сам омега. На такое Ван удивлённо приподнял брови, но поспешил исполнить просьбу своего господина, до конца не понимая зачем ему это нужно в таком состоянии.
Слуга переодел МинГи в его самое любимое зелёное ханьфу, скрывая им ушибы, синяки и бинты, которые покрывали бо́льшую часть его тела. После же светловолосый попросил оставить его, чтобы отдохнуть и помечтать о своём утраченном ещё несколько лет назад счастье. Одёжку погибшего омежки МинГи держал при себе, не выпуская её из своей уцелевшей ладони.
*
— Чимин… Чимин, ты слышишь меня? — где-то рядом проносится у уха, но рыжеволосый уже не понимает, где его бредовые сны, а где реальность. Всё тело ломит, словно его без перерыва несколько часов били палками, самого омегу бросает в жар, а кости таза будто бы медленно выворачивают, испытывая его на прочность. В одно мгновение Пак даже невольно допускает страшную мысль, что Август настиг его и сейчас так издевается над ним, заставляя мучаться от этих нескончаемых мук, пуская по всем кругам ада.
А Тэхён продолжает его звать, тряпочкой смачивая лицо, щёки, шею и грудь, в попытке сбить жар. Лекарь же лишь молча поджимает губы, понимая насколько тяжёлыми будут эти роды. Он встал напротив разведённых ног омеги, смотря на то, как медленно, под давлением плода, происходит раскрытие, вот только альфочка внутри не успел развернуться так, как было нужно, головкой к выходу. Это сильно волновало лекаря и его внука, что внимательно за всем наблюдал, перенимая всё то, что должен был делать в будущем, когда станет таким же, как и его дедушка.
— Схватки длятся второй час, а омеге всё хуже и хуже. Нужно скорее вынимать ребёнка из утробы, пока с ним ничего плохого не случилось. Приводи его в сознание, он должен собраться силами и наконец-то родить, — лекарь кивнул Тэхёну на Пака, на что тот отложил в таз с водой тряпочку, лишь одной рукой, чтобы вторую из-за плеча не тревожить, начал подталкивать брата, всё так же продолжая звать его. На подмогу к нему пришёл юный последователь лекаря, поднося к носу Чимина что-то неприятно пахнущее, от чего рыжеволосый тут же распахнул глаза, начиная растерянно озираться по сторонам.
— Чим, взгляни на меня, сюда, — щёлкнул пальцами Тэхён, на себя указывая. — Ты слышишь меня? — получив короткий кивок, красноволосый тут же схватил ладонью брата за лицо, не давая тому отстраниться или отвернуться. — Смотри на меня, Чим, и запоминай. Тогда нам удалось спасти малыша и сохранить беременность, но сейчас мы не в силах это сделать. Тебе придётся рожать раньше положенного срока и только от тебя зависит сможет ли твой альфочка появиться на свет живым. Смотри, слушай и запоминай, что тебе скажут, старайся выдержать это, ведь на кону стоит чужая жизнь, ты понимаешь это? — рыжеволосый снова кивнул, тяжело дыша и чувствуя себя неважно. От его щёк исходил жар и это заставляло всех собравшихся нервно ожидать скорый исход.
— Отдыхай, когда схваток нет, — тут же подал голос старик, всё так же стоящий напротив разведённых ног рожающего, — но как только почувствуешь сокращения, то дыши глубже и пытайся вытолкнуть плод из себя. Не кричи и не смей упускать схватку, будет больнее и тебе, и твоему сыну. Не тужься, когда схваток нет, отдыхай в это время и набирайся сил, иначе сделаешь себе же хуже. Понятно? И постарайся всё это перетерпеть. Всевышний даровал тебе возможность давать новую жизнь, но взамен на это ты обязан отдать ему достойную плату. Слёзы твои, боль и страх, будут сопровождать тебя, но ты должен вытерпеть это достойно. И не забывай чей ты омега и кому принадлежит это дитя, а потому не смей сдаваться, даже если боль затмит твой разум, — продолжал говорить лекарь, а Чимин едва не загибался, пытаясь выдержать очередную схватку. — Тужься! Глубже дыши, глубже. Выталкивай его, старайся лучше, ну что же ты, — ладони на коленях уложив, омега шире чужие ноги развёл, под светом стоящих на другой полке свечей рассматривая омежье начало. Ребёнок по родовым путям продвигался медленно, причиняя немало боли своему родителю из-за небольшого раскрытия и неправильного положения в утробе.
*
Медленно погрузившись в сладкую негу, МинГи чувствует спасающую его от физической боли лёгкость и свободу. Его душа рядом с теми, кого он любит всем своим израненным сердцем, не смотря на долгую разлуку и непосильное для его тела расстояние меж двух разных миров. К нему возвращаются всё те же знакомые воспоминания, тепло прикосновений и ласкающий слух детский лепет. Всё кажется таким близким, почти осязаемым, родным… Но он знает, что это не так, что он не с ними, не рядом с мужем и сыном, и что его тело, как клетка, до сих пор держит душу на земле.
А что держит самого МинГи?
С трудом повернув голову в сторону двери, омега замер, ожидая слугу, который вот-вот должен был прийти в его покои, дабы исполнить последнюю волю своего господина. Момент близился. МинГи чувствовал, как холод лижет пальцы его ног, будто верным другом поджидая чужую душу, которую тут же заберёт в свой плен, даря ей долгожданный покой.
*
В зубах зажимая ткань собственной рубахи, Чимин хватался за руку брата, сильно сжимая её, будто бы это могло помочь ему родить альфочку быстрее, и, подавляя рвущийся из глотки крик, всю силу направлял на то, чтобы вытолкнуть ребёнка из своего нутра. Слёзы лились беспрерывным потоком, рыжеволосый кричал, кусался и звал своего истинного, больше всего желая, чтобы тот оказался рядом с ним. Счёт часам Пак потерял давно, осталась лишь боль, которую ему помогал переносить Тэхён, поддерживая его и подставляя собственную руку, чтобы брат мог сжать её, когда будет особенно невыносимо терпеть эту пытку или же укусить, чтобы не завизжать от жуткой рези внизу живота. Тазовые кости омеги под давлением альфочки чуть раздвигались, отчего Чимину казалось, что их ломают, выворачивают и вновь ставят на место, повторяя страшную пытку несколько раз. Раскрытие протекало долго и мучительно, отчего Чимин, забывшись своими страданиями, начал без конца выкрикивать имя мужа, будто бы он мог его услышать и прийти на его зов. Но сколько бы рыжеволосый не звал его, проклинал или же умолял, Юнги не приходил.
— Успокойся же ты, — прикрикнул такой же измотанный долгими родами лекарь. — Самому тебе придётся рожать, не придёт он, альфам такое видеть не положено.
— Как делать детей, трахая омег, так они могут и им всё положено, а как нести ответственность и быть рядом в трудный момент, так им не положено, — злясь всё больше и больше на своего истинного, Чимин не раз проклинал его имя, забываясь очередной болезненной схваткой.
— Такова наша омежья доля.
— Я придушу его, как только увижу, разорву на кусочки и скормлю воронам его плоть, чтобы он так же, как и я сейчас страдал. Папочка, как же больно, — вновь не сдерживаясь Чимин кричит, пальцами впиваясь в дерево под собой и оставляя на нём борозды от ногтей.
— Думай, что говоришь. Ты супруг его, таково твоё предназначение. Судьба благословила тебя, отправив тебе самого наследника великой страны, а ты говоришь такое, постыдись. Думаешь, император бы стерпел такие слова? Радуйся, что он не слышит этого.
— Чёрт побрал бы этого Мин Юнги. Плевать я хотел, чтобы он сказал на это, я убью его и никто меня не остановит! Ааай, — откинул голову назад Чимин, быстро-быстро дыша и готовясь к очередной порции боли внизу, под давлением своего альфочки, что трудно продвигался по родовым путям.
— Да отсохнет твой грязный язык, омега ты злобный. Каждый из нас должен через это пройти, ты не первый и не последний, а от того перестань всё и всех проклинать, лучше тужься.
— Ну почему, когда альфам нужен наследник страдают именно омеги? Раз им он так нужен, то пусть сами и рожают, мы тут при чём? — шмыгая носом, Чимин вспоминал как именно он забеременел, а от того обида на Юнги росла с бешенной силой, и уверенность, в ранее сказанных словах, крепла с каждой минутой.
— Омеги должны продолжать род, проходя через все муки стойко, а того уже давно нужно было с этим примириться…
— Это. Слишком. Не. Справедливо, — рвано выдыхая и с дрожью в теле отходя от очередного сокращения, произнёс омега, обещая себе больше никогда не беременеть и вообще не вступать с Юнги в интимную близость.
— Тебе не выбирать свою судьбу.
— Однажды я её уже выбрал, — взглянул на брата Чимин, слабо ухмыляясь и вспоминая, что чуть меньше года назад он был совершенно другим, не таким как сейчас. Полным сил, энергии и…
Но стоило омеге расслабиться, как его тут же скрутило намного сильнее, чем во все предыдущие разы. Чимин, подавляя крик, крепче схватился одной рукой за ладонь брата, а другой за край стола под собой, продолжая делать так, как его учили Тэхён и лекарь. Вей же за всем наблюдал с противоположной от младшего Пака стороны, рядом с рожающим по правую руку от него. Вот только что-то идёт не по плану и омега срывается на визг, последними словами вспоминая своего благоверного, который шлялся непонятно где, пока его муж страдал. И стоило Паку крикнуть, что при первой же встрече он воткнёт в грудь отца своего ребёнка подаренный им же меч, как за дверью в небольшую комнатку послышалось странное копошение. Лекарь замер, молодой юноша с Тэхёном взволнованно обернулись на приближающийся к ним шум за дверью, а Чимин продолжал выть, под проклятия и рёв встречая своего из ниоткуда взявшегося супруга.
*
Близок час. Остались лишь минуты, свято считаемые до момента, когда оборвутся чужие муки.
*
Забывая о родах и только-только отпустившей омежье тело схватке, Чимин поражённо пялит на Юнги, такого же испуганного, уставшего, с синяками от бессоных ночей под глазами и поражённо стоящего в дверях. Сначала Пак молча смотрит, так же, как и его альфа на него, и только спустя несколько секунд поворачивается к Тэхёну, спрашивая того.
— Я же не один его вижу? — не веря происходящему, спросил взмокший от пота и раскрасневшийся от туг Чимин, взглядом от Юнги к брату бегая. — Или этот монстр всё же соизволил прийти, после того, как против желания осеменил меня, шантажом заставляя вынашивать своего наследника? — осипшим голосом поинтересовался омега, на мгновение забывая о том, что рожает.
— Нет, Чим, если кажется двоим, то это не кажется, — такой же удивлённый Тэхён не мог отвести от Мина глаз.
— Троим, — тихо добавил обескураженный юноша, роняя в таз с водой тряпку и обрызгивая всплесками своего дедушку, который и вовсе увидев виновника сие родов, замер, как громом поражённый.
— Чимин, — шепча тихо, Юнги сделал нерешительный шаг к своей паре, а рыжий омега на это поджал губы и, морщась от подкатывающих к глазам очередных слёз, протянул ему свою ладонь, желая, чтобы родные руки коснулись его как можно быстрее. Юнги в этот момент казался ему каким-то неземным в этих крепких блестящих доспехах и с забранными в высокую прическу белоснежными волосами. Хоть альфа и был совершенно измотан этими долгими поисками и переживаниями, Чимину он казался олицетворением самой силы и мощи в этом блестящем металле, шлем которого был сброшен у входа в лекаря дом.
Юнги хотелось прижать как можно ближе, впиться в его тело обеими руками и удушить крепкими объятиями, ломая рёбра и вдыхая запах, который, как казалось омеге ещё вчера, он больше не почувствует. Чимин ждал своего альфу, но тот продолжал всё так же стоять, пытаясь примириться с мыслью, что наконец-то нашёл свою пропавшую бабочку.
— Да подойди же ты ко мне, глупец, — забирая вторую руку от брата, Чимин обе к Юнги потянул, не желая терпеть больше ни секунды без своего альфы, что должен быть рядом с ним и нести ответственность за своего ребёнка и всё то, что сейчас происходит с омегой.
А Юнги больше и не ждёт. Не сдерживает себя, спешно уходит, чтобы сбросить ненужные и удушающие доспехи, желая быстрее к себе своего омегу до хрустов костей прижать, обнять его крепко и поцеловать каждый участочек его нежной кожи. Альфа в мгновение ока обнажает тело от металла, а после возвращается и оказывается рядом со своим супругом, позволяя рукам любимого обнять себя и прижать плотно к вспотевшему и ослабевшему от родов телу.
Чимин же, получив своё, больше не сдерживается: жмурится от слёз, влажным лицом к ключицам истинного прижимаясь, кусает его больно и ногтями впивается в спину, злясь, что из-за одежды не может оставить алых борозд на его коже. А Юнги всё позволяет. Позволяет кусать себя до крови, царапать, бить по спине ослабевшими кулачками и проклинать за всё, что происходит с Чимином в этот момент. Больно ему всё равно от этого не будет, достаточно того, что альфа пережил за эту неделю. И никакие укусы и удары не могли заставить Мина отстраниться от своего найденного супруга, ведь он готов был принять любую выбранную участь от своей пары, только бы быть вместе с ней, когда на свет появится его наследник, долгожданный альфочка. Хоть страх за ребёнка, что решил появиться чуть раньше нужного, и присутствовал, когда гонцы доложили ему обо всём, это не могло перекрыть того облегчения, кое испытал Юнги, поняв, что теперь его супруг и дитя в безопасности, и они ждут его возвращения.
— Как же я ненавижу тебя, — шепчет рыжеволосый в бреду от нахлынувшего на него наслаждения и чувства безопасности рядом со своим истинным, — ненавижу, ненавижу, — носом водя по шее и кадыку альфы, твердил на повторе омега, в промежутках между своими гневными речами смазанными поцелуями покрывая бледную кожу мужа. Руки всё так же сжимали и били беловолосого, а Юнги в ответ на это поддерживал голову Чимина и его спину, чтобы тот мог вдоволь проклясть его, искусать и избить своими кулочками.
Лишь на короткое мгновение альфа позволил себе насладиться обожаемым запахом мелиссы, после же он поднял глаза к растерянному Тэхёну, которого не ожидал увидеть перед собой, тем более с заметным из-под рубахи перевязанным плечом.
— Долго объяснять, — приобнял ноющее предплечье красноволосый, поджимая губы.
— Надеюсь ты знал, что делал, — только сейчас Мин понял, о каком воине, прикрывшем своею спиною Чимина, ему рассказали гонцы. В голове не укладывалось, как Тэхён сумел сбежать от Чонгука и попасть в отряд, нашедшим его супруга. Альфе несомненно хотелось узнать об этом подробнее, но понимая, что это не столь важно на фоне рождения его драгоценного альфочки, Юнги поверил Паку, надеясь в скором времени услышать эту историю.
Не обращая внимания на смятение лекаря, что с огромными от удивления глазами всё это время, пока супруги покоились в объятиях друг друга, смотрел на настоящего императора, Юнги бегло оглядел прилипшую от пота к телу единственную нательную рубаху на своём омеге. Чимин же шумно и тяжело вдыхал мятный запах, в попытке успокоиться после недавней схватки, в какую его застал пришедший супруг. Даже в присутствии Мина было всё так же невыносимо тягостно внизу. Альфочка медленно и мучительно пробирался в узости ещё не рожавшего тела, своим маленьким тельцем неминуемо заставляя чувствительные стенки растягиваться, чтобы выбраться наружу ножками вперёд. Неправильное положение лишь усложняло роды, из-за чего лекарь в который раз стирал со лба холодные капельки пота тыльной стороной ладони. А рядом стоящий омежка и вовсе растерянно смотрел то на ворвавшегося в небольшую комнатку императора, то на измученного Чимина в его объятиях, который вновь, подавляя крик, пытался тужиться, чувствуя очередное сокращение.
— Что делать? Я могу чем-то помочь? — растерянно спросил лекаря Юнги, видя, как его истинный резко напрягается всем телом, и сквозь стиснутые зубы и мучения пытается вытолкнуть из себя плод, из последних сил намертво впиваясь в мужа, а после расслабляясь и со слезами на глазах зарывается лицом в его ключицы. Старичок же, после обращения к нему, быстро справляется с былым оцепением, вспоминая про роды и вновь свои ладони на чужие колени укладывая.
— Ваше… Величество, альфам всё же не стоит присутствовать на родах. С рожающими остаются только омеги…
— Не смей! — в ту же секунду визжит Чимин, резко дёргаясь и ещё крепче прежнего впиваясь в тело своего истинного. — Я прокляну тебя, убью, прирежу, удушу, утоплю, отравлю и сожгу, если посмеешь бросить меня сейчас, не смей уходить, не смей снова бросать меня, — будто умалишённый, омега хватается за своего супруга, боясь, что тот уйдёт от него, оставит с этой невыносимой болью один на один. — Только посмей и тебе не жить, — злостно шипит омега, вызывая на лице альфы тёплую улыбку.
— Никогда, слышишь, никогда я не оставлю тебя одного, не отпущу и не брошу. Убью каждого, кто посмеет разлучить нас вновь, уничтожу всех и каждого, кто только посмеет встать у нас на пути, клянусь собственной жизнью, я больше никогда не оставлю вас с малышом, — со всей серьёзностью произносит альфа, своею клятвою немного успокаивая и подбадривая Чимина, что тут же с влажными щеками поднял своё опухшее от слёз личико к супругу.
— Правда?
— Правда.
— Тогда и членом своим поклянись, что больше никогда не посмеешь зачать мне детей, — шмыгает носом рыжеволосый. — Если будут нужны ещё наследники, то сам их рожай, больше я к этому никогда и ни за что не вернусь. Горло тебе перережу, если ещё хотя бы раз тронешь меня в этом самом плане.
Юнги на угрозы усмехается, целует омегу в уголок губ и покорно кивает, соглашаясь со всем, чтобы успокоить свою разгневанную рыжую бестию. И стоило только Чимину в ответ на это с благодарностью взглянуть прямо в омут чёрных глаз, как вдруг тело вновь охватывает мучительная схватка, намного болезненнее предыдущей. Сомнений, что альфочка вот-вот появится, не оставалось ни у кого из присутствующих, из-за чего рыжеволосый резко отнял одну руку от Юнги и протянул её брату, желая чувствовать себя как никогда защищённым рядом с родными в этот важный для себя момент.
*
Дождавшись очередного визита слуги, МинГи чуть вздрогнул, переводя ещё не потухший жизни огонёк в глазах на вошедшего Вана.
— Господин, вы голодны? Я могу… — не успел договорить прикрывший за собой дверь омега, как его перебил тихий голос лежащего.
— Помоги мне, — с трудом произнёс блондин, наконец желая заполучить ключ к своему бессмертию.
— Да? Вы хотите пить или же есть? Я покормлю Вас с ложки, если так будет удобно, — всё так же упорно предлагал свою помощь Ван, желая хоть как-то облегчить чужие страдания.
— Нет, — чуть покачал головой омега, — принеси его.
— Что именно Вам нужно принести? — не понимая МинГи, переспросил Ван, садясь рядом с ним и стараясь не сильно пугаться тех ран, что он получил от брюнета.
— Кинжал, — коротко и спокойно ответил омега.
— Но… — слуга шумно сглотнул, понимая зачем он нужен его господину. Но нежелание выполнять чужую страшную просьбу тут же пронзило слугу, от чего тот поспешил возразить.
— Принеси его, — продолжал просить омега, но Ван, едва сдерживая себя в руках, начал качать головой, отказываясь выполнять последний приказ своего господина. Мысль о том, что блондин хочет оставить его, покончив с собой, не давала нормально соображать, лишь разжигая внутри слуги тот панический страх, что мгновенно охватил всё его тело. — Больше… я ни о чём… не попрошу тебя, — шепелявя и едва договаривая фразу, умолял светловолосый, а омега, сидящий подле него, едва держался, с трудом пытаясь подобрать нужные слова, которыми бы он смог поддержать своего господина и уговорить его не делать этого. Но всё было напрасно и он это знал. Именно за этим МинГи помог Чимину в последний раз, чтобы после со спокойной душой уйти из мира живых, в котором у него не осталось ни одной родимой души. Поэтому он так бесстрашно остался один на один с Августом, не рассказывая правды о сбежавшем рыжеволосом в надежде погибнуть, если удастся, от его же собственых рук. И только по этой причине МинГи просил переодеть его, дабы уйти в мир иной не в пропитавшейся от собственной крови одежде, а в красивом нарядном ханьфу, которое больше всего любил МинГи, ведь его ему подарил погибший муж. За этим омега просил оставить его на время одного, чтобы тот мог попрощаться с миром, что окружал его все эти годы, и настроится на скорую встречу со своей семьёй.
Ван до противного привкуса крови кусал нижнюю губу, не желая отпускать омегу, но прекрасно понимая, как сильно хочет покончить с собой блондин. Что ему было достаточно тех страданий при жизни с Августом, и что ему наконец-то хотелось покоя, к которому он стремился все эти годы. Ван питал себя мыслью, что МинГи встретят его муж и сын, которые непременно долго ждали его прихода в загробном мире. Но как бы не старался слуга утешить себя всем этим, слёзы и страх потери господина были сильнее всего остального.
— Пожалуйста, принеси, — вновь подал голос МинГи, и Ван, взяв себя в руки, поднялся с кровати, твердя себе под нос, что это приказ, а он, как верный слуга, не смеет его ослушаться. Он пытался оправдать свои действия повиновением, что так он поможет МинГи, сделает ему лучше и избавит от страданий физических, что нужно смириться с судьбой и не мешать чужому выбору. Но в тот же момент он глушил и собственные чувства. О, как бы сильно ему хотелось остановиться, не открывать этот злосчастный сундук в соседней комнате или же не найти в нём того самого кинжала, которым когда-то давно МинГи должен был убить Чимина ещё во дворце. Как бы хотелось нарушить приказ господина, ослушаться его, выкинуть холодный клинок куда подальше, уничтожить его и лишить блондина возможности свести счёты с жизнью, чтобы тот продолжал жить. Страх осознания пришёл чуть позже. Ведь так и поступал с омегой Август раньше, лишая его всякой возможности соединиться со своим истинным альфой. Именно так и хотел поступить Ван сейчас, чему непременно же ужаснулся, вставая перед сложным выбором. Что для слуги было дороже: приказ или же привязанность, прошедшая к господину с ним через долгие годы верной службы? Омега не знал, но стоя перед заветной дверью с кинжалом в руках, пытался понять, чтобы принять верное решение. Эти минуты собственной внутренней борьбы казались для слуги вечностью.
Прошло достаточно времени, что ждущий на постели измученный омега тяжело вздохнул от томительного ожидания. Не то чтобы все эти промедления разочаровывали его, ведь МинГи ждал этого дня куда больше, чем Вана с кинжалом, но всё маленький червячок нетерпения грыз его изнутри.
Вану потребовалось много решительности, чтобы наконец-то сделать выбор не в свою пользу и, войдя в комнату, без лишних слов вложить в руки своего господина нагревшийся от тепла чужих ладоней кинжал.
— Спасибо, а теперь оставь меня, — снова к окошку повернул голову МинГи, плотно ладонью обхватывая рукоять небольшого, но острого клинка. Наконец он дождался его. Ван кивнул, послушно направился к двери, но остановился, в последний раз смотря на лежащего на постели омегу, чьё время было уже сочтено. Блондин почувствовал на себе чужой взгляд, поэтому, прикрыв свой единственный здоровый глаз, с едва заметной улыбкой на лице произнёс: — До встречи, мой верный друг. Спасибо тебе за всё и… надеюсь мы встретимся не скоро.
— До встречи, мой господин, — кивнул Ван, ещё несколько секунд смотря на МинГи, а после на разрыв сердца, медленно и нехотя закрывая за собой дверь. Он тут же прижал ладонь ко рту, чтобы светловолосый не услышал рваных всхлипов, какими давился слуга, пытаясь совладать с собой и вырывающийся наружу истерикой, и, рвано выдохнув, тут же пустился в бегство, чтобы не поддаться порыву вернуться обратно. Его трясло, воздуха критически не хватало, а голову охватила настоящая паника. Всплывающие картинки из прошлого, шли вперемешку с теми, что появлялись при мысли мёртвого тела блондина. Ван слишком много лет знал его, так как был выбран самими родителями омеги ещё в раннем юношестве, от чего так просто расстаться с господином не мог. Омега пытался примириться с тем, что там, на небесах, ему будет лучше, он обретёт долгожданный покой и умиротворение, но что насчёт самого слуги? Как быть ему, когда раньше он видел смысл своего существования в самом МинГи? Он был его господином, его долгом, его обязанностью и в конце концов единственным человеком, который имел хоть какую-то значимость. А потому Ван невольно допустил страшную идею до своих мыслей, какая казалась ему на тот момент тем самым спасением души, но тела.
— Его долг, как слуги?
— Верность службы своему господину.
— А что делать если господин погибает?
— Служить ему так же верно даже после его смерти.
*
Кости таза будто бы ломаются под давлением маленького альфочки, а сил тужиться и бороться за его жизнь не остаётся совсем. Чимин старается собрать остатки своей силы в кулак, но ничего не выходит. Пытается тужиться ничего не видя от боли, и это не приносит ничего, кроме трясущегося от слабости тела. Лекарь нервничает, понимает, что должен во что бы то ни стало помочь омеге родить как можно быстрее, иначе плод просто задохнется, так и не родившись. Но сколько бы лекарь не просил, не приказывал и не умолял, Чимин ничего не слышал и не хотел слышать, едва реагируя на болезненные сокращения, слабо толкая дитя из себя. Сам Юнги, вспотевший и раскрасневшийся от переживаний за свою пару и ребёнка, старался подбадривать Чимина, но тот с трудом держал глаза открытыми, смотря на него и чуть не проваливаясь в спасительное беспамятство, в которое ему не давали впасть лекарь и рядом стоящий Тэхён.
Ещё через десять минут омега ослаб окончательно. Он болезненно побледнел и периодически подрагивал, когда у него начиналась схватка. Юнги тряс его, всё так же придерживая руками, в попытке докричаться до него, но Чимин перестал реагировать на его голос, от усталости закатывая глаза. Молодой омежка, что за всем наблюдал со стороны, в ужасе от происходящего, нервно теребил края рукавов своего одеяния. Его же дедушка, понимая, что омеге не родить живое дитя самостоятельно, взглянул на внука, кивком головы подзывая того к себе. Что-то быстро приказав внуку, старик вернулся к Чимину, смотря на то, как рыжеволосого в очередной раз пытаются вернуть в сознание его муж и брат.
— Он не родит, придётся помогать ребёнку, — виновато произнёс пожилой омега, будто это по его причине супруг правителя не мог больше бороться за жизнь своего сына. Юнги не сразу понял, что именно имел ввиду лекарь, пока Вей не вернулся с чистым кусочком белой ткани, острым ножом и нитями с иглой.
— Вы хотите…? — уже хотел было спросить Тэхён, ужасаясь от происходящего, но закончить фразу ему так и не дали.
— Другого выхода у нас нет, — лекарь вновь кивнул своему внуку, чтобы тот встал около потерявшего сознание омеги и положил свои ладони на чужой большой живот. — Попытайтесь привести его в сознание, — лекарь с сожалением взглянул в побледневшее лицо Чимина, к которому прилипли влажные рыжие волосы. Выхода другого не было, если не сейчас, то альфа просто погибнет, так и не появившись на свет.
— Чимин, — сглотнул боязливо Тэхён, тут же спеша выполнить чужую просьбу, — Чимин, — хлопая несильно по щекам, красноволосый звал брата. Дрожащий и такой же испуганный словами лекаря Юнги, лишь молча наблюдал за всем, руками цепляясь за тёплое тело мужа. Альфа, словно напуганный зверёк, слепо верил, что всё будет хорошо, что его омега и дитя будут живы. Даже одной потери он просто напросто не переживёт, не вытерпит. Детские страхи он гонит от себя, стараясь не думать и не вспоминать собственную давнюю потерю, папу, который погиб при его же родах. Юнги верил и надеялся, что злой рок судьбы не повториться вновь, что у него не заберут никого в этот день, как когда-то забрали у его отца. Теперь Мин лучше понимал его, ведь нет ничего страшнее, как потерять самое ценное и продолжать жить с этим грузом оставшуюся жизнь. Поэтому Юнги не смел думать о том, что может остаться без своего Чимина, своей пары, своего любимого предназначенного, своей неповторимой и незаменимой бабочки. Нет, он не погибнет, не погибнет и его сын в этот день, альфа будет верить до последнего, будет перед судьбою на коленях стоять и умолять её не отбирать две его главных ценных жизни. Любую цену заплатит, но от себя ни ребёнка, ни мужа не отпустит.
Жмурясь от переживаний и страха за своих двух самых дорогих людей, альфа к рыжей макушке носом жмётся, умоляет омегу открыть глаза и взглянуть на него, трясёт и зовёт Чимина, отчего тот на мгновение приоткрывает веки. Закрывает и вновь открывает, смотря на мужа уже чуть более осознанно. Пытается что-то сказать, но вместо этого задыхается от очередной порции боли, чувствуя на своём животе небольшие ладони Вея. Юноша, слушая своего дедушку, не сильно давит на живот в нужном месте, постепенно увеличивая давление, тем самым провоцируя альфочку наконец-то вылезти из тёплого нутра родителя. Понимает, что это нехорошо, но выхода нет и омега вновь с аккуратностью давит обеими ладонями на живот.
— Вот так, — лекарь тут же оживляется при виде протолкнувшейся наружу одной ножки, ждёт вторую и понимает, что головка не протиснется из-за небольшого раскрытия. — Держите омегу крепче, чтобы не дёргался сильно, — Тэхён, осознавая, что будет делать лекарь дальше, тут же подменяет Юнги, одной рукой придерживая едва находившегося в сознании брата, а альфу прося подержать ноги мужа, чтобы тот случайно не ударил пожилого омегу. Побледневший Мин с трудом смог понять то, что пытался донести до него Тэхён, и полностью машинально прижал к своей груди одну согнутую в колене оголённую ногу супруга, вторую вытянутой рукой придерживая. Взгляд невольно пал прямо на промежность Пака, в которой уже торчала одна маленькая ножка альфочки. Но не это привело его в немой шок, а то, что лекарь, поднеся к раскрытому кольцу мышц нож, сделал небольшой надрез, тут же прижимая его чистой тканью, вмиг пропитавшейся алой кровью рожавшего. Юнги на мгновение прикрыл глаза, пытаясь переварить увиденное и чувствуя, как мир его чуть не ушёл из-под ног, как вдруг в реальность его привёл ощутимый толчок в грудь и гортанный визг мужа. Стоило лекарю сделать лишь один небольшой надрез, как Вей в то же мгновение вновь надавил на живот, помогая плоду протолкнуться вперёд. Чимин же, обезумев от режущей боли внизу, попытался отстраниться, но его тут же придержали Тэхён и очнувшийся от забвения Юнги.
— Совсем чуть-чуть осталось, — сам лекарь покрылся испариной, принимая вторую ножку ребёнка. Отпустив пропитавшуюся кровью ткань, следом пожилой омега вытянул крохотные ручки, неспешно подбираясь к окровавленным плечикам протолкнувшимися во внутрь чужой промежности длинными пальцами. Юнги с трудом удерживал ноги мужа, что всё так же пытался сопротивляться, но уже заметно слабее, чем раньше, и при виде открывшегося перед ним зрелища, чудом сохранял остатки трезвого сознания. Никогда, за всю свою сознательную жизнь, Мин не помнил, чтобы вид крови мог настолько сильно напугать его, будто бы он был неразумным маленьким ребёнком, боявшимся абсолютно всего. Раньше он видел более ужасающие вещи, такие как: отрубленные головы, кучи мёртвых людей, многочисленные казни и брызги крови льющиеся из шей казненых небольшим фонтанчиком. Но рождение ребёнка ему предстояло увидеть впервые. Юнги готов был поклясться, что не было в его жизни события столь удивительного и устрашающего, как роды. Но ещё сложнее было стерпеть не вид крови своего супруга, а его режущий уши крик, слёзы и просьбы прекратить мучать его, оставить в покое.
Прошлое косым ливнем обрушилось на альфу, стоило только понять, что через все эти муки он сам заставил Чимина пройти насильно, против воли зачав этого ребёнка. Если бы не он и его желание заполучить наследника как можно быстрее, то его бабочка не мучалась бы сейчас, загибаясь от боли, не кричала бы так истошно, и уж тем более бы не жертвовала своей жизнью. Юнги просто не оставил ему выбора, против чужого желания зачал этого ребёнка, заставляя его вынашивать плод. Мин готов был плакать от безвыходности сложившейся ситуации, как двадцать лет назад, когда он был ещё неразумным ребёнком. Страх и волнение сжирали его заживо, заставляя раскаяться за всё совершённое против своего предназначенного. Альфа готов был на коленях вымаливать прощение у своей бабочки, вот только было поздно: дитя совсем скоро родится, а бившийся в истерике ещё минуту назад рыжеволосый омега совсем затих, отрешённо смотря в потолок на отражающиеся блики свечей и слушая как бушует за стеной ветер. И никак не отреагировал Чимин на отчаянный возглас лекаря и поражённый вздох брата у уха, когда окровавленного альфочку полностью вынули из него вместе с плацентой.
— Дитя мёртвое, — качая головой, разочарованно подытожил лекарь, держа на руках своих залитый кровью бездыханный плод с закрытыми глазами. Юнги на мгновение замер, ослабляя хватку на ногах супруга. Тэхён всхлипнул и, несмотря на боль в руке, прижал свободную ладонь ко рту, а рыжеволосый омега, в руках его, медленно прикрыл глаза, запоминая танцующие блики на потолке от полыхающих свечей. Последнее, что ощущает Чимин перед тем, как покинуть присутствующих — собственное тело, только своё и без бьющегося ребёнка внутри. Остальное всё в миг заполняет беспросветная тьма и холод, быстро вытесняя остальные чувства.
*
За окном сверкают устрашающие молнии, раскаты оглушительного грома сотрясают деревни, но они нисколько не пугают омегу. МинГи был даже рад, что уйдёт из мира, а погода будет горевать по нему, проливая косые ливни плотной стеной и затопляя ими поля и дороги.
Преподнеся чуть ближе к лицу небольшие вещички, омега оставил их на груди, к сердцу перекладывая, а после пальцами этой же уцелевшей руки продолжая крепко держать рукоять кинжала. Блондин был даже благодарен Августу за то, что тот не сломал ему и вторую руку, ведь просить Вана, перерезать ему горло, казалось МинГи чем-то сверх неправильным по отношению к ни в чём неповинному слуге. Как никак из жизни хотелось уйти в одиночестве, ровно так, как он прожил все эти годы без своих любимых, встречи с которыми так долго ждал.
Медленно выдыхая и глубоко втягивая пропитанный запахом собственной крови воздух, омега наслаждается последними глотками такого сладостного напряжения в воздухе. Сама судьба наставляла его руку с кинжалом на быстро пульсирующую сонную артерию, острый кончик к ещё тёплой коже ощутимо прижимая. Откинувший назад голову МинГи замер, в последние минуты жизни думая о тех, как он думал, которых смог спасти.
— Будь счаслив со своей семьёй, Чимин, тогда и я буду счастлив со своей, — «Только бы точно попасть, сделать это быстро, резко, так, чтобы одно болезненное мгновение и уже оказаться в совсем другом месте и с другими людьми». — Прощай, Чимин, прощай, Ван, я буду помнить, всех вас, прощай и ты, Август, — сглатывает подкативший к горлу ком, пускает последнюю слезу по щеке, и вспотевшей ладонью ещё крепче сжимает рукоять оружия. Стук сердца заполняет всё пространство. Он слышен в груди, в висках, и даже в самой руке, что держала кинжал. Очередной раскат грома, прорезавшей небо молнии, едва слышен на фоне.
Омега чуть медлит, всю волю, желание и решительность вкладывая в этот важный шаг.
Вдох.
Выдох.
— Простите меня за всё, — в последний миг улыбается омега, а после всю силу вкладывает в один единственный смертельный удар, обагривая своё любимое ханьфу брызгами яркой крови.
*
Оборачиваясь то на лишившегося всяких чувств Чимина, то на мёртвое в крови тело сына, Юнги шепчет под нос тихое «Нет». Надеяться, что всё происходящее с ним не более чем сон, который вот-вот рассеется, но всхлипы Тэхёна, не дают этого принять. Альфа отпускает ослабевшие ноги мужа из своих рук и не понимает, почему тот больше не дёргается и не сопротивляется как прежде. Смотрит на бледное лицо любимого с теми же прилипшими ко лбу рыжими волосами и не замечает трепещущих крылышек носа. Альфа происходящему не верит. Этого не может быть. Не мог он разом всё потерять, не мог. Вновь с лица Чимина взгляд к мертворождённому альфочке переводит. Не мог его сын, родившись, погибнуть. Нет, не он, не с ним всё это происходит, не с Юнги. Альфа дышит быстро и глубоко, так, что голова кружится, от переизбытка кислорода, а самому Мину хочется истерически смеяться, потому что всё происходящее пугает до чёртиков, а он не может это принять.
Тэхён же задыхается очередным всхлипом, в свете свечей рассматривая бездыханный плод и понимая, что всё кончено. Потом взгляд невольно на брата переводит и едва сдерживается, чтобы не завизжать от ужаса. Быстро тёплое тело рыжеволосого обратно на твёрдую поверхность стола кладёт и на несколько шагов от него отходит, не в силах находиться рядом.
— Нет, он не мёртв, — безумно шепчет Юнги, не чувствуя, как по собственным щекам текут слёзы. — Он не мёртв.
Лекарь понимает, как тяжело будет альфе принять смерть собственного сына, а потому с ним не спорит. Молча протягивает крохотное тельце с неперерезанной пуповиной и плацентой отцу погибшего ребёнка и отходит от Юнги на шаг. Сколько раз лекарю приходилось принимать мертворождённых, но ещё никогда ему не доводилось видеть, чтобы альфа так плакал, горюя по потере сына. Обычно такие, как он, принимали это как факт, плакали лишь рожавшие омеги, но не отцы погибших детей. Тут же не просто родитель, а сам император. Сначала лекарь думал, что удивить его в этой жизни могло одно лишь появление самого правителя в его доме, но никак не его слёзы.
— У него было мало шансов остаться в живых, — едва слышно произнёс лекарь.
— В любом случае он был, — неотрывно смотря на ещё тёплое тельце в своих дрожащих руках, Юнги ответил не смотря на пожилого омегу. — Это моя вина. Я не смог уберечь их, позволил похитить, — вслух озвучил свои мысли Мин.
— Каждый человек в праве ошибиться, нужно постараться принять это и жить дальше, — лекарь не рискнул подойти ближе к Мину, так как видел, что альфа не в том состоянии.
— Я не имел права на ошибку, только не с ними, — качая головой, прошептал Юнги, закрывая глаза и прижимаясь к бездыханной груди лбом, мысленно прощаясь со своим альфочкой, с родным человечком, так и не познавшим этот мир.
— И всё же стоит по… — лекарь вздрогнул от неожиданности, когда Юнги резко обернулся на него, смотря своими внушающими страх чёрными глазами. Взгляд обезумевшего от смерти сына родителя в огнях свечей особенно сильно пугал пожилого омегу, отчего тот не решился договорить своё слово.
— Он…он жив, — прошептал неверяще Юнги, на что Тэхён, стоящий в нескольких шагах от лежащего Чимина, лишь всхлипнул, понимая как тяжело альфе свыкнуться с этой потерей, от чего он до последнего верил в лучшее.
— Его уже не вернуть, давайте я перережу пуповину и омою его, как предписывают обычаи, — протянул свои руки лекарь к мертворождённому, но Мин на это отрицательно покачал головой.
— Нет… нет, Вы не понимаете он действительно жив, — уже более оживлённо произнёс беловолосый, смотря на своего сына безумно, явно пытаясь что-то придумать, но что?
— Юнги… — сокрушительно опуская руки, всхлипнул красноволосый, — оставь его, теперь ему ничем не помочь.
— Нет, нет, нет, ты не понимаешь, Тэхён, он жив, его сердце бьётся я чувствую это! — Юнги вновь припал к крохотной груди своего сына, на этот раз щекой, наплевав на то, что альфа его был весь в чиминовой крови. Совсем тихо, едва ощутимо Мин чувствовал, как сердце внутри маленького тела бьётся, но живительный воздух не проникает в горлышко сына. Альфочка не дышит, не может вдохнуть и от этого Юнги на мгновение теряется, пытается найти выход, но лекарь и Тэхён ему не верят. Думают, что альфа сошёл с ума, так и не признав, что ребёнок мёртв, и, когда пожилой омега, решает забрать тело дитя из рук его отца, Мин не даёт этого сделать. Прижимает мальчишку к себе, измазываясь в крови, не даёт отобрать его, решаясь на отчаянный шаг. Юнги наклоняется к крошечному тельцу альфочки, придерживает одной рукой и пытается приоткрыть беззубый рот пальцами, чтобы тот вдохнул воздух. Но вместо этого альфа замечает в горле сына какой-то комок, пальцем пытается вытащить скопившуюся слизь и у него это получается, но ребёнок всё равно не дышит. Тогда Юнги быстро размышляет над тем, почему воздух не может попасть в горлышко сына, а после, сам того не сознавая, прижимается к посиневшим губам недышащего, пытаясь вдуть воздух, который так нужен был его ребёнку.
— Что же вы делаете, Ваше Величество?
— Юнги, не нужно! — с места сорвался Тэхён, к Мину подбегая и пытаясь отстранить обезумевшего отца от альфочки. — Ему уже ничем не помочь, слышишь? У него не было шансов, он родился не так, как нужно, не в том месте и не в то время, Юнги… — красноволосый покачал головой, отступая и вновь роняя слёзы. Он понимал, что альфа этим только себя больше мучает, надеется на то, чему не быть, а от того вновь задыхается слезами, при виде мёртвого тела. Юный омега, что стоял в стороне, так же, как и сам император всё ещё слепо верил, что у альфочки есть шанс, а по тому закрыл глаза, складывая ладони вместе и лицо к потолку поднимая. Бегло читая молитву, омега просил Всевышнего помочь им, а Юнги, всё так же тая надежду, вновь и вновь пытался вдохнуть в сына жизнь.
*
Рука с кинжалом неминуемо сильно давила на горло до тех пор, пока омега не начал чувствовать слабость и, кряхтя, мучительно захлебнулся в собственной крови. После ладонь бессильно упала на вещи умершего несколько лет назад омеги, забрызганные горячей кровью. Клинок остался в перерезанном горле, такой же обагренный алой жидкостью, как и красивые пухленькие губы и щёки, по которым всё ещё продолжала медленно стекать кровь.
Последний замедленный стук сердца раздался в груди, перед тем как омега покинул мир нескончаемых мук, даря свою возможность жить другому.
*
Всё так же веря в то, что ещё не всё потеряно Юнги накрыл губами рот и нос малыша, так, чтобы воздух проходил только в его глотку. Альфа закрыл веки, сжал маленькое тельце не сильно и вдохнул в своего сына нужный и такой важный для него воздух. На этот раз крошечная грудка поднялась, окровавленные ручки шевельнулись, и новорожденный, задышав самостоятельно, издал громкий крик, что заставил всех из присутствующих в сознании вздрогнуть.
— Как? — лекарь прижал ладонь к своей груди, опираясь о стол, на котором продолжал лежать Чимин. Тэхён вновь сорвано всхлипнул, ладонями рот прикрывая и не веря в то, что видят его глаза, а Вей, так и не дочитав молитвы, облегчённо выдохнул.
И сколько радости было в глазах перепуганного альфы, что держал в руках своё кричащее счастье, и как она быстро потухла, стоило только перевести взгляд на Чимина, что, так и не придя в сознание, не узнал, что сын их едва остался в живых.
***
Часть отряда, отправленная вслед за беглецами быстро настигла их и бо́льшую часть убила за их сопротивление, оставшиеся же рассказали, где всё это время скрывали украденного омегу. Воины проехали немалый путь, в конец измучив своих скакунов, а после, найдя чужое укрытие, ворвались неожиданно, пугая слуг и осматривая дом в поисках его хозяина. Альфы думали, что именно МинГи является зачинщиком похищения императорского супруга, поэтому спешили найти его и привести к правителю вместе с выжившими альфами. Но не успев обследовать и половины дома, наткнулись в одной из комнат на повешенного на веревке слугу, под ногами которого был перевернут стул. После же нашли и самого хозяина имения в собственной постели, с воткнутым в горло кинжалом и залитыми кровью детскими вещами на груди.
*
И не было как будто тех нескольких лет расставания, мук, страданий и боли, терзавших омежьи тела в земном мире. Остались лишь две чистые души, что взявшись за руки и с улыбками на устах, неспешно брели по чистой тропе, сквозь ослепляющий белым светом прекрасный сад. Не осталось крови на шее и следов от веревки у омег. Были они прекрасны и молоды, как при жизни. Они шли не обмолвившись и словом, следуя по дорожке из упавших лепестков, что вела идущих душ туда, где ждал их гуляющий средь расцвевших молодых сакур статный альфа со смеющимся на его руках зелёноглазым омежкой. Они оба улыбнулись при виде знакомых лиц, протягивая свои руки к ним и подзывая к себе, чтобы раз и навсегда воссоединиться и продолжить оставшийся путь вместе.
И не было как будто тех нескольких лет расставания, мук, страданий и боли.
